Святая Катерина

— Ну какая нормальная женщина так бы прикрывала своего шефа, с таким энтузиазмом! — Кира даже пальто не потрудилась снять, прежде чем на него наброситься. Они так и ругались, стоя в спальне в верхней одежде. — И как будто мало того, что ты притащил её на показ вместе со сворой её подружек! Так ведь ты еще привел её в «Ришелье», и меня завалили насмешками о том, что мой жених стал извращенцем! Вот. Точно. Любовник Пушкаревой был извращенцем. Или слепцом. Или он двадцать лет провел в одиночной камере. Каким мужчиной надо быть, чтобы позариться на Катерину? Жданов пытался представить себе этого мифического персонажа, но у него не получалось. Решительно, Пушкарева могла возбудить кого-то только в комплекте с Зималетто. Но ведь… Она же не вчера забеременела? Наверняка уже прошло какое-то время? Могло ли это значить, что все произошло до создания Никамоды? И как это понимать? Господи, да у него сейчас взорвется голова! Кира, наконец, осознала, что ругается сама с собой. — Андрей, ты вообще слушаешь меня? — притормозила она, глубоко оскорбленная отсутствием всякой реакции с его стороны. — Да, дорогая, ты как всегда права, — рассеянно ответил Жданов и поцеловал её в щеку. Показалось, что она его ударит. Но Кира только опустилась на кровать, закрыв лицо руками. На работу они, конечно, опоздали на целых полчаса. Сложно не опоздать, когда едва не до утра выясняешь отношения. На ресепшн имитировали бурную деятельность Шура с Амурой, но Жданов первым взглядом охватил Пушкареву, которая безуспешно пыталась спрятать за спиной пальто и сумку. Он отвел от неё глаза: — А где Маша? — Опаздывает, — ответила Амура. У Жданова трещала голова, и очень хотелось устроить им всем тут разнос. Совсем уже от рук отбились. И только испуганная Катерина остановила его от массовых расстрелов. — Шура, передайте Федору, чтобы он зашел ко мне, — сухо велел Жданов и направился к себе, даже не взглянув на Пушкареву. Клочковой тоже на месте не оказалось. — Какой-то день опозданий, — пробормотал Жданов и не успел устроиться в своем кресле и пожелать доброго утра столу, как вошла Пушкарева. Кивнула с улыбкой. — А с каких пор, Катенька, — с обманчивой мягкостью заговорил он, — вы позволяете себе опаздывать на работу? — Я… — Вы решили, что у вас теперь есть веское оправдание? Ну так вот — я не позволю вам никаких поблажек, потому что… — Андрей Павлович, чтобы вы не волновались, я переоформила кое-что, и отныне право подписи документов Никамоды принадлежит только мне, — выпалила Пушкарева скороговоркой. До него не сразу дошел смысл сказанного. Как же его бесит эта ситуация! — Ну идите к себе, Катя, — раздраженно ответил Жданов, — хватит уже выгуливать свое пальто по компании. А потом принесите мне аспирин и чай с лимоном. Только быстро, Катя, не позволяйте проглотить себя женсовету. Она кивнула и бросилась исполнять его поручение. А Жданов позвонил Малиновскому. — Нет уж, лучше ты ко мне, — с ходу отверг его приглашение Роман, — я в ваш кабинет больше и носа не суну. В их кабинет? Жданов как-то привык считать кабинет своим собственным. — Встретил я вчера на показе Катюшеньку, Катю нашу нежную, так она на меня так посмотрела, что я едва собственное имя не забыл! — К черту лирику… что ты успел прочесть в карте? — Ах вот как мы теперь заговорили! — воскликнул Роман. — А вчера, когда ты со зверской физиономией эту карту рвал собственными руками, ты иное рычал! — Вчера — это было вчера. Ты хотя бы срок беременности успел прочитать? — Жданушка, Жданушка, а почему у твоей секретарши такие большие уши? — Понял. Иду. — Короче, Палыч, прочитать я толком ничего не успел — ты хоть представляешь, какой у этих врачей почерк? Но могу сказать наверняка: Пушкарева беременна. — Тоже мне откровение, — фыркнул Жданов. — Не скажи, — протянул Ромка, — иногда знаешь как бывает? — И весь этот сыр-бор ради такой скудной информации? Вы меня разочаровываете, агент Малиновский. — Да ладно, что ты, — благодушно отозвался он, — попросим карту еще раз, всего делов! Но, Андрей Павлович, как доктор, я диагностирую вам раздвоение личности. Кажется, еще вчера вы гневались и кричали на Малиновского. А сегодня? Умоляете Малиновского совершить рецидив. — Считай, что я высунул голову из песка, — буркнул Жданов. — Мне этот мужик всю ночь снился! Ромка, уже взявшийся за телефон, замер. — Какие такие мужики тебе по ночам начали сниться? — спросил он с подозрением. — Опять в «Голубой огонек» без меня бегал, противный? — Ну этот, — неохотно признался Жданов, — который Пушкареву мою испортил. Малиновский, высоко вскинув брови, пробормотал: — Вот сейчас ты меня реально пугаешь, — и все-таки набрал номер, застрекотал в трубку: — Варенька, а это Роман, да. Нам бы опять… Что? — его лицо вытянулось. — Как? Когда? Он опустил трубку и потрясенно проговорил, невидящими глазами уставившись прямо перед собой: — Адвокаты Пушкаревой прислали претензионное письмо. — Что? — Жданову показалось, что он ослышался. — Она подает на клинику в суд за разглашение её персональных данных. — Как? — Когда она только успела и как посмела! — Малиновский вскочил. — Адвокаты Пушкаревой! Да это это же те самые, которых я лично ей посоветовал! А теперь она… против меня… моими собственными адвокатами… Слушай, это же страшная женщина. — Ну, а чего ты ожидал, Ромка? — спросил Жданов, ощущая даже какую-то гордость сквозь растерянность. — Вот такого я точно не ожидал, — Малиновский похлопал себя по карманам, нервно закурил. — Ну что ты сидишь! Иди, укрощай своего терминатора! Пусть отзывает свои претензии, а не то я… я… А что я? Я же как лучше хотел. Я же для тебя старался! — Старался-старался, пока не перестарался, — осознать произошедшее никак не получалось. А с другой стороны — это же была Пушкарева, которая добивалась скидок и выгодных условий для Зималетто с безжалостностью Яка-истребителя. Просто никогда прежде не поворачивалась этой стороной к Жданову и Малиновскому. Она что, своих адвокатов в пять утра разбудила? А ведь еще успела отозвать право подписи у Зорькина — и все это опоздав всего лишь на тридцать минут? — Андрюха, ты заснул, что ли, — одернул его Ромка. — Не время спать! Время спасать верного друга! — Ну я пойду, — с интонациями Милко отозвался Жданов, — спасу. На его столе сиротливо лежала таблетка аспирина, стояли стакан воды и остывший чай с лимоном. Пушкаревой в кабинете не наблюдалось. — Виктория! — рявкнул Жданов, возвращаясь в приемную. — Где Катя? — Так она шляется, где попало, а мне об этом не докладывает, — ответила Клочкова, но как-то неубедительно. Она что-то сосредоточенно печатала на компьютере — необычное занятие. Жданов даже не подозревал, что его секретарша умеет пользоваться клавиатурой. — Вика! Если ты мне не скажешь, где Катя, я тебя немедленно отправлю в Милан без всякого самолета. Клочкова забегала глазами. — Так её Кира вроде вызывала… Кажется. Жданов рванул в сторону кабинета дорогой невесты. Что-то ему подсказывало, что вряд ли Кира и Катя сейчас мило сплетничают за чашечкой кофе. Перед дверью он остановился, прислушиваясь. Надо же было хотя бы понять, в чем суть сегодняшних претензий к Пушкаревой. — Поэтому, Катя, — донесся голос Киры, — я прошу вас впредь не забывать своего места… — Место помощника возле своего президента, — объявил Жданов, входя. Он даже не собирался скрывать того, что подслушивал. — А что ты на это скажешь? — и Кира протянула ему журнал с фотоотчетом со вчерашней презентации. Пушкарева во всем своем великолепии — косички, бантики, испуганный вид — на фоне улыбающегося Жданова выглядела карикатурно. — А что я могу сказать? Президент Зималетто и его помощник, всё верно написано, — ему было некогда разбираться с очередными капризами. — Извини, Катя мне срочно нужна сейчас. — Ну конечно! Как пережить разлуку в десять минут! — фыркнула Кира. Жданов привычно подхватил Катерину за руку и потянул за собой. Ей приходилось довольно резво перебирать ногами, чтобы успеть за ним. Затащив Пушкареву в кабинет, Жданов усадил её в кресло и навис сверху, внимательно разглядывая. Упрямо закушенная губа, взгляд исподлобья. Все понятно, ушла в глухую оборону. Ждет, когда шеф начнет орать. А вот он возьмет и не начнет! Съела, Пушкарева? — А скажите мне, Катя, — начал он вполне спокойно, — как это вам в голову пришло потащить Малиновского в суд? — А ему даже полезно, — ответила она, вжимаясь в кресло. — Пять минут позора и штраф сделают Романа Дмитриевича лучше. — Может, мы простим поганца на первый раз? — Не думайте, что это приносит мне удовольствие, — признала Катя, опуская голову. Её нервные пальчики крутили пуговицу на длинном рубище, в которое она сегодня была обернута. — Но ведь он не оставил мне никакого выбора. — Может, я все-таки смогу призвать вас к милосердию, Катенька? — самым медовым голосом мурлыкнул Жданов. Она вскинула на него совершенно несчастные глаза и выдавила из себя, запинаясь: — А это вас не касается. Вы вчера сами сказали, что не имеете к краже карты никакого отношения. Поэтому, если Роману Дмитриевичу что-то от меня нужно — пусть приходит сам, а не посылает гонцов. — А он вас боится, Катя, — объяснил Жданов. — И я, кажется, тоже. Совершенно неожиданно её глаза наполнились слезами. — Я же всегда за вас… все ради вас… — пролепетала Пушкарева, и её губы задрожали. — О, господи, — испугался Жданов. — Да и черт с ним, Малиновским, вы только не плачьте. Вместо ответа она притянула его ближе к себе, ухватив за пиджак, и уткнулась лицом в тонкую ткань серо-розового джемпера. — Ыыыыы, — раздалось из Пушкаревой. — Катя, я все понял, — Жданов покрутил руками в воздухе, раздумывая, как получше их применить, и положил ладони на вздрагивающие плечи, — Малиновский первый начал. Вы ни в чем не виноваты. Ну перестаньте вы реветь, — прикрикнул он. — Что это за детский сад! Она притихла, но даже не думала отодвигаться. Так и сидела, шмыгая носом в его живот. Жданов осторожно погладил её плечи — какие узкие, трогательные, теплые. — Кать, — шепнул он, — а отец вашего ребенка… вы любили его? Она даже дернулась от такого вопроса, отпрянула, и он заторопился: — Простите, Кать, это совершенно не мое дело… к тому же вы не из тех девушек, кто встречается с кем-то без любви… но что случилось? Вы расстались? — Это была случайность, — медленно ответила она, — даже с такими, как я, иногда такое бывает. — То есть, никакой большой любви? — По крайней мере, взаимной, — она усмехнулась, вытерла слезы, выпрямилась. — Я отзову свою претензию, если Роман Дмитриевич будет держаться от меня подальше. — Я не позволю никому вас обидеть, — в порыве благодарности пообещал Жданов. Пушкарева посмотрела на него насмешливо: — Не давайте обещаний, которые не сможете исполнить.