Point of no return

      За монотонностью дней и тягучестью ожидания сезоны незаметно сменяли друг друга: тепло лета ощущалось лишь дуновением ветра из открытого окна, да наблюдалось из него же, зима и осень объявились непереносимым для писателя холодом, и просидел он большую часть времени дома как раз из-за него, хоть работы и стало поменьше. И снова пришла весна — время, в которое день наконец начинает приобретать адекватную длину, а постоянные осадки и затянутость неба мутно-серыми облаками начинает рассеиваться.       Сегодняшний день выдался очень характерным для зимы, хоть и было начало марта: ясное небо, по которому шустро проплывали клочковатые тучи, начало понемногу окрашиваться в тёплые тона, а солнечный диск всё больше походил на полукруг.       Ненадолго отвлёкшись от написания рассказа (на этот раз своего), Говард начал рассматривать видный из окна пейзаж, незаметно для себя задумавшись.       Для него уже стало привычным вспоминать последнюю их с божеством встречу — на сей раз тревоги это не вызывало, а наоборот, служило неким проблеском надежды и придавало последним произведениям писателя некий то ли романтический, то ли тягуче-сонный флёр. Однако сегодняшний вечер как-то уж слишком живо пробудил в нём воспоминания о тёплом ветерке в том странном геометрическом измерении, о прохладном камне под спиной и о том, как же сладко-жгуче ощущается выглядывание из-за ширмы правил и моральных норм.       Повспоминав события минувших дней ещё некоторое время, Лавкрафт тихо вздохнул и лениво вернулся к своей работе, перечитывая написанный до этого абзац. Вновь погрузившись в атмосферу произведения, он начал выводить слова, буква за буквой.       В доме до этого стояла полная тишина: сегодня он был один, и никто его не сбивал, поэтому внезапно донёсшийся шорох казался звуком довольно громким.       Услышав его, писатель ненадолго отвлёкся, недовольно поморщившись. Стоило наконечнику перьевой ручки вновь коснуться бумаги, как звуки повторились и, кажется, стали громче.       Покачав головой, он хотел было работать под такой аккомпанемент, но мысли всё больше сбивались, а фразы выходили всё более скомканными и кривыми. Медленно выдохнув в попытке успокоиться, Говард встал из-за стола и решительно вышел из комнаты, пойдя на источник шума, коим наверняка был находящийся под крышей чердак.       «Чёртовы грызуны» — раздражённо подумал Лавкрафт, вскарабкиваясь по узкой деревянной лестнице и резким движением одной руки открывая деревянную дверцу в потолке, а второй держа небольшую керосиновую лампу — на чердаке освещения не было.       Дверь откинулась с оглушительным хлопком, поднимая в воздух небольшое облако пыли, видной при тёплом свечении горящего фитиля. Лампу писатель старался держать ровно, освещая пространство перед собой, хоть дрожащие от некоего страха руки себя выдавали.       Он хотел было начать заглядывать в каждый угол и отодвигать коробки с вещами, но тут пламя выхватило фрагмент жёлтой ткани, двигающейся по пыльному полу. Неровно дыша, писатель подошёл ближе и резко поднял лампу выше, позволяя свету лечь на знакомого вида существо, стоявшее сгорбившись и упираясь спиной в потолок. Луч света, хоть и слабого, заставил его обернуться, а затем рефлекторно заслонить лицо рукой и зажмуриться.       — Боже, как вы же меня напугали! — вновь опустив фонарь, воскликнул Говард, облегчённо выдохнув и опустив лампу. Затем он неуверенно спросил: — Почему вы решили прийти именно на чердак? Вы же знаете, к вашим визитам ко мне в комнату я уже привык, так что в общем и целом против ничего не имею.       — Вечно ты пугаешься, даже когда делать этого я не намереваюсь, — буркнул Хастур, небрежно растолкав приоткрытые коробки и сев на пол. — Впрочем, неважно. Ситуация для меня вполне привычная, если ты об этом: меня опять материализовали не в то время и не совсем в том месте. Поэтому я решил переждать тут и явиться в более привычной для себя форме, тем более что в материальном виде я толком ничего не могу. Но что вышло, то вышло…       — Пойдёмте лучше ко мне, — нервно проговорил Говард, опасаясь, что возможно кто-то и вернётся из его соседей: всё-таки за их личной жизнью он не следил, поэтому не имел ни малейшего понятия, почему они ушли и когда придут обратно.       — А ты тут посидеть не хочешь? Тут довольно много интересных вещей, — спокойно проговорило божество.       Лавкрафт отрицательно помотал головой, предложив пойти к себе ещё раз.       — Ладно, — Хастур незадачливо пожал плечами, а затем осторожно поднялся, вновь согнувшись и уперевшись спиной в потолок.       В очередной раз облегчённо вздохнув, Говард направился к лестнице, периодически оборачиваясь и поглядывая на своего спутника. Когда тот вслед за писателем неуклюже спустился по ступеням, наконец можно было закрыть дверь и убрать лестницу.       Через пару минут они уже были в комнате Лавкрафта, где сущность вновь уселась на пол неподалёку от полок с книгами (стоять в сгорбленном виде было не очень-то удобно, да и слишком тяжело для существа, привыкшего к низкой гравитации) и принялось сверлить взглядом спину сидевшего за столом писателя. Тот постарался вновь взяться за работу над своим произведением, и у него даже что-то выходило, пока сущность сидела неподвижно, иногда лишь шмыгая.       — Пыльно тут, — ровным тоном заметило божество.       — Мне это не мешает, — раздражённо бросил Говард, продолжая исписывать лист.       Зато мешать ему начало другое: сущность вновь начала шуршать, то вертя в руках стоявшие на полках статуэтки, то вытягивая с полок книги и как-то странно их перелистывая. Не выдержав, Лавкрафт резко обернулся, и тут же его лицо исказила гримаса удивления и отвращения.       — А не могли бы вы… листать книги руками, а не щупальцами? — настолько вежливо, насколько это возможно, проговорил писатель.       — Руками неудобно, — равнодушно ответил Хастур, не поднимая взгляда от какой-то увесистой энциклопедии, которую, видимо, начал действительно читать.       — Но страницы же потом… склеятся, — с трудом подавляя отвращение, продолжил мужчина.       — Расклеишь обратно, — перевернув страницу, произнесло божество.       Говард в ответ покачал головой: спорить было бесполезно.       — Ладно, может тогда будете хоть немного потише? Просто… немного с толку сбивает, — как можно дружелюбнее сказал писатель.       — Куда ещё тише? Единственное, что я делаю, это переворачиваю страницы, — раздражённо бросило существо, исподлобья глянув на собеседника.       Поняв, что это абсолютно бесполезно, Говард вернулся к своей работе, тяжело вздохнув. Впрочем, к его удивлению, божество через некоторое время действительно перестало шуршать, но тогда же писатель ощутил, как на его плечи ложатся холодные руки, а рядом показалась голова Хастура.       «Уж лучше бы он шуршал бумагой» — нервно подумал мужчина, чувствуя, как сердце начало биться быстрее от такой не совсем привычной близости, которая смотревшему ничуть не мешала, судя по его ровному дыханию, так явно слышимому над ухом.       — Не знал, что ты говоришь не только на родном языке, — через пару минут выдало божество.       — Нет, вовсе нет, к своему стыду. А откуда у вас такие предположения? — стараясь сохранять спокойствие, спросил писатель.       — Я просто видел такие письмена где-то в другом месте земного шара. Кажется, на востоке такой вязью пишут, — слова сущности казались издевкой, однако интонация говорила об обратном.       — Это не арабская вязь, это обычные латинские буквы. Просто у меня такой почерк, — раздражённо пробубнил писатель, ещё тише затем добавив: — Ну невозможно так работать, просто невозможно.       — Ну раз невозможно, то почему бы не заняться другими вещами? — хитро прищурившись, обратилось к Говарду божество и вопросительно наклонило голову.       — А что вы предлагаете? — изобразив безразличие, ответил писатель.       — Ну, может в твоём скучном мирке хотя бы найдётся место, куда можно пойти, — игриво предложила сущность.       — О, нет-нет, этого делать не стоит. Вы ведь в материальном состоянии, а значит, вас могут заметить, — обеспокоенно произнёс мужчина, посмотрев на собеседника.       — Кто может заметить? Насколько я знаю, тут вечером не особо людно, — упёрлось создание.       — Но ведь не особо людно — это не значит, что совсем никого нет, — несколько возмущённо заметил Лавкрафт.       — Меня не волнует ни мнение пары человек, ни их впечатление от увиденного. Наверняка они сами этому не поверят и спишут на галлюцинации, — небрежно бросил Хастур, заглянув собеседнику в глаза.       Тот же отвёл взгляд и начал нервно шарить им по столу, не зная, принять ли предложение.       — Нет, ты, конечно, можешь вернуться к написанию рассказа, а я могу засесть за энциклопедию, тем более что читать о представлениях людей о местной флоре и фауне — занятие довольно интересное, — протянуло божество.       — Нет, — отрезал писатель, вздрогнув, — уж лучше прогулка.       — Вот и отлично, — довольно ухмыльнувшись, сущность выпрямилась (насколько это позволяла высота потолка), отстранилась от Говарда, слегка похлопав того по плечу.       Тот вновь тяжело вздохнул и, покачав головой, встал из-за стола, направившись затем к двери. Божество проследовало за ним.       Пока Говард в коридоре спешно надевал пальто, он старался не обращать внимания на следящую за каждым его движением сущность. Всё так же не оборачиваясь, он открыл дверь и выпустил её вперёд, чтобы затем выйти самому и закрыть дом (еле как подавив желание там остаться и запереться изнутри).       Осталось лишь понять, куда можно пойти, чтобы внезапно не наткнуться на праздно шатающуюся толпу.