Point of no return

      Стоило очутиться на улице и хоть немного отойти от домашнего тепла, как ледяной ветер дунул в лицо и стал пробираться под одежду, размётывая полы пальто. Лавкрафт хотел было вернуться домой, однако пристальный взгляд божества заставил его спешно выйти из двора и по дороге начать перебирать в голове варианты, куда можно пойти. Возможностей, впрочем, было не так уж много: закрытые помещения (куда так хотелось пойти и согреться) отпадали сразу — такое количество людей лучше не встречать, как и парки, где было довольно красиво и уютно, хоть и людно. Говард уже отчаялся и хотел было просто водить своего гостя по городу, рассказывая ему городские легенды и показывая памятники колониальной архитектуры. Но что ему дело до свидетельств того ничтожного отрезка времени, который человечество величаво именует целой эпохой?       Внезапно писатель остановился посреди улицы — он понял, куда можно было направиться. Есть ведь место, где полно растительности, где можно погулять без лишних свидетелей — там всегда тихо и спокойно. И этим местом было городское кладбище, располагавшееся в весьма живописном месте.       Мельком глянув на часы, а затем на табличку с названием улицы на стене одного из одноэтажных домов, Говард быстрым шагом перешёл дорогу и направился влево по очередной улице, более широкой, чем та, с которой они вышли. Сущность проследовала за человеком, намеренно сбавляя темп ходьбы, чтобы не обогнать его.       Писатель надеялся, что дойдут они быстро и легко — маршрут был не самым тяжёлым, хоть и довольно длинным — но сразу же начались неприятности: путь пролегал через крупные улицы города, на которых, несмотря на довольно позднюю пору, сновали прохожие. Стоило им заметить вытянутую фигуру божества и выбивающиеся порой из-под одежды щупальца, как они тут же без оглядки перебегали на противоположную сторону, в крайних случаях при этом вскрикивая или даже начиная бубнить какие-то молитвы, загораживая дорогу.       Глядя на всё это, Хастур лишь устало вздыхал, небрежно минуя совсем уж отъявленных граждан и выругиваясь про себя. Ему, по большому счёту, было всё равно, но вот Лавкрафту отчего-то было стыдно, так что через некоторое время он решил повести своего компаньона дворами во избежание лишнего внимания.       — Простите, я… не думал, что всё будет настолько печально, — начал было оправдываться мужчина, делая акцент на последних двух словах.       — Не беспокойся, за миллиарды лет я привык. Было бы странно, если бы они вели себя как-то иначе, — безразлично хмыкнула сущность.       Писатель лишь понимающе кивнул, продолжив внимательно всматриваться в виднеющиеся фрагменты главной улицы, чтобы не сбиться с пути, пока они петляют. Заметив такую его концентрацию, божество решило не прерывать того разговорами и молчало на протяжении остатка пути — всё-таки любопытство и желание глянуть, что же решил ему показать Лавкрафт, перевесили.       Через некоторое время бесконечные заборы с узкими и размокшими от грязи со слякотью тропинками начали сменяться деревьями и другой растительностью, поначалу редкой, а под ногами заскользила редкая полуразложившаяся листва, оставшаяся ещё с осени и пробывшая под тонким покровом снега всю зиму. Затем островки зелени вновь сменились широкой дорогой, а вдалеке в слабом свете фонарей вырисовались железные ворота, врезанные в каменные стены.       Писатель со своим спутником быстро подбежали ко входу — уже больше по привычке, так как кроме них рядом не было никого —, стремясь как можно скорее скрыться во тьме. Однако ворота оказались заперты.       Говард, напрочь забывший о том, что на кладбище вечером не пускают, начал нервно идти вдоль массивного ограждения, чтобы не выдавать своего провала.       Но через несколько минут такого хождения вдоль ограды Хастур сам обо всём догадался: — Что, после захода солнца вход туда воспрещён? — без всякой злобы поинтересовался он.       — Да, через основные ворота пройти никак не удастся. Но может есть какая-нибудь брешь, — робко начал подбирать оправдания Говард.       — Зачем нам брешь?       Тут мужчина резко остановился, ощутив, как холодок пробежал по спине. Он понял сразу, к чему клонит его собеседник, и это ему было не по душе.       — Забор достаточно высокий, его не перелезть, — медленно проговорил писатель. — Да и… как-то это не очень правильно, наверное…       — Какой же ты бываешь нудный, — с неким раздражением бросила сущность, подходя вплотную к каменному ограждению и выискивая наиболее выпирающий камень.       — А если мы приземлимся на чьи-то могилы? Или нас заметит сторож? — тревога начала овладевать разумом, вынуждая мужчину говорить полушёпотом.       — В этом месте они находятся на достаточном расстоянии, я тебя уверяю, — начал наседать Хастур. — А что касается сторожа, то спрятаться есть где: территория наверняка немаленькая.       — Но… откуда вам знать как выглядит местность?       — Говард, помимо зрения есть и другие способы воспринимать окружающее пространство, — нетерпеливо ответило божество, без особого труда преодолев уже больше половины стены, которая и так по высоте была ниже его. — Давай уже, решайся. Я помогу перелезть.       Писатель вздрогнул, осознав, что ему придётся физически контактировать с Хастуром — очередная ничего не значащая для сущности близость, заставлявшая человека смущённо отводить взгляд и пытаться хоть как-то отвлечься, чтобы успокоить быстро колотящееся сердце.       Ещё с минуту Лавкрафт переминался с ноги на ногу, резко затем сорвавшись с места — пока решительность ещё была достаточно сильна — и около стены взявшись за протянутую руку божества. К его удивлению, тот действительно помог ему преодолеть ограждение, так что довольно скоро он оказался на плоской вершине забора.       Сразу же повернувшись на другую сторону и свесив ноги, Говард глянул вниз. Из-за того, что почву было видно плохо, в нём заговорила неуверенность, а страх подкатил к горлу. Он невольно перевёл взгляд на уже перебравшееся через изгородь существо и хотел было попросить его о помощи, но перспектива вновь оказаться настолько близко к своему спутнику быстро это желание отбила.       — Может, тебя снять? Мне не сложно, — словив беспомощный взгляд человека, обратился к нему Хастур.       — Н-нет, я сам попробую, — нервно сглотнув, дрожащим голосом ответил тот, начав демонстративно сползать с вершины.       Камни скользили под ботинками и руками, из-за чего писателю приходилось делать перерывы, чтобы удостовериться в том, что его положение устойчиво, а затем вновь начинать свой осторожный спуск, закоченевшими пальцами цепляясь за стену. Ситуацию осложняло ещё то, что спиной отчётливо ощущался нетерпеливый взгляд стоящего рядом божества.       Но, несмотря на всё это, Говард через некоторое время почувствовал твёрдую землю, отчего облегчённо вздохнул, ступив на неё уже обеими ногами и отойдя от стены.       — А вы… кажется, были правы. Тут и впрямь достаточно места, — отряхивая руки, неуверенно обратился к Хастуру писатель.       В ответ тот лишь самодовольно кивнул, начав двигаться в сторону слабо видневшейся дорожки. Лавкрафт же поспешно пошёл за ним, в своеобразно-изящной манере обходящим могильные плиты, ещё хуже видимые во тьме — врезаться случайно в одну из них всё же не хотелось.       Выйдя на широкую тропу, довольно сухую, к их удивлению, писатель с божеством наконец смогли брести куда-то без конкретной цели. Первое время оба шли напряжённо и постоянно оглядывались назад, заслышав какие-либо шорохи, но так как каждый раз оказывалось, что это то ветер сметает с могил символические знаки внимания почившим людям, то вороны неуклюже перелетают с ветки на ветку, довольно быстро писатель со своим спутником смогли успокоиться — они тут были одни.       Дорога петляла, ведя неведомо куда по ней идущих. Над их головами неизменно были острые ветви, тонкими чёрными венами переплетающиеся друг с другом и сеткой рассекающие тёмно-серое небо; по бокам тропы — могильные плиты, обелиски и иногда статуи, теснившиеся иногда друг к другу и спасающиеся будто от холода ранней весны. Для многих людей такая атмосфера показалась бы мрачной, но что на божество, что на писателя, она подействовала умиротворяюще, да настолько, что оба шли молча, боясь будто спугнуть её нарушением относительной тишины. Шли они негласно рядом, в одном темпе, оба не задумываясь даже, в какие дебри они могут забрести и как потом будут из них выбираться.       Внезапно между деревьев, вдали, что-то блёкло блеснуло в свете показавшейся из-за облаков луны. Лавкрафт со своим спутником остановились, переглянулись и решили, что нужно идти в направлении этого блика. Идти напрямик они не решились — уж больно не хотелось лавировать между покосившимися могильными плитами — вместо этого начав выбирать отходящие от главной дороги тропинки, которые могли привести их к этому блеснувшему чему-то.       Таким образом они довольно быстро вышли из засаженной деревьями зоны и наткнулись на пологий песчаный берег, омываемый спокойными водами широкой реки. На противоположной стороне было видно огни от уличных фонарей, казавшиеся мелкими точками.       Пока Говард любовался умиротворяющим пейзажем, его компаньон плавно подошёл к самой кромке воды и, присев на колени, задумчиво провёл по водной глади рукой. Затем он отошёл подальше и, найдя какой-то среднего размера валун, принялся снимать с себя накидку.       Лавкрафт, выведенный из состояния некоего транса бренчанием чего-то вроде застёжки, вздрогнул, увидев сущность, как ни в чём ни бывало складывающую на камень одежду.       — Сейчас же начало марта, вода ледяная, — нервно проговорил мужчина. — Да и река используется лишь паромами, в ней обычно не плавают.       — Не такая уж она и холодная, — отмахнулось божество, а затем, словив обеспокоенный взгляд писателя, добавило: — Не бойся, не утону — сомневаюсь, что тут глубоко.       Говард хотел было что-то ещё добавить, но промолчал: Хастур всё равно будет делать то, что ему заблагорассудится, и плевать он хотел на чьи-то правила и беспокойства. Поэтому ему оставалось лишь тихо наблюдать за тем, как существо тощим вытянутым силуэтом спокойно вошло в воду, быстрым шагом преодолевая мелководье и стремительно отдаляясь от берега, чтобы затем скрыться под водой, когда та начала доходить ему до пояса. Пока тот ещё не нырнул, Лавкрафт порывался сорваться с места и побежать за ним, чтобы постараться остановить его, но вместо этого остался на месте: то ли остановила его холодная вода, то ли понял он всю бесполезность затеи.       Как бы там ни было, он стоял на берегу, переминаясь с ноги на ногу и нервно всматриваясь в тёмную водную гладь, надеясь, что где-нибудь её спокойствие прервётся.       Прошло десять минут, двадцать, а может уже и полчаса. Говард уже не мог даже спокойно стоять и принялся расхаживать по берегу не только для того, чтобы унять тревогу, но и от жуткого холода, который возле реки ощущался гораздо острее, нежели среди растений, хоть и не имевших листвы.       Он уже даже толком не смотрел на воду, когда почувствовал, как что-то холодное и склизкое коснулось его шеи. Резко обернувшись, он вскрикнул, затем тут же успокоившись, увидев знакомую фигуру.       В ответ на его реакцию божество ехидно рассмеялось, тихо произнеся: — Никогда не надоест за этим наблюдать.       — Как видишь, ничего не случилось, — чуть громче обратился Хастур к писателю.       Тот в ответ лишь тяжело вздохнул, покачав головой. Нет, ну он точно неисправим.       — Да ла-адно тебе, — протянуло божество, уловив в поведении собеседника некое недовольство, смешанное с обидой. — Если тебя это утешит, больше заплывов я не планирую. Можем уйти от реки.       В ответ Лавкрафт лишь робко кивнул в знак согласия.       — Подожди тогда немного, я сейчас, — спокойно ответило божество, быстрым шагом направившись к тому камню, где он оставил одежду, и принялся спешно в неё облачаться.       Говард же время от времени поглядывал на своего компаньона и, через некоторое время заметив, что тот закончил, неспешно пошёл в сторону деревьев. Сущность затем тоже присоединилась.       — Как-то уже холодно стало, — осторожно начал писатель.       — Значит, направляемся к выходу? — поняв намёк, ответило божество, спешно затем поправившись: — Ищем ближайшую стену, то есть.       Ободрившись, Говард вновь кивнул, из последних сил унимая дрожь и ускоряя шаг.       Не помня — вернее, не зная — дороги, по которой они пришли к реке, писатель с божеством решили просто постепенно идти вглубь кладбища, надеясь наткнуться на ограждение.       Через некоторое время, однако, сущность внезапно остановилась, задумчиво обратившись к Говарду: — Подожди, мне надо кое-что попробовать. Может, есть возможность сократить маршрут.       Через пару секунд божество неуверенным движением искривило пространство, открыв портал.       — Советую не медлить и использовать возможность, пока меня вновь не материализовали, — спокойно проговорил Хастур, указывая рукой на искривление в пространстве и поворачивая голову в сторону Лавкрафта.       — Ну что ж, тогда… встретимся ещё, — неловко бросил тот на прощание, проследовав в портал, тихо затем добавив, когда тот уже закрылся за его спиной: — Надеюсь.       Писатель вновь оказался один. Не сказать, чтобы это сильно его угнетало, но какая-то болезненная пустота в душе осталась, из-за которой он не мог толком ни за что взяться, да и замёрз он настолько, что единственным желанием было согреться. Что, впрочем, он и сделал, сняв верхнюю одежду и закутавшись в одеяло.       По логике, со временем должно было становиться теплее, однако этого не происходило: наоборот, стало будто ещё более зябко, да и к тому же постепенно начала появляться мигрень, распирающая голову изнутри пульсирующим комом.       Плотнее завернувшись в одеяло, писатель начал медленно погружаться в болезненный сон, списав своё состояние на излишне долгую прогулку на морозе.