Звезда над оазисом

Лоргар не рассказал о якте никому - даже сверстникам не похвастался, хотя любой ребенок на его месте именно так и поступил бы - зато на третьи сутки, на дневной стоянке, сознался Элатте, зачем полез в рощу. Оказалось, он не впервые вот так искал пищу, уходя от лагеря на стоянках, и ел буквально все, что только находил: твердые, как камень, мелкие побеги игата, горькие семена бессмертника, мох, мел, красную глину, выброшенные после приготовления пищи кости, песчанок, ящериц, каменных ос, ядовитых скорпионов и гремучников. Яд, похоже, не причинял ему вреда - Лоргар даже не знал, что многие из пойманных им созданий опасны. Зато знал, что воровать еду плохо. Вот и промышлял как мог. А теперь, когда выяснил, что пища бывает не только чужой, которую запрещено брать без спросу, но еще и нечистой, расстроился так, что Элатте пришлось его успокаивать: он же не знал, и вот - Великим Силам будет противно смотреть на него! В роще Лоргар собирался есть пауков и молодые побеги игата, а собранный мед принести тин-Миат, чтобы она меньше сердилась из-за мяса, которое он съел. Постоянный навязчивый голод легко объяснялся скоростью, с которой рос Лоргар - легко для Элатты, но дитя, разумеется, не связывало эти две вещи друг с другом. И Элатта взял с него обещание больше не есть все подряд. Вместо этого Лоргар должен был просить пищу у Элатты или дэвьи Кахьяле - столько, сколько нужно, чтобы насытиться. Даже если понадобится больше, чем мужчине. Нет, Юта не будет обзываться. И Хьягар не будет. Мы им не скажем. О сиротах и найденышах племени всегда заботится семья его главы, но дэвья Кахьяле пришел к выводу, что дитя звезды - особый случай. Он разрешил отдавать Лоргару приношения святилища. Никто моложе шести лет, в том числе сам Лоргар, не должен был знать об этом. За исключением только Элатты, едва разменявшего четвертый год - но своего ученика слабеющий с каждым днем старик посвящал во многое. Он был уверен, что не увидит следующих дождей. К этому времени Элатта должен научиться всему, что следует знать служителю святилища племени Отверженных - самых нечистых людей, недостойных ступать на порог настоящего храма и слушать настоящую проповедь из уст Несущего слово. Теперь Лоргар знал, что люди тоже бывают чистыми и нечистыми. - А почему, - допытывался он у Элатты, сидя под повозкой Кахьяле, рядом с тем бортом, к которому крепился косо натянутый старый навес. - А если раздеться догола и искупаться в соленом песке, мы не станем чище? Почему не станем? А если взять много-много воды и помыться ею целиком, прямо с ногами? И даже если в озеро залезть? Как то, рядом с которым вы меня нашли. Тин-Фию говорит, оно было больше, чем вся наша стоянка. Даже чем десять стоянок. Жалко, я не помню… Шел канун отдыха долгого полдня - время самого свирепого солнца. Пустыня спала, тихо дышала во сне, едва колебля раскаленный воздух над рыжей потрескавшейся равниной. Крепкоспины у стоянки сгрудились вместе, улеглись и попрятали головы, подставив небесному жару толстокожие горбатые спины и загривки. Твердая, как камень, их шкура не боялась даже огня, а слой водянистого жира толщиной почти в локоть не позволял перегреться крови в их жилах. Для менее выносливых солнцеходов растянули несколько навесов из старых полотнищ. Люди тоже уже попрятались в шатрах, под повозками и тентами: покидать укрытие в разгар долгого полдня было опасно даже на короткое время. От жары клонило в сон. Лоргар, впрочем, не спал. Вместо этого он приставал к Элатте с вопросами обо всем на свете и возился с тряпочными узелками, полными песка. Песок был разный: крупный и мелкий, черный, почти белый, желтый, бурый и ржавый - всех оттенков пустыни за последние дни пути. Лоргар щепотками сыпал его наземь перед собой, что-то там перемешивал пальцем, задумчиво хмурил темные, по-взрослому четко вычерченные брови, щурясь пушистыми ресницами, забавно выгоревшими на кончиках, будто вызолоченными солнцем. Он возился, вертелся, шуршал, задевал лежащего рядом Элатту то пяткой, то коленом, а как только тому наконец удавалось почти задремать - придумывал какой-нибудь новый вопрос о ерунде. - Ло! - не выдержал, в конце концов, Элатта. - Ты уляжешься спать или нет? - Неа, - прозвучало в ответ. - Не хочу. Мне снится… всякое. - И что теперь, не спать? Мне-то за что? - А тебе снятся сны? Про что-нибудь, чего ты никогда не видел. Дэвья Кахьяле говорит, во сне Силы говорят с нами. С тобой они говорят? Элатта вздохнул и перевернулся на живот, оперся на локти, приподнявшись над свалянной из сухого бессмертника подстилкой. Неугомонное создание, очевидно, не собиралось дать ему поспать. - Силы не говорят со всеми подряд, - объяснил он. - Обычно сны - это просто сны. Они снятся просто так. - А как узнать, просто так был сон или нет? - Ну, если ты Несущий слово, избранный герой или правитель, или хотя бы дэвья, или если ты взывал к Силам лет десять подряд, то они, пожалуй, могут заговорить с тобой. А если нет, значит, твои сны - просто сны. Можешь даже не сомневаться. Лоргар фыркнул: - Целых десять лет. Да так раньше помрешь, чем дозовешься. - А ты как думал? - Ну… не знаю. Думал, как в сказании про Яттае, который во сне был стервятником и видел все пути сквозь пески вместе с теми, кто идет по ним, с высоты неба. - Яттае пожертвовал Силам свои глаза, чтобы получить этот дар. И что случилось с ним потом, когда он отомстил убийцам своей семьи? - Он превратился в стервятника наяву, - отозвался Лоргар. - Насовсем. Забыл, что он Яттае, и стал охотиться на детей у стоянок. Элатта кивнул, а потом опрокинулся обратно на спину. - Ну вот. Он желал ответа Сил больше всего на свете и поэтому получил его - дорогой ценой. По-другому не бывает. - Но ведь дэвье Кахьяле Силы отвечают? - Конечно, он же дэвья. - И что он пожертвовал для этого? Вопросы у Лоргара иногда получались - вот как сейчас - прямо в точку. Хотя любой на его месте считал бы - да и сам Элатта когда-то считал - что быть дэвьей достаточно. - Свою судьбу, - как-то бездумно ответил Элатта, сам не понимая, зачем говорит это ребенку. - Дэвья жертвует весь жар своей жизни Силам. Поэтому не очистится в ней, как другие, и в будущем рождении не сможет стать человеком. Только нечистым животным или даже растением. На множество последующих жизней. Это цена, в обмен на которую Отверженный может быть услышан Силами. На самом деле он был уверен, что дитя не способно по-настоящему осознать смысл сказанного. Выбор за пределами одной жизни - однажды и навсегда - ничего не значит для того, кому нет и года. Но Лоргар смотрел на него молча - долго, очень внимательно, не двигаясь, даже не моргая. А потом… заплакал. Пришлось сесть и пододвинуться поближе. Лоргар опустил голову, пряча лицо, и отвернулся - плакал он уже молча, как двухлетний, только время от времени жалобно хлюпал носом. Элатта аккуратно взял его голову в ладони: - Ты чего? Побереги воду - было бы, что оплакивать. На пыльных щеках мальчишки блестели мокрые дорожки слез, черные ресницы отяжелели и слиплись хлопьями. Но прозрачные каменные глаза между ними по-прежнему были как янтарь - сгустки дикого солнца с черными скважинами в центре. - Дэвья Кахьяле, - жалобно всхлипнул Лоргар. - Умрет и станет… какой-нибудь плохой штуковиной. Как якте. А мы не будем знать, что это он, и убьем его! - И сделаем на одну жизнь ближе к человеку, если так, - пожал плечом Элатта. - Страдания - жар нашей жизни. Они очищают нас. Для этого мы и рождаемся. Лоргар всхлипнул еще раз и зажмурился. - И ты тоже отдашь весь жар жизни Силам, да? - В свою очередь. - Я вижу во сне целую пустыню горькой воды, людей, которых никогда не встречал, и города, которых не бывает. А сегодня видел, как дэвью Кахьяле укусил гремучник, и он умер, и ты сказал мне, что так надо. Но если Силы ни с кем не говорят просто так, значит, все это неправда. Как пустыня воды. Да? Ведь неправда же? Элатта нахмурился. Лоргар все еще держал глаза закрытыми и говорил сбивчиво, очень тихо, то и дело хлюпая носом. Будь на его месте кто угодно другой, от детского кошмара можно было бы просто отмахнуться. Но дитя звезды Катарка - не кто угодно. Особенно когда говорит о "пустыне воды" - о море, о котором даже не слышал никогда, даже само слово "море" не успел узнать за те считанные дни, что прожил. Море, люди и города. И вспышка белого злого света перед глазами - удар невидимой силы, сбросивший Элатту с седла в тот миг, когда он собирался выхватить младенца из рук Фию. Эти сны совершенно точно не были просто снами. Только вот старый Кахьяле строго-настрого запретил говорить Лоргару, что он в чем-то особенный, без крайней нужды. Лоргар знал, что его нашли у озера в оазисе Катарк. И только. Поэтому Элатта отозвался: - Конечно, неправда, - а потом большими пальцами стер слезы с его щек. Мокрые ресницы задрожали, но не разомкнулись. - И дэвья Кахьяле не умрет? - Однажды умрет. Может быть, даже скоро - ему же почти тринадцать. - Не хочу. Пусть он не умирает. И тоэ-Фэн. И ты. И вообще никто. - Тогда никто из нас не родится для лучшей жизни, - вздохнул Элатта. - И не приблизится к Силам. - Ну и ладно. Раз они даже не хотят говорить с нами! Только приходят и молчат. Нехорошее чувство на душе Элатты сделалось еще хуже. - Кто приходит? - аккуратно спросил он. - Когда? - Не знаю! - Лоргар зажмурился сильнее и снова зарыдал. - Кто-то! Приходит во сне и молчит - ненастоящий, весь из солнца и золота, - и ищет меня, только никогда не находит, потому что не слышит, как я его зову. И еще другие приходят, но в них что-то… такое, как якте в песке. Сидит прямо там, внутри них, и смотрит - сторожит меня, ждет, что я дам ему пищу. Я сказал дэвье Кахьяле, а он не хочет отвечать, кто это, и велел никому больше не говорить. Даже тин-Фию. - Мне можно, - поспешно сказал Элатта, не понимая даже, а всем нутром чувствуя, почему старик запретил Лоргару болтать. Силы говорили с этим ребенком. Больше - они вели его, направляли к предначертанному неведомыми путями, неисповедимыми для дэвьи Отверженных. Только вот ребенок пока был слишком мал, чтобы понять высшую волю над своей судьбой. Поэтому Кахьяле - прах на пути маленького избранного - просто велел молчать. До тех пор, пока час Лоргара не придет и он не поймет все сам. Может быть, это случится тогда, когда дэвью Кахьяле укусит гремучник, и он умрет. - Я знаю, - всхлипнул Лоргар, а потом открыл наконец глаза, прищурился в лицо Элатте черными ресницами-хлопьями и яркими, будто светящимися изнутри зрачками. - Тем более, что это все равно неправда. Раз Силы не говорят с кем попало, значит, неправда. Дэвья Кахьяле не умрет и не превратится в якте, которая всегда голодна. А Элатта смотрел, как он смаргивает слезы, и думал о том, что после смерти Кахьяле больше не убьет ни одной этой твари. Что бы сейчас ни ответил Лоргару, утешая. Потому что дэвья умрет от укуса гремучника и родится как якте. Потому что Силы смотрят из глаз этого ребенка, говорят с ним и ведут его. Потому что никто из бродяг пустыни, нечистых и недостойных, не в силах даже представить себе, что он такое. Что сейчас спит там, внутри плачущего ребенка, как росток внутри семени. И все же прямо сейчас ребенок был ребенком, а старый Кахьяле, недаром принесший в жертву жар своей жизни, - прав, как никогда. - Он превратится в паука, а не в якте, - задумчиво отозвался Элатта. - Потом, когда песок его нынешней жизни закончится - просто от старости. Он превратится в паука, будет собирать росу и делать целебный мед. Или в блестящую маленькую песчанку, которая указывает чистую воду и рисует в песке узоры на рассвете. А потом - в большого крепкоспина, чтобы носить на спине поклажу и возить повозки. А однажды - опять в Отверженного, который не станет дэвьей. Тревожное предчувствие, мучившее его, криком кричало, что лгать нельзя. Что дитя звезды Катарка - больше, чем то, чем кажется. Это как лгать перед огнем святилища… Но Лоргар поверил безмятежной лжи - так, что даже успокоился наконец. - И потом, когда родится еще раз, уже будет жить в городе у воды? - сказал он, и вопрос получился похож на ответ, а не на вопрос. - Да? - Само собой. - Тогда ладно. А если мне опять приснятся всякие люди, я им скажу, что я Отверженный и ел нечистое. И вообще, их не бывает. Они неправда. Пусть уходят. Потом придут, когда я тоже умру, чтобы родиться в городе у воды. С этими словами Лоргар забрался подальше под повозку и завозился там, сворачиваясь клубочком на колючей циновке из мха-бессмертника. Чем бы он ни был на самом деле, его самого это нисколько не занимало. Вскоре он уснул. А Элатта рассмотрел, наконец, то, с чем мальчишка все это время возился: разноцветный песок, неровным тонким слоем рассыпанный по земле. На первый взгляд - просто песок. На второй... Лицо воина. Плечи в массивном доспехе. Черные волосы, отнесенные ветром в сторону и назад. Золотистый блик в волосах. Наклон головы - вниз и вбок, будто сверху смотрит. Скулы, тени под скулами, твердая линия подбородка, надменные губы, живые, внимательные глаза. И все это из песка - блики, тени, оттенки, иллюзия глубины и жизни, настоящая до оторопи: чем дольше смотришь, тем сильнее цепенеешь, теряя ощущение времени. Люди, которых никогда не встречал. Города, которых не бывает. Пустыня горькой воды. Пусть уходят. - Это еще что? - спугнул наваждение тихий, царапающий голос Кахьяле. Засмотревшись, Элатта даже не заметил, как он выбрался из шатра и появился рядом, под навесом. - То, что ему снится, дэвья. - Силы говорят ему о его призвании, - вздохнул старик. - Но он еще мал, чтобы понять. Лицо из песка не несло на себе явной печати ни одной из Сил. И Великого единства тоже. Вернее, Элатта не мог опознать в нем печать. В конце концов, он был всего лишь Отверженным. Как и старый Кахьяле. Ему просто не хватало знаний, которых он был недостоин. - Какая из Сил, как ты думаешь? - Кому какое дело, что я думаю… я стар и почти слеп, Ла, и все время забываю, кого из детей этого года как назвали. Колени у старика хрустели - громко, как песок в колесном механизме повозки. Медленно, держась за потрепанный борт, он опустился наземь рядом с Элаттой. Посмотрел на портрет воина, на спящего Лоргара, снова на портрет, созданный ребенком буквально из ничего с пугающим мастерством. Помолчал. - Но даже я вижу, что лицо Ло и это лицо из песка похожи. Ближе к концу кануна отдыха горячий ветер стал крепче. Лоргар спал, спал рядом с ним старый дэвья, сдвинув с лица под подбородок край головного покрывала. А Элатта, который так и не смог уснуть, наблюдал, как песчинки на рыжей потрескавшейся земле смешивает и уносит ветром, постепенно стирая облик воина - воина, в самом деле похожего на Лоргара в будущем. Слишком похожего, чтобы быть случайным. Силы не говорят с кем попало. Я скажу им, что я Отверженный и ел нечистое. Пусть уходят… Теперь Элатта поневоле высматривал повсюду гремучников - беспрестанно, как старуха, сидящая с детьми. Несмотря на то, что в такой твердой каменистой глине они не живут, им песок нужен. Но нет, ни одного ему даже на глаза не попалось. И Кахьяле никто не укусил - ни в канун отдыха, ни в следующем бдении, ни после. А в самом начале позднего дня старик оступился на камнях и сломал ногу.