Звезда над оазисом

Старухи осмотрели дитя звезды и не нашли в нем ничего необычного, кроме ярких янтарных глаз и готовых вскоре прорезаться зубов. Зато дэвья - служитель святилища - обнаружил все шестнадцать известных ему признаков чистоты смертного. Правда, всего этих признаков, недоступных и неведомых Отверженным, существовало сто двадцать восемь, а лысый полуслепой дэвья был морщинистым, скрюченным и древним, как засохшие кактусы игата в солончаках. С минувших дождей он сильно сдал, начал путаться в воспоминаниях и на ходу забывать, куда шел и зачем. Шестнадцать из ста двадцати восьми, преображенный звездой оазис и ребенок, который мог просто-напросто остаться последним выжившим после ее падения... Нет. Как бы ни хотелось верить, что золотоглазое дитя послано племени с небес, Фэн Моркаи не торопился с выводами. Он дал мальчику имя Лоргар - Призывающий дождь, - потому что дождь пришел к племени вслед за ним. К оазису решено было не сворачивать: за долгий полдень ливень до отказа наполнил все хранилища для воды, а осколки упавшей звезды, вероятнее всего, поглотило новорожденное озеро, и они сделались недоступны для добытчиков. Ребенок спал, ел и снова спал, играл лоскутками ткани и разноцветными каменными бусинами, нанизанными на бечевку, смеялся, когда его подбрасывали на руках или щекотали, и хватался за шею Фию, если не желал, чтобы она уходила - в общем, был самым обыкновенным ребенком. Не считая скорости, с которой он рос. Зубы прорезались у маленького Лоргара уже к начальному бдению предзаката, разом все двадцать, и к исходу глубокой ночи выросли полностью. В канун отдыха рассвета следующего дня он был неотличим от пятидесятидневных детей и начал ходить, спустя еще день - от стодневных, а уследить за ним сделалось очень трудно, особенно на стоянках. От старух Лоргар то и дело ускользал, увязывался за старшими детьми и за взрослыми, бродил по всему лагерю, лез к солнцеходам, к гигантам-крепкоспинам, норовил то сунуться в солнечную печь, то схватить руками скорпиона, то забраться в святилище. Миат - жена Фэна Моркаи - заботилась о нем так, как заботилась бы о любом ребенке в племени, оставшемся без родителей. Она кормила и одевала найденыша, укладывала спать в своем шатре, - но как-то так вышло, что больше всего головной боли Лоргар доставлял именно Фию. Особенно когда миновали еще сутки. Теперь он выглядел примерно так, как будто прожил три из четырех эонов года. Дети постарше, за которыми он ходил хвостиком, еще в начале позднего дня уверяли Фию, будто Лоргар заговорил, но случая проверить это ей пока так и не представилось. Во время перегонов не нашлось свободного времени, в канун отдыха позднего дня он спал, потом последовали два перегона предзаката, между которыми нужно было успеть приготовить пищу на время сумерек и глубокой ночи, когда солнечные печи остаются холодны. Готовить пищу на огне Отверженным запрещалось, потому что они разводили его на высушенном помете крепкоспинов. Только огни святилища племени питались кусочками дерева и драгоценным благовонным маслом, запас которого старый дэвья берег как зеницу ока, - но использовать для готовки такой огонь тем более было бы святотатством. Поэтому Фию помогала матери успеть запастись пищей до того, как солнце опустится низко и остынет. А в конце главного бдения сумерек, когда племя остановилось, чтобы разбить стоянку для глубокой ночи, выяснилось, что Лоргар куда-то подевался. Юта, сын сестры Тая, встретил едва вернувшуюся из пустыни Фию еще на подходе к стоянке. Он запыхался: тин-Миат велела ему и другим подросткам искать, и они уже все повозки племени обежали, спрашивая каждого о Лоргаре - ну, кроме тех, кто еще только возвращается, как Фию. Лоргара наказали и велели сидеть в повозке тоэ-Фэна одному, и незадолго до остановки видели там, но теперь тин-Миат не может дозваться его, и никто не знает, где он. - Ясно, - нахмурилась Фию, стягивая край головного покрывала с лица под подбородок. - Где Тай? Юта махнул рукой в сторону десятка солнцеходов на краю стоянки. Рядом с ними кто-то возился: привязывал к вбитым в плотный соленый грунт железным стержням с кольцами на концах. - А Элатта? - Помогает с повозкой святилища. - Ладно. Возьми моего солнцехода и скажи тин-Миат, что я сама сейчас поищу. Огромное солнце, вытянутое миражом, опускалось в пески. Оно было похоже на змеиное яйцо, перечеркнутое поперек рваной сизой лентой облаков. Верхний край "яйца" все еще светился желтым, полупрозрачным, как сердцевина костра, а нижний уже багровел, остывая, обращался в пепел и смешивался с дымкой у горизонта, мало-помалу растворяясь в ней на исходе сумерек. Бледно-серые днем, соленые здешние пески на закате светились розовым и кровавым. Багровые пятна теней лежали за плечами плоских древних дюн, чернильно вычерчивали распадки, русла сухих ручейков, оживающих только в эоны дождей, изгрызенные ветрами скалы, корявые заросли игата. Ветер стих полностью - великая пустыня затаила дыхание. Лоргар не мог забраться далеко - он просто не успел бы, - поэтому Тай и Фию пошли пешком. Слежавшийся мелкий песок под ногами, просоленный почти до каменной твердости, не хранил следов, но выбор был невелик: либо роща игата неподалеку, либо скальный останец на вершине дюны чуть в стороне от нее. Больше вокруг просто нечему было привлечь внимание мальчишки. И к тому же Элатта с приятелем на всякий случай вызвались поискать по другую сторону лагеря - в плоской, как стол, равнине среди неглубоких извилистых распадков. - Смотри, сколько паутины, - сказал Тай, когда роща приблизилась. - Мог за медом полезть. Среди ржавых колючих ветвей в самом деле было полно паутины - тонких бахромчатых сетей, перепутанных и рваных, розовато светящихся в вездесущем закатном зареве. Фию только вздохнула. - Позавчера я держала на руках младенца, Тай. Я жевала ему лепешку с молоком. С чего ты взял, что он знает, откуда берется мед, хотя и вырос за три дня, как за три эона? - С того. На последнем перегоне, как раз в твой дозор, знаешь, что было? - Что? Тай хмыкнул. - Твой Ло в одиночку сожрал почти все мясо, которое тин-Миат сварила для глубокой ночи, а когда его за это отправили в повозку, подговорил Хьягара и Юту стащить там указыватель пути тоэ-Фэна. На это просто нечего было сказать. Зато становилось понятно, почему Лоргар убежал от стоянки: после невероятного нагоняя за реликвию, который он должен был неминуемо получить в придачу к первому, за украденное мясо, Фию и самой было бы тошней некуда. Вопрос только, как в него вообще столько мяса влезло… - А потом они его разобрали, - продолжал между тем Тай. - Чтобы посмотреть, что будет. И он, разумеется, сломался. У Фию натурально округлились глаза. Как устроен указыватель пути, бесценная реликвия племени, не знал никто. С виду в нем не было ничего особенного: плоский круглый корпус размером с ладонь, символ Великих Сил за потертым стеклом, подвешенный в неизвестной жидкости, прозрачной, будто загустевшая вода. Только вот лучи священного символа всегда указывали точно на все четыре стороны света, каждый на свою - и днем, и ночью, и в засуху, и в дожди, кто бы ни держал его в руках и где бы ни находился. Без него во многих местах невозможно было проложить путь через пустыню, и если он сломан, то... - Как сломался?! - Совсем, как. На кусочки. Юта испугался и убежал, чтобы отыскать тоэ-Фэна и сознаться, Ха просто убежал, спрятался так, что его вот только нашли, а Ло починил указыватель раньше, чем тоэ-Фэн выслушал Юту и прискакал разбираться. Просто взял и сделал все, как было. Но врать не стал, сознался… - Подожди. Ты хочешь сказать, что он по-прежнему работает? Тай кивнул. - Точно так же, как раньше. Тоэ-Фэн всю дорогу проверял по солнцу и картам. Да и я сам видел. - Но ведь там внутри какая-то жидкость. Она должна была вытечь, если указыватель развалился прямо на кусочки, как ты говоришь! - Она и вытекла. Ло узнал в ней мертвую воду. По крайней мере, он утверждает, что это так, поэтому залил туда именно ее. Вместо той, что была раньше. В повозке тоэ-Фэна она хранится вместе с оружием и запасными механизмами колес - считай, под рукой. Вот скажи мне, откуда он мог знать, что такое мертвая вода? Что искать ее надо рядом с оружием, которое ею смазывают? Фию молчала. Услышанное просто-напросто не налезало на голову. - Может, они соврали? - неуверенно сказала она наконец. - Насчет того, что сумели разобрать указыватель? - Все трое одинаково? Нет, когда трое сговариваются соврать, они врут сообща, а не разбегаются кто прятаться, кто сознаваться. Так что я думаю, Ло знает, как собирать мед, Фию. И еще много чего. Тоэ-Фэн говорит, может, Силы сохранили ему память прошлых жизней. Он слышал, что иногда так бывает. - Может, - задумчиво согласилась Фию. Она думала о том, что не видела Лоргара слишком давно. С долгого полдня - это давно… как выяснилось. - Но если мы его сейчас не найдем, это сделают гремучники или якте. Или просто пауки покусают. Пройдись в сторону скалы, а я в роще поищу. - Ладно, - пожал плечами Тай и отправился прочь вдоль края зарослей, втаптывая в песок хрупкое крошево пересохших соляных корней. Скоро, уже в какой-то сотне шагов, он стал плоским черным силуэтом в красном закатном мире, неестественно контрастном, мало-помалу начинающем темнеть. Фию вытащила нож, чтобы смахивать с дороги паутину, и скрылась среди кактусов. - Ло! - почти сразу же донесся оттуда ее голос. - Лоргар! Где ты? Идем к огню! Заросли молчали. Только изредка где-то в них шуршали хлопьями давно опавших цветов песчанки, разбуженные вечерней прохладой. Редкие, мощные, в два обхвата толщиной, приземистые старые стволы игата, высохшие до костяного стука, были покрыты глубокими вертикальными бороздами и рядами собранных в пучки шипов длиной с палец Фию. Примерно на уровне ее головы стволы разделялись на корявые плоские ветви, растущие почти горизонтально, а те, в свою очередь, ветвились еще и еще, и самые мелкие молодые побеги, появившиеся во время последних дождей, размером и формой напоминали листья тех кустарников, что растут в оазисах у воды. Все это тоже было покрыто параллельными бороздами и рядами колючек, опутано паутиной, усеяно мусором, в который превратились высохшие цветы. Под ногами путались соляные корни, куски опавших веток, колючая молодая поросль. Ну, многоножек-якте, допустим, здесь нет - их никогда не бывает там, где в песке много корней или камней. Гремучники могут быть, но вряд ли: они соль не любят. А вот нацеплять на себя паутины вместе с ее ядовитыми обитателями - это Лоргар очень даже мог. Ребенку его возраста - того возраста, на который он выглядит - достаточно дюжины укусов, чтобы не дожить до рассвета. Указыватель он, значит, разобрал, а потом собрал… Тай, наверное, был в чем-то прав, но старый служитель святилища всегда твердил, что Силы никого не ведут за руку - даже того, на кого смотрят. Бесконечного везения не бывает. - Лоргар! Нет, тишина. Только пройдя насквозь всю рощу - неширокую, вытянутую лентой между двух почти плоских дюн - Фию заметила наконец разорванную паутину между крайними игата - сначала в одном месте, потом еще и еще. Из зарослей по эту сторону никто не выходил: здесь соленый мелкий песок оказался не таким плотным, ноги легко погружались в него почти по щиколотку, и даже ребенок оставил бы за собой хорошо заметные следы - а следов не было. - Ло! - еще раз позвала Фию. Он так и не отозвался. Просто молча вынырнул из-за ствола, когда Фию подошла уже на десяток шагов, и побежал ей навстречу. Только синяя рубашка мелькнула в колючих зарослях, да еще отозвался шорохом слой засохших цветов. Фию выдохнула и убрала нож. Вся усталость главного бдения и целого перегона в седле, казалось, разом свалилась ей на плечи - такое было чувство. - Ло! Ты почему не откликался? - Тоэ-Ла говорит, в пустыне кричать нельзя, - спокойно глядя снизу вверх совершенно честными глазами, сообщил Лоргар. - И ты же все равно шла сюда. Знаешь, что я нашел? Глаза у него не менялись со временем. Они так и остались янтарно-светлыми, легко вбирающими в себя любой свет, падающий извне - и солнечные блики, и отсветы костра, и слабое сияние лампы в темном шатре. Закат, окрасивший все сущее в красный, сделал эти яркие зрачки темными, бурыми и вязкими, как пустынный мед, и там, в их глубине, что-то будто бы тлело. Черные ресницы, такие пушистые, что на вид казались тяжелыми, моргнули: Лоргар смотрел в лицо настороженно, явно пытаясь угадать, сердится Фию или нет. И, кажется, не думал о том, что она впервые слышит, как он говорит… так, как будто заговорил еще в дожди, а не полдня назад. Фию только вздохнула, а потом протянула руку, чтобы отлепить от черноволосой макушки клок паутины. Она совершенно не могла сердиться на это наказание Сил. Ни в какую - не получалось, и все тут. - Тоэ-Ла правильно говорит, - сказала она. - Но когда тебя зовут, всегда надо откликаться. Что ты там нашел? - Кости от человека. Я не трогал, только посмотрел. У него зуб железный, но не сам такой вырос, а зачем-то приделанный. Вместо настоящего. И еще мед. Тут пауков полно. Иди, я покажу где. - Ладно, - еще раз вздохнула Фию. - Только быстро. А потом идем обратно, - и крикнула в сторону скалы: - Тай! Нашла! Зуб железный - значит, кости принадлежат не Отверженному. Отверженного не станет касаться ни один лекарь, даже если тот и окажется способен заплатить за подобную работу. Оставалось надеяться, что мальчишка действительно не трогал останки: не хватало только навлечь на племя проклятие, потревожив неприкаянный дух. Паутины на синюю рубашку нацеплялось на удивление немного, пауков в ней Фию не заметила, да и Лоргар, будь он покусан, уже чесался бы, - но его явно ничего не беспокоило. Убедившись, что на него не сердятся, он вприпрыжку ускакал вперед, а потом обернулся, поджидая Фию. Она успела сделать четыре шага из десяти, когда песок зашевелился - там, где бесконечно длинная тень мальчишки, вытянутая закатом, переламывалась в поясе, наполовину вползая на пологий склон дюны. Неподвижная мелкая рябь, оставленная на песке ветрами, дрогнула и потекла, посыпалась, проваливаясь в центр возникающего на глазах углубления… - В рощу! - крикнула Фию, хватаясь за нож. И мгновение, отпущенное им, кончилось. Песок под склоном хлестнул во все стороны, выплюнул гибкое, ржаво-серое, маслянисто лоснящееся в красном закатном сумраке. Длинное сегментированное тело твари метнулось к мальчишке со скоростью стрелы, выпущенной в цель, Фию тоже сорвалась с места, но куда медленнее, к сожалению, а Лоргар - Лоргар и не подумал хотя бы отшатнуться, не то что повиноваться крику немедля. Вместо этого он в недоумении уставился на Фию, поэтому даже не увидел песчаную смерть. И еще одно мгновение кончилось. Трехметровое тело ударило моментально, свернулось в упругий клубок вокруг пойманной добычи и покатилось кубарем, гася разгон собственного броска. Еще раз взметнулся, хлестнул по стволам игата песок, Фию закричала, уничтоженная пониманием, что это конец, что Лоргару уже не выжить, что из бесчисленных цепких лап твари она достанет посиневший от яда труп, даже если убьет ее с первого же удара… Бить следовало сразу за головой или под длинный начальный сегмент бесконечного тела - тот, на котором у якте растут первые восемь пар ног. Лучше всего со стороны брюха, но длины ножа Фию должно было хватить и на удар со спины. Ударить она, правда, не успела. Гибкое бронированное тело легко уступило первому же рывку, разжало свою мертвую хватку и развернулось, грузно опрокидываясь белесым брюхом вверх. По множеству суставчатых ног, похожих на бахрому, волнами бежали судороги. Вывалянный в песке Лоргар - живой и невредимый, заляпанный чем-то черным - молча толкался ногами, сталкивая с себя тварь. Одна ее жвала, оторванная у основания, торчала у нее за затылком. Вторая - в брюхе, точно за первым сегментом тела. - Что это, тин-Фию? - спросил он, перестал барахтаться и сел - и на хрупком большеглазом личике, обращенном к Фию, не читалось ни признаков удушья, ни даже испуга. - Зачем оно… кусается? Фию выронила нож. Это не лезло уже ни в какую повозку. Этого просто не могло быть. Никак. Никогда. Ни с Силами, ни без. Песчаный хищник, после укуса которого выживает один взрослый из трех. Ребенок, которому нет и года - даже если не вспоминать, что на самом деле ему четыре дня. Одна вырванная жвала за затылком, одна за грудным сегментом: хватка, рывок, а потом удар и удар - за ничтожную долю мгновения, за которую и моргнуть едва ли успеешь. Испачканные руки. Маленькие. Растерянное детское удивление. Одно только удивление - бестолковое, без намека на страх. Зачем оно кусается… А Лоргар с любопытством потрогал пальцем плоскую полукруглую голову якте, истекающую черной жижей из обломков жвал. - Кажется, оно хотело нас съесть. А теперь мы съедим его. Будет знать, как выпрыгивать. Да? - Нет, - отмерла наконец Фию. За шиворот, рывком, она перенесла Лоргара через дохлую многоножку, поставила на ноги, задрала на нем рубашку и принялась осматривать, бесцеремонно поворачивая к свету то грудью, то одним боком, то другим. - Не будем мы ее есть. Все, у чего больше четырех пар ног, нечисто для людей. Нельзя есть таких животных, а еще падаль, покровы и все, что на них, неразрезанную требуху и все, что внутри нее, яйца, лишенные твердой скорлупы, незрелые плоды и неразвернувшиеся листья. - Почему? - Потому что нельзя есть нечистое. - А что будет, если съесть? Тощее поджарое тело мальчишки, уже потерявшее младенческую мягкость, выглядело в точности так же, как тело любого другого ребенка в три четверти года. Следов укуса на золотистой коже не было. Даже пустяковой царапины не оказалось - моментальная смерть, стерегущая в песках, просто не успела схватить своего убийцу. - Осквернение. - И что сделается, если оно будет? - не отставал Лоргар. Тоже именно так, как всякий другой ребенок в три четверти года от роду. Фию вернула задранную рубашку на место, потрепала его по волосам, вытряхивая песок, подняла нож и убрала в чехол на поясе. Только что этот ребенок убил якте голыми руками, а потом немедля потерял к ней интерес - как потерял бы интерес, например, к дохлому таракану. Будет знать, как выпрыгивать… Нет, он не знал, что такого в том, что он сделал. Не понимал, что другие так не могут. Хватка, рывок, удар и удар. Мысль отказывала раз за разом, когда Фию пыталась представить все это, уместившееся в исчезающе краткий отрезок времени. - Заболеешь, вот что сделается, - хмуро сказала она. - Великим Силам будет противно на тебя смотреть, и они тебя оставят. - А жаль, - Лоргар оглянулся на якте. - Я есть хочу. Все время. Как… как вот эта штука. - Эта штука называется якте, а ты недавно слопал все мясо у тин-Миат - без спросу, между прочим. И уже опять хочешь есть? Куда в тебя только лезет? Кажется, он огорчился. - Не знаю. Куда-то… Я ем вместе со всеми, но потом опять голодный. Почти сразу. А мел тоже нельзя есть? - Мел? Зачем? - Вкусный, - пожал плечами Лоргар. - Только Юта теперь обзывается. Говорит, я камни ем. Сам он дурак. Не говори никому про эту… якте. А то опять обзываться будет. - Ладно, - обещала Фию. - А про мел спроси у тоэ-Ла или у дэвьи Кахьяле. Я не знаю. Никогда не слышала, чтобы его ели. Про найденные в роще кости Лоргар, задумавшись, не вспомнил, зато после еды тотчас прилип к Элатте: почему неразрезанную требуху есть нельзя, а разрезанную можно, и почему Отверженным - людям Праха - можно, а людям Плоти, например, нельзя, и кто такие люди Плоти, и чем они отличаются, и чем отличаются люди Кости, и люди Крови, и люди Духа… А Фию в это время стояла за рощей игата вместе со старшими мужчинами, Фэном, Миат и служителем Кахьяле. Служитель, сдвинув с лица под подбородок край головного покрывала, осматривал дохлую тварь с вырванными жвалами, слушал, как Фию рассказывает о невероятном, задумчиво жевал губами, как-то непонятно качая головой: ребенок-убийца, оказавшийся быстрее, чем мгновенная смерть песков, несомненно, был зародышем будущего - только какого? - Он может убить любого из племени, - озвучил повисшую между мужчинами мысль Фэн. - Уже сейчас. - Ты же только в нынешнем бдении порол его поводьями, - нахмурилась Миат. - За то, что он взял указыватель. И он плакал, вместо того чтобы убивать. - Но он может. А значит... И старый дэвья проворчал в ответ им обоим: - Значит, Силы вольны в наших судьбах. Как всегда. Дитя звезды Катарка - все еще дитя. Не забудь об этом.