Тёмная лошадка

Гене не хотелось ехать на дачу – он предпочел бы посвятить выходные саморазвитию, но интуитивно понимал, что обиженная Полиграф способна на многое, поэтому с ней лучше было дружить, как со сварливой, но богатой тетушкой. Гена со вздохом закрыл вкладку с афишей творческого прокача в «Протанцах», который ему не суждено было посетить, и пошел собирать вещи для поездки. По пути на вокзал Гена купил большой торт с нарядными каллами из белкового крема, чтобы не заявляться в гости с пустыми руками. Доехав на электричке до нужной станции, Гена сел в небольшой вонючий автобус, достал наушники и принялся смотреть видео участников проекта «Физика». Засмотревшись, он не заметил, как проехал свою остановку, и до деревни Багровые Попки, где обитала Полиграф, он добрался только к вечеру. На даче в саду уже вовсю продолжалась пирушка – стол ломился от эмалированных тазиков с жареными ногами, чебуреками, беляшами и пирожками. – Явился, не запылился! – добродушно сказала хозяйка, сияя покрасневшим от вишневой наливки носом. Гена поставил коробку на пенек и устремился в объятия Полиграфа. С Евпистиньей он обниматься не стал, ограничившись рукопожатием. Этого вежливого жеста удостоились и Биба с Бобой, и Конефузия, оказавшаяся меланхоличной девой с нездоровым цветом лица, и какая-то похожая на Евпистинью женщина, чье имя Гена не запомнил. Гена осмотрелся вокруг – дача Полиграфа была достаточно большой, с ухоженным садом, хотя цветочные клумбы пришли в запустение, а розы засохли, зато лебеди из шин и пластиковых бутылок придавали вполне уютный вид. – Красиво тут у вас, – восхитился Гена. – Да, мы тут часто собираемся. Дамы помогли мне построить дом и ухаживают за садом, а я создаю атмосферу. Садись, сейчас будем тебя кормить, – сказала Полиграф. Гена пошел к свободному стулу рядом с кучей тряпья, но куча внезапно зашевелилась и оказалась женщиной неопределенного возраста в широкой юбке и расстегнутой на груди блузке. Гену не смутило бы декольте, если бы его не украшали румяные пухлощекие близнецы лет 8, жадно сосавшие молоко. Гена извинился, вернулся к Полиграфу и сел на табуретку, пододвинутую Евпистиньей. – Гена, попробуйте хахаряшки, – томным басом проворковала Боба и сняла салфетку с тарелки, на которой лежали бесформенные комочки жареного теста, посыпанные сахарной пудрой. Гена съел две штуки и вежливо сказал: – Спасибо, очень вкусно. – Специально для вас готовила, – ответила Боба. – Бобочка у нас на все руки мастерица, – сказала Полиграф. – Это круто! А жамки вы печь умеете? – спросил Гена. Полиграф с шумом отодвинула стул и вышла за калитку. Гене стало неловко, но остальные гости вели себя так, будто ничего не произошло. Через минуту Полиграф вернулась за стол. – Надо было немного прогуляться, – объявила она. – Гена, мне нужны крепкие мужские руки, но и твои подойдут, – встряла Евпистинья. – Помоги мне принести с кухни арбуз. Гена послушно отправился с секретарем на кухню. – Больше не упоминай при Полиграфе жамки. Это любимое блюдо одного танцора и хореографа из соседнего государства, который отказался с ней сотрудничать. – А что с ним случилось после этого, проиграл? – Нет, работает в Нидерландах знаменитым режиссером. В «Танцах» он не участвовал. – Ясно. Гена принес арбуз и вернулся на свое место. Биба пододвинула к нему блинный торт со сметанным кремом, и танцор воскликнул: – Ой, я ведь тоже кое-что принес! Секундочку! Он побежал к пеньку, на котором оставил торт, но там ничего не было. Пропажа обнаружилась чуть поодаль – под кустом сирени сидел толстый мальчишка лет 15 и ел торт руками, размазывая крем по щекам. – Вор! – закричал Гена, подскочил к мальчишке, схватил его за ухо и повел к Полиграфу. Мальчишка хныкал, продолжая при этом держать коробку и уплетать торт. – Ребенку уже и поесть нельзя, – с обидой сказала Боба. – Кушай, Альбертик, кушай! – Плохо, когда люди не любят детей! – укоризненно сказала кормящая мать. Её поддержала ещё одна, которую Гена сначала не заметил: – Наверное, он чайлдфри. Знаю я таких, понапиваются, а потом бросают осколки в песочницу, детишкам уже и покакать негде. Гена отпустил ухо и нервно хихикнул. – Извините, Боба, я не знал, что это ваш... сыночек. Ешь на здоровье, мальчик! – Это мой брат! Мне 23 года! – еще больше обиделась Боба. Гена покраснел от неловкости, но обрадовался, что не назвал Альбертика внуком, ведь он думал, что Боба намного старше. Ситуацию спасла Полиграф, воскликнувшая: – Давайте танцевать! Евпистинья, заводи патефон! Евпистинья подключила свой телефон к колонкам, и оттуда заорала Верка Сердючка. Гости вскочили и пустились в пляс, а Полиграф надулась и мрачно вернулась за стол. Гена немного попрыгал с Евпистиньей и Бибой, но ему кто-то наступил на ногу, и он решил составить компанию Полиграфу. – Ген, а тебе какая музыка нравится? – спросила куратор. – Да разная, я меломан, гражданин начальник! Леди Гага, Дуа Липа, Макс Корж, Леша Флай, Тестостерович, Вольдемар Кобозя. Еще вот эта песня нравится, может, знаете: «Время пострелять, между нами пальба, пау-пау, па-па-попадаешь в сердце, остаешься там»! Полиграф схватилась за голову. – Гена, я очень уважаю твое трудолюбие, и если бы я сейчас носила кандибобер на голове, я бы его сняла, но надо воспитывать твой музыкальный вкус... В это время песня закончилась, и гости вернулись за стол, чтобы отдышаться. – Как же я люблю Сердючку! – пылко сказала Конефузия. – Её песни заставляют с новым энтузиазмом трудиться во имя процветания и активно участвовать в выполнении величественных планов построения утопического общества во всем мире! Ура, товарищи! Полиграф кашлянула. – Так, наверное, это моя вина, потому что я недостаточно чётко высказала свою позицию ранее, но впредь попрошу избавить мой дом от низкопробных песенок. Друзья, давайте слушать хорошую музыку! Она порылась в своём телефоне, и сад наполнился чарующими звуками. Все притихли, а Полиграф прижала к глазам клетчатый платочек и принялась покачиваться под музыку, негромко подпевая: «Влекут ли мечты небывалые, цветут ли цветы запоздалые». – Вот это – музыка! – с чувством сказала Полиграф. Гена решил не перебивать её возвышенное настроение и пошел бродить вокруг стола. Обе матери закончили кормить детей и с умилением смотрели, как те играют в прятки. – Какие славные ребятки! – пискнул Гена. Женщина, говорившая про осколки, сурово посмотрела на него и ничего не сказала, а вторая протянула Гене руку. – Меня зовут Мокошь. Геннадий, как вы относитесь к искусству? – Да вроде непосредственно! – Отлично! Мокошь порылась в пузатой сумочке и достала пачку бумажек. – Это билеты на концерт ансамбля клизменных виртуозов, поможете мне распространить. Гена почесал подбородки, думая, как бы отказаться от этой миссии, но тут к ним подбежал сын Мокоши. – Что такое, Шопенгауэр? Онуфрий опять обижает? – Maman, je veux pipi! – Ох ты божечки, ну и сходил бы под кустик! Но Полиграф, обладавшая хорошим слухом, велела отвести Шопенгауэра в неприметный деревянный домик. На этом вечеринка закончилась, и все легли спать. Гене постелили в маленькой комнатке рядом со спальней Полиграфа, и он быстро уснул, несмотря на храп.