Тербийели

Проткните Серкану легкие. Ему надоело дышать отравленным воздухом, проецирующим навязчивый образ призрака из прошлого. Летняя жара утомляет итак достаточно уставшего Серкана, внутрення сторона очков, он уверен, покрылась маленькими каплями испарений. И когда он поворачивает голову, у него тут же возникает желание свернуть себе шею. Там вновь она. Этот образ какой-то неправильный, излишне реалистичный, до судорог четкий. Длинные волосы, которые она ненавидела собирать, теперь забраны верх, и природные легкие волны не выпрямлены. На ней оранжевый летний костюм, она выглядит как само воплощение жаркого июля. Глаза густо подведены и смотрят прямо на него. — Хватит. Хватит. Серкан отворачивается и напрягает каждую мышцу, лишь бы не дать себе обернуться вновь. Десять лет — это не мгновение, это тюремное заключение без права быть освобождённым. А теперь ключ от его цепей тихим (несмотря на расстояние) голосом зовёт его. — Серкан? Ему требуется пару секунд, чтобы прийти в себя. — Серкан, — она в замешательстве потрясенно не сводит с него глаз, и ему кажется, что он нем. Что каждый его нерв напряжён до максимума. Что если коснуться ее — мираж осыпется горькой реальностью. Она сама делает первый шаг — неловко обнимает, и он чувствует, будто весь воздух из спертых легких выкачали. Залили цементом. Облили кислотой. Разве они должны обниматься? Разве те, кто навсегда прощались и расходились в две параллели, должны так естественно обниматься? Разве Серкан должен чувствовать жар ее тела и не обжигаться? Она была его раковой опухолью где-то в мозгу, и с трудом избавившись, он стремится вновь ею заболеть. — Мне нужно идти. Пускай у неё язык сведет судорогой. Она не должна такого говорить. Пусть замолчит. Пусть заберёт свои слова обратно. Как они могут расстаться? Ведь то, что между ними было, априори не забывается. Для неё это было лишь интересным прошлым? Серкан сжимает вспотевшую ладонь и предлагает ей кофе. Она отказывается. Ссылается на работу. — Эда, мы так давно не виделись, неужели тебе никак не освободить десять минут для давнего друга? Как смешно звучит фраза «для давнего друга». Они друзья лишь в параллельных вселенных, где у неё не вышло вскружить ему голову, а у него — быть более эмоциональным. Но в этой реальности она все-таки соглашается, и Серкану кажется, что эта ее неловкая улыбка пробуждает давно умерших бабочек на дне грудной клетки. Они, застывшие между рёбер, раскрывают костлявые обвисшие крылья и щекочут ими сердце. Серкан тоже улыбается. То, что мертво, воскреснуть не может, но между ними все мертвое поднимает спящую голову и восстаёт.