Игра с Судьбой

Поначалу слежка практически незаметна. Взволнованный ворон следует за ними, хотя и не выдает своего присутствия карканьем. Итачи даже на какой-то момент кажется, что это Тьма вернулся раньше. Вот только, когда он спустя время приглядывается, понимает, что это не его птица. Черные глаза-бусинки смотрят так внимательно, что Итачи моментально настораживается. Сколько уже этот ворон следует за ними? Когда ожидать нападения? Он отворачивается, никоим образом не выдавая своего напряжения. Кисаме бубнит какую-то песенку себе под нос и выглядит вполне расслабленным. То ли слежку не замечает, то ли не придает значения. Учиха даже думает, что ошибся. Ворон-то не призывной, может, идет за ними, поскольку понравились колокольчики на шляпах. А у Итачи все утро голова раскалывается, вот и мерещится всякое. Однако в какой-то момент Итачи чувствует чужую чакру. Кто-то скрывается — довольно хорошо, хотя и недостаточно, чтобы Учиха его не почувствовал. Кисаме, впрочем, продолжает напевать и с ритма не сбивается, возможно, для напарника их нежданный гость невидим. Хошигаке косит взгляд, и песенка замолкает. — Что-то не так? Итачи сканирует взглядом окрестности. — Будь внимателен. Напарник кивает, снова начинает мурлыкать под нос уже надоевший мотив, но в его глазах появляется хищный огонек. Вот уж кого воодушевляет необходимость схватки. Их миссия прошла легко и быстро. Итачи был уверен, что они не были замечены. Поэтому сейчас он пытается понять, как на них вышли. Даже тропа, по которой они идут, известна лишь местным жителям, а, значит, их гость — это не случайный путник. Который умеет скрывать чакру. Очередная вспышка головной боли едва не заставляет Итачи поморщиться. Новые препараты, как оказалось, обладают неприятными побочными эффектами. И, если бессонница сегодня отпустила, мигрень явно вознамерилась расколоть его черепную коробку. За попыткой справиться с очередным приступом Итачи слишком поздно замечает шорох. Песенка Кисаме приобретает воинственный мотив — он явно замечает звуки, какие может издавать человек, перемещающийся по веткам деревьев. В какой-то момент их гость будто понимает, что его заметили: звуки становятся отчетливее и громче, появляется ощущение чакры. За ними послали джонина. Не то чтобы это проблема. Справлялись и не с такими. Однако Учиха совсем не настроен на схватку. — Оставьте мне, — кидает Кисаме, словно прочитав мысли Итачи. Учиха показательно-безразлично пожимает плечом. При всей твердолобости во многих моментах, Кисаме на удивление чутко замечает мельчайшие изменения в здоровье напарника. Или же внимательно следит за ним. Ворон позади них громко каркает, заставляя напарников обернуться. Ошибка, думает Итачи, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом от ощущения чужого присутствия. Итачи резко переводит взгляд обратно, сталкиваясь с поразительно-синими глазами незнакомки. Она ниже их обоих, серый плащ с подвязанными на поясе полами надежно укрывает ее фигуру и большую часть лица, оставляя видимыми лишь глаза, почему-то взволновавшие Учиха. Итачи отмечает, что у девушки нет повязки, обозначающей принадлежность к какой-либо деревне, однако ножны, прикрепленные к ремню на поясе, и цепкий немигающий взгляд выдают в ней куноичи. Свой взгляд, собственно, она не сводит именно с Итачи. Возможно, она из Листа и пришла за ним, хотя это никак не оправдывает ее игнорирование Кисаме. Напарник не менее опасен и вполне способен расправиться с ней и без помощи Учиха. Их гостья, все еще не сводя взгляда с Итачи, приседает на облюбованной ветке, и напоминает этим движением хищного зверя, приготовившегося к прыжку. Кисаме делает шаг вперед. — Шла бы ты своей дорогой, — кидает Хошигаке, хотя Итачи слышит нетерпение в его голосе и легко может представить знакомый хищный оскал. Девушка бросает на Кисаме мимолетный взгляд, но потом снова концентрирует внимание на Итачи. Напарник, наверняка, уже кипит от возмущения из-за подобного пренебрежения. — Эй, киса, хватит пялиться. Сегодня я твой противник, — раздраженно рычит Кисаме. Закатив глаза, девушка все же направляет свое внимание на мечника и обхватывает рукоять своего клинка, выглядящего по сравнению с Самехадой зубочисткой. Итачи лишь успевает заметить гравировку, прежде чем та скрывается под ладошкой незнакомки. Одобрительно кивнув, Кисаме заводит руку и достает свой меч из-за спины. Итачи различает тихое ворчание Самехады. Меч явно предвкушает бой и грядущую кормежку. И тут происходит нечто необычное: девушка, чье внимание безуспешно пытался привлечь Кисаме, резко дергает головой в сторону Хошигаке. Вот только сморит она на меч. И в глазах у нее, до этого пустых, виден неподдельный интерес. Впрочем, она быстро прячет его за маской, наклоняет голову вбок, отчего связанные в высокий хвост черные волосы падают ей на плечо. — Если я — киса, то ты мой ужин? — непрозрачно намекает на акулью внешность девушка. Кисаме от такой дерзости даже замирает на миг. Люди его боятся, и злить его пытаются либо откровенные глупцы, либо самоуверенные юнцы. И те и другие без исключений становятся ужином для Самехады. Итачи пока не решил, к какому типу относится их гостья. — И куда делось твое красноречие? — фыркает девушка, хотя в ее глазах по-прежнему ни намека на веселье нет. Хотелось бы знать почему, но ее голос до странного режет слух Итачи. Он не противный, низкий, с едва слышной хрипотцой… просто Итачи словно ожидает чего-то более высокого и мелодичного. Это все ее глаза. Что-то не так с ее глазами. Новая вспышка боли едва не заставляет Итачи пропустить стремительный рывок Кисаме. Взмахом меча напарник разрубает ветку, на которой сидела незнакомка, и разлетающиеся во все стороны щепки заставляют Учиха отскочить подальше назад. Девушка, естественно, ушла от удара, спрыгнув вниз и отскочив чуть вправо. — Вот тебе мое красноречие, — зло щурит глаза мечник. Девушка лениво ведет взглядом вдоль Самехады, все еще отдавая ей предпочтение в своем внимании. — Такой большой меч. Что-то компенсируешь? — Я, — взмах. — Сейчас, — взмах. — Тебя, — взмах. — Компенсирую! Девчонка уходит от атак играючи, все еще выглядя при этом спокойной и ни капли не уставшей. Внезапно бурная реакция напарника же начинает беспокоить Итачи. Кисаме, безусловно, более ярко проявляет эмоции, чем Учиха, но даже для него это слишком. В ходе их схватки Итачи также подмечает несколько вещей: девушка явно не забывает про него и, уходя от атак, к нему спиной не поворачивается. А еще во всех ее движениях проскальзывает неуловимая плавность, присущая стилю боя Деревни Дождя. То, как неотрывно незнакомка смотрела на него вначале, натолкнуло его на мысль, что она из Конохи и пришла за ним. Однако теперь это утверждение больше не кажется Учиха правдивым. Вот только зачем куноичи Дождя вступать с ними в схватку? Кисаме снова атакует мощным ударом сверху вниз, но на этот раз девушка не отпрыгивает, а растворяется в воздухе, оставляя на месте, где была, ворох танцующих листьев. До боли знакомый с раннего детства прием из Деревни Листа, где подобное перемещение может использовать всякий ребенок, закончивший Академию. Итачи выгибает левую бровь, переводя взгляд наверх, где девушка вновь устраивается на ветке дерева. Очень тяжело представить человека, который бы владел одновременно стилем Дождя и Листа. Дождь — закрытая деревня. Желание присоединиться к бою возникает внезапно, даже головная боль перестает мучить нукенина. И все же он остается недвижим, внимательно наблюдая за смертоносным танцем напарника и незнакомки. Она выбрала неправильную тактику. Попытка измотать Кисаме ни к чему ее не приведет. Хошигаке дьявольски силен и невероятно вынослив, и поддерживать заданный темп ему не составит труда. Хотя он, наверняка, жаждет более активных действий. — И долго ты будешь убегать? Девушка вновь склоняет голову, и по выражению ее глаз становится понятно, что она улыбается. — Вас ведь трое. Зачем мне с вами сражаться? Оговорка, которую Хошигаке явно игнорирует, заставляет Итачи едва заметно нахмуриться. По известной ей одной причине девушка включила Самехаду в список своих противников, будто меч — такой же боец, как Кисаме и он сам. Из-за головной боли Итачи не хотел использовать сегодня шаринган, и все же он активирует додзюцу, рассматривает вязи незнакомых печатей, покрывающих предплечья куноичи, еще одну печать находит на виске. В целом, больше ничего примечательного Учиха не видит. Самехада недовольно ворчит, явно желая попробовать чакру девушки на вкус как можно скорее, и девушка вновь переводит на нее заинтересованный взгляд. И в этот раз противники одновременно срываются навстречу друг другу. Девушка вытягивает вперед руку с явным намерением коснуться меча, и Итачи лишь вскидывает бровь на подобный самоубийственный маневр. Вот только между ней и Самехадой остается буквально несколько сантиметров, как происходит нечто неожиданное. Самехада начинает визжать. Испарившись в облаке листьев, девушка вновь появляется на ветке одного из деревьев и с интересом наблюдает за делом своих рук. Самехада издает звуки, какие Итачи никогда не ожидал от нее услышать, и извивается с такой силой, что изумленный Кисаме едва может удержать рукоять. Впрочем, вскоре клинок выпускает шипы, ранящие ладони мечника, и тот мгновенно откидывает Самехаду, продолжающую извиваться в агонии. Мужчины, не мигая, смотрят на гостью, что с интересом ученого следит за представлением. — Что. Ты. Сделала?! — рявкает Кисаме. Сейчас начнется самое интересное, подмечает Итачи. Вот только девушка прикладывает указательный палец туда, где должны быть ее губы, будто призывает непослушных детишек к тишине. И Самехада резко замолкает. Меч, до этого лихорадочно дергавшийся, замирает камнем на земле. Кисаме срывается с места, но девчонка явно быстрее и легко уходит от мощных атак. Ее движения будто кричат о том, что она выросла в Стране Дождя. Она резко крутится вправо, уходя от очередного удара, впервые поворачивается к Итачи спиной, но тот даже не думает нападать и помогать напарнику. Перед ним разворачивается нечто занятное, и Учиха продолжает наблюдать и анализировать. Ее ладонь касается шеи Кисаме со спины. И напарник мешком падает рядом со своим мечом. Инстинктивно Итачи разгоняет чакру в своем теле. Она не складывала печатей, не пользовалась чакрой, чтобы вывести из боя Кисаме и Самехаду. Учиха еще не доводилось сталкиваться с подобным, но основные моменты он уяснил. К ней нельзя приближаться, на коротком расстоянии она, наверняка, вырубит и его. Ему и не потребуется. Один взгляд — и она проиграла. Девушка тем временем медленно поворачивается к нему лицом. И ее безразлично-пустые глаза сталкиваются с его. Она не боится ни капли, будто не знает, на что способен шаринган, будто не находится в ужасе от того, что он может с ней сделать. Я могу подарить тебе вечность пыток, так почему ты не боишься? — Теперь, когда мы одни, мы можем поговорить? — ее голос ровный голос не выдает признаков усталости от схватки. Поговорить?.. Итачи кидает быстрый взгляд на напарника. Все это она устроила, чтобы избавиться от лишних ушей? И главное, как? — Кто ты? В ее знакомо-незнакомых синих глазах появляется тень смятения. Может, от его голоса у нее такие же ощущения, что и у самого Итачи от ее? Она вскидывает вверх руку, но шаринган читает ее намерения, и Учиха остается недвижим. Пальцы на мгновение замирают на язычке молнии наверху воротника плаща, а потом она резко тянет за него вниз. И из Итачи выбивают весь воздух. Айяно. Перед ним стоит Айяно. Он видит ее пронзительно-синие глаза, полные губы и скулы, которые ночами он обводил кончиками пальцев. Итачи делает шаг навстречу, и тут первая волна шока проходит. Волосы у девушки черные, как брови и ресницы. Не тот кроваво-красный цвет, каким славятся Узумаки. Эта не-Айяно не красится, черный цвет — родной от природы. Айяно — пацифистка, боящаяся даже вида оружия. Она не может носить на поясе клинок, бессознательно класть ладонь на рукоять, как делает девушка перед ним. Айяно большую часть жизни провела в Храме Огня, она не может двигаться с такой дикой скоростью и рефлекторно уходить от атак. Такое не натренируешь за год-два, этому учатся с пеленок. Не-Айяно перед ним обучалась с раннего детства. Сестра, подыскивает Итачи логичное объяснение. Он помнит, что Айяно рассказывала о сестре-куноичи. Вот только… Вот только в том домике, где они встречались, были фотографии девушек. Сестра Айяно должна быть старше, и волосы у нее — пусть и не такие яркие — красные. На смену шоку приходит злость, хотя ни одна эмоция не прорвалась сквозь сросшуюся с лицом маску безразличия. — Кто ты? — вновь повторяет он, отмечая, что в голос все же прокрались нотки сдерживаемой ярости. Как кто-то узнал про Айяно? Что сделали с ней? Кто и зачем решил послать к нему эту девицу? — Ты не поверишь, — тихо произносит девушка. Даже ее голос не такой. Неправильная копия. — Уверена? И прежде, чем она успевает ответить, он затягивает их в мир Тсукуеми. Мир вокруг выцветает, лишь в небе вспыхивает красная луна. Итачи не церемонится, когда приковывает девушку к кресту, лишь на мгновение удивляется ее выдержке. С интересом слабоумной она разглядывает окружение, все еще не показывая ни капли страха. — Занятно, — тянет она ровным голосом. Его копии с обнаженными клинками обступают распятую девушку. — Мне повторить свой вопрос? Несмотря на смесь из ярости и страха за Айяно, Итачи не может заставить себя пытать эту девушку. У нее то же лицо, хоть и нет манящей мягкости в выражении глаз, как у Узумаки. Девушка смотрит на него как-то понимающе и сочувствующе, как будто видит насквозь его внутреннюю борьбу. И именно это дает ему необходимый толчок к действиям. Итачи делает шаг вперед, но девушка лишь качает головой. — Извини, — и дергает руками вниз. Ничего не произойдет. Ничего не может произойти. Она останется прикованной к кресту. Вот только путы исчезают в черной дымке, его мир иллюзий растворяется, вновь наполняется красками, звуками и запахами окружающего их леса. Невозможно. Из Тсукуеми не выбраться. Лишь прямой кровный родственник может это сделать, и, так уж вышло, эта девушка — не Саске. Итачи не хочет снова спрашивать ее, кто она такая, но знать ответ становится чуть ли не жизненно необходимо. Ее рука тянется к виску, и Итачи понимает, что за печатью, которую он опознал, как запирающую сознание, девушка скрыла еще одну — маскирующую. Вторую она снимает, и синева в ее глазах уступает место знакомому красному, с томоэ в глазах. Невозможно. Мертвы все. И у него никогда не было сестры с лицом девушки, к которой он был сильно привязан. — Меня зовут Хана, — начинает девушка. — Я… Нет. Они будут играть по его правилам. Она не может не заметить его рывок. Не с ее скоростью, проявленной в схватке с Кисаме. Да и шаринган должен раскрыть намерения Итачи. И, тем не менее, она не блокирует атаку, позволяет прижать к дереву и приставить предплечье к горлу. В красных глазах отражается испуг, будто девушка не верила, что он так поступит. Итачи знает, что печать не должна пустить его в сознание той, что представилась Ханой. Итачи плевать. Он утыкается в стену в сознании девушки, давит со всей мощью, на которую способен, пока не находит едва заметную трещинку. Кто-то менее искусный, наверняка, и не заметит. Но Итачи проскальзывает внутрь. В воспоминании он видит ночь и крыши домов какого-то селения. Итачи видит девушку в слишком откровенном черном платье, следующую за мужчиной, которого пока Учиха рассмотреть не может. Пара останавливается на крыше, и Итачи замечает, что Хана находится на грани истерики, будто упорно сдерживает слезы. — Я не в состоянии, — практически шепчет она. Мужчина поворачивается к ней лицом, и его вид в который раз за этот день выбивает из Итачи воздух. Саске. Повзрослевший лет примерно на двадцать, с челкой, прикрывающей один глаз, но, тем не менее, это именно он. Итачи оглядывается, безошибочно находя Скалу Хокаге, и отстраненно отсчитывает там семь лиц. На какой-то миг Итачи кажется, что на сегодня он превысил лимит того, что может его удивить. — Он тебя обидел? — спрашивает Саске. В его голосе слышна неприкрытая угроза по отношению к потенциальному обидчику. — Я его. — Мы должны идти. — Я не могу, — с надрывом шепчет девушка. — Не могу, Саске, мне нужно… Она не заканчивает фразу, но Итачи замечает понимающий взгляд брата. Между ними будто происходит мысленный диалог. Итачи снова смотрит на окружающую их деревню. Несомненно, это Коноха, но она совсем не похожа на ту деревню, что он помнит. Он вновь сосредотачивает свое внимание на паре, видит, как Саске снимает с себя плащ, с заботой отца накидывает его на плечи Ханы. — Идем, — говорит Саске. Перед Итачи вмиг вырастает ментальная стена — девушка сопротивляется. Учиха не особо возражает, снова давит на барьер, находя новую трещину. В новом видении он замечает уютную гостиную, включенный телевизор, по которому идет какая-то глупая передача про сплетни из жизни знаменитостей. На диване сидит уже знакомая ему Хана, рядышком пристроилась девочка лет двенадцати, черты лица которой будто кричат о том, что на — дочь Саске. — А я говорила, что эта актриса та еще стерва! — победно восклицает девочка. Хана смеется, и Итачи вздрагивает от того, как ее смех похож на Айяно. — Смотри, чтобы Сакура не услышала, как ты ругаешься. — А как еще я должна охарактеризовать эту женщину? — ворчит девочка. — Вопрос в том, почему ты так радуешься, что ее разоблачили, — с улыбкой замечает Хана. Девочка пожимает плечами. — Потому что все считают ее ангелом во плоти. А это неправильно. — Все? Или кто-то конкретный? — хитро улыбается Хана. Девочка открывает рот, чтобы возмущенно возразить, но тут из другой комнаты женский голос зовет Хану по имени. Девушка ласково треплет волосы своей собеседницы и уходит. Итачи следует за ней, заходит в кухню, где женщина с розовыми волосами передает Хане поднос. — Отнесешь ему? Я бы и сама, да только боюсь, что мазь подгорит. Хана закатывает глаза. — Он так и не спускался? Уже вечер. — Ему все еще нехорошо. Девушка забирает поднос, поднимается по лестнице на второй этаж и заходит в комнату. Шторы наглухо задернуты, и в комнате царит темнота. Однако девушка легко ориентируется, подходит к кровати, где явно кто-то лежит, ставит поднос на невысокий столик и включает настольную лампу. Из-под одеяла раздается болезненный стон. — Проснись и пой, дядюшка, — щебечет девушка. — Уходи. — Я принесла тебе бульон. Давай, доктор Сакура решила, что твой желудок его уже удержит. Одеяло чуть откидывается, и Итачи видит болезненно-серое лицо младшего брата. Один его глаз закрыт, второй сощурен так, что даже зрачок практически не видно. — Не хочу, — отрезает Саске. — Ешь, ты обещал мне тренировку. И раз уж сегодня ты не в состоянии ее провести, то завтра просто обязан встать на ноги. Сам же вечно мне твердишь про график, из которого мы выбиваемся. Саске неохотно садится, но опускает голову, так что волосы скрывают его лицо. Итачи отмечает отсутствие у брата одной руки, и ему становится интересно, как он ее потерял. — А еще мне что-то про алкоголизм говорил, — фыркает девушка, устраивая поднос на коленях Саске. — Тут Наруто тебя победил, да, дядя? Тот дарит ей мрачный взгляд, но почему-то позволяет девушке над ним подшучивать. Идиллическая, практически семейная картина прерывается очередной стеной. Итачи выталкивают из воспоминания, но он легко находит следующую трещину, и оказывается на тренировочном полигоне. Саске из этого воспоминания с невероятной скоростью летит навстречу Хане. У обоих обнажены мечи, и над полигоном раздается звон стали, когда они встречаются. Противники отпрыгивают друг от друга, чтобы снова сойтись в схватке. Та ли это тренировка, которую девушка упоминала в предыдущем видении, Итачи не знает. Но Учиха с удивлением осознает, что наслаждается, наблюдая за развернувшимся представлением. И Саске, и его соперница дьявольски быстры, и инициатива в атаке стремительно перескакивает от одного к другому. Если в ближнем бою Ханы виден стиль Дождя, то кендзюцу, каждое движение меча, показывает, что ему она обучалась в Конохе. Вот откуда смешение стилей. Саске обучал ее. Они снова отпрыгивают друг от друга, тяжело дышат, восстанавливая ритм, и Итачи понимает, что попал даже не к началу схватки, раз они оба выглядят такими уставшими. — Неплохо, — выдыхает Саске. — Неплохо? Да ты даже не смог меня коснуться! — победно восклицает девушка. Уголок губ Саске дергается в ухмылке, он чуть откидывает голову назад, чтобы иметь возможность рассмотреть девушку лучше, и, впервые за все прыжки по воспоминаниям, Итачи видит его лицо полностью. И риннеган. — У меня кое-что есть для тебя, — кидает Саске, направляясь в сторону дерева, в тени которого лежат сумки. Он выуживает на свет ножны вакидзаси, и Итачи моментально их узнает. Этот клинок он видел на поясе Ханы. Девушка выглядит как маленький ребенок, которому дарят долгожданного щенка. — Это мне? Она робко протягивает руки к клинку, и Саске без колебаний передает его. Кончиками пальцев Хана гладит рукоять, и Итачи, наконец, видит гравировку, привлекшую его внимание. Мон клана Учиха. — Он твой. Заслужила. На этот раз стена появляется быстрее. Итачи уже не нужно больше ничего смотреть, но он все равно рефлекторно цепляется за другую трещину и проскальзывает внутрь. И попадает в снежную сказку. В свете фонарей танцуют блестящие хлопья снежинок, а сугробы плотным покрывалом лежат на улице Конохи. Необычайно редкое зрелище для родной деревни. Итачи недолго любуется пейзажем, находит взглядом Хану, и другое воспоминание накатывает на него — на этот раз собственное. У Ханы черные волосы, но сейчас он видит перед собой Айяно. Ее мечтательную улыбку, ее плавные движения. Девушка, раскинув руки, кружится, на ее волосах оседают снежинки. — Похоже, ты одна радуешься этой погоде, — раздается рядом. К Хане подходи девушка с короткими черными волосами. Ее ярко-красные глаза напоминают Итачи джонина из Конохи, с которой он сталкивался в прошлом. — Привет, Мираи. — Почему ты здесь? — улыбается та, которую назвали Мираи. Хана смотрит в сторону, и Итачи замечает ворота деревни. — Они должны сегодня вернуться. И тут на него накатывают эмоции. Как будто раньше девушка сопротивлялась его вторжению, пыталась закрыть свои воспоминания и убирала из них любую эмоциональную окраску, а теперь сдалась. Махнула рукой, разрешая ему смотреть. Его собственную грудь сковывает тоска, ее тоска. Хана скучает по этим самым «они», кого ждет у ворот деревни. Она всем сердцем рвется туда, ее тянет с невероятной силой, и Итачи чувствует все это так ясно, будто это его эмоции. На дороге по пути к воротам, вдалеке, едва различимо из-за кружащихся снежинок, появляются четыре силуэта. Один высокий и явно мужской и три поменьше — знакомая связка из сенсея и трех генинов. Хана делает шаг навстречу, и Итачи буквально тонет в ее нетерпении и радости. Мужчина, понимает Учиха, она ждет этого мужчину. Вот только рассмотреть его Хана не дает. Его выкидывает из сознания девушки с такой силой, что глазам становится больно. Он смотрит прямо в испуганно-неверящие глаза Ханы, замечает ее тяжелое дыхание и окровавленные пальцы, которые девушка прижимает к виску с печатью. Вот как она его выкинула. Итачи осторожно опускает руку, которую прижимал к горлу девушки. Он все осознал еще в первом воспоминании, когда увидел семь лиц на Скале Хокаге и то, как заботливо Саске укрывает ее своим плащом. У нее лицо Айяно. У нее шаринган и способность выскальзывать из его Тсукуеми. Она насмешливо называет Саске дядюшкой, а тот как-то и не сопротивляется. — Ты моя дочь.