Игра с Судьбой

Наверное, предстоящее дело будет одним из самых тяжелых в его жизни. Конохамару доводилось проводить допросы, но в основном это было вынужденной мерой. Он не учился этому искусству специально, не провел несколько лет под началом Ибики. Да и люди, которых ему приходилось допрашивать, всегда были незнакомцами. Ему хочется спросить себя, как он дошел до такого. К сожалению, он слишком хорошо знает ответ. В насквозь пропахшем табаком кабинете Хокаге Тикки тихим голосом рассказывает нечто невероятное. Иногда девушка запинается, и тогда Сарада Учиха легко сжимает ее руку в знак поддержки. Конохамару кажется, будто он находится под водой, и чужие слова едва долетают до его слуха. Это не может происходить. Это просто невозможно. Ханако — дочь Настоятельницы? Мягкая, капризная, как дитя, Ханако? — Почему же Хана не почувствовала ее? — хмурится Наруто. — Это ее сила. Она, как хамелеон, прячется за чужими личинами и остается невидимой для остальных эмпатов. Я видела ее раньше, потому и узнала. Конохамару не удивлен. Он вспоминает миссию, где чувства Ханы обманул другой эмпат, скрыв истинные эмоции людей, сидевших в ресторане. Это ты была, Ханако? Или кто-то другой из твоей многочисленной родни? — Что ж, это значительно упрощает дело, — облегченно выдыхает Наруто. — Надо определиться, кого послать на допрос. Тикки аж сжимается. — П…почему уп-прощает? Удивленно хлопнув глазами, Хокаге поясняет: — Она же не сможет ничего никому внушить. Девушка качает головой. — Она — единственная дочь, что была рождена Мивой. Полноценный эмпат, как и Хана. Я не знаю всех ее сил. Кто-то чертыхается. Находясь в прострации, Сарутоби даже не осознает, кто именно. Присутствующие смотрят на Саске. Многие знают, что он научился противостоять дару своей племянницы. Но последний мужчина клана Учиха лишь качает головой. — Я могу скрыть свои эмоции. Но у Ханы все еще получается брать меня под контроль. В воцарившейся угрюмой тишине смех Конохамару кажется слишком резким и неприятным. Вот же ирония судьбы, верно? Хотел же быть полезным? Он вспоминает долгие вечера, проведенные с Ханой. Как девушка сокрушалась, что иногда она без собственного желания передает ему свои эмоции, что может невольно повлиять на его решения, а он и не поймет, что они на самом деле не его. И Конохамару учился. Хана обучила его своей технике ментальных щитов. Научила представлять внутри головы квадратную комнату, каждая стена которой представляет собой тяжелую металлическую дверь. Он учился заточать свои эмоции внутрь этой комнаты, учился мысленно поднимать эти двери, отгораживая содержимое от внешнего мира. Он был хорошим учеником. Он научился большему. Даже Хана не умеет блокировать других эмпатов. Она сама не раз признавалась в этом. Пока она жила с тетей, то не считала это возможным. А после столкновения с Мивой ей уже не с кем было практиковаться. А вот у Конохамару практики было достаточно. — Это сделаю я. Я могу сопротивляться. Так он и оказался перед дверью комнаты для допросов, за которой сидит его бывшая девушка-эмпат. Вдох. Он возводит в голове металлический каркас стен для будущей комнаты. Железные балки блестят в сверкающе-белом мареве окружающего пространства. Выдох. Подойдя к северной части, он опускается на корточки и цепляет пальцами край первой двери. Даже воображаемая, эта дверь всегда самая тяжелая. Он должен почувствовать ее силу, что отгородит его эмоции от мира, ее огромный вес. Вдох. Вторая дверь поддается чуть проще. Конохамару тянет ее вверх, и в воображаемой комнатке становится чуть темнее. Выдох. Третья дверь лязгает и плотно становится на место. Сарутоби уже устает, но сейчас наступает последний — и самый важный — этап. Обычно он выходит из комнаты, в которой оставляет все свои эмоции, поднимает последнюю дверь с внешней стороны. Но сейчас он остается внутри. Вдох. Четвертая дверь отрезает его от бесконечного белоснежного пространства его сознания. И Конохамару открывает глаза. Ему всегда становится немного непривычно и странно, когда приходится загонять эмоции в воображаемую комнату. А сейчас он фактически загнал туда себя самого. Все свои переживания и страхи, все надежды. Оставил лишь равнодушную, пустую оболочку. Он заходит внутрь допросной комнаты и сталкивается с испуганными глазами Ханако. Девушка явно ожидала кого-то другого. Конохамару скользит пустым взглядом по ее лицу, а потом присаживается за стол напротив нее. — Почему ты? — дрожащим голосом произносит Ханако. Она нервно теребит рукав кимоно. Где-то в железной комнате скулит его жалость, но двери даже не вздрагивают. — Вопросы буду задавать я. Девушка поджимает губы, явно недовольная его ровным голосом, и всматривается в лицо Конохамару. Он стойко выдерживает ее взгляд. — Хорошо же она тебя натаскала, — разочарованно качает головой Ханако. Конохамару решает не уточнять, что на самом деле Хана учила его вовсе не этому и так и не узнала, что он умеет так закрываться. — Я хочу поговорить об одном моменте в прошлом твоей семьи, — начинает он. — Догадываешься, о каком? Ханако слишком быстро и слишком часто качает головой, чтобы это было правдой. — Твоя мать совершала прыжок в прошлое, — подсказывает Конохамару. Прохладные ладошки Ханако обхватывают его лежащую на столе руку. — Прошу, не надо, — молит девушка. У Ханы агрессивный дар, ощущающийся как электричество, бегущее по сознанию. Он накидывается со всех сторон на железные двери, пытаясь их проломить мощными ударами. Дар Ханако иной. Словно ползущая в высокой траве змея, он почти неосязаемо подкрадывается к комнатке в его сознании, мягко обволакивает стены, пытаясь найти брешь. Конохамару спокойно убирает свою руку, смотрит девушке прямо в глаза. При других обстоятельствах Сарутоби был бы удовлетворен недоумением в глазах бывшей девушки, но сегодня он надежно заперт в темноте. — Расскажи мне про прыжок, — напоминает он. Ханако качает головой. — Хорошо, — соглашается он. — Тогда тобой будут заниматься специалисты иного рода. Он нащупывает в кармане шприц со снотворным, подсунутым Сакурой на всякий случай. Сама женщина не может рисковать подходить к Ханако для укола, но подробно объяснила Конохамару, как все осуществить. Ханако облегченно улыбается. — Моей матерью была Настоятельница. Неужели ты считаешь, что на мне нет печати, защищающей от вторжения в сознание? Он не удивлен и не расстроен. Его сочувствие надежно заперто за железными дверьми, чтобы помешать следующим словам вырваться:  — Неужели ты считаешь, что это единственный способ вытащить из тебя сведения? Физическая боль может заставить человека говорить, особенно если этого человека не учили терпеть ее. Ханако заметно вздрагивает. Отчего-то он верит, что ее испуг не наигран. Она сильный эмпат и пыталась взять его под контроль, а ее сознание защищено, но Ханако не куноичи. Ее мать не стала обучать ее тому, против чего боролась. — Ты сделаешь это со мной? — шепчет девушка. Внутренние стены содрогаются от очередного натиска ее дара. Хане редко удавалось влиять на людей без физического контакта, но для Ханако это несложно. — Не я. И этого не будет, если ты расскажешь все о первом прыжке. Она молчит несколько мгновений, переводит взгляд на стол, а потом ее плечи опускаются, выдавая ее внутреннее поражение. — Я в нем не участвовала, — наконец, выдыхает Ханако. — Но ты знаешь, что меняла твоя мать. Девушка кивает. — Для прыжка Сэму потребовалось бы много энергии. Мать никогда не отдала бы ему всю, иначе не смогла бы контролировать своих приближенных, поэтому они попросили меня поделиться. Прыжок совершили только мама и Сэм, — ее губы кривятся каждый раз, когда она говорит о брате. Что-то в ее словах настораживает Конохамару. Будто она говорит о том, что помнит сама, а не о том, что ей рассказывали со стороны. — Так воспоминания сохраняются? Ханако дергано пожимает плечом. — Не совсем. Никто не помнит, каким был мир до прыжка. Мать помнила все. Сэм, насколько я знаю, — тоже. Мои воспоминания обрывочны. Иногда что-то возникает, когда я встречаю людей, которых знала в другой жизни, но лет до восемнадцати я ничего не помнила. А о том, что происходило во время прыжка, я знаю только от матери. Конохамару кивает. — Так что изменилось? Девушка делает глубокий вдох и, наконец, смотрит ему в глаза. На ее лице написаны обреченность и печаль. — Мне придется забежать чуть подальше. К тому моменту, когда моя мама пришла к Узумаки Ли с предложением. Конохамару медленно кивает. — Очистить мир от шиноби. Ли отказалась, — говорит он. Но Ханако качает головой. — Вовсе нет. Ли согласилась. Его стены заметно трясутся от накатившего удивления, но он удерживает их на месте. — Как? — Не знаю. Меня еще на свете не было, — она чуть улыбается. — Я росла и видела, что мама и Ли были очень близки. Они разделяли идеи об очищении мира. Это Ли разработала для организации матери печати от вторжения в сознания. Были и другие разработки, но я не помню точно какие. Когда я подросла, Ли придумала отправить меня как шпиона в Коноху. Я была ей за это благодарна. — Почему? Ханако поджимает губы. — Я любила свою мать. Но во всех временных линиях она оставалась властной женщиной, которая видела в своих детях инструменты для достижения цели, а не отдельные личности. Мне было плевать на существование шиноби, я не хотела участвовать в деятельности организации, но не могла уйти. Ли была доброй женщиной, она понимала мое желание быть самостоятельной и придумала отправить меня подальше, туда, где я могу быть полезной, но при этом достаточно далеко от матери. — Но в какой-то момент тебя попросили вернуться? — Нет, — качает головой девушка. — Мать и Сэм заявились ко мне домой. — Зачем? Она прикусывает губу и хмурится, будто складывает в голове кусочки паззла. — Маму беспокоила Ли. Тетя была очень несчастна, а за время, что меня не было, она впала в настоящую депрессию. Она очень тосковала, поскольку вся ее семья погибла, а своих детей она иметь не могла. Но Ли не одобрила бы вмешательств в то, что уже случилось, поэтому мама решила позаимствовать мою энергию. Конохамару хочет ей возразить. У Ли была семья, ее сестра осталась жива. Но он успешно удерживает себя от любых комментариев. — Мама хотела изменить лишь одну деталь в прошлом. Спасти младшую сестру Ли от смерти. Одна из дверей падает. Грохот проносится по его сознанию, и Конохамару не сразу успевает вернуть ее на место. Он все же сполна ощущает вырвавшееся наружу потрясение. Ханако явно ощущает это, но не предпринимает попыток повлиять на него. — Мама не знала точного времени, когда все произошло, поэтому они немного опоздали. Те люди… — на лице Ханако отражается неподдельная жалость. — Они изнасиловали девочку. Издевались часами. Но Айяно была еще жива, когда мама прибыла, и ее успели спасти. Ханако смотрит ему в глаза, явно чувствуя, что его ментальные щиты трещат. — Вот что изменила моя мама. Айяно Узумаки погибла в детстве. Она никогда не вырастала, не становилась монашкой. Не встречала Итачи Учиха. И, конечно, не рожала дочь. Вдох. Тишина давит. Все четыре стены дрожат, пытаясь упасть. Выдох. — Предупреждая твой вопрос: я не знаю, в какой временной период вернулась моя мать после прыжка. Никогда не интересовалась. Может, в то же время, из которого прыгала, и получила новый набор воспоминаний. Может, стерла одну версию себя, а другая помнила альтернативную реальность, само же время потекло заново из той точки, где произошли изменения. Все, что знаю я: когда Ли нашла свою сестру живой, она не стала участвовать в делах матери, и они навсегда отдалились друг от друга. Вдох. Стены встают. Неплотно и шатко. Ему едва удается держать их. Допрос необходимо закончить, пока он еще может сопротивляться. И тут странная мысль приходит в его голову. Ханако вспоминает события и людей из другой реальности, когда встречает их. Ханако имеет сильную личную неприязнь к Хане, которая не должна существовать. Ханако давила на него, намекая на необходимость пожениться. — В той реальности, — голос подводит его. — Мы с тобой… вместе? Она смотрит на него печально-печально, но глаз не отводит. — В той реальности мы были женаты почти два года, когда моя мама пришла, чтобы взять мою энергию. Ты сделал мне предложение спустя всего полтора месяца после начала отношений. Мы были очень влюблены и не хотели жить друг без друга. Я часто вижу воспоминания о нашей жизни, — легкая улыбка трогает ее губы. — Но когда я снова попала в Коноху, ты будто не замечал меня. Мы столько раз пересекались, а ты словно всегда смотрел сквозь меня, хотя в другой жизни подошел знакомиться при первой случайной встрече. А через несколько лет приходит Хана… Неприятная догадка приходит на ум Конохамару. — Ты позвала Сэма? Ей было бы это выгодно. Попав в прошлое, Сэм мог устранить ее конкурентку. У него сейчас как раз отличный шанс это сделать, ведь Хане в том времени не больше трех-четырех лет. Однако Ханако выглядит оскорбленной, ее щеки вспыхивают румянцем от гнева. Конохамару впервые видит ее такой злой. — Еще чего! Он убьет меня, если сможет добраться. — Почему? Она наклоняется вперед, и ее глаза становятся похожи на щелки. — Моя мать могла называть свои эксперименты детьми, но мне они никто. Сэм выродок. Он поклялся убить своих сестер за нежелание отомстить за смерть матери. И я не стану исключением. До сих пор он не нашел меня лишь потому, что мой дар укрывает меня не только от других эмпатов, но и от него. Конохамару ей верит. Возможно, кто-то из людей, наблюдающих за их беседой, решит иначе, но почему-то Сарутоби считает, что она искренна. Может, та другая жизнь, где они женаты, так отзывается в нем? Они всегда поразительно хорошо ладили. Тогда почему ты ее не любишь? Почему несколько лет не замечал, что она рядом? Что же изменилось? Спасение Айяно отразилось на Миве и ее секте. Они не смогли добыть медальон с разрушительной печатью, поскольку рядом жила Ли, предотвратившая похищение. Секта несла потери, потому что Хана с теткой охотились на них, что раньше было невозможно. Но… почему изменился он сам? Почему в упор не замечал женщину, на которой в другой реальности женился? Хана появилась в его жизни намного позже и не могла бы помешать ему жениться на Ханако. — Спасибо, — он встает со своего места, обозначая, что разговор окончен. Нужно уйти. Щиты скоро уже невозможно будет держать. А, когда эмоции вырвутся наружу, ему станет плохо. Наверное, так ощущает себя Хана во время отдач. Десятки сильных эмоций, запертых внутри, вырываются наружу, практически сводя с ума. — Что будет со мной? — тихо спрашивает Ханако. Вдох. Ему тяжело смотреть на нее. В голове все еще звучат брошенные ею слова об их жизни. — Я не знаю. Он выходит и быстро направляется к выходу из здания, почти не различая дороги и попадающихся навстречу людей. Мир подрагивает. Он уже чувствует отвращение к себе за то, что был холоден и жесток с Ханако. Свет ламп кажется раздражающе-ярким, собственное дыхание — поверхностным. Эмоции, удерживаемые в комнатке, душат его. Кто-то хватает его за руки, и в неожиданной ярости Конохамару сильно дергается, желая ударить того, кто смеет к нему подкрадываться. Моэги и Удон, настигнувшие его, смотрят с опаской, но прикасаться более не пробуют. — Откуда вы здесь? — слова даются ему тяжело. — Мы наблюдали за допросом, — осторожно произносит Моэги. — Ты же сам просил. Точно. Он уже и забыл. — Что с тобой? — спрашивает Удон. — Техника… подавления эмоций… имеет последствия. Ему жарко и душно. Капля пота противно стекает по виску, а во рту появляется привкус желчи. Хочется кричать. Друзья подходят к нему с двух сторон, подхватывают под руки. Конохамару еле давит в себе порыв оттолкнуть их. — Пойдем отсюда. Сарутоби не сопротивляется, позволяет им вести себя по улицам, которые он не узнает. Мир вокруг такой же слепяще-белый, как его сознание раньше. Он ощущает себя цепным псом, чья привязь вот-вот порвется. Извечный шум деревни исчезает, когда кто-то из друзей использует технику перемещения. Конохамару осматривает незнакомую лесную поляну и сжимает дрожащие руки в кулаки. Руки его, к слову, никто не держит. Да и Моэги с Удоном уже находятся на безопасном расстоянии на границе поляны. — Здесь никто не услышит, — сообщает ему Моэги. Конохамару благодарно кивает. И кричит. *** После небольшой инвентаризации выясняется, что запасов провизии хватит лишь на два дня. Обреченно выдыхая, Хана делит и так скудные порции на более мелкие части и упаковывает все в сумку. Возможно, ей повезет, и она наткнется в лесу на оленя или хотя бы на кролика. Можно поискать кусты лесных ягод, хотя Учиха плохо помнит, какие из них ядовитые. Были там какие-то черные ягодки, какие тетушка Ли есть запрещала… Качнув головой, Хана открывает кошелек. Пересчитывает купюры и монетки, с облегчением находя несколько довольно старых. Такие как раз выпущены примерно в это время. Значит, есть возможность зайти в какое-нибудь селение и закупиться. И можно не бояться смерти от непонятных ягод. Выпустив воронов, Хана поначалу хотела ждать результата где-нибудь в укрытии, подальше от людей. Так меньше шансов нечаянно на что-то повлиять в прошлом. Но запасов воды оказывается катастрофически мало, а лес на удивление пустынен. Будто вся живность ее чувствует и обходит стороной. Ей везет, что часть ее денег оказываются настолько старыми, что ими можно пользоваться в прошлом. Еще одним аргументом в пользу визита в селение является необходимость пополнить запасы энергии. Хана почти все потратила на то, чтобы улизнуть из Конохи, и пока не сталкивалась с людьми. Сложив печати, девушка прикрывает глаза, рассматривая окружение глазами своих воронов. В получасе ходьбы к востоку есть деревня. Хана видит неплохой шумный рынок и выходит из сознания птицы. К деревне она подходит засветло, успевает потратить большую часть сбережений на продовольствие, которое надежно прячет в купленном в лавке свитке. Благо он обошелся ей совсем недорого. Остаток Хана расточительно желает потратить на тарелку горячего супа. По пути в раменную Учиха опускает все ментальные щиты, жадно впитывая чужие эмоции. Неприятно осознавать себя паразитом, но что поделать? Девушка с дрожащими губами. Хана впитывает ее горе. Ругающаяся парочка. Их злость и негодование оказываются очень сытными. Женщина, возмущенная жадностью продавца. Девочка, испуганная выскочившей навстречу собакой. Хана улавливает чью-то тоску по родному человеку и, вздрогнув, тянет и ее. Счастье. Усталость. Влюбленность. Раздражение. Рынок и последовавшая за ним улица с кафешками полны чужих эмоций. Лишь дойдя до искомого заведения, Хана приподнимает свои щиты и выходит из привычного транса. Энергии оказывается немного, но она успеет подпитаться и от посетителей кафе. Рамен оказывается вкусным. Или же после практически двух суток впроголодь он кажется таковым. Хана заставляет себя есть медленно, чтобы ненароком не подавиться, и все же тарелка пустеет до обидного быстро. Придется искать кроликов. Хана кривится, когда перед глазами возникают пушистые ушастые зверьки. Уперев взгляд в пустую тарелку, девушка снова пробегается по сознаниям своих птиц. Один из воронов явно встревожен, и Хана сосредотачивается на его мыслях. Птица видит плащ с облаками, но Учиха не узнает этого человека. Он, быть может, и примерно одного возраста с отцом, но волосы у него светлые, челка прикрывает один глаз. Ищи еще. Отдав команду, Хана бродит бездумно взглядом по посетителям кафе. Если к завтрашнему дню ничего не изменится, то есть смысл вернуться и снова потянуть эмоции из людей. Все-таки эта деревушка совсем рядом с границей между Огнем и Дождем. Учиха подхватывает свою сумку и выходит из кафе, когда ее техника вновь требует внимания. Хана надеется, что это не тот же ворон, что нашел светловолосого парня из Акацуки. Птица явно плохо усваивает образы. Впрочем, Хана рада, что призывные птицы в свое время отказались принять на себя ее печати, и девушке пришлось искать альтернативу в виде обычных воронов. Вряд ли она сможет воспользоваться техникой призыва в том времени, где контракт еще не заключен. Прикрыв глаза, девушка отыскивает источник возбуждения. Не тот ворон, другой, что находится в семи часах от нее. Хана сосредотачивается на птице, видит со спины двух мужчин в деревушке, где явно царит преступность. На мужчинах плащи с облаками. Один головокружительно высок и носит на спине замотанный в плотные бинты меч. Второй ниже, Хана различает черные волосы, завязанные в низкий хвост. Сердце пропускает удар. Второй мужчина смотрит чуть в сторону, и ворон, наконец, видит профиль его лица. — Отец, — выдыхает девушка. Она мгновенно выскальзывает из сознания птицы, глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Итачи совсем рядом. Скорее всего, они ищут ночлег, а Хана спала весь день, отдыхая после погони. Она сможет за ночь догнать их. Жаль, что она так и не успела продумать план. Не успела составить речь, которая убедит его. Да и его напарник может стать проблемой. Хана прислушивается к своему дару. Ей ненавистна мысль о том, чтобы снова его использовать против человека, хотя она и запасалась энергией на случай непредвиденных ситуаций. И все же, похоже, выбора у нее нет. Она отзывает всех воронов, кроме того, что обнаружил Итачи, переходит на бег и быстро набирает скорость. Дар может помочь ей с одной частью плана. Но в остальном… Чистая импровизация.