Покажем им как надо танцевать, девчуля!

Как и подобает важным звонкам, они звучат неожиданно. Зейн вдохновлённо искал вслепую среди молочного и сливочного цвета одеял и подушек свою несравненную (Моуз комплекцией составляла немногим меньше увесистого гранатомёта, но в то же время иногда принимала такие позы, что и её Медведик уместился бы скромнее!) и с наслаждением замычал, наткнувшись на неё как ладошкой, так и лбом, как вдруг сморщился от шума коммуникатора. Окно размером с гараж c изменяющимся коэффициентом поляризации приглушало свет до темнейшего минимума, и Зейну пришлось вновь обращаться к осязательному чувству, чтобы обнаружить чёртову пищалку. Сверившись со сверхточными часами Моуз, которые она снимала только в преособых ситуациях, он посчитал, что с момента заселения подходили к концу четвёртые сутки по межгалактическому времени. Отпуск в два раза дольше запланированного. В два раза приятнее. Они делили огроменную постель — другую Флинт не только для своих роста, но и предпочтений уюта и не рассматривал, — в прибрежном домике на Эосе, подобной Пандоре окраинной кислородной планете, где можно перевести дух, присесть и даже осесть надолго. На столике рядом распространяли едва уловимый аромат завёрнутые в океанопродукты рисовые пышки и тесто в каком-то суховатом мясе местных зверьков. Зейн предпочитал еду изнанкой наружу (Моуз была не против, она вообще мало в чём отказывала), чтобы быть уверенным, что она точно мертва, а не зашевелится, не подёрнет усиком или того хуже, оскалится и вцепится в пальцы. Да, подобное Зейну не посчастливилось испытать несколько раз. На Эосе было на редкость радушно, пусть и ели её гости мало. Они больше нежились и любили друг друга, откровенничали о пороках и мечтах, а в перерывах смотрели забавные ролики по ЭХО-сети про скифидов или крысканов. Местные пляжи с зеленоватым песком и розоватым морем-океаном, окрашенном водорослями, также принимали их в гости холодными утрами и вечерами. Там же, на бережку, тот, кто вырос на пустынной планете, обучал плавать ту, кто росла на планете в основном с искусственными промышленными водоёмами. Первое время она сопротивлялась, недоверчиво барахталась, но постепенно привыкла к успокаивающеей и приятной выталкивающей силе, почти что как на простынях ранее. Здешней воде немного не хватало, чтобы подёрнуться ледяной коркой, однако вызова закалённым она не бросала. Любая погода и любой климат прекрасны. Кроме разве что на Эдемах. Тамошние вязкие и вонючие болота не пришлись по вкусу высоким сапогам Флинта, а уж двадцатифутовые ящеры, смотрящие на него, как на отбивную, и вовсе обеспокоили. К счастью, они остались позади. Всё представляющее опасность осталось позади. Со сравнительно недавней победы над близнецами Калипсо и Разрушителем в частности, технологичным Вотаном и ультра-мега роботом Джека, опрометчиво присвоенным Симпатягой, последователями культа Гитиана и наконец Губителем с вызвавшими его Наездниками на бесах, в известных областях Вселенной воцарился мир. Бандиты в численности уменьшались, а новых божеств с намерениями поглощать космические объекты не объявилось. Твареживность тоже как-то притихла: то ли впала в спячку, то ли потихоньку наращивала заметную мощь. В общем-то идеальная пора забыть о мире и заняться собой, своими желаниями и очень желательно с кем-то. Мозера пришлась вкупе приятной и необходимой, той, с кем можно расслабиться с пользой. Как эротический сон она притягивала к себе неподавляемым, неосознанным и ненасытным влечением, дарующим лёгкость, нежность, усладу вплоть до самой кульминации, какая нагло выбрасывала из пелены еле уловимой похоти. Но была лучше сна из-за своей, как ни странно, реальности, существования и после кульминации, а также вполне ощутимой, сильной чувственной составляющей, зовущей испить себя по новой в любое время. Зейну оставалось гадать, сколько продлятся очередные отношения, совмещённые с работой наёмника (искания Хранилищ совершенно точно входили в сферу его интересов, пусть и слегка специфическую). До неё в его объятиях бывали и другие, с кем приходилось расставаться по причине гибели, предательства или расхождения взглядов, что весьма близко граничило с предательством. Но он пользуясь случаем завязывал новые знакомства, заканчивающиеся не лучшим образом раз за разом. Уже к тому времени он стал задаваться вопросом: «Зачем пробовать многих, если можно попробовать многое с одной?» Но эта «одна» так и не появилась. А вглядываясь во всегда улыбающуюся ему круглую мордашку Моуз он хотел бы надеяться, что она станет той самой на долгий возможный в их реалиях срок, в реалиях шелестящих стихийных снарядов, свистящих ракет и громыхающих пулевых очередей. Тем более, что смерть из возможных факторов риска можно исключить. При стыковке с планетами, окутанными сетью цифростроения, к которой наверное привык каждый пользующийся, само собой, потому как на удалённом Эосе ни о чём подобном не слышали. Местные человекоподобные гиганты пока осваивали космос и не входили в межгалактический оружейный союз, что было ищущим покоя — кому-то храбрецам, кому-то отступникам — только на руку: их не намеревались пытать, выдать или убить и охотно принимали оплату невиданным вооружением, найденным искателями в избытке, иной раз подтверждая их статус. А ещё на планете не было птиц. Никаких. Что привело Зейна в неописуемый восторг, граничащий с безумием. Он давно так не веселился с тех пор, как оригинальной и устрашающей внешности смотритель Ложи, Манкубус Кровозубс, болезненным носовым тембром учтиво предостерегал о «странном поведении» горожан Проклятой Гавани. На сей раз что-то странное и одновременно захватывающее обещала играющая интонация Таннис, мотивируя наконец встать с постели и одеться, что удалось не с первого раза поддавшимся удобству гелевых подушек. Примерно через час дуэт любовников-искателей расплатился наименее ценными образцами оружия, покинул гигантские двери (Флинт усмехнулся, вспомнив уже миниатюрный ключ банка Остатка) и последовал к гигантскому космопорту на рейс до Пандоры. Не в Убежище-3 к Таннис, какая наверняка взвизгнет, зажмёт нос и пожалуется на то, как мерзко те воняли разными человеческими выделениями и им следовало бы держаться подальше от обладающих обонятельной системой существ и в первую очередь от неё самой, потому что таких пыток любой нос и её в частности не заслужил. Таннис придерживалась очень строгих мнений в вопросах взаимоотношений, особенно близких. Особенно между людьми. Предчувствуя подобный малоприятный оборот событий, дуэт переместился в Кровавую Шахту в чаяниях напомнить себе, из какого теста они сделаны, и по мере возможности присовокупить к «тесту» хорошие пушки. Свои навыки убийства, они имели в виду навыки убийства, если это было непонятно. Зейн по первой долго ёрзал тактическими перчатками по оружию, меняя хват и так и эдак: ребристая плотная поверхность на ощупь была словно чужой, когда как упругость молодых женских округлостей ещё оставалась на кончиках пальцев. Но всё же быстро втянулся в бой, вновь услышав вопли заживо горящих, к счастью ставших немногочисленными, Детей Хранилища или завидев их окровавленные торсы, уже неспособные вопить. Скучать же по стонам от боли, причиняемой стихийными очередями, залпами гранатомёта или — чаще всего — случайными свистящими выстрелами из не пойми чего, как-то не приходилось. Он почувствовал болезненное для его самолюбия разочарование, беспомощность. Лишь однажды он гордо выстоял без напарницы и сдался только потому, что у всего оружия кончились патроны, а клинок на закованных в броню и щиты Детей Хранилища действовал не лучше зубочистки об стену. С улыбкой на губах он понимал, что ещё очень даже годится для сражений. Далее шли нескончаемые проигрыши, один другого больнее, обиднее и всё более скоротечнее. После дюжины оргазмов испытать дюжину агонии подряд пришлось, мягко сказать, некстати. Изнеженные и расслабившиеся искатели были вынуждены признать свою полную небоеспособность. Флинт раскис, бурча под нос оскорбления в адрес Моуз, затащившей их сюда, а заодно и себя, согласившегося с её доводами в стиле «раздавим этих выродков, они даже мыкнуть не успеют». В итоге последние успевали не только мыкнуть, но и засаживать из ракетниц как следует, так что спины и кое-что пониже саднило после цифростроения. Но поначалу подпитывало рвение рвать противников в клочья много положительного, не только скука по пусканию крови и разумеется безоблачный ленный отпуск, но и неожиданный переход на новый этап в отношениях с Моуз. Она, как и всегда с недавних пор, готовясь огласить новую затею, притихла и показательно защёлкала кнопками управления цифростроем Медведика. Через пару минут с ехидной улыбкой поманила пальчиком: — Залезай. Установила новый модуль для тебя. Глаз Зейна расширился от удивления. С воодушевлённым смехом он забрался на спину Медведику и с тех пор был удостоен редкой чести следующую минуту отсекать конечности крупнокалиберной очередью из пулемётов с постоянной тряской скрежетавшего каждый тяжёлый шаг робота. Так как Зейн убойной мощи отдавал предпочтение больше точности, стрелять с разбросом ему понравилось лишь частично. Ещё и челюсть свело. Однако спору нет, побывать на шкирке её обожаемого Медведика очень льстило, пусть на жёстком сидении и отсутствовал массажёр («оставалось надеяться, что Vladof обеспечивали удобством своих эргономичных стрелков»). Кто знал, что в трусы Моуз залезть легче, чем в её обожаемый всеразрушающий танк?! Моуз его радости не разделяла и с тоской вспоминала восхищения Флинта, в любовной горячке признавшегося, что она отныне и всегда будет его образцом стойкости и мощи. Моуз конечно же была тронута первые пару секунд, на третью бросив взгляд недоверия на любовника, не имел ли он в виду под образцом её Медведика? Может и так, ведь он на поле сражения чаши весов оттягивал не в сторону обледеневших или распылённых на атомы противников. И, честно признаться, без него она представляла собой бойца не крепче яйца (если вспомнить жалобные «песни» Зейна про свой Барьер-скорлупу). И с недавних пор выяснилось, что и с Медведиком она могла с успехом угрожать от силы несколько секунд и валилась мордочкой в песок рядом с грохочущими горящими обломками. В лучшем случае. В худшем — встречала чёрно-бирюзовую круговерть технологий ATLAS-зачёркнуто-эридианцев, и делала вдох глубокий и испуганный, словно впервые. Однако через какое-то время Флинт не дождался рядом свечения и взлетел по лестнице на второй этаж, наблюдая за панической беготнёй Моуз с Маячком, плюющимся струями стихийной смерти. Каким-то чудом ей удавалось прятаться за укрытиями в последний момент от всёпрожигающих ракет. Флинту ничего не оставалось, кроме как верить в неё с удвоенной силой, ну и помогать в бою по мере возможностей. Даже если приходилось прямо как затасканному извращенцу, возбуждающемуся от насилия, выцеливать в узкие псевдооконные прорези тех или иных угрожающих жизни спутницы. Таким неудобством наказывались все не прошедшие круг бойни и позорно цифростроились за пределами арены, оставляя право на самобичевание, оказание моральной поддержки или — чуть — вооружённой. Какую и выбрал Флинт, взяв в руки больше привлекающий внимание, нежели наносящий урон, пистолет-пулемёт. Он нашёл отверстие достаточной ширины и выпустил начинённого гранатами СТР4Жа. И, несмотря на полученные ранения, несколько раз просовывал разворачивающийся куполом Барьер, оставшийся без внимания Моуз всё время. Мучаясь от вражеских пули в предплечье и коррозионного ожога на ноге, он с тревогой неотрывно наблюдал за своей «стильной и смертоносной звёздочкой». Не только из-за её глубоко-синего облачения с сияющим напылением. На бегу она едва не роняла рогатую шляпку, стонала сквозь зубы, но сохраняла быстрый темп и потому походила на несущуюся и сжигающую всё на пути звезду. Ожидавшую, пока дроны-механики на станции починят её Медведика ради новой порции сражения на равных с бешеными остатками Детей Хранилища, самоубийцами. Каждый, сознательно вступивший в схватку с Моуз, допускал ошибку, стоившую ему жизни. Несознательно вступивший, впрочем, тоже. Спустя время наспех посчитанные тела, «разобранные» Медведиком, лежали в тех местах, в каких их застали смертельные раны. Возложенные надежды Моуз оправдала: в большей степени уцелела и отомстила всем за смерти обоих. Последних, к слову, они допустили неприлично много, чтобы привычные сотни миллионов на электронном кошельке споро стали непривычными — десятками, означая ни что иное, как приближающееся банкротство, а с ним и окончательную смерть. Похоже, что Зейн поспешил сводить с ней счёты. Отныне от желания цифростроиться по таким пустякам как порванная куртка он зарёкся. Возможно даже и искалеченную ожогами ногу перетерпит, если Моуз подвезёт его на шкирке своего танка. Он прихромал к единственному сохраняющему разум бандиту Костяшкину, не испытывающему желание попробовать себя против первоклассных искателей и их первоклассного оружия, к порученцу Торрга, чтобы получить якобы заслуженную награду. Моуз уже пересчитывала наличные, утёрла висок не то от своей крови, не то — противников, и отчебучила: — Ну, мой милый рохля, размялись? Было сложновато, но мы их всё-таки отделали. Зейн вздохнул и опустил подбородок. Да, они отправились сюда именно по причине смазать «детали», долгое время предпочитавшие убийствам любовь, заржавевшие, забывшие своё предназначение. Показательны в этом доводе многочисленные дырочки на одежде от различных стихий, раны от которых затянутся через несколько минут или часов при соблюдении режима покоя, не вовлечении в перестрелки. Хотя кого обманывать — на Пандоре о подобной роскоши приходится лишь мечтать! Единственная радость, густые, как сироп, лечебные инъекции некоего доктора Зеда, отзывы о ком в ЭХО-сети неутешительно разнились, начиная от «спасающего» и заканчивая «калечащим». Мнение искателей находилось где-то в середине. Зейн, спасаясь от неприятных побочных, пребывал в воспоминаниях одно другого прекраснее: как приятно целовать Мозеру спящей, щекотать под чувствительной грудью или наблюдать за её округлявшимся во время еды щеками, походящими на зверьков-грызунов на её родной планете. И открестился от этих глупостей. Теперь её светлый образ ухмылялся и был рад оказаться в заварушке, вознаграждение за которую не окупило и четверти их затрат. От провалов многому не научишься, особенно если не понимаешь, что послужило к ним толчком. Но несмотря ни на что Зейн привычно ответил с поднятым подбородком: — В таком случае `дём искать приключения на свои душонки, девчуля. В движении я смотрюсь намног лучше. — К Таннис, — без надобности напомнила она. Доктор почему-то не имела привычку покидать медицинское крыло Убежища-3, служащее по совместительству некоторого рода залом выставочным для найденных эридианских артефактов и залом с единственным игровым автоматом. По словам самой Патриции Таннис, не для развлекательных, а — научных целей. Зейн, прошедший со скуки все уровни головоломок, точно не ощутил себя умным или гордым собой, а вот вид самой проводящей опыты выражал и то и другое. Её рекорды остались не побиты, так что она сохранила статус самого умного существа на Убежище и как минимум пары систем, позволив отдыхать своему симпатичному телу с не поддающимися измерению мыслительными способностями на плоских кушетках вместо трупа ящера, придающего спящим в нём вызывающий мурашки кровавый облик. Хотя её полубезумному характеру, что свойственно слегка чересчур увлечённым наукой и собственным созерцанием, очень шло. Искатели свой кровавый облик смыли в душевых Убежища-3 и явились в игровой-выставочный зал, чтобы с крайним сомнением согласиться на путешествие прямо в мозг типичного пандорского психа. Скрашивало скуднопрогнозируемую участь беглое знакомство с подопытным, Кригом, кто до пришествия текущего поколения искателей сподобился не просто привлечь внимание Алых Налётчиков своим «мясным мотоциклом» и завоевать доверие, но и поразить в самое сердце (но-но, не так обманчиво, как Флинт, оставляющий дымящиеся дыры в центре груди). Путешествие же в мозг потребовало отлёта на психонейтральную космическую область, при сближении с которой у подопытных искателей закружились головы и возникали не должные существовать объекты в панорамном окне капитанского мостика: взорванный изнутри цвета фруктового йогурта планетоид формой до дрожи на указательном пальце напоминающий Минос Прайм. Словно бы пейзаж был недостаточно бредовым, по левую и правую сторону от него красовались маска с символом Хранилища и пилотопор. По приземлению на поверхность мозга, Зейн и Моуз вылезли из десантной капсулы, довольно причудливо излучавшей радужный свет, и задумались. Полёт они не запомнили от слова совсем, как и процедуру внедрения живых физических объектов в чужое сознание. Искатели вряд ли вновь оказались в блёклом негативном виртуальном пространстве, от которого глаза рыдали, как уже случалось в «тюрьме» заместителя Вонна, Вик, или — в потерянной на Некротафейо, но к сожалению найденной — недоигре с микроплатежами. Потому не до конца было понятно, то ли личности искателей сохранили на карты памяти и подключили к сети под названием «Криг и его фантастический трындец вместо мозгов», то ли уменьшили до размеров кварков и ввели в Крига напрямую. Оба варианта были столь же фантастичны, сколько и возможность самого путешествия. И итоговое место прибытия. Зейн с прищуром оглянул зелёный луг и упёр руки в бока, как можно громче заявляя Таннис о подозрительном окружении, как вдруг из-за ясного горизонта показались отморозки, летевшие верхом на пулях, и всё вызывающее напряжение нормальное сразу обрело свойственную разуму Крига несуразность. Приправленную взрывами, катящимися шипастыми сферами и конечно же разглагольствующими о недостойных жизни мулов бандитами.

***

Как только появился повод покинуть «вселенную, заполненную грудными клетками и пилотопорами», искателям — теперь уже Храмилища — наконец открылась тайна переноса в разум Крига. Она-то и вызывала у Флинта, в первых рядах стоящего за порцией какого-нибудь безумия, бурную смесь раздражения и страха. Раньше Таннис не позволяла себе вторгаться в личное пространство наглее выдёргивания волос по ночам, оставляя впотьмах лишь слабый запах пота и ликующего приглушённого хмыканья. Страшно предположить, какие опыты она проводила с расслабленными и мало на что реагирующими телами, подключенными к пресловутым приборам! — Зейна в праве трогать только сам Зейн!.. — Свёл сердито брови. — Ну, и пожалуй Моуз, пока я не вынесу новое распоряжение. Если бы Таннис ответила что-то в духе «я уже взяла от вас всё нужное» или «не льстите себе, вы не так уж интересны мне в качестве подопытных» Флинт отказал бы своему благородному принципу не трогать дам, чтобы залепить ей смачную пощёчину и уйти, зарёкшись иметь с ней какие-либо дела. Воссоединившись в качестве исключения разве что при возникновении угрозы планете или Вселенной. — Что вы, что вы! — выставила она ладони, надменно хихикая. — Как вы могли такое выдумать?! Человеку моего положения не свойственно опускаться до физического контакта с лицами, брезгующими носить намордники и стерильные костюмы. Мне одного беглого взгляда хватило, чтобы определить вас в группу не представляющих совершенно никакой пользы для науки. Кажется, Таннис ответила нечто во много раз обиднее, но грозно раскачивающаяся рука с торчащим указательным пальцем Флинта почему-то остановилась и опустилась. Сам он расслабил мимические морщины и со всеми остатками гордости ушёл из покоев — куда-то пропавшего после открытия на него охоты Картелем, а значит не способного выразить протест — Мориса, переоборудованных в зал исследования анормального разума, взяв с собой напарницу. — Зачем обижаться? — дурашливо толкнулась плечом Моуз, пришедшийся Зейну по талии. — Давай эту вредную сирено-учёную тётку заставим забрать свои слова обратно. — Не хочу я рисковать ни собой, ни тобой. Ни… Убежищем, — настороженно обвёл глазами корпус корабля, словно оценивая его прочность. — Видела, как быстро она жарит се яичницу?.. Взглядом? — Я предлагаю мирный путь, дурашка. Достать ей что-то, от чего человек её профессии изумится. Скажем, изобретение, новый минерал, информацию по эридианцам… — Угу. Изобретение. Минерал. Информацию по `ридианцам… — нарочито серьёзно, вдумчиво перечислил варианты и не выдержав повысил голос: — Я не ослышался? Как ты предлагаешь всё эт сделать или найти? Не знаю, как ты, но я всю жизнь оттачивал в се навыки убийства. — Я надеялась ты придумаешь что-нибудь, раз уж ты самый, ну… — подбирала ответ потактичнее крутя ладонями, — опытный среди нас? — Опыт и внимательность подсказывают мне найти ей спальный труп. Она от них в восторге. Ей там лучше думается или спится, чёт вродь того. — Точно! И не просто труп, а какого-нибудь очень редкого зверя! — загорелась Моуз. — В этом-то мы хороши! — Межгалактическому обществу защиты животных эт не понравится, дорогуля, — понизил притихший голос Зейн и взялся за подбородок. — Мне — напротив! Блистательное дополнение к моей блистательной идее! — радость осветила его глаз. — Скорее в путь, пока какие-нить сердобольные не нажаловались, — подгонял Зейн, ведя довольную напарницу под поясницу как можно дальше от жилых кают. Ладонь его с каждым шагом соскальзывала ниже.

***

Незадолго до отправления искателей волновали в первую очередь риск, и во-вторую — трофеи, очень сомневавшихся как в отсутствии первого, так и наличии второго. После ожесточённых сражений в Кровавой Шахте истина легла горькой солоноватой кровью на языках наёмных искателей: их оружие в некотором роде устарело, а тактических приёмов и громких витиеватых угроз было недостаточно, чтобы укладывать штабелями с бегающими глазами разъярённых Детей Хранилища. Таннис, испытывая крайнюю степень отвращения от необходимости пояснений, всё же заверила в том, что риск будет минимальным, а трофеи — вполне реальны, если обнаружить чертежи и отцифростроить их по возвращении. В общем и целом, серьёзных отличий от повседневности они не ощутят. С возможной погрешностью на окружение, обитателей и внутренние правила. То есть с возможной погрешностью на всё. Первым делом, чтобы проверить достоверность слов учёной, Флинт нашёл глазами в Мясном королевстве кованую чашу-светильник, со свойственным своему возрасту кряхтением залез и требовательно бросил Моуз: — Снимай меня! — Затем изменился в лице и исправился: — Эм, в смысле с камеры! Если уж Голиафы питались тухлыми отбивными из скагов и набухали тестом, а спутник целиком помещался в карманное измерение, то правила в сумасшедшем мире Крига определённо существовали свои, в отрыве от реальности, и значит Флинту от безобидной фотографии на костре ничего не будет. Он ошибся и через стонущие «нгх» вскоре мучительно заголосил, загорелся и готов был отправиться на здешнюю станцию «Новый Вы», если бы не инъекция от Моуз. Проверять донья пропастей, на которых в общем-то и зиждились хрупкие мясные островки королевства Крига, Зейн наотрез отказался. На Минос Прайме немногочисленные разрозненные платформы былых исполинских конструкций парили благодаря остаточной мощи гравитационных полей, но здесь всё держалось исключительно на силе воображения. И всё было прочным настолько, насколько способна сохранять рассудок шизофреническая природа Крига. Настолько хрупка и непостоянна, а порой и причудлива, что Флинт умудрялся намертво застрять в дереве на железнодорожной развилке, с лишком перескочить на парящих платформах и всё равно не достать до сундука с оружием, и напоследок стать достойным посвящения в рыцари за героическое вызволение из плена тщедушного коня-танцора («паршивого, над сказать»). Да, во многом происходящее в разуме Крига походило на «рутину» искателей: знакомые истязатели и драчуны устраивали западню, а разные и тощие, и плотные придурки отбрасывали иногда полезное вооружение. Просто также иногда стоило мириться с текущей рутиной: дуть в рог из плоти, буквально, к счастье разделив этот несуразный опыт вместе с шокированной Мозерой, чесать спину сумасшедшей половине Крига, пить из молокомёта или кормить и высиживать «яйцо» преемника говорящей пушки Tediore. — Я сейчас сделал нечто настольк неловкое и запретное, что решился бы убить любого свидетеля незамедлительно, — угрожающм низким голосом заявил Флинт и уставился на Моуз со злым прищуром. — Дорогуля, я в оч шаткой позиции. Побледневшая Моуз кроме нервного хихиканья не нашла что и ответить. К счастью, набежавшие из ниоткуда слегка отличавшиеся от своих реальных прототипов фанатики Хранилища из разума Крига отвлекли внимание Флинта. И даже увлекли, ведь высиженная им пушка Бот с припиской 2.0 выжигала с одного броска не только щиты, но и внутренности. Сидящая в роботе Моуз издалека наблюдала за тем, как Зейн, приподняв новое оружие, идеально лежащее на сгибе локтя, стоял над кучей валяющихся ничком поверженных, всех в дыму и голубоватых всполохах. — В таком случае, я не против найти ещё какой-нить «голодный» Tediore и высидеть одно «яйцо». Нет, пожалуй даже пару яиц! На сей раз в этом наслаждении я своей спутнице не откажу.

***

В скорости реакции на опасность Моуз по праву занимала одно из ведущих мест в корпусе. Она натренированным взглядом завидела вдали порождённых сознанием Крига противников и сразу вызвала тяжёлое оружие, Медведя, что заняло от силы несколько секунд. Поразить же их удавалось не так быстро, а всё из-за того, что Флинт втягивался в перестрелку намного быстрее её, на ходу выпуская СТР4Жа и выбрасывая переливающийся на свету, словно мыльный пузырь, щит. Он исступлённо бежал Локомёбиусом по чему-то, очень напоминающему железнодорожную станцию, раздавая всем и каждому по паре иногда спаенных пламенных сфер Пробойника. А все и каждый, минуя стадию горения, сразу превращались в прах, оставаясь если не воспоминанием, то еле слышимым отзвуком визга. — Я охвачен огнём! — восклицал он радостно. — Не буквально! — привычно уточнял следом. Нечто похожее он говорил ей в первые часы пребывания на Эосе после того, как уладил все вопросы об оплате жилья с кем-то повыше себя всего в полтора раза и донёс по высоченным ступенькам в спальню. В соревнованиях по активности он занимал бы первое место. Каждый раз. И откуда у него столько энергии? Или, правильнее задать вопрос, как к его возрасту удалось сохранить столько энергии? Во многом отличались имевшие выслугу военных лет майоры и прапорщики, чья жизнь состояла из постоянных физических тренировок и сражений, от «шута» с классной снарягой и заставленной бутылками комнатой. «Бегал от своих драчунов-братьев, — поделился он с грустной улыбкой. — К сож`лению, эт был единственный способ не получить от коренастых злюк зуботычин или чего посерьёзнее. Но с каждым летом я становился всё быстрее и выносливее, так что в нек`тором роде я им…признателен». — Прежде, чем мы начнём, девчуля. — Навис он над тёмными улыбающимися радужками глаз с крупными в возбуждении зрачками. — Я знаю, какие три слова желает слышать каждая женщина, но сотни раз подтверждавший свой титул убийцы не силён в выражениях любви. Я могу только обещать, что ты буишь гореть хотя б потому, что иначе я не умею. — Едва он опустил голову для поцелуя, как на ум пришло пояснить: — Гореть не буквально. Но на всякий случай скажи, если почуешь запах гари. — Улыбнулся, и в улыбке этой было столько плутовства, сколько не умещалось во всех знакомых шутниках по корпусу Моуз. — Аргх, я просто шучу, девчуля, не делай такие недоверчиво-большие глаза! Но он угадал лишь на половину. Её большие глаза были полны безостаточного и — что немаловажно — ненапрасного доверия. Какое сложно не заслужить двигаясь неустанно. Безусловно, в постели его действия носили характер строго безобидный и не выходили за пределы горизонтальной плоскости, Моуз обнаружила устойчивый признак, выделяющий Зейна в любых ситуациях: он отдавался делу без отдыха. Он не знал понятие перерыв, пока не доведёт начатое до конца. И сейчас он бы вряд ли прекратил стрелять на бегу, попутно опустошая ящики с боеприпасами, и прыгать, покрывая станцию целиком тёмной ломаной тенью, если бы к концу не подошли противники. Какое облегчение, что разум Крига не плодил противников постоянно, хотя сражение его рассудительности с безумием не прекращалось ни на секунду. — Эй, выбражуля! — окликнула Моуз забирающегося на высотный вагон ради эффектного кадра. — Как же я раньше не догадалась о том, кого ты мне напоминаешь?! Ежа! — Кого, девчуля? Ежа? — Флинт поправил задравшуюся в немыслимой акробатике голубоватую куртку и подтянул ремень. — Какая неожиданность. Это не морской ли зверёк? — Э, и он тоже. — Мимо промчался в розовой дымке гудящий и стучащий колёсами Локомёбиус, и Моуз едва удержала шляпку перескочив на платформу. — Но есть у меня конкретный пример: на моей родной планете в одной видеоигре берёшь под управление человекоподобного синего ежа, считающегося быстрейшим существом в мире. Ну, в том придуманном мире. Он как и ты борется с плохими ребятами заручившись своей скоростью. — Вот как?! Забавно, — с лёгкостью слетев с вагона, флегматично заметил Зейн. — Но ему, готов поспорить, не так повезло с напарницей, как мне, — опустил до шёпота голос, потянувшись чистыми после кровавой перестрелки пальчиками — что было вполне обычным для другой реальности — к круглой женской зардевшейся щеке. — Похоже, нам пора «наружу», — подняла к всегда одинаковому рыже-ягодному небу голову Моуз после кратковременно, но нежного я-хочу-быть-с-тобой-и-оберегать поцелуя вернув пяточки на землю. — Ага, я тож проголодался. Стольк часов здесь провели! Скорость его может и была предметом зависти и удивления, однако она ни в какое сравнение не шла с его метаболизмом. Он съедал за раз консервные банки четыре или три порции в столовой Убежища-3, а те, на секундочку, не влезали даже в Брика, хотя он был тот ещё гурман. И ничего, стройняш-стройняшом, даже к физическим упражнениям мог приступить почти сразу.

***

Победа над олицетворением ярости Крига или Потрошителем души, несмотря на колоссальные размеры и удары молниеносным пилотопором, далась не так уж и трудно. Всё благодаря тому, что Мозера тепло посмотрела в глаз Флинта, указала большим пальцем за спину и нацифростроила себе Медведя, без слов донося мысль «бросай свои хитрые примочки и садись, мы его вдвоём в два счёт уделаем, каким бы громадным и страшным он ни был». Предложила. Сесть. Тому, кто в свой пенсионный возраст ответил на ментальный зов Лилит (да смилостивятся над её судьбой боги, если те ещё остались), мотался по пограничью Вселенной, перебил эдак пару тысяч фанатиков и дикой живности, чуть меньше — маливанцев, и под занавес прикончил пару сирен, мнивших себя богами! Говоря вкратце, он не сидел без дела ни дня своей проклятой заказами на его голову жизни. Но он послушно занял принадлежащее только ему место и ускорил поражение самого громкого «шкафа», с какими ему выпадало сражаться. Наверное. На его счету слишком много убийств великовозрастных тварей и механизмов, рассказчица не уследила. А битва с «шкафом» обстояла примерно так же, как и в последнее время. С разницей лишь в том, что им противостоял великан с двумя внушающими как минимум волнение уникальными оружиями. И сюрпризом в виде увеличения в пять или около того раз. … Безнадёжным имбецилам-торчкам голиафам и не снилась подобная трансформация. Душепотрошитель ходил медленно и сотрясал огромную плиту, выступающую полом, каждым своим грузным шагом. Но настигал Искателей, мелких даже в высоком и широком Медведе, в мгновение ловкого прыжка, чтобы опустить свою дубину. Или же просто метал громадное обоюдоострое копьище, с лёгкостью пригвоздившее бы к стене и тел десять! К счастью, владофские инженеры или сама Моуз додумались снабдить танк гипердвигателями, позволяя маневрировать в бою с активным противником. Моуз нажала на кнопку прыжка и увела рычаги управления, и Медведь повторил её движения за мгновение до удара, который превратил бы её и сидящего наверху Зейна в несимпатичные блинчики с жирной прослойкой из техники. От резких скачков и кратковременных полётов туда-сюда у обоих сбилось дыхание, но и растянулись улыбки, ведь дубина Душепотрошителя опустилась с громоподобным гулом на растрескавшуюся плиту, расходясь вокруг ветвистой молнией, и не задела их. Иногда великан вытягивал своё материализующееся в руке копьё, взмывал ввысь и превращался громоприёмник, заряжая пол опасной дозой шипящего электричества. Моуз приходилось на полной скорости массивных металлических ног вести танк к спасительным платформам повыше и пережидать, пока магия здешнего места, разума Крига, перестанет давать так много преимуществ своей злокачественной опухоли, Душепотрошителю. Хотя и вполне довольствовалась спокойным расстрелом неподвижной цели из своих мерцающих соответственно красным и голубым рельсопушек, вгрызающихся в будто игнорирующей всё толстой коже. Зейн ни на микросекунду не уставал ей помогать из турели на медвежьей макушке благодаря превосходной охлаждающей ствол системе, сводящей на нет перегрев. Несколько минут такой стрельбы, уворотов, промахов и лёгкого ошеломления, когда слепящее радужными цветами небо вдруг заполоняли летающие на пулях психи, и Душепотрошитель громогласно прогундосил, упав на испещрённую вмятинами арену. Выпрыгнув со шкирки на условную плитку, Флинт упёрся слегка дрожащими ладонями — конечно же после пулемётной стрельбы! — выше колен и выдохнул со свистом: — Мне так спокойно… и радостно, что Железный Медведь сражается на мьей стороне!.. В жизни не сидел в чём-то насток стращающем, мощном и…надёжном. Обвёл глазами массивный танк под куполом мерцающего щита. Любая лесть, адресованная самой Моуз или её механоиду, тянула торжествующую улыбку. Знала бы Vladof, каких высот смогла добиться их хвалёная единственная боевая единица, какое сокровище они бросили на растерзание, предали. Они не просто заслуживали мести, они на неё напрашивались. Но сперва напрашивалось на исследование пресловутое Храмилище, более не охраняемое и по идее скрывающее всякие богатства, какие только могло хранить дуальное восприятие мира Крига. То есть напичканное совершенными убиваками, отборными потрошителями грудных клеток и вынимателями душ, самыми действенными и извращёнными пушками, до которых не додумалась бы ни одна ведущая корпорация, даже если бы создала что-нибудь в сотрудничестве с другими. К примеру… — Громовержец?! И всё?! Разумеется, Флинт возмутился обыденной находке после того, как обчистил не только пресловутое Храмилище, утопившее во мраке настроение своим кратковременным доступом к «сокровищам», исчезнувшим прямо на глазах, но и целых два потайных подхрамилища, не столько хитро спрятанных, сколько хитро запертых. Замки же представляли собой слабо светящиеся плиты, которые рассмотрел бы разве что дотошный исследователь… разумов. То есть не Зейн и точно не Моуз. К счастью, подтолкнула спонтанная неловкость. — Что ж, мы примирили Крига с его занятной безуминкой, грохнули терзающую их душу неуправляемую ярость и `сследовали и обчистили от вредоносных паразитов каждый уг`лок его памяти… — Флинт слегка выпятил грудь и сложил руки на животе, словно после сытной трапезы. — Чё ещё `стаётся неотразимому красавцу наедине с мелкомиленькой `збранницей? Смекаешь? — Зачем-то подмигнул и ухмыльнулся, хотя смысл прозрачнее было не донести. Хорошо бы — насколько оное может быть хорошим, конечно же — предложить это в личном хранилище Джека в казино, раз Флинт впадает в экстаз от вида различной валюты. Но он посчитал вполне… разумным повеселиться в разуме. Наверное, прельстился отсутствием всякого риска. Если Таннис, наверняка пристально следящая за ними через экраны с поджатыми губами, не найдёт нужную кнопку, чтобы вынужденно прервать их с Моуз прекрасное времяпрепровождение, лишая того самого наслаждения в отсутствии всякого риска. Как бы то ни было, шаловливые ручонки с голыми ухоженными пальчонками потянулись к чувствительному открытому участку тела напарницы с намерением, далёким от простого возбуждения. — Эм, я бы с этим повременила до, скажем, выхода «наружу», — просяще-приказным тоном донесла свою позицию Моуз и скорчила личико так, что губы сравнялись по высоте с носом. — `чему ж? Наши злоключения подошли к концу, а мы и так и не закрепили наш результат. Те разве не хочется `ставить их на долгу память? Напористость толкнула Зейна ближе к попятившейся Мозере по кучам поблёскивающих в белом потолочном свете монет, звякающих с каждым уверенным, но небольшим, шагом. Примерно на четвёртом — нога в компенсирующем нагрузки сапоге неожиданно утопла и изогнулась, повалив горе-любовника набок. — Ауч! — застонал упавший на локоть, и стон его заглушился звоном сотен потревоженных монет, одна из которых, то ли с изображением Майи, то ли «подковы» Хранилища, пролезла в спусковую дугу Каосона на пояснице и заставила выплюнуть калечащий и рушащий всё на своём пути ледяной душ из взрывных снарядов. — Я всего-т хотел совместное фото!.. Раздражение одного и ошеломление другой длились недолго, как и шумная стихийная очередь, потому что сразу после раздался выразительный «дзынь» под потолком, и плита с узором, очень много имеющая общего с эридианской архитектурой, поменяла цвет. — Воу, смотри, растяпа! Я такие плиты уже видела на входе ко Храмилищу, только размерами намного крупнее. И говорила о них, пока ты «оставлял долгую память» обо всём в разных позах. К сведению, я подстрелила их. Таннис, знаешь что-нибудь об этом? — К своему неудовольствию, нет, — живо откликнулась, доказывая пристальное внимание к своим подопытным, — и предлагаю всё же найти и задействовать все плиты, интересно узнать, что же такого знаменательного прячет разум Крига. Плит оказалось двадцать четыре, потребовали они предельной внимательности, упорства, а также получаса времени. И всё ради того, чтобы проникнуть в подХрамилище и повертеть с характерно-кричащими цветами Громовержец производства Maliwan. Флинт раскатисто выдохнул и в сердцах признал: — Если сказать, что я разочарован, знач смягчить мьи чудовищно `громные надежды на добычу. — Переглянувшись молча с Мозерой, выражавшей похожие чувства, он вздохнул, схватился за ремень и громко постановил: — Таннис, мы более чем готовы выходить. Всё равно фоторомантическое настроение было безбожно испорчено. — Я ещё так молод, но кажца видел всё в эт жизни. — Зейн от затхлого запаха их временной лаборатории прокашлялся и снял шлем-очки, ответственные за обман мозга, не сомневающегося в недавнем путешествии в другой. — И что ж мне терь делать? Моуз в кресле по правую руку уставилась в потолок и проморгалась. — Всё видел?! Брешешь, как дышишь! — Нетактично указать на его немолодость Моуз, раньше только и извергавшаяся шутками на это счёт, не стала. Иногда самомнение Флинта могло ни с того ни с сего пошатнуться. — Но-но, без непарламенстких выражений. Клянусь своим оставшимся глазом, видевшим «готэмских умников», топившх в луже угря и кативших головки сыра с горы на продажу в другой город. Видевшим белых лопоухих гигантов, чьё содержание превышало все доходы, и напоследок прыгающих и боксирующих волшебников! — бросил он воодушевлённо постоянно отстающей спутнице по дороге в туалетные комнаты. В общие, для тех нескромных, кому было всё равно, перед кем снимать штаны, хотя планировка корабля предусматривала отдельные комнаты. — Эм. Ладно… — пожалуй, к подобному вранью Моуз не была готова и представить смогла с трудом. — Кстати о глазе, ты не рассказывал, как его лишился. Я думаю, что давно заслужила узнать твою тайну, — эхом от стен туалетной кабинки отразился заинтересованный женский голос. — О, Мозера, дорогуля, история эта ни на гран не романтична. — Прежде чем продолжить, рассказчик сделал дела, застегнул молнию и нажал кнопку смыва. — Я сидел в питейной для наёмников и заказных убийц, и засиделся до того, что владельцев утроилось, равно как и посетителей, а среди последних мне начали казаться соблазнительные и высокие полуголые дамочки на каблуках. И вдруг кто-т решил пошутить с таким как я. Устроил турнир за право называться лучшим пьяным стрелком. Естесно с таким сладким призом, что можно локти се искусать. По правде гря, за проигрыш тож кое-чё причиталось, но я об этом не думал. — Флинт положил ладони на раковину, поглядел в зеркало и вздохнул. — Я промазал первым же выстрелом. — Выдержал паузу и включил кран, шум которого вынудил повысить голос. — Победивший настоял лично выбрать инструмент, и им стала столовая вилка. Так случилось, что я с тех пор ношу её с собой, как напоминание о собсной ошибке. Какая в итоге стоила жизни тому засранцу, ведь он сжульничал, не только переместил мишень, но и напился чем-то не крепче воды. Заметив в отражении стукнувшую дверью кабинки Моуз, он развернулся и медленно потянулся к поясничной сумке, накрыл одну ладонь другой. Моуз застыла и сморщилась, не уверенная в том, хотела ли видеть окровавленную вилку, ставшую орудием наказания. Зейн также не торопясь раскрыл замочек из рук, который в итоге скрывал ничего. — Купилась! Я не напиваюсь до поросячьих визгов и не `частвую в турнирах, в которых мья победа ставится под сомнение! — Флинт скрипуче захохотал в испуганное лицо Моуз и продолжил хладнокровно: — Но того придурка я всё равно убил. Он подставил мня и подстрелил. К счастью, гнилой предатель тольк царапнул пулей, а я ответил ему намног точнее. — И что же ты не восстановил свой глаз? Почему железня? — На сей раз шуметь краном с серовато-коричневой, якобы безопасной даже для питья, водой принялась Моуз. — С твоими премиальными, готова поспорить, ты мог бы открыть сеть клиник по выращиванию органов. — А я так и поступил, потолковал с докторишками, сдал необходимые анализы, но тут мне предложили более быстрый, готовый вариант: примерить технологический, чтобы не прятать шрам под повязкой. И знаешь, я к функциям различным его так привык, что по итогу отказался от настоящего. — Он моргнул или подмигнул, что по итогу выглядело одинаково. Одинаково плутовски, ведь никто доподлинно не знал, видел ли Флинт сквозь одежду. — Но на всякий случай ношу с собой. Он вновь потянулся за поясницу, но Моуз его остановила с несвойственным ей высоким девичьим тоном: — Фу, чертяка-Флинт! Не смей показывать! — Она метнулась в сторону выхода и почти сбила одного из Алых Налётчиков, кричавшего на пределе голосовых связок о том, что его не слышат. Кажется, его хорошо приложило гранатой перетрудившихся наёмников Атласа, оперативно отреагировавших на взбунтовавшийся ИИ роботов. А может он всегда и был таким… — Я после мясного королевства Крига на дух не переношу всё органическое, — потерялся её визгливый голос в пустом коридоре. — Тебя не слышат, парень, потому что ты недостаточно громко об этом заявляешь, — ухмыляющийся приобнял огорчённого и раскрасневшегося загорелого парня, из глаз которого едва не текли слёзы. — Старайся лучше, поверь, Зейн плохого не посоветует. И отошёл на почтительное расстояние, чтобы тут же включить в надетых наушниках что-нибудь забойное. Забойное для пятидесятилетних: с музыкальной трубой или банджо. — Жаль, что запасы млекопитающих насыщают Мориса на несколько дней. Пища, которая так орёт, однозначно хочет быть съеденной, — кипяще-устрашающим рыком заметил штатный разумный ящер, недавно вернувшийся на борт, провожая взглядом крикливого прохожего.

***

Недавнее сражение c то ли насильно перемещёнными с родной Пандоры, то ли отцифрокопированными, сразу и не скажешь, фанатами бандитизма на полигонах эридианцев, прошло довольно неоптимичтино. В решимости, подпитываемой уязвлённой гордостью, побить рекорд другой спевшегося дуэта искателей, неподражаемые Моуз и Зейн оказались в окружении помазанников и безбашенных танков-лилипутов, прочных как алмазный бор в сплаве с веркувианской ветчиной, исход которого печально предсказуем. Пули летели веером отовсюду, электрические волны от гранат покрывали половину поля сражения, не оставляя живого места на опытных искателях. Время на испытание истекало быстрее, чем противники. Накатывало пораженческое настроение, а неодобрительные мерзкие смешки его только усиливали: — Давай-ка укоротим того выпендрёжника! Без своих игрушек он никто! — Отличное вооружение, симпампуля, но у меня лучше! — Эй, блондинчик, что за стрёмные усы? — Навалимся на солдатку и убьём её до того, как…о, проклятье! Ты всё равно останешься хрупкой малявкой, в роботе ты или нет! — Окружаем старика! — Ух, да хвать вам уже! — от обиды заскулил Зейн, небрежно клацая по спуску карающего Мордобойника. Каждый новый заряд дроби летел мимо целей. — Слышь, чё они тявкают? — Уверен, что самое время обращать на них внимание?! — Рядом прогромыхала Моуз за укрытие на своём двуногом танке, прочность которого слишком быстро уменьшалась, судя по показателям приборов. — Соберись! — Но `ни назвали мня стариком! — О, не волнуйся, через пару-тройку лет, когда мне стукнет тридцать, я тоже буду старой. — Гха… — он почти задохнулся от возмущения и обиды, — я не старый! Думайте в следующий раз, что грите. Вы задеваете мьи чувства! — Нам сейчас заденут внутренние органы! Сосредоточься, бо… — не успев договорить, Моуз исчезла в ослепительной вспышке взрыва и разлетевшихся железяк, чтобы возникнуть вскоре вновь у десантной капсулы с жуткой головной болью. Зейн прикинул, что долго не протянет как без напарницы, так и Двойника, чьё энергополе не выдерживало сфокусированной стрельбы и трескалось за секунды, двинулся в гущу битвы с озлобленным оскалом. — Устыдитесь, мерзкие мерзавцы, вы едва совладаете с одним! И секундой позже поймал слишком много пуль, снарядов и чего-то похожего на раскалённые мячи для крикета, продырявившие грудину, чтобы не врезаться коленями в бурлящую стихиями землю. Задорный смех в округе разозлил его ещё больше, заставив опустошить магазин каждого выбранного в быстром доступе рюкзака оружия. На перезарядку не было ни сил, ни времени. На последнем издыхании при надвигающейся темноте в глазу он подполз к безбашенному мускулистому карлику с лицом младенца, похоже не придающему значения риску стрельбы из гранатомёта в упор, и наугад полоснул энергоклинком. Затем ещё раз и ещё, не успев понять в силу критических ранений, что случайно зацепил ударом какой-то то ли крепкокожурный фрукт, то ли орех, залетевший в широкое дуло. Не понял он также, что случайно всё же побил рекорд, правда, среди коллег-наёмников в соревновании за самую впечатляющую серию убийств безобидным предметом, обогнав на голову какого-то чудилу с остро почищенной морковкой. Гранатомёт безбашенного карлика взорвался, покрыв медленно испепеляющим электричеством его самого и переставших хохотать шестерых друзей. После бирюзовой цифрокарусели Зейн покашлял и огорчённо взглянул на парящего поодаль Наблюдателя, наверняка насмехающегося над ними — по-эридиански или по-хранительски, как знать, — потом на вздохнувшую Мозеру, и наконец на расплавленный механизм клинков, без слов принуждающий вернуться на Убежище-3. Их починка чего-то сразу не заладилась: мерзкая тварюшка с лесом мха на спине за недели пребывания осмелилась не только скакать по кораблю и подглядывать за всеми своими вечно глупыми большими заинтересованными лупетками, но и научилась входить в закрытые помещения, в частности, покои Зейна Флинта. Вернувшись с крайне низким зарядом внутренних батареек после нескольких дней проливающих пот активных сражений и тревожного полусна, он обнаружил, что запчасти для дрона и инструментов лежали не на месте или испорчены, или то и другое; забытые бутылки смели на пол, острым ковром осколков переливающиеся на свету; на постели — бардак, в углу — кавардак, алофикус лежал враскоряк. В общем и целом, его штаб уединения пришёл в упадок, а кроме роботов Холлоуэя, некогда взломанных зловредным ИИ и вынудивших обороняться экипаж Алых Налётчиков — к счастью всегда боеспособный, — уборщиков больше не числилось. «Лучше бы, бесы, по Убежищу-3 бегали «Кевины». От них меньш вреда». В пору было в отчаянии упасть на колени и бессмысленно горевать, но Флинт осовело взял моющие принадлежности в подсобке, натянул перчатки, вспомнив себя в роли чистильщика в паре «мокрых заданий», и посвятил следующий час приведению штаба уединения в прежнее и даже лучше состояние. Безусловно, он мог бы попросить о помощи Мозеру, чья комната — как раз и почему-то — избежала посещения редкого пакостника. Но она, проведя сражения менее напряжённо внутри своего бегуче-прыгучего танка (не умывалась в поту, как Зейн, например), объединилась с Амарой в просмотре фильмов с участием последней с очевидной целью погреть её чувство собственного достоинства. Нынче мало или совсем не осталось тех, кто не видел на экране толпу высокорослых мужчин, расползающихся по углам от одного только вида темнокожей воительницы с сияющими тату. Чудовищная посредственность. Зейн нахмурился и покряхтел. Вот уж фифа, он бы не связался с женщинами её типа, слишком важными, яркими… ну, и слишком сильными тоже, — только не снова! — в том числе внешне. Звёзд, затмевающих своим сиянием или чем бы то ни было сиренским. Он привык блистать сам. И чтобы вокруг всё блистало. Вконец замотанный Зейн под отголоски хохота Мозеры, очевидно находящей смешным экранную посредственность, в мечтах — уже не только стремлениях — завершить без висяков условный день и улечься спать отправился одолжить инструменты у самого очевидного их пользователя. И самого ближайшего. Вожака, бес его дери, стаи. К З4ЛПу, что паскудно, мерзость и коготком не запрыгивала, хотя тот свою комнату (к слову, расположенную напротив Флинта, и не обделённый логическим мышлением догадался уже, что зверька к нему попросту толкнула вонь) никогда не закрывал, так как ежесекундно проветривал лотки Мясокрада, Мистера Куся и Одиночки; будучи слегка механизированными они всё же, к сожалению, сохранили биологические повадки. Причём брал он на вылазку только одного питомца, чтобы двое других кошмарили экипаж (о, эти принесут палочку, даже если она находится внутри кого-нибудь) и разумеется следили за наполненностью лотка, заставляя носы заходящих в жилой кубрик засохнуть и отвалиться. «Вот почему Таннис заскакивала сюда лишь раз и в противогазе». Зейн на секунду задумался, сколько ядовитых паров он вдохнул и не заметил, частенько обнимая пальцами бутылочку чего некрепкого и не такого вонючего из бара Мокси. И хотя его радовало, что «частенько» с давних пор стало «иногда», он всё же задумался над новым шагом в избавлении от вреднючей привычки. Как минимум, чтобы соответствовать своим в прошлом словам: «Мозера Хаюссюниан Ян-Лунь аль-Амир Андреевна, ты пьянишь мня одним своим видом сильнее пинты, а прикосновением — двух». Ну и пусть, что он сказал это чуточку пьяным, он не врал ни ей, ни себе. Но она не верила, только насупилась и отошла подальше от стойки. Она вообще сторонилась кого бы то ни было, и в первую очередь мужчин: командование Vladof морочило ей голову слишком долго. Первоначально он сам избегал девчонку, умеющую из пятифутовой злюки обращаться восьмифутовым металлическим неостановимым пошли-все-нахрен-оружием. Однако при разделении обязанностей по спасению Вселенной девчонка присмотрелась к жилистому «старичку», имеющему при себе только себя и «погремушки», и с неохотой взяла под опеку. Держась по-прежнему отстранённо. Этим она и зацепила Флинта, до краёв убеждённого в своей привлекательности и потому совращающего любую женщину из спортивного интереса. В тяжёлых случаях требовалась не одна неделя, а коротконогая Мозера заметно удлинила временные рамки. И дала понять, что тем самым стала намного привлекательнее, намного ценнее и желаннее для едва ли не всё попробовавшего зрелого охотника за женскими сердцами. Хотя в настоящий момент он охотился лишь за инструментами и посчитал, что состоящий из гаек и шурупов не обидится («правильно ли наделять машину этим глубоким чувством?! Кнешно нет»), если не досчитается одной-тройки вещей. Охотился — слово наиболее подходящее в условиях свирепо обративших на него эллипсоидную голову мурапаука и косматую в очках — джаббера. Но дробовик в его лапах напрягал сильнее. Сказывалось впечатление, что стая вот-вот ополчится против Зейна. Он прикинул очерёдность действий, первым из которых ликвидирует паука одним пинком по мягкому гузну. Пандорцу не пристало не уметь обороняться почти что с рождения, если любое место, куда бы ни ступала его нога, облюбовано какой-нибудь недружелюбной живностью. С инопланетным джаббером дело бы обстояло сложнее и возможно не обошлось бы без станции цифростроя. Или без превосходного навыка дипломатии: — Дёрнешься, парень, и заново отцифростроенный я нажалуется З4ЛПу. — И погрозил чуть согнутым от усталости пальцем. Зейн состоял во многих группировках, в том числе не по своей воле, и «стая» пополнила последних, вызывая не то смех, не то недоверие, близкое к равнодушию. Но именно принадлежность к ней сейчас выручила его и отправила в чистый штаб с едва проглядывающейся за обвислыми усталыми щеками торжествующей улыбкой. Она стала чуть заметнее при виде ожидавшей его Моуз. Она скрестив ноги расположилась на ложе для лилипутов. Ну, или для подобных ей. — Пришла пожелать приятной ночи. Кстати, твоя комната выглядит намного лучше. Не перестаю поражаться твоей энергии. — Батарейки Флинта уже не пищали, верещали и били по вискам молотком от её недостатка, но он стоически умолчал. — Я подумываю гостить у тебя чаще. — Пробежалась пальчиками по покрывалу. — Так `ставайся с ночёвкой. Только `свобожу стол. На нём буит явно удобнее. Моуз с воодушевлением приняла предложение, сбегала за спальными принадлежностями и помогла сделать новую постель чуть мягче. Бережно сложенные одежда и снаряжение заняли полки, тёплый голубоватый свет исчез, погрузив комнату в располагающую к шёпоту темноту. Женское тело прильнуло к мужскому под тонким одеялом. Сносный вариант двуспальной кровати в отсутствии оных на корабле. — От тя пахнет `марой. — «Скорее попахивает, та эспандер мнёт даж во сне». — Ты проводишь с ней мног времени. — Только на Убежище-3, — с некоторым волнением в голосе защитилась Моуз и устроилась удобнее на упругом плече. — С тех пор, как мы одержали победу над Разрушительницей, мы почти всегда действуем порознь. — Эт радует. Знач, она не сможет провести над тобой какой ритуал по превращению в сирену. — Моуз обратила к себе его подбородок и удостоила взглядом «что ты несёшь?» — Посмори на Аву или Таннис! Они слишком много тёрлись бок о бок с сиренами и стали ими! В пору и о се беспокоиться, но я больше беспокоюсь о том, что када-нить увижу голубые завитушки у тя на теле. Его похожие на бред подозрения имели смысл, если припомнить обстоятельства обращения в сирен. Каждая из известных ей проживали поблизости с эридианскими развалинами или взаимодействовали с их артефактами, или то и другое. Выходит, что на первый взгляд случайность обретения сил произвольной девчиной объяснялась тесной связью с Хранилищами, посредственно или непосредственно. Моуз при случае обязательно спросит о происхождении эридианского осколка на подвеске Амары. Её загоревшийся взгляд замер. «Неужели на Партали тоже есть чем поживиться?! То есть, изучить содержимое», исправилась она в мыслях. — Мне ничо не останется, кромь как бросить тя. Кнешно же в слезах. — Бросить? Из-за чего? — С того, что эти бабёнки-сирены пусть и невероятно `бворожительные внешне, эт я признаю, но имеют на редкость паршивую судьбёнку. Взваливают на свои сексуальные плечики слишкомного ответственности и не выдерживают. — Если вы слышали как минимум пару явных комплиментов в адрес случайных женщин, значит, вы говорили с Зейном Флинтом. — Мы видели гибель целых трёх… с половиной сирен в расцвете лет! Их избранникам, ставлю свой глаз, сулит не лучшее. — И это говорит один из самых разыскиваемых наёмников в шести галактиках! — скорее расстроенно заметила запавшая на одного из ненавистных ей двуличников. — Но-но, — сонно указал он и повошкался, — самый разыскиваемый И самый сексуальный наёмник. — Ха, может быть! — смутилась Моуз пришедшими на ум образами: вспотевших шеи и груди, двигающихся взад-вперёд, жар дыхания на чувствительной коже лица. — Ты горяч. — «Для деда». — Для полувекового. — Д`ладно, признайся, ты фортунчик, жизнь не могла одарить тя лучше, чем неотразимым и опытным мужчиной, — как можно обаятельнее промямлил он. — Признаю, — сказала она после нарочно продолжительного молчания. «Да уж, точно не могла. Тем неприятнее связаться с блядоходом». — Если я всё же стану сиреной, то постараюсь лишить тебя печальной судьбы быстрее, чем ты осознаешь. — Прошу, скажи, что бросишь мня, а не превратишь в визжащий суп… — по интонации уставшего сложно было определить, страшит ли его описанная участь. — Зависит от твоего поведения, чертяка-Флинт. Хотя я бы предпочла превращать всё в угли и пепел, — мечтательно призналась она и глубоко вдохнула. — Мне нравится всё хорошо прожаренное. — Кстать об углях и пепле, — уже засыпая вспомнил Зейн, — зная о твоём влечении к огненнострельному `ружию, я приберёг пару винтовок Vladof в сейфе. Уверен, с прикрывающим тя роботом на самоуправлении ты удвоишь мощь. — От их оружия много шума, но мало пользы. Лучшего вооружения, чем на Медведике, они не придумали. Поэтому мне смысла нет из него вылезать. — Подумав над тем, что такого в нём есть, окромя безупречного послушания и защиты от любых лжецов и предателей, она добавила: — А ещё внутри очень тепло и удобно. Последние слова окончательно убаюкали уставшего. «Надеюсь, что почти как со мной», он так и не произнёс.

***

Едва держащая глаза открытыми от усталости Моуз полулежала, облокотившись на странно-тёплую скалу со светящимся эридианским знаком. Она нарочито медленно опустошала банку с овощной запеканкой, воображая, что это можжевеловый суп или рагу из чешуйчатого баранчика, какие ей нравились намного больше. Зейн по обыкновению стоял со своей банкой рядом, грезить с которой о любимом джеме было в разы сложнее. Он почти всегда стоял, когда отдыхал. Вероятно, он бы спал так, если бы не шесть с лишним футов роста, видневшиеся недружественным целям на милю вокруг. — У мня есть кое-какие соображения на счёт цифростроения, — перебил относительную тишину Зейн, не обращая внимание на поражающей красоты схватку пикирующих ракков и электрических скагов вдалеке. Поражающей для стороннего зрителя, но далеко не для пандорца. Родная планета совершенно не менялась за недели отсутствия (и даже, справедливо сказать, за годы) и не вызывала желания возвращаться, если бы не парочка хитро запрятанных эридианских скрижалей, в которых некая Нириада интригующе ведала о самой таинственном космическом народе, оставившем после себя слишком много загадок. Спонсором мотивации для исследования послужила Патриция Таннис, потому как искатели перестали вслушиваться в послания после ключевых слов: «запертые в Хранилищах могучие существа» и «горы высокотехнологичной добычи для победителей». С точки зрения Таннис искатели представляли собой конченных недоумков, правда, без их грубой силы она бы не получила ценные ей сведения. — Выкладывай, — попросила Моуз после того, как ополовинила свою пошарпанную зелёную флягу. Рисунок черепа и костями на ней затем кропотливо дополнился именем владелицы. — Предупреждаю, дорогуля, они один другого страшнее. — Я тебя умоляю! — возмутилась Моуз, крутя в воздухе походной ложковилкой. — Я видела результат слияния Тайрин с Разрушителем, проклятье жителей Зайлурга, а также самое ужасное — ракурс моего лица, помещённого на плакат с «мудрым Максмаггером»! — Справедливо, — сдался Зейн, хмыкнув, — ну, что ж, сама попросила. Эридианские технологии копируют множество наших тел, помещая их в некое, ну, хранилище, и с каждой смертью изымают их ради восстановления нас. Стоит надеяться, что «те мы» лишены разума и воли. — Ха, или же те тела замещают нас! — Чёрт, дорогуля. Я это я, ни на один гран не изменившийся, — ну, кроме того, что стал лучше. — Неосознанно Флинт коснулся ладонями грудной клетки, словно таким глупым жестом смог бы утихомирить опасения, но только ускорил сердцебиение. — Я бы почувствовал! — Отставить напрасное волнение, боец! — усмехнулась Моуз, шкрябая ложковилкой по стенкам банки. — Что там с другой твоей страшной версией? Вопрос кажется отрезвил Флинта, всерьёз напуганного вероятностью быть «другим». Цифрострой по первой пугал многих, даже пандорцев, отказавшихся пополнять зарплату сотрудников — в основном генерального директора — Hyperion. Уж кто всегда бросался в перестрелку с холодным оружием, то есть в заведомо проигрышную, так это слегка лишённые разума. А на Пандоре его лишались легко по многим причинам: нещадное солнце и сохнущие моря, излучения Хранилища, махинации ATLAS и DAHL, брошенные последними желающие мстить всем заключённые, возникающие на этой богатой почве религии… Даже вид испражняющегося скага смещал душевное равновесие. — Она более фантастична. На самом деле никакого воскрешения не существует, мы надышались парами эридия и мысленно пребываем в некой сумасшедшей реальности, при этом часть нашего сознания работает на полную катушку. Отсюда всё творящееся вокруг безумие. — Мда, мир без безумия сложно себе представить. Кажется, эта фантастика зовётся Ютопией. — Зачерпнула последнюю ложку и заключила с полунабитым ртом: — И она точно противоположна Пандоре. — Но даже в таком месте есть свои плюсы. Поверь тому, кто родился на ней и прожил пятую часть своих лет. — Зейн нахмурился и посчитал. — Ну, или больше. К примеру, мягкое сияние исполинского Элписа. Он подошёл к обрыву, поднял подбородок к названной и застыл. Легчайший ветерок подёрнул собранные в густой светлый хвост волосы. Когда даже ракки перестали визжать, одолев скулящих щенков скагов, по глупости напавших не на ту еду в отсутствии старших сородичей, Зейн обернулся к Моуз. С растянутой улыбкой его пристальный взгляд вызывал сосание под ложечкой, словно баночку отменных консервов производства DAHL не она только что ела. — Что-то такое в твоих глазах дразнящее, но не могу сказать, что именно. — Я думаю над тем, каким должен быть приятным оттенок твоей обнажённой кожи в свете луны и где бы тебя раздеть, чтобы нас не прервали фразой «я разделаю твои мясные кости на куски и без своего пилотопора!» — Я разделаю твои мясные кости и без своего тесака! — натужно угрожал полуголый бандит где-то ниже, в долине. — Ну, или такой. Никада не угадаешь, какому пандорскому безумцу ты особенно приглянёшься. Не успел Зейн выхватить за спиной оружие, а Моуз влезть в Медведя, как послышался бурчащий рёв старого багги, становящийся громче и громче, пока не достиг крещендо переехав бандита, предпочётшего сну насилие. — Противники на три часа! Сидевшие внутри багги ликованием и смехом привлекли внимание чуть успокоившихся ракков и ввязали их в новую потасовку. Пандора никогда не спала. Ей постоянно мешали. — Отмена тревоги… Оба присели на походный коврик и вслушались, как их потенциальные враги уменьшались в численности и представляемой угрозе, пока она не приблизилась к нолю. Выстрелы и галдёж умолкли. Вновь настала тишина. — Не планета, а фантастический трындец, — хмуро отметила зевнувшая. — Ну, дорогуля, должно же быть что-то, что тебе понравилось на Пандоре? «Скорее кто-то», подумали оба переглянувшись, но не сказали вслух. Для их витиеватых страстных отношений было бы слишком скоро и просто в этом признаться. Моуз нашлась с ответом почти сразу: — Оружие в туалетах. — Закачала головой. — Очень практично! В остальном… мне сложно найти плюсы. — Что ж. Несмотря на то, что Пандора грязная планета — со всеми её свалками, брошенными заводами и `справительными и перерабатывающими центрами, `ридиевыми или шлаковыми морями, о каких сейчас больше сочиняют, чем вспоминают, — с чем согласны мы оба, она в какой-то мере очистила нас. И многих до нас. Вспомни, рассказы Лилит о причине полёта в эти края. Кроме попыток разузнать больше о сиренах, разумеется. Даже если мы с тобой прилетели на Пандору в поисках убежища, спрятаться от преследователей, от ненужных глаз, то шанс нажиться мы рассматривали подарком послаще. Что же теперь? Кем мы стали? — Образцовыми людьми, совестливыми и самоотверженными. — Моуз выпятила нижнюю губу и покачала головой. — Скукота, — заключила она и засмеялась. — Что самое чудесное, у нас есть время и возможности делать больше совестливого и самоотверженного. — Если ты предлагаешь напасть вон на тот лагерь бандитов, то мог бы не начинать так издалека. — Не, я грю о карте Хранилищ, которую Таннис хитро прибрала се с гибелью Лилит… Алые Налётчики как-то неосознанно переняли завуалированное «исчезновение», ибо внутри всё же надеялись, что лучший после Роланда — в его случае, бесповоротно погибший — командир, и к тому же самый привлекательный, всё же вернётся. Даже если понимали, что рывок навстречу разрушающемуся Элпису, на секундочку, спутнику, даже с наличием сиренских сверхсил гарантировал целостность разве что в памяти. Все переняли, но только не Флинт, потому что Лилит в первую очередь была убийцей или соучастницей в убийстве его старшего брата, что равнозначно. По той же причине и гибель Майи заставила его разве что грустно вздохнуть, так как та прикончила со своими напарниками-искателями другого его брата… и даже его мальца, Спарки, которого Зейн может и не выкроил времени проведать, но очень жалел, так как верил, что из племянника вышел бы толк, невзирая на не самую хорошую наследственность. — Наскольк я помню, искатели ещё по уши в поручениях, над лишь руку к навигационной карте протянуть и шагнуть навстречу опасностям, добыче, веселухе! Расширенный зрачок, окружённый голубой радужкой, дырявил то ли задумчивую, то ли сонную Моуз (техноглаз, проанализировав мимику, в равной степени разрывался между двумя состояниями). Ему на помощь пришли изгибающиеся брови. Когда и они не подтолкнули к какому-либо ответу, Зейн выдохнул и собирался спросить прямо, но успел только открыть рот. — С тобой — куда угодно. Особенно, если в этом «куда угодно» можно в кого угодно пострелять.