***
– Ты мне тоже не нравишься, – сказал Брадор вместо приветствия, прервав затянувшееся молчание. – Но нас никто не спрашивает, хотим ли мы работать вместе; мы оба действуем в интересах и по поручению Церкви и Лоуренса, поэтому предлагаю не заниматься выяснением отношений, быстро и молча сделать то, что от нас требуется, и мирно разойтись. Идёт? – Шустрый ты, – неопределённо улыбнулся Саймон. – Отличное профессиональное качество… Для убийцы. – А ты, как я погляжу, умеешь держать эмоции под контролем, – проницательно заметил Брадор. – Тоже отличное профессиональное качество для шпиона с некоторыми… Дополнительными обязанностями. Помогает, когда слышишь человеческие крики?.. – Так, показали друг другу зубы, предлагаю на этом закончить, – отмахнулся Саймон. – Я много знаю о тебе, ты, как я вижу – много знаешь обо мне… Давай использовать эти знания не во вред, а на пользу общему делу. – Согласен. – Брадор развёл руками. – Перейдём к этому самому делу. Что тебе известно о задании? – Думаю, то же, что и тебе. Ты ведь от Лоуренса только что вышел, так? Брадор кивнул, не уточняя, что так и не дослушал Викария и получил информацию о задании вовсе не от него. – Тогда просто отправимся в путь, сделаем то, что нужно, и вернёмся. И доложим каждый своему нанимателю, так? – Так. Когда планируешь выступать? – Можно уже завтра, если у тебя нет… Текущих дел, – Саймон прищурился. – А ты, как шпион, слышал о чём-то, что могло бы задержать меня в городе?.. – Я попросил бы… – Саймон брюзгливо поморщился. – Не шпион. Наблюдатель. Нет, ничего такого в последнее время не слышно. Кроме того, уже известного тебе случая. – И слава Великим, – вырвалось у Брадора. Саймон вдруг глянул на него с каким-то особым вниманием… С сочувствием?.. – Хочешь выпить? – вдруг неожиданно для себя спросил Брадор. – Э-э-э… – Саймон с опаской покосился на него. Убийца хмыкнул: да, он прекрасно знал, что ещё совсем недавно в мастерской слова «Брадор» и «запой» весьма часто употреблялись в разговорах в составе одной фразы. – Мы же завтра выступать собирались. – Я же выпить предложил, а не напиться. В том и дело. Я знаю, какая у меня репутация. И хочу показать тебе, раз уж нам придётся сотрудничать, что всё-таки умею себя контролировать. Ты ничем не рискуешь – в случае чего это меня выгонят взашей… С обеих служб. – Верно, – Саймон снова улыбнулся своей странной ускользающей улыбкой. – Тогда идём. Трактир? – Если только ты переоденешься во что-то нормальное, – Брадор с сомнением оглядел «рабочую одежду» церковного наблюдателя – оборванное и грязное тряпьё. – Не хочу появляться в общественных местах в такой сомнительной компании. – Да и мне в твоём обществе в городе лучше не показываться, – хмыкнул Саймон. – Ещё не хватало – чтобы наши заподозрили меня в связях с Бюргенвертом… – Как всё сложно-то у нас! – неожиданно развеселился Брадор. – Я – совершенно официальный двойной агент! Вот как такое может быть? Зачем это надо обеим сторонам? – Ты всё прекрасно понимаешь, – неожиданно серьёзно отозвался Саймон. – Обеим сторонам известно, что ты – двойной агент. Обе стороны дают понять, что следят друг за другом. Но ни одна из них не знает, чьи интересы для тебя являются приоритетом. – Ненавижу политику, – проворчал Брадор. – И никогда не пойму. – А зачем согласился? – насмешливо поинтересовался Саймон. – Почему просто сразу не пошёл с Лоуренсом? – тон его вдруг неуловимо изменился. Церковный наблюдатель выпрямился и словно бы стал выше ростом, от щуплой фигуры вдруг повеяло силой – и угрозой. – Я тогда был простым врачом-исследователем, но мне пришлось снова стать Охотником – потому что среди тех, кто ушёл с нами в Ярнам, Охотников набралось едва ли пять человек, да и те… А ты бросил его, остался в безопасности, с этим старым… – Хватит, – сказал Брадор, всем телом разворачиваясь к собеседнику. Сказал спокойно, но от его интонаций воздух в комнате, казалось, стал плотным и тяжёлым, как вода. – Не стоит рассуждать о том, о чём ты и понятия не имеешь. И выносить какие-то суждения, основываясь на столь неполной информации. – Неполной информации, – фыркнул Саймон. – Ишь каким высокоучёным стилем заговорил! Ты, Брадор, – простой неотёсанный Охотник и учёным никогда не был. Если Лоуренс тебя и ценил, то не за ум, уж точно. – А то я не знаю, – Брадор пожал плечами. – Так мы идём пить или не идём? Скоро начнёт темнеть. – А куда? – Ко мне. Не к тебе же, шпион… Прости, наблюдатель Церкви. А у меня по городу много тайных убежищ, одним можно и пожертвовать ради такого дела… – Так всё-таки, почему ты не ушёл с Лоуренсом? – после второго стакана Саймон немного расслабился, перестал насторожённо стрелять взглядом по захламлённым углам одной из квартирок Брадора, откинулся на стуле и уставился на хозяина со своей неуловимо раздражающей невнятной улыбкой. – Ты был его правой рукой… Пусть не в лаборатории, но всё же. Что между вами произошло? – С чего ты решил, что я тебе отвечу на этот вопрос? – Брадор отхлебнул вина, но допивать не стал. – Это вообще не твоё дело. – Поскольку мне пришлось заменить тебя… И я, возможно, знаю о твоём друге что-то такое, что ты захотел бы узнать… – медленно проговорил Саймон, внимательно наблюдая за Брадором. – Да пошёл ты. Надеешься, что я куплюсь на такой низкопробный шантаж? – Дело не в шантаже, – Саймон прищурился. – Я просто хочу понять тебя. И понять, почему Лоуренс снова приблизил к себе человека, предательство которого так его подкосило. – Что?.. – Брадор воззрился на Саймона так, будто тот начал на его глазах превращаться в монстра. – Предательство? Подкосило?.. Что ты такое несёшь?.. – Когда мы перебрались в Ярнам, мы некоторое время всей компанией жили в старом доме, принадлежащем семье Лоуренса, на окраине, почти у самого Хемвика. Несколько раз нас навещали Герман и Мария – уж не знаю, о чём они говорили, нас на эти встречи не звали. Но я собственными ушами слышал однажды, как Герман сказал Марии, когда они садились на лошадей во дворе: «На него в самом деле больно смотреть. Справится ли он один? Брадор остался с Виллемом, а это…». Дальше я не расслышал – но выводы сделал. Тем более что Лоуренс тогда и вправду выглядел неважно. – Прекрасно, – Брадор широко улыбнулся и налил гостю ещё вина. – Ты весьма порадовал меня этими словами. Спасибо. – Что?.. – Я рад, что наш с Лоуренсом план удался, – чуть повысив голос, сказал Брадор. – Он попросил меня остаться в Бюргенверте и изобразить преданного сторонника Виллема и, соответственно, противника идей Лоуренса. Раз даже Германа удалось обвести вокруг пальца, значит, всё прошло как надо! Конечно, я и так это знал, но теперь окончательно убедился. – По правде говоря, я допускал такую возможность, – признался Саймон. – Уж очень неожиданным был ваш раскол. Но, зная тебя… Твою склонность к жестокости… Необузданность… И тягу к спиртному, – он кивнул на пол у стены, где тускло поблёскивали пыльные бутылки – штук десять, не меньше. – Можно было предположить, что Лоуренс просто-напросто счёл тебя неблагонадёжным для своих целей. – Во-первых, тогда я ещё не пил, – укоризненно заметил Брадор. – Точнее, пил – но, как правило, как раз в компании будущего Первого Викария. И уж точно не больше, чем он сам. А во-вторых, ты где-нибудь видел Охотников, не склонных к жестокости? – Мария, – быстро ответил Саймон, взял стакан и отпил немного вина. Брадору показалось, что глаза собеседника странно блеснули. – Допустим, согласен. Но она – единственная в своём роде. Ну хорошо, пусть ещё Герман. И ещё пара человек его возраста. Но среди молодёжи… – Людвиг, – Саймон со стуком поставил стакан на грязную столешницу. – Хм… Пожалуй, тут ты прав, – протянул Брадор. – Только вот… Кстати о Людвиге. В последнее время я его, можно сказать, не узнаю. И не могу сказать, остался ли он тем благородным воином, каким я знал его до… – и он замолчал, сообразив, что не видел Саймона во время рейда в Рыбацкую деревню. А значит, не стоит начинать разговор на эту тему. Всё-таки сведения о тех событиях были строжайше засекречены. – До прошлого года? – рассеянно уточнил Саймон. – Ну так что ты хочешь… Если бы ты кого-нибудь любил – единственного человека в жизни, и этого человека не стало… Да ещё и таким чудовищным образом… – Любил? Людвиг?.. Ты о чём вообще? – Брадор покосился на бутылку – вроде бы не так много выпили на двоих, почему же голова так плохо соображает? – А ты не знал, – не спросил, а констатировал Саймон. – Людвиг с самого появления в мастерской был влюблён в Марию. Без малейшей надежды на взаимность, сам понимаешь. Он и не пытался заслужить её внимание… Кроме как в качестве ученика. И когда она умерла… Так ты даже не догадывался? – он слегка подался вперёд, вглядываясь в лицо собеседника. – Ты прямо позеленел, Охотник. Как будто уже перепил, и тебя вот-вот стошнит, – он нервно хмыкнул. Брадор и вправду почувствовал дурноту, но уж, конечно, не от выпитого. Он откинулся на стуле и принялся глубоко и размеренно дышать, уставившись в потолок.***
После рейда в Рыбацкую деревню все приходили в себя по-своему, хотя Брадор по возвращении довольно долго не видел вообще никого из Охотников. Он заперся в своём доме на окраине, где в подвале имелась специальная комната для тренировок с оружием. И рядом – кладовая с запасом бутылок дешёвого вина. Потеряв счёт дням, Брадор пил и тренировался, отсыпался, тренировался и снова пил. И когда припасы закончились, и он, отощавший и потемневший, наконец вышел на свет, оказалось, что прошло десять дней, настала зима, Ярнам оделся в белые погребальные одежды, а мастерская Охотников Бюргенверта не провалилась в преисподнюю вместе со всеми обитателями, а по-прежнему живёт и действует. И товарищи, с которыми Брадор бок о бок убил не одно чудовище и пережил не один приступ безумия в подземных лабиринтах, остались прежними. Кроме тех, кто уже не вернулся в мастерскую. Тех, чьи пустые могилы добавились к рядам надгробий в тихом уголке окружающего университет полузаброшенного парка. Те, кто остался, казалось, сплотились ещё сильнее… Хотя и разговаривали теперь очень редко и мало, а смеялись и того реже. И не собирались на традиционные совместные попойки, которые обычно устраивались раз в десять-пятнадцать дней. Но приближение новогодней ночи заставило всех немного оттаять. По старой традиции все свободные в эту ночь Охотники встретились в городе, освещённом разноцветными праздничными фонарями. Проводили старый год на центральной площади, а потом пошли по всем знакомым с поздравлениями. Часа через два после полуночи уже изрядно подвыпившая и развеселившаяся компания добралась до старой мастерской, где в последние годы в одиночестве жил Герман, формально удалившийся от дел, но сохранивший для Охотников эту безопасную гавань, в которой он в любое время ждал любого из своих учеников, предлагая и отдых, и помощь, и совет, и временный кров. Герман явно обрадовался визиту бывших учеников, а вот гостья, которую они у него застали, радости не выказала. За оружейным столом, сосредоточенно работая над клинком какой-то странной формы, сидела леди Мария. Как обычно, вежливо, но отстранённо поприветствовав гостей, она продолжила работу, не обращая внимания на царящую вокруг дышащую винными парами суету. Охотники не стали навязывать ей своё общество и удалились в сад: мало находилось тех, кто не робел перед аристократической холодностью уроженки Кейнхёрста. А Брадор был – или как минимум, сам себе казался тогда, – одним из этого меньшинства, особенно после десятидневного беспробудного запоя и последовавшего за ним месяца апатии, из которой он не без труда выкарабкался, не выпив больше ни капли. И поэтому через некоторое время, взяв пару бокалов вина, осторожно постучал в дверь комнаты, где в одиночестве сидела Мария, и вошёл, не дожидаясь ответа. Охотница по-прежнему сидела за оружейным столом, но не работала, а смотрела прямо перед собой, подперев голову одной рукой, а вторую бессильно вытянув вперёд. Во всей её позе сквозили такие усталость и тоска, что Брадор, мгновенно протрезвев, хотел было неслышно покинуть комнату – он отчётливо понял, что его визит нежелателен и неуместен. Но Мария успела заметить вошедшего и, выпрямившись, с улыбкой обернулась к нему и сделала приглашающий жест рукой. – Вы очень вовремя, Брадор, – сказала она с улыбкой. – Я как раз поняла, что не против слегка выпить, но устала до такой степени, что мне даже лень было выходить за вином. И тут как раз вы, вижу, решили позаботиться о даме, – она протянула руку, и Брадор вложил в тонкие пальцы хрустальную ножку бокала. – Я прошу прощения за то, что не присоединилась к вашему празднику, но у меня… Совершенно не то настроение. – Я понимаю вас, – Брадор подтащил от камина тяжёлую скамью и уселся в шаге от стола. – У всех сейчас на самом деле не то настроение. В этом-то и дело. Мы не можем себе позволить… – он смутился и уставился в бокал, где покачивалась золотистая жидкость – на красное вино Брадор даже смотреть пока не мог. – Вы правы. – Мария подняла бокал к глазам и посмотрела сквозь него на огонь свечи. – Мы не можем себе позволить так долго оставаться там. Мы должны… В конце концов покинуть Рыбацкую деревню. Брадор сжал в руке бокал. С силой, испугавшей его самого. Не раздавить бы хрупкий сосуд… Прозвучавшее название того проклятого места будто бы наполнило мастерскую ледяным солёным ветром с запахами тухлой рыбы и крови. Мария поёжилась и поставила бокал на стол, не притронувшись к вину. – Пойдёмте отсюда, – тихо попросила она. …Брадор сам не понимал – ни тогда, ни сейчас, почти два года спустя – как такое могло случиться. Как они, в сущности, не просто не близкие, а совсем мало знакомые люди, вдруг оказались совсем не там, куда изначально направлялись – Брадор думал проводить Марию до её дома на широкой и светлой улице, где жили состоятельные ярнамиты, но спустя три четверти часа осознал, что они оказались перед дверью одной из его каморок в тёмном, без единого фонаря, переулке квартала бедноты. Вид знакомой двери, будто оплеуха, вывел Брадора из странного оцепенения. Последние полчаса они с Марией шли молча, избегая встреч с празднующими шумными группками горожан, не глядя друг на друга, думая каждый о своём. Брадор мог догадаться, как он очутился здесь – в то время как мозг был занят сумбурными и невесёлыми размышлениями, ноги сами несли его знакомой дорогой. Но как так вышло, что Мария молча безропотно следовала за ним? Она ведь не могла не видеть, что они двигаются совсем не туда?.. Или?.. Сердце заколотилось как с жесточайшего похмелья или после изнуряющей тренировки. Брадор медленно положил руку на позеленевшую медную дверную ручку, потом медленно-медленно открыл дверь. И только тогда, обмирая от непонятного страха, поднял взгляд на Марию. Она едва заметно кивнула и первой вошла в пахнущую отсыревшими тряпками темноту. …Это было похоже не на вспышку пусть неуместной, но всё же страсти, а скорее на попытку отогреть смертельно замёрзшего человека. Судорожно, болезненно, безнадёжно... А после Брадор сам чувствовал себя одновременно заледеневшим и обожжённым. А Мария, хотя и застыла совершенно неподвижно, сжавшись в комочек и обхватив себя руками, будто защищаясь, – чем-то вдруг стала походить на собственное отражение в луже во время дождя, дёргающееся и будто пытающееся уклониться от тяжёлых капель, как от пуль. В наступившей тишине не было слышно даже дыхания, и комната, в которой находились двое, казалась ещё более заброшенной и холодной, чем обычно. Брадор, стараясь двигаться беззвучно, быстро оделся; подчёркнуто отводя взгляд, собрал с пола и почтительно положил одежду Охотницы рядом с ней на кровать. И вышел во вторую комнату, служившую ему кабинетом. Усевшись за письменный стол, придвинул к себе книгу, раскрыл – и замер, прислушиваясь. Тихо скрипнула входная дверь. Всё правильно... И, встретившись через пару дней в мастерской, они просто, как обычно, молча кивнули друг другу. Всё правильно... Мария была такой же, как и всегда – сквозь внешнюю холодность и отстранённость лишь те, кто хорошо знал её, могли уловить незаметные лучики тепла и внутреннего света. Брадор мог теперь разве что предположить, что чуть лучше, чем другие, научился понимать выражение её лица, да и то совершенно не был в этом уверен. В остальном – ничего не изменилось. И это было правильно... Потом он понял, что правильно всё же не было. Но было уже поздно – для всего, и для этого понимания тоже...***
– Зачем ты мне это рассказал? – хмуро поинтересовался Брадор. – Разве это прилично – раскрывать такие тайны других людей? – Если бы я узнал об этом от неё, или от Людвига, или от кого угодно ещё – никогда никому не рассказал бы, – спокойно отозвался Саймон. – Но я выяснил это сам. Это моя работа – искать секреты. А раскрываю я их только тогда, когда без этого иначе не обойтись. Тайны предпочитают оставаться сокрытыми. Особенно когда они весьма неблаговидны... – и он посмотрел на собеседника так, что тот понял – о его случае шпиону Церкви тоже известно. – Что ж, – проговорил Брадор и кашлянул – в горле вдруг пересохло, захотелось налить ещё вина. И ещё, и ещё… Сдержался – всё-таки завтра в дорогу, а в таком состоянии легко превысить допустимую дозу. – Такой подход к делу заслуживает уважения... – А вот заслуживаю ли я доверия? – Саймон криво усмехнувшись, глянул собеседнику в лицо. Брадор всё-таки потянулся за бутылкой. – А что значит в данном случае – без этого не обойтись? – спросил он и разозлился на себя за то, что голос всё же слегка дрогнул. – Это значит, что Людвиг может стать одним из твоих ближайших «заказов», – жёстко сказал Саймон. – Он сильно сдал за последний год. И трансфузиями злоупотребляет, и успокоительным. И это плохо кончится. – Да, да… Говорил, что спать не может, кошмары мучают. Но что толку? Что изменится от того, что я теперь знаю причину?.. Вряд ли я могу повлиять на ситуацию. – Да просто… Просто присмотри за ним. Не знаю, – Саймон сгорбился и закрыл глаза рукой. – Знал бы, что делать – сам бы сделал. А может, ты что-то придумаешь… – Ты так за него переживаешь? – удивился Брадор. – А ты – нет? – Саймон вскинулся, тонкие губы сжались в линию. – Я – другое дело… – И почему это ты – «другое дело», а, двойной-тройной агент? – Саймон горько усмехнулся. – Почему только ты можешь считать себя другом и Лоуренса, и Людвига… А ни за кем другим такого права не признаёшь? – Спасибо, Саймон, – сказал Брадор после долгой паузы. – Спасибо, что рассказал. Я сделаю всё, что смогу. Обещаю.***
В путь тронулись ещё затемно и выехали из города с первыми лучами рассвета. По дороге стелился туман, и стук подков лошадей звучал приглушённо и как-то подозрительно, будто за путниками кто-то ехал след в след. Брадор ехал нахохлившись, будто страдал похмельем, хотя накануне, к удивлению Саймона, даже толком не опьянел. Сам же церковный наблюдатель, сменив «служебные» лохмотья на добротный охотничий костюм, чувствовал себя просто превосходно, в кои-то веки не страдая от холода и сырости. – Как думаешь – за сколько доберёмся? – нарушил молчание Саймон. Брадор встрепенулся, будто задремал в седле. – Если не гнать – будем на месте завтра к полудню, – отозвался он будто бы нехотя. – Но на второй день дорога будет сложнее, хоть и короче. По горам. – То есть придётся заночевать в пути. Мог бы предупредить. – А ты что, не знал, что туда дольше чем один день добираться? – Брадор недовольно покосился на спутника. – Вообще-то я там ни разу не был. А просто так изучать карты – как-то, знаешь ли, необходимости не было. Я понадеялся на твой опыт. – Ну и правильно сделал, – Брадор взглядом указал на притороченный к седлу мешок. – Я взял то, что нужно. И я знаю, где можно укрыться на ночь. Я-то, к несчастью… – он не договорил и снова ссутулился, едва не уткнувшись подбородком в грудь. – Ты Германа давно видел? – помолчав, Саймон решил сменить тему. – Ходят слухи, что он больше не живёт в мастерской. Уехал, что ли? – Давно, – односложно ответил Брадор. Потом, спохватившись, пояснил: – В смысле, давно не видел. Уехал он или нет – понятия не имею. – И тебе даже не интересно? – разочарованно протянул Саймон. – Я думал, ты к нему хорошо относишься. – Мало ли к кому я хорошо отношусь. А вообще… Знаешь, при моей-то работе – раз уж тебе известно, в чём она состоит… Чем меньше у тебя по городу хороших знакомых – тем меньше ты потом будешь видеть кошмаров. – Ох, да, понимаю… – Саймону стало немного неловко. И вправду – нашёл о чём спрашивать у профессионального устранителя «досадных помех Церкви». Германа, конечно, все Охотники уважают и любят. И Герман прошёл бесчисленное множество трансфузий. А это означает… Ничего хорошего это не означает, если поставить эти два утверждения рядом – и добавить сведения о роде деятельности Брадора. – У тебя-то служба в этом смысле ничем не лучше моей, – заговорил Брадор после паузы. Саймон даже вздрогнул – он успел погрузиться в свои мысли и не думал, что его нелюдимый спутник сам нарушит молчание. – Или ты принципиально охотишься только в тех кварталах, где у тебя нет никаких знакомых? – Ну как же, – Саймон пожал плечами. – Моя обязанность – патрулировать весь город. И районы бедноты, и улицы самых роскошных особняков. Но, по правде говоря, в чём-то ты прав: я охочусь в тех кварталах, где у меня практически нет знакомых. Просто потому, что почти все мои ярнамские знакомые обитают в резиденции Церкви и при мастерской. А друзей и вовсе нет – кроме, пожалуй, Лоуренса и Людвига. – То есть у тебя тут нет семьи? Ты не местный? – Да, я когда-то приехал в Ярнам в поисках лечения от смертельной болезни. И попался на крючок, – хмыкнул Саймон. – Я по профессии врач, поэтому сразу же прибился к лазарету Бюргенверта, оттого мы с тобой и не сталкивались в мастерской. Хотя я тебя помню. Ты всегда приходил на трансфузии с таким лицом, будто тебя собираются отравить. – А что – разве не так? – невесело усмехнулся Брадор. – Тогда мы этого ещё не знали, – тихо отозвался Саймон. – А когда поняли… Видел бы ты Лоуренса тогда, Брадор… Я ведь тебя тогда так крепко проклял, что, имей мои слова хоть какую-то силу, ты бы просто… сдох жуткой смертью, точно тебе говорю. Лоуренс, он… Знаешь, похоже было, будто он стоит на тонкой дощечке над пропастью и озирается по сторонам, ищет, за что бы ухватиться, чтобы не упасть. И не находит… – у Саймона перехватило горло, и он замолчал, сделав вид, что упряжь его коня потребовала срочного внимания. – Я знаю, – глухо отозвался Брадор. – Мы ведь держали с ним связь. Теперь-то тебе это известно, так что забери своё проклятие назад. – Он невесело усмехнулся. – Я рвался приехать в Ярнам, хоть как-то, хоть чем-то помочь… но он запретил мне. Сказал, что Виллем сразу же заподозрит неладное. Надеялся в ближайшее время исправить ситуацию – так, чтобы неприглядная правда не выплыла наружу. Тогда как раз основали мастерскую Охотников Церкви, и я хотел помочь… Но Лоуренс велел мне сидеть в Бюргенверте и не высовываться. И мне оставалось только ждать… Ждать и гадать, что там у вас творится. – В смысле – гадать? – удивился Саймон. – Ты же постоянно бывал в Ярнаме, и с Лоуренсом встречался. Должен был всё знать из первых рук… – Именно тогда Лоуренс запретил мне покидать университет. Даже просто выезжать в город. Велел не спускать глаз с Виллема, следить за его действиями… И всячески ему при этом подпевать. А! З-зачем я вообще всё это тебе рассказываю… – Брадор с отвращением покосился на спутника и замолчал. – А затем, видимо, что сам понимаешь: как бы мы друг к другу ни относились, сейчас мы играем на одной стороне. А я и сам был удивлён, когда узнал, что мы, оказывается, были на одной стороне всегда. Не знаю, как тебя, а меня это скорее радует: узнать, что твой знакомый мерзавец – вовсе даже не мерзавец… – Если честно, мне наплевать, кем ты меня считаешь, – перебил его Брадор, натягивая на нос матерчатую повязку – из придорожных кустов неожиданно потянуло падалью. – В конце концов, ты тоже занимаешь в Церкви не самый низкий пост. И тоже проходишь трансфузии. И на кой мне твоё хорошее отношение в этом контексте? – Понял тебя, – Саймон улыбнулся. Ему неожиданно приятно оказалось услышать это от церковного убийцы. – Значит, тебе и в самом деле не всё равно. Тогда неудивительно, что Лоуренс… – он оборвал сам себя и глубоко вздохнул. «Секреты – если они добыты мною самим, честным путём – уже не чьи-то секреты, а моя добыча. А если секрет мне кем-то доверен? Имею ли я право использовать его, пусть даже и в интересах доверившегося мне лица?» «Вопрос в том, насколько для меня важны интересы этого лица. Готов ли я ради него пойти на сделку с собственной совестью?» – Лоуренс просил меня, – наконец неохотно выговорил Саймон. Слова будто застревали в горле и мешали дышать. – Если вдруг… Если с ним… А тебя не окажется рядом… Чтобы я не позволил ему натворить чего-то непоправимого. – Лоуренс просил тебя?.. – Брадор дёрнулся, разворачиваясь к собеседнику, так, что конь под ним испугался резкого движения и, всхрапнув, дёрнулся в сторону. Охотник натянул поводья и почти остановился. – Просил – тебя – убить его?.. – Жутко звучит, понимаю, – Саймон тоже придержал коня. – Но тебе-то это как раз должно быть понятно. Он просто хотел, чтобы, уж если понадобится… – он замялся. Всё-таки говорить об этом вслух – да ещё и с человеком, к которому Саймон никак не мог заставить себя относиться без предубеждения, – было невыносимо тяжело. Не тот это человек, не тот… Чем он заслужил? Почему всё так сложилось? Почему, за что Лоуренс доверяет ему больше, чем… – Если понадобится – чтобы это был тот, кому не всё равно, – ровным голосом закончил Брадор и тронул поводья, поторопив коня и опередив спутника на пару шагов. Саймон не стал нагонять его. – Он доверяет тебе, – негромко сказал он в закаменевшую спину Охотника. – Но в наше время нельзя быть уверенным… Что твоя очередь не настанет раньше. Так что он и насчёт тебя меня тоже просил. Брадор остановил коня и развернулся к Саймону. – Что ты сказал?.. – Ты хоть понимаешь, что это значит? – Саймон не мог заставить себя прямо посмотреть Брадору в лицо, чувствуя, что вот-вот сорвётся – а он поклялся себе, что будет корректен и спокоен всё время их похода. – Понимаешь, что означает эта просьба, а, Брадор? Способен ли ты это понять?.. – внутри поднималась кипящая волна гнева и… Обиды? Какое же глупое чувство… Но – оно есть, и деваться от него некуда. И если бы Брадор сейчас подъехал и с размаху врезал Саймону по лицу, тот бы его понял. Но убийца Церкви только мотнул головой, разворачивая коня. Остаток пути до привала прошёл в молчании. К вечеру лес закончился, и относительно приличная дорога закончилась вместе с ним. Теперь путники пробирались по неровной тропе, петляющей между камнями и понемногу взбирающейся по склону невысокой горы. Когда солнце коснулось вершин и, выстрелив напоследок алыми лучами сквозь рваные облака, скрылось за горной грядой, Брадор кивком указал в сторону от тропы и направил туда коня. Проехав ещё шагов тридцать, он спешился и дальше повёл коня за поводья. Саймон последовал его примеру, и ещё через десяток шагов за поворотом тропы открылась неглубокая пещера, в глубине которой темнело старое кострище. Брадор, отвязав седельную сумку, молча принялся обустраивать лагерь. Саймон бесполезным истуканом стоял у входа в пещеру, боясь нарушить молчание и чувствуя себя до крайности неловко. Видимо, почувствовав его состояние, церковный убийца обернулся к нему, протягивая топорик. – Можешь нарубить сучьев? – сказал он спокойным и приветливым тоном, в котором не слышалось и намёка на давешний тяжёлый разговор. – Чуть впереди есть несколько деревьев. Без костра замёрзнем. – Сделаю, – Саймон кивнул, взял топор и быстро глянул в лицо спутника. Брадор едва заметно улыбался. Почему-то это насторожило Саймона больше, чем предшествующее многочасовое молчание церковного убийцы.***
– А с чего, интересно, Лоуренс решил, что мы быстро обернёмся? – озвучил Саймон за ужином давно волновавший его вопрос. – Кто сказал, что Миколаш со своими подручными часто бывает на побережье? Может, нам придётся до самого нового года там сидеть, и мы так никого и не увидим… – Я думаю, Виллем всё-таки что-то выяснил, – отозвался Брадор. – Не зря он вызвал меня именно сейчас. У Бюргенверта, как мне кажется, везде есть… источники. – Хорошо если так, – Саймон поёжился. – А то как представлю, что мы застрянем в этом приятном местечке на месяц… Брадор покосился на него и ничего не сказал. «Экспедиция за телом Кос. Фактический распад отряда Охотников Германа. Депрессия и смерть Марии. Травма Людвига. Двойная травма… Что там на самом деле случилось и какова во всём этом роль Брадора?..» «Неспроста ведь Лоуренс отправил нас сюда вместе. Возможно, он хотел, чтобы я выяснил для него что-то о Брадоре?» Саймон дожевал сухарь и принялся заворачиваться в одеяло, поудобнее устраиваясь на жёстком каменистом «ложе». Брадор подложил в костёр ещё несколько толстых сучьев и последовал его примеру. Тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени, вдруг начала давить на нервы, заражая каким-то первобытным страхом. Чёрное небо заглядывало под свод пещеры, и Саймону почудилось, что Космос изучает его – внимательно и бесстрастно, как он сам изучал в своё время образцы в лабораториях. На фоне бархатной черноты вспыхнуло несколько крошечных звёзд, и Саймон почти физически ощутил уколы – словно ледяные острия игл систем для переливаний впились в кожу. – Нам ведь достаточно просто убедиться, что это именно Миколаш? – спросил он, просто для того, чтобы разбить давящую тишину. – Вмешиваться от нас не требуется, я так понял? – Ага, ты ещё вмешаться попробуй, – сонно хмыкнул Брадор. – И ждать тебя после этого будет… Очень увлекательная вечность. Тебе что, при твоей работе собственных кошмаров не хватает? Саймон улёгся на бок лицом к выходу из пещеры и уставился в холодные глаза звёзд. «Кошмары… Кошмары бывают у всех». «Кошмар у каждого свой».