***
Вечер среды проходил уныло и крайне неловко, а день я благополучно проебала, проспав почти до трёх. Ожидая Моргенштерна в главном зале исторического дворца Йылдыз и разглядывая присутствующих гостей, я пыталась докопаться до истинной причины, по которой начальник требовал моего прилёта в Турцию вместе с ним и присутствия непосредственно на вечере, посвящённому открытию здесь представительства, но попытки были тщетны. Мы прибыли сюда минут тридцать назад и, как только вошли, на него накинулись какие-то мужчины с пивными животами и разношёрстными усами: коротенькими, как у Чарли Чаплина, тонкими и длинными, завивающимися к своим концам, как у Сальвадора Дали, толстым и грубым как щётка, как у Иосифа Сталина, были даже те, кто предпочитал ходить только с густой растительностью на лице, гладко выбрив её над верхней губой. Те, что были с женщинами, представляли их мне, как спутнице виновника торжества, и оттого мне было не по себе ещё больше. Все они знали английский, и мы могли без труда разговориться, но общаться о погоде, о собачках или о мужьях — или о чём обычно было принято говорить на таких фешенебельных мероприятиях? — мне было не совсем интересно, тем более, что собачек у меня не было, а мужа и подавно. Зал был просто великолепный, действительно дворец, самый настоящий. Люцифер ещё в такси поделился информацией, что его архитектором являлся итальянец по имени Раймондо д’Аронко и спроектирован он был больше века назад. Помпезный, напыщенный, с этой вот свисающей громадной необъятной люстрой, светящейся как тысячи солнц, с этими вот дорогими, бархатными шторами, навешанными на окнах в пол и широкими стульями-креслами в стиле барокко с пышными, мягкими, словно облачка, сидениями и красивыми позолоченными узорчатыми спинками. Потолок — от и до — был расписан картинами в стиле ренессанса и, быть может, поэтому атмосфера дворца казалась мне такой привычной, ведь единственное, что связывало это место с восточной Турцией, был только громадный золотистый шёлковый ковёр на полу. Всё убранство этой пафосной комнаты кричало о роскоши, о блеске, о дороговизне и простой смертной недоступности. Каждая деталь напоминала о могуществе Османской Империи, о её величии и богатстве. Напротив высоченных двойных дверей, которые открывались внутрь зала, в другом его конце, был эркер, в одной части которого стояли два стола с едой и напитками, откуда молодые парни-официанты тащили на свои подносы блюдца с закусками и бокалы с выпивкой и ловко лавировали между гостями, любезно предлагая отведать заморской кухни и угоститься игристым. В отсутствие Люцифера, который твёрдо обещал подойти чуть позже, потому что появились какие-то неотложные дела — а случилось это сразу после того, как один из таких пузатеньких мужичков, подойдя к нему, откланялся и что-то сказал на турецком, — я разглядывала картины на потолке или тончайшие, еле заметные узоры на ковре. В общем, совсем не скучала. Моргенштерн настоятельно попросил, не указал, не приказал, не потребовал, не применил шантаж, а именно попросил не уходить никуда из зала, чтобы ему потом не пришлось бегать по всему дворцу и искать меня. Приметив, что эркер пустует, я решила направиться туда, уставшая от неоднозначных, любознательных взглядов гостей. Я чувствовала, что была значимой фигурой, то ли потому, что являлась спутницей Люцифера Моргенштерна, то ли потому, что платье на мне сидело просто бомбически. Надо отдать этому напыщенному, бестактному придурку, беспардонно врывающемуся в женские комнаты, должное: это прямое чёрное платье, идущее строго по фигуре и заканчивающиеся ниже колен, с пикантно приспущенными плечами, неглубоким декольте, но длинными рукавами до самых запястий, было просто великолепно. Я чувствовала себя киноактрисой, пришедшей на показ собственного фильма. Поправив сумочку на плече, направилась к балкону и встала неподалёку от стола с закусками. Есть не хотелось, просто мне почему-то показалось, что кроме официантов туда никто не сунется, а дожидаться Моргенштерна нужно было где-то в этой комнате. Я стояла там одна некоторое время, делая крайне увлечённый вид и изучая прозрачный тюль, пока не ощутила на себе назойливую мушку. Аккуратно обернулась и поймала на себе два очень любопытных, осмелюсь сказать, прожигающих взгляда. Двое мужчин в чёрных костюмах, примерно одного телосложения, но разного возраста и отличающиеся, на первый взгляд, только наличием усов у того, кто был чуть постарше, пристально смотрели на меня и говорили на своём языке. — O kadın kim? — Sanırım Bay Morgenştern ile birlikte geldi. — Umarım Bay Morgenştern açgözlü değildir. Джентльмены находились не так далеко от меня, но и не настолько близко, чтобы обычное человеческое ухо распознало их голоса и речь, но мне каким-то нечеловеческим образом удалось это провернуть. Их диалог был слышен так отчётливо, что, казалось, я стояла в паре сантиметров от них. За всё то время, в течение которого пребывала на Земле в качестве временного гостя после распределения у обрыва, я задавалась вопросами о том, какими способностями могу обладать непризнанные. По всей видимости, мне таки удалось распознать одну из них — идеальный слух и умение сосредотачиваться, чтобы подслушать чужие разговоры. Очень вовремя, ничего не скажешь. Мне через три дня помирать, а я только узнала о своих талантах. Несмотря на то что я отчётливо услышала сказанные слова, понять мне их, к сожалению, не удалось. Не прошло и двух минут, как мужчины, полные решительности, а тот, что с усами — собравший остатки своего со временем растерянного обаяния, — двинулись в мою сторону. Оказавшись в трёх шагах, он натянул добросердечную улыбку, едва проглядывавшую из-под пышных усов, и уже предложил мне свою правую руку ладонью вверх. — Добрый вечер, — поздоровался он на неплохом английском, ожидая от меня той же благосклонности. — Добрый вечер. Я беззатейно улыбнулась и вложила свою руку в его, после чего кожу на тыльной стороне моей ладони без разрешения закололи жёсткие волоски его, как щётка, усов. Второй, опустив руки по швам, лишь учтиво поклонился мне, из чего я сделала вывод, что он в этой парочке Твикс левая палочка. — Меня зовут Джемаль Айдын, а это мой протеже Билал Атеш. Представившийся Джемалем, не переставая щериться, мягко выпустил мою руку и попросил дозволения узнать, как моё имя. — Виктория, — коротко кивнула я. — Виктория Уокер. — Виктория... — мечтательно протянул мужчина и тут же рассмеялся. — Как победа? — Будем надеяться, что так, — мгновенно поддержала я идиотскую шутку, которая преследовала меня с самого детства. В закромах моей памяти на подобные высказывания хранилось десятка два ответов-заготовок, которые я использовала против вот таких весельчаков. — Что ж, в таком случае рад знакомству с такой прелестной и обаятельной девушкой, как Вы, Виктория. — Благодарю, — тут же подхватила я волну учтивости, которой очень ловко управлял мой новый внеплановый знакомый. — Я тоже всегда рада новым знакомствам. — Вы здесь одна? Глаза Джемаля загорелись искорками любопытства и педантичной дотошности. На вид ему было около пятидесяти, поэтому сама мысль о том, что такая молодая, красивая, отлично выглядящая девушка может составить ему компанию для общения на вечер, бесспорно, с особым безумством льстила ему, только вот в мои планы это совсем не входило. — Нет, — глаза, цепляясь то за одно чёрное пятно, то за другое, рассеянные по всему залу, нервозно забегали в поисках моего кавалера, который как назло будто сквозь землю провалился. — Я приехала с мистером Моргенштерном. — Оу... мистер Моргенштерн, конечно. Какое удивление, Боже, какая игра! Аплодирую стоя! Браво! Да здесь каждый пёс сутулый уже прознал, кто я такая и с кем пришла. Наигранный смех мужчины звучал как-то живо, самостоятельно и натурально. Это был натренированный смешок, который широко использовался на подобных мероприятиях, когда требовалось расположить к себе собеседника или посмеяться над несмешной шуткой, и нужно отдать этому турку с седыми бакенбардами должное, я никогда не умела так делать. — Наш дорогой Люцифер... — продолжал, одобрительно качая головой, мистер Айдын. — Виновник сего торжества. А что он? Я раскрыла шире глаза и, рассеяно улыбнувшись, пискнула невинное вопросительное "м-м?". — Git ve hazır ol, — тихо обратился к своему послушнику мужчина, и тот, откланявшись ему и кивнув мне, торопливым шагом направился прочь, после чего Джемаль сразу вернулся к общению со мной. — Что-то я его не наблюдаю. — Он отлучился на пару минут. Или на пару дней, меня он в известность поставить не соизволил, что конкретно означало его "ненадолго". Наши взгляды совместно забегали по всему холлу, очевидно, в поисках одного и того же объекта и вновь пересеклись, слишком неловко и конфузно для меня, и очень даже выгодно и удачно для него. На меня опять потихоньку накатывала волна стеснения. Подобные знакомства на таких балах были не просто так. Если ещё не знакомый с Люцифером Джемаль, который, как я подметила, был нормальной такой шишкой, широко известной в узких кругах, знал заранее, что я прибыла с ним, тогда его интерес к моей персоне вполне объясним — готовил под себя почву и фундамент для плодотворного сотрудничества напрямую с Моргенштерном через меня, его помощницу и просто человека, который был самым приближённым к нему, а если он реально был не в курсе или уже знаком с ним, тогда без понятия, чем я могла бы ему помочь. — Что ж, пока мы его ждём... — мужчина вдруг сделал паузу и усмехнулся, как бы готовясь объяснить мне что к чему. — Не с того начал. Позвольте ещё раз, — откашлялся он в свободный от фужера кулак. — Видите ли, я, возможно, буду возглавлять представительство СмартСолюжн в Анкаре... Я с пониманием кивнула. Начал неплохо. — В целом, это не первый и не последний бизнес, которым я буду владеть. За плечами у меня рестораны, сеть барбершопов, яхт-клуб и ещё всякий мелкий сброд, касающийся общепитов, сервиса и услуг. — Оу, как много всего разнообразного, — неловко поправила я ремешок от сумочки на плече. — И как Вы только всё успеваете! — Да, это так, — горделиво ответил турок. — Я хотел бы поговорить лично с мистером Моргенштерном, поскольку наш союз может принести ему колоссальный доход, а такие моменты обсуждаются исключительно тет-а-тет. Если Вы понимаете, о чём я. — Конечно, понимаю. Это очень благородно с Вашей стороны, мистер Айдын. — Что Вы, — коснулся Джемаль моего плеча, единственного места на моём теле, за исключением икр, которое было ничем не прикрыто, и как бы невзначай ненадолго сжал его, — просто от всего сердца хочу помочь молодому бизнесу и начинающему бизнесмэну. Да, Моргенштерн был бизнесмэном, но точно уж не молодым, каким его обозвал Айдын, деликатно прикрыв своё оригинальное мнение, выраженное в неучтивом слове "сопляк". Мне стало даже как-то обидно за Люцифера, я стала негодовать. Но сильнее я воспламенилась довольством, когда осознала, что мозолистая рука всё ещё покоится на моём плече в самой неоднозначной форме. — У меня очень много связей и выходов во все направления земного шара. И если всё образуется, СмартСолюжн получит не только новых клиентов, но и известность на весь свет! Он придвинулся ко мне ближе и провёл ладонью от моего плеча по бархату до запястья, как бы случайно. Такие неожиданные, двусмысленные и смелые прикосновения чужих и малознакомых людей мгновенно выводили меня из равновесия, я сразу терялась и начинала паниковать, и мой бедный, инфантильный Гексли тоже. Если дело касалось не безразличного мне человека, я готова была сделать всё возможное, лишь бы помочь ему, только за себя вот никогда постоять не могла. — Я понимаю, — удалось проговорить мне с трудом, удерживая себя на дрожащих ногах на шпильке в десять сантиметров. Выходило так себе, но Айдын не замечал моего замешательства, или замечал, но очень непристойно игнорировал это. — Позвольте мне поухаживать за Вами в отсутствие Вашего кавалера, — он тут же поймал мимо проходящего мальчонку с подносом в руке и протянул к нему свою. — Такие прекрасные дамы, как Вы, не должны оставаться без мужского внимания, это большой грех, — не дождавшись от меня ответа, а правильнее было бы сказать, плевать он хотел на мой ответ, Джемаль поставил на поднос свой порожний бокал и взял два других, наполненных шампанским, затем кивком велел официанту скрыться с глаз его долой. — Прошу Вас, Виктория, — протянул он мне один, — окажите мне честь. — Благодарю, — без особой радости я приняла из его руки фужер, — но я не пью. Я соврала. — Ничего страшного, тогда просто составьте мне компанию в этом непростом деле. — С удовольствием, — глупо и кокетливо похлопала я глазами. Джемаль не унимался. Говорил много, нудно, почти неинтересно, о делах, о жене, о детях, о том, как он любит с ними путешествовать и как любит рыбачить. Я молча сносила все его занимательные истории, одна охуитительнее другой, во время которых он смеялся всё тем же беспечным смехом. В голове зудело только одно имя. Я взывала к нему, как с Господу Богу, чтобы он, как обычно, самым чудесным, волшебным, фантастическим образом очутился здесь, в поле моего зрения, и спас меня, как сделал это в ту ночь в Румморс или на ужине с Тёрнерами. Он ведь мог это сделать! Мог ведь? В один момент Айдын, крайне увлечённый своими трёхдневными похождениями по Сахаре без еды и воды, неосознанно — или ему хотелось, чтобы мне так думалось —уложил руку на мою талию и двинул нас по залу. Мы принялись расхаживать по мягкому шёлку под ногами, он — широко, веско и горделиво, и я — мелко перебирая ногами, зажато и отчуждённо. Как потерянная, одичавшая, брошенная хозяином собачонка, скулила и звала Моргенштерна, пока приклеенная рука не отрывалась от моего тела, из последних сил делая вид, что не замечаю своеволия и леденящей кровь бестактности, которые чужой мужчина позволил себе применить по отношению к совершенно чужой женщине. Это и есть этика светского общества, о которой все так ревут с пеной у рта? Лапать друг друга без спроса, решать всё и за всех, подавлять чужую волю — так вот откуда этому научился Люцифер? Айдын начинал мне изрядно надоедать, но я была настолько плоха в расчерчивании собственных границ, особенно если от этого зависела чья-то судьба, что не могла даже намекнуть ему о том, что его прикосновения мне, мягко говоря, не очень приятны. А вместо того, чтобы самому до этого докуриться, потому что я слишком часто начала поправлять сумку на плече и ёрзать под его ладонью, которая, как тупорылый брусок, упорно оставалась на своём месте, он начал новую историю, без зазрения совести кичась тем, сколько у него денег, хлебосольно заправляя всё это соусом своих благих деяний и благотворительности, которой он продолжительное время занимался якобы исключительно анонимно и на бескорыстной основе. Как кукла, я продолжала дозволять ему себя вести и искусно делала вид, что внимательно слушаю каждое его слово и уже в беспамятстве восхищаюсь его человечностью и порядочностью, поддакивая и на серьёзных щщах заверяя, что этот бренный, прогнивший мир не заслужил его, на самом же деле я занималась одной единственной вещью — призывала сатанинское отродье вытащить меня из этого Ада. В свою защиту добавлю, что вот что-что, а скамить я умела так, что хрен поймёшь. — В каком отеле Вы остановились? — вдруг вспомнил он о том, что я существо одушевлённое. — Простите? Пришлось на мгновение отвлечься от Моргенштерна. — В каком отеле Вас поселили, Виктория? — Ясмак Султан, кажется, — переминулась я с ноги на ноги и встала напротив Джемаля, чтобы избавить себя наконец от балласта в виде его тяжеленной ручищи. — Четыре звезды? Неплохо, но и не отлично, — цинично рассмеялся Джемаль. А кто вообще спрашивал мнения? — Не хотите ли Вы посмотреть на один из моих собственных отелей? Я словила не совсем приятные флешбэки — вспомнился ужин с Тёрнером, который вот так же предлагал мне переместиться к нему в номер, оценить убранство помещения и его причиндалы в тесных костюмных брючках. Открыла было рот, чтобы отказаться, но Джемаль не дал мне и звука вставить. — Прошу Вас, Вы окажете мне огромную честь, — пальцы схватились за моё запястье и заметно только для нас потянули меня на себя. — Я пошлю Билала за мистером Моргенштерном, он прибудет за Вами чуть позже. Номер уже готов к Вашему распоряжению. — Мистер Айдын, — коснулась я его руки и попыталась отцепить от себя потные короткие пальцы, упираясь ногами в пол, — не сочтите за хамство, но я не совсем понимаю сути Вашего предложения. Мужчина качнул головой и недоумённо улыбнулся, но руку свою всё равно не убрал. — В таком случае, это я не совсем понимаю сути Вашего пребывания здесь, Виктория. Я молчала, терпеливо ожидая, когда Джемаль договорит, потому что его появление в поле моего зрения изначально показалось мне делом странным и неблагоприятным, а о таком любезном внимании к моей персоне, прикосновениях и настойчивых предложениях и говорить не нужно было. — Кем Вы являетесь мистеру Моргенштерну? — поползла одна короткая пышная бровь на морщинистый лоб. — Я его помощница. Всё ещё пыталась выкрутить свою руку из его хабалистой хватки. — Отлично. Если Вам угодно называть это таким словом, тогда я предлагаю Вам стать моей помощницей. Хотя бы на один вечер. Или у Вас с Моргенштерном какие-то особенные договорённости? — Что? — еле выдавила я из себя, борясь с приступами тошноты. — Сколько он Вам платит? Я дам втрое больше, только назовите изначальную сумму. Словно в трансе я отшатнулась от него, уже трясущимися вспотевшими ладонями обнимая себя за локти. Джемаль подошёл ближе и, озираясь по сторонам как какой-то преступник, тихо проговорил: — Развитие СмартСолюжн теперь зависит только от Вас. Неужели Вы позволите себе так безответственно отнестись к его дальнейшей судьбе, — пытался откровенно манипулировать моими чувствами мужчина. — Неужели Вы пустите всё на самотёк? А как же этот вечер? Благотворительные фонды, детишки... — жалостливо качал он головой. — Вам их не жалко? — Кажется, Вы меня с кем-то спутали. До последнего я старалась сохранять хладнокровие к разворачивающейся самым неприятным образом ситуации и не ронять лица! — Бросьте, Виктория, — небрежно усмехнулся Айдын. — Мы взрослые люди. Я этих спектаклей в жизни повидал больше, чем Вы собственную мать. Как я уже сказ... Дальше я его уже не слышала. Вцепившись в ремень на плече, обогнула его сбоку и быстрым шагом, почти бегом, направилась через весь зал под пытливые взгляды и жужжание окружающих прямо на выход. Не помня себя сбежала вниз по лестнице с главного торца и вышла во двор дворца. Я пыталась отдышаться. Меня трясло, едва не выворачивая наизнанку. Сердце колотилось, отбивая бешеный ритм в груди и закладывая мне уши. Все, кто находился недалеко, мужчины и женщины, и даже их дети, искоса поглядывали на меня и перешёптывались. Я чувствовала себя белой вороной. Незнакомый город, незнакомый язык, незнакомая культура. Зачем этот урод притащил меня сюда и в качестве кого? Шлюхи? Подстилки для его будущих потенциальных партнёров? Недостающей детальки в стратегии по зарабатыванию славы и денег? Я и есть его бизнес-план? Обняв себя за плечи, я неуклюже переминалась с ноги на ногу и совершенно не знала, куда идти и что делать. Чувствовала себя не в своей тарелке, мне было крайне неудобно и уже совсем не хватало воздуха. Двор при дворце был просто несоизмеримым и, казалось, не имел краёв. Впереди был лишь деревянный мостик, а что потом? Куда мне идти? — Что случилось? — послышалась за спиной понятливая речь и до боли знакомый голос. Хотелось кинуться к нему и обнять, вцепившись в его крепкие плечи и укрывшись за широкой грудью, но я была так зла, растеряна и отчаянна, что не смогла подавить всплеск своих эмоций и повысила тон. — Зачем Вы притащили меня сюда?! — Не понял, — недогадливо поморщился Люцифер, поглядывая в разные стороны, словно кто-то мог рассказать ему больше, чем я. — Я Вам в эскортницы не нанималась! Я широко раскрыла глаза, стиснув челюсти и сжав кулаки. Доведённая почти до предела его непониманием произошедшей ситуации, еле сдерживала себя, чтобы опять не влепить ему пощёчину, только вот было не за что, он искренне не понимал, что со мной происходит и по какой причине я так беснуюсь. Люцифер подошёл ко мне вплотную, сунул руки в карманы брюк и, нервно облизав губы, тише прежнего проговорил: — Не визжи и объясни нормально, что случилось, — изучающий прищур забегал по моему насупившемуся лицу и спустился к оголённым плечам, высматривая во всём теле что-нибудь, что могло бы быть лишним или просто не на своём месте. — Кто-то обидел тебя? Прикоснулся к тебе? Меня аж передёрнуло от отвращения. Я сильно зажала переносицу двумя пальцами и болезненно зажмурилась. Всё ещё не верилось, что мне опять довелось оказаться в такой до тупости неприличной, безнравственной и недостойной ситуации. Разве я заслужила общение с такими людьми, как этот мерзавец, или просто их "снисхождения" к себе? Почему даже после смерти мне не было покоя? Отодрав пальцы от лица, я скрестила руки на груди и, отведя взгляд в сторону небольшого прудика, у берега которого стояло трое мужчин, равномерно, насколько мне хватило терпения, успокаивающе себя выдохнула. — Отвезите меня в отель. — Ещё раз спрашиваю тебя, Уокер, — не шелохнувшись, тем же невозмутимо-холодным тоном проговорил он. — Мистер Моргенштерн, — цедила я сквозь зубы, чувствуя, как слёзы накатывают к моим глазам, — отвезите меня в отель. Я хочу уехать! Я нашла в себе силы взглянуть ему в лицо. Крепкие челюсти со скрипом стиснулись, а острые желваки на щеках заиграли. Он прищурился в последний раз; прозорливый, уничтожающий взгляд вперился в мои глаза, но я закатила их и раздражительно цокнула. Мужчина высунул левую руку из кармана и указал на дорожку, пропуская меня по ней вперёд, чтобы пойти следом. Мы пошли через двор, значительно срезав путь до трассы, потому что до этого подходили к дворцу главной дорогой, широкой, проложенной ровным асфальтом, разглядывая плодоносные деревья, большие клумбы с прекрасными цветами и каменных львов. Оказавшись возле дороги, Моргенштерн вскинул руку, и через мгновение около нас притормозила жёлтая ауди с шашкой такси. Шеф распахнул передо мной дверь заднего сидения и, видимо, хотел что-то сказать, но я юркнула в машину и сама потянула за ручку двери, закрывая её. Это был очень некрасивый, крайне грубый жест со стороны светской женщины по отношению к сопровождавшему её мужчине и говорил исключительно о неуважении, неучтивости и невоспитанности. Всё это я прекрасно знала и понимала, но всё равно не позволила ему проявить к себе внимание и отвергла его "ухаживание", предпочтя всему этому свою социальную самостоятельность. Люцифер слегка опешил. Не сразу он наклонился к пассажирскому окну около водителя, когда тот уже приспускал его. — İyi akşamlar, еfendim, — кивнул таксист. — İşte adres burada, — протянул ему руку Моргенштерн, зажав между пальцами бумажку в сто долларов и какой-то белый клочок. — Geç kalma. Оnu sağ salim götür. Дорого же я обходилась этому засранцу, видимо, поэтому решил меня продать такому, как Джемаль Айдын. — Аnlaşıldı, efendim. Моргенштерн два раза постучал ладонью по багажнику машины, и мы тронулись под решительный вздох водителя «Ya Allah!». Всю дорогу до отеля проглядела во мрак под ногами, потому что не желала больше смотреть на Стамбул. Я ненавидела этот город, его красоту, загадочность, бесчестность и лицемерие. Но ещё больше я ненавидела Люцифера Моргенштерна. Готовая убить его голыми руками, крыла этого идиота трёхэтажным матом в своей голове и с нетерпением ждала момента, когда свалю отсюда нахрен, желательно без него. Пусть остаётся здесь хоть на всю жизнь, а я собиралась требовать с него замены моего билета, чтобы мне не пришлось торчать здесь ещё день. Ехали мы недолго. Когда машина плавно притормозила, водитель медленно повернулся ко мне: — Приехали, мадам, — сказал он на моём родном языке с мягким акцентом, отдавая мне дань уважения. — Teşekkür ederim, — солидарно ответила я и поспешила выйти из машины. Время перевалило за девять вечера. Я прошла сквозь крутящиеся двери и приветственно кивнула пареньку-хостесу в мелкой феске, когда он пожелал мне доброго вечера лучезарным «İyi akşamlar!». Главный холл отеля был пустой, несмотря на ранее для сна время, должно быть, гости были на ужине. Кроме молодого человека у входа и девушки на ресепшне, до которой ночью был мужчина, в зоне видимости маячила ещё пожилая женщина, приятно одетая, со вкусом и чувством стиля, характерным для её возраста, и похожая на тех богатеньких дам, которые разъезжают по разным странам на старости лет, чтобы повидать мир и насладиться уже своей собственной жизнью, наплодив кучу детей и внуков, которые в последующем стали для неё благодарной опорой и достойнейшими людьми, за которых было не стыдно. Мы с ней единодушно переглянулись, как переглядываются хорошо воспитанные люди из высшего общества, объединённые одним местом, но совершенно не знакомые, и я поспешила отвести взгляд, опустив его почти себе под ноги. Я направлялась в сторону лифтов и периферическим зрением видела, как старушка, не сворачивая, надвигалась прямо на меня. До последнего верила и надеялась, что мне это всего лишь мерещится, пока мягкая дряблая рука, каждый короткий пальчик которой был украшен от одного до двух золотых колец, не коснулась моего запястья, тут же слегка сжимая его. Я притормозила и подняла свой недоумённый взгляд на неё. Женщина мило улыбалась мне в лицо, простодушно разглядывая то один мой глаз, то второй, своими, словно улыбочки, глазками-зёрнышками, радужки которых были практически иссушены временем и отливали на ярком свету пятидесяти лампочек грузно свисающей в центре холла люстры грязно серым цветом. Некогда густые и длинные, по всей видимости, а со временем ставшие редкими и седыми бровки раздвинулись в стороны, выдержанно делая её кругловатое лицо ещё мягче и доброжелательнее. Мне сразу привиделось, что женщина обладала нежной и светлой энергией, быстро заряжающей всё вокруг одним своим появлением, а ещё от неё тянулся елейный хрупкий шлейф цветочного аромата, который почти моментально заполнил мои лёгкие своей свежестью. — Hiç korkma, güzelim, — мягким дрожащим голосом начала она. — O her zaman senin yanında. — Pardon, — улыбчиво ответила я, — ama ben türkçeyi anlamıyorum. Недолго думая, выдала извинительную фразу, объясняющую мою неспособность общаться на турецком, надеясь на то, что это было хотя бы грамматически правильно. Прозвучало это, откровенно говоря, ужасно, мой акцент был настолько жёсткий, что даже мне резал слух. — Meleğin her zaman yanında. Старушка напоследок сжала моё запястье и, качая головой и что-то приговаривая себе под нос, скрылась за стеклянной крутящейся дверью, до того похлопав по щеке молодого паренька в феске. Странно? Да пиздец.***
Отвратительный вечер в компании отвратительных людей в отвратительном городе! Самое омерзительное светское мероприятие в моей жизни, на котором мне довелось присутствовать. Я что, похожа на проститутку или куртизанку, чтобы мне с нихуя на ровном месте так открыто предлагали интим? Или у меня на лбу написано "две сотки"? Интересно, сколько эти девушки, сопровождающие таких мужиков, как Джемаль Айдын, берут за сутки? Хотя мне уже сказали, сколько я стою. Ровно столько, чтобы Моргенштерну хватило на открытие нового представительства и завести новые связи. Поэтому он так рвал задницу, чтобы именно я прилетела сюда? А что, Моника уже не в ресурсе? Она поопытнее будет в решении подобного плана вопросов. Я побывала для собственного начальника всем, чем только можно и нельзя, теперь вот и эскортницей побывала. Далеко пошла, Вики! Браво! Я была в неистовстве, в лютом бешенстве, меня трясло и подташнивало от одной только мысли, что обо мне вообще можно подумать то, что обычно говорят о легкодоступных женщинах. Всё тело чесалось даже просто от воспоминаний о прикосновениях Айдына. Захотелось смыть с себя всю эту грязь, которой запачкали меня его порочные лапища. Я прошла в уборную комнату и подошла к серой, в цвет плитки, из которой было выполнено всё помещение, ванной. Включила кран, и горячая вода напором полилась из него, быстро заполняя чашу почти до краёв. Плотные клубы пара мгновенно заполонили всю комнату, кое-где уже стекая каплями конденсата со стен. Отключив подачу воды, я сняла с себя платье, нижнее бельё и повесила всё на крючок за закрытой дверью. Босыми ногами дошлёпав до чаши с водой, я закинула полотенце на сушилку, которая была прибита к стене над изголовьем ванны. Сначала попробовала сунуть пальцы одной ноги в воду, проверяя температуру, затем, убедившись, что не сварюсь в ней заживо, как рак, залезла и второй. До груди погрузилась в горячую воду, чувствуя, как приятно она оглаживала моё уставшее тело и мгновенно расслабляла каждую его ноющую мышцу. Часовое беззвучное лежание в ванной — именно то, о чём я, оказывается, так давно мечтала. Опустившись глубже, я закинула голову на каменный бортик и прикрыла уже слезящиеся от усталости глаза. В планах было пролежать вот так, не двигаясь, безмолвно и в лёгкой дрёме как минимум минут сорок. Этого, по моим подсчётам, должно было хватить сполна, чтобы успокоиться и отвлечься от всех неприятностей, непристойностях и подстав, которые нашлись сегодня на мою пятую точку. Вдобавок ко всему на неё нашлось бы кое-что ещё, будь я чуть тупее или скромнее. Мне было хорошо и радостно. Я планировала поговорить с Моргенштерном и потребовать обмен билета, но принятие ванны так необычно подействовало на меня, что я отбросила эту идею. Мы должны были вылетать обратно в Нью-Йорк только завтра, а сейчас в моём распоряжении был остаток вечера, вся ночь и даже утро. Я сопела от удовольствия и краем уха ловила мелкое журчание воды на её струящейся поверхности, когда, чуть высунув запястья, вслепую вырисовывала никому не известные узоры. Это был мой личный бесплатный сеанс медитации и успокоения. Я уже проваливалась в сон, когда послышался шум. Ручка двери опустилась вниз и щёлкнул язычок замка. Неохотно разлепив глаза, посмотрела сначала перед собой, затем с замедлением повернула скрипучую шею право, на звук, и тут же провалилась глубже под воду, оставив на суше всё, что было выше подбородка. — Ты закончила? Да как, чёрт возьми, он опять это сделал-то, блять? Как?! Как это Сатанинское порождение открыло дверь в мой номер, если дубликата ключа у него нет?! — Что Вы здесь делаете?! — вынырнула я подбородком из воды и вылупила на него свои глаза, как на самого настоящего клинического идиота. Ответить на вопросы? Не, не слышал. Босс просто и буднично принялся молча расстёгивать рубашку, ловко, но мучительно медленно перебирая пальцами одну пуговицу за другой, пока я, высунув и подтянув к себе колени, крест-накрест обнимала ладонями плечи, скрывая собственную наготу и защищая целомудрие под предательски прозрачной водой. Вот вырисовывались знакомые тёмные узоры, покрывавшие подтянутое мужское тело от шеи до груди и плавно растекающиеся по крепким, подкаченным плечам. Паника мало-помалу переходила в приступы истерии, колошматя моё тело в чаше с водой и разливая её по кафелю, потому что чёртов Люцифер даже не думал останавливаться, а я продолжала судорожно бултыхаться в воде. Мне было страшно. Готовность принять свою участь — нулевая! — Мистер Моргенштерн! — вскрикнула я, когда рубашка безжизненно упала на холодную плитку к его босым ногам. — Вы что делаете?! — Хочу принять ванну, — прозаичным тоном объяснял он, натянув тупую мину вместо выражения лица. — Вы можете сделать это в своём номере? У Вас там есть ванная комната, наверняка даже больше, чем в моём. Я уверена, в разы! Это походило на какой-то пранк, дешёвый развод, дурацкую шутку. Я силилась найти ему любое оправдание и причину, по которым он находился в ванной комнате моего номера, но это сложно поддавалось какому-либо пониманию и объяснению тем более. — Я в отеле своего друга и хочу делать это, где хочу. Заебись вода! Хорошо побултыхались в ней, отдохнули, расслабились, приняли ванну, выпили чашечку кофе... Пора и честь знать. Зато счастливая, набравшаяся сил, ни капельки не раздражённая. Всегда бы так! Пальцы схватились за пряжку ремня и отстегнули её после звонкого щелчка, я же находилась почти в предобморочном состоянии, плавно маневрируя между гранями жизни и смерти. Моя спина даже под водой пробралась неприятными, колюще-режущими мурашками. Я смотрела на Моргенштерна, готовившегося вот-вот и потянуть вниз собачку молнии на своих брюках, чтобы вывалить собственные причиндалы прямо у меня, беспомощной и растерянной, на глазах. Паника накрыла всю меня второй, ещё бóльшей волной. Происходящее напоминало какой-то сюр, плод нездорового воображения. Что, если мне опять всё это привиделось, как тогда, в примерочной, когда Люцифер усадил меня к себе на колени, или когда мы стояли на кухне, плотно прижавшись друг к другу, перед пятничным собранием? Что если, всё это было очередным сном, таким же натуральным и осязаемым, как те два, события которых происходили в его машине на пассажирском после ужина с Тёрнерами и в его кровати после весёлой посиделки в Румморс с Беннетом? Слов мой идиот не понимал, поэтому нужно было действовать. Не упуская этого изворотливого змея из виду, мокрыми руками я схватилась за бортики ванной и попыталась приподняться, но вдруг вспомнила, что из брони на мне только волосы, которыми я могла бы прикрыть разве что только грудь. — Подайте мне полотенце, — юркнула я обратно под воду и, отвернувшись от него, подняла руку, указав на полку со сложенными полотенцами. — Руки, ноги есть — сама возьмёшь. Проклятый идиот! Когда тёмное пятно справа стало чуть больше, я поняла, что Люцифер надвигается прямо на меня, беспомощно лежавшей в ванной и полностью обезоруженной, как и обнажённой. Какой мне предоставился выбор? Либо срочно драть оттуда, чтобы только пятки сверкали, либо принимать непрошенных гостей. Я выбрала первый вариант. Приподнявшись и одномоментно зажав правой рукой грудь, а левой — своё причинное место, я с шумом вынырнула из воды, чуть не полетев обратно, и сделала неустойчивый шаг через бортик. Действовала максимально искромётно и глазами уже ничего разбирала, только воду, которая тут же перелилась за края, радостно расплёскиваясь во все стороны и разливаясь по мраморному полу, а стоило моей ступне коснуться лужи, как меня обернули во что-то большое, тёплое и махровое. Я замерла, уставившись перед собой с широко раскрытыми глазами, силясь разглядеть преграду, но кроме чёрных расплывчатых каракуль ничего распознать не могла. Проморгалась и машинально схватилась за ткань возле своей груди, престарательно прижав её к себе так сильно, насколько только сил хватило. Моё сердце стучало так сильно, что уши и голова, к которой разом прилила тонна крови, вот-вот — и взорвались бы. — Я же сказал, — мягким шёлком просочился сквозь влажные волосы на моём виске голос Люцифера, — что не прикоснусь к тебе. Пока ты сама этого не захочешь. Я звучно сглотнула, и только в тот момент мне таки удалось различить в мутных разводах уже знакомого шестирогого козла, безмолвно выпучившего все три застывших глаза в каждого, кто смел лицезреть его на таком непозволительно близком расстоянии. Помутнённый взгляд медленно пополз выше, его же намертво сцепился с гладью хмурого прозрачного стекла напротив, но сосредоточился совершенно не на нём. Я стояла в объятиях своего дьявола, который принципиально отвращался меня обнимать. Плечи к плечам, кожа к коже, грудь, самым антигуманным образом разделённая тонкой, но вполне ощутимой преградой в виде банного полотенца, к груди, но руки, те самые руки, всегда грубые, чёрствые, варварские и жёсткие, в действительности умеющие быть нежными, внимательными, заботливыми и хозяйскими, были где-то за моей спиной, сжимая в кулаках два края махровой ткани. Люцифер совершенно не касался меня, его касалась я, делала это за нас обоих, остро чувствуя, как нагревалась и жглась кожа в тех местах, где не было места даже молекулам воздуха. Не роняя на меня взгляда, он потряс руками, вырывая меня из оцепенения, и я, резко заведя руки за спину, схватилась за полотенце, после чего он сразу же высвободил его. Отвернувшись в сторону, мужчина развернул свой корпус на девяносто градусов, открывая мне проход и пропуская вперёд. Лицо Моргенштерна, ясное, чистое, хорошо освещённое десятками вкрученных лампочек в высокий потолок ванной комнаты, находилось в тени каких-то сомнений и затруднений, оно возражало и тут же соглашалось со всем, с чем ему приходилось иметь дело, было недовольным и в то же время смиренным, готовым принять все решения, даже не свои. Глаза его, будто бы потухшие и блёклые, уставились в немую кафельную гладь и ещё лелеяли какую-то то ли надежду, то ли веру. Весь Люцифер теперь выглядел как человек, который готовился расстаться с тем, что ему дорого, забыть обо всём, что приносило радость, жизнелюбие и удовольствие. Он создавал впечатление нерушимого, всегда знающего, что нужно делать, и решительного человека, но теперь этот самый человек был растерян, подбит и опустошён. Люцифер тихо прочистил горло и болезненно сглотнул, и я очнулась посреди всё той же ванной комнаты, всё так же прикрывающая себя полотенцем, неожиданно им поданным в самой необычной манере, и не перестающая глазеть на него. Качнув головой и ловко переместив края полотенца уже вперёд, к груди, мокрыми ступнями я пошлёпала к выходу и вышла за дверь, прикрыв её за собой. Не обернулась, не задержалась, не позволила себе сказать слов или задать вопросов. Всё это было бы лишним. Вместо этого я молча покинула зону его приватности, предпочтя ей свою. Буквально за две секунды вытерлась за шкафом возле окна, потёрла полотенцем концы волос от воды и, швырнув его на кушетку, стащила с неё чёрный пеньюар. Хлопком погасив свет в основной комнате и оставив освещаться лишь эркер, залитый благородным рубином, я нырнула под пушистое одеяло лицом к окну и укуталась в него по шею. Стала прислушиваться: в соседней комнате ничего не происходило. Меня ещё продолжало слегка колотить изнутри, а лицо Моргенштерна упорно не выходило из головы, вновь и вновь появляясь перед глазами, стоило мне их на секунду прикрыть. Я опять зажмурилась: Люцифер был огорчён и будто раздавлен. Возможно, сделка с Айдыном не состоялась по моей вине. Вероятно, потому он был так груб и неучтив со мной. Но почему я должна была быть главным звеном сделки? Почему он взвалил на меня такую ответственность за решение дальнейшей судьбы СмартСолюжн? Неужели я ему настолько безразлична, раз он решился на такое — подсунуть меня другому мужчине в качестве задобрительно-утешительного презента? Неужели я совсем ничего не значу для него..? Замок щёлкнул, и от неожиданности я дёрнулась на месте, сжавшись изнутри. Меня знобило и бросало в жар. Я знала, что Люцифер стоит позади меня, на выходе в коридор, и не двигается. Если хочет уйти, почему не уходит? А если хочет оста... — Сделки с Айдыном не будет, — прервал мои мысли пропитанный сожалением и оправданием голос, некогда устойчивый и решительный. — Я не должен был оставлять тебя одну. — Мистер Моргенштерн, — тут же вырвалось из меня его имя почти неразборчиво, от волнения я проглотила пару букв. Ответа, однако, не последовало. Я всё ещё ощущала его в начале номера, он продолжал стоять на одном месте, но не решался сделать ни одного шага. — Я хочу, чтобы Вы прикоснулись ко мне. Мой хрип ударился о стены комнаты и отскочил от них еле слышимым эхом. Мужчина несгибаемо сохранял обет молчания, садистки терзая меня в догадках и сомнениях, правильным ли было то, что я делала и собиралась делать дальше. — Пожалуйста. Несколько мгновений ничего не происходило. В комнате, освещённой лишь карминовым светом эркерной лампы, было нерушимо тихо и прохладно. За спиной вновь послышался щелчок, и дверь, жалобно скрипнув, закрылась. Лёжа на левом боку, я сползла чуть ниже на простыне, укрывая себя одеялом с головой, и подтянула к себе колени. Мне вдруг стало невыносимо тоскливо и горько. Меня сокрушили, растоптали, сравняли с землёй. Это стало одним из самых нижайших и опоношенных моментов моей жизни. Я молила чужого мужчину о физической близости, о заботе, покровительстве и снисхождении, но он не мог дать мне и половины из того, о чём я просила, даже если бы очень хотел, а он хотел. Как бы я ни ругала Моргенштерна за его развязность, беспринципность, аморальность, порочность и превратность, из нас двоих по истине низшим, бесхребетным и лишённым всякой нравственности, целомудрия и благородства существом оказалась я, собственноручно втоптав себя в грязь, позор, унижение и оскорбление. — Ты уверена, что хочешь этого?