S.P.L.I.T

— Уважаемые коллеги! Рад спустя столько времени вновь присутствовать здесь, в родных стенах СмартСолюжн и приветствовать вас всех на общем собрании!       Зачем она ему там нужна? — В чате уже писалось об этом, но я сочту за честь повторить для всех лично...       Неужели ему плевать, с кем якшаться? Тогда зачем так силился взять меня с собой? Приказывал, угрожал, шантажировал?! — ...что общими усилиями мы смогли выполнить план, несмотря на то, что в этот раз делали это не совсем так, как привыкли делать столько времени.       Придурок просто хочет меня позлить, не иначе. Вывести на эмоции, побесить, поиграть на моих нервах, заставить переживать, он только ради этого и дышит, паразитарный червь. — Отдел продаж, несомненно, постарался. У нас триста новых подключений, из которых пятьдесят три аккаунта — для сетевиков с франшизными партнёрами. Мы получили много положительных отзывов и рекомендаций.       Как же меня доканали его пидарастические выходки. Неужели он правда аннулировал мой билет... — Отдел сопровождения клиентов — большие молодцы. Отличная работа, ребята! Так держать!       Интересно, в курсе ли Коллинз счастья, которое ей привалило? По лицу не скажешь, оно всё такое же глуповатое и рассеянное. — С вашего позволения я хотел бы пригласить сюда человека, который приложил много усилий к нашей совместной деятельности. Артур, тебе слово. — Благодарю!       Чего-чего?! Кому-кому слово?       Это же просто смешно! Что ещё сделал Ханс, кроме всеобъемлющего нихуя? А я сейчас объясню, чем занимался наш дорогой директор отдела сопровождения клиентов: создавал видимость работы, приезжая к девяти утра и уходя в шесть вечера. Распорядок его насыщенного продуктивностью дня был таков: с девяти до десяти бесполезные расхаживания взад-вперёд по своей провонявшей потом и слюнями каморке, далее вылавливание сотрудников возле ресепа Моники и выговор тем, кто опоздал, после проделанной работы, довольный, если ему удавалось с утра дать кому-нибудь словесного леща, он спускался за стаканчиком кофе и исчезал минуточек так на сорок. Реальным делом он начинал заниматься только ближе к полудню, когда тот же Моргенштерн, скажу пару слов и в его защиту, ебашит с десяти утра до семи вечера, не поднимая задницы, а если и позволяет себе выйти куда-то, то исключительно по рабочим моментам. Ещё ни разу я не видела, чтобы Люцифер даже по телефону обсуждал личные вопросы. Но моё самое любимое — это бесполезное таскание по офису и стояк над головами сотрудников затем, чтобы контролировать процесс работы и, как он это называет на своём, ослячьем, "стимулировать их к работе".       Ханс вышел к Тейлору и с гордостью в глазах стал горланить на всю переговорную, время от времени подглядывая в смятый влажный от пота клочок бумаги. Подготовился, молодец.       Пользуясь моментом, я метнула мимолётный взгляд на Моргенштерна. Тот стоял в своей (да и моей уже тоже, что греха таить) излюбленной позе — облокотившись задней точкой о стол, он перекрестил щиколотки и расположил жилистые руки под широкой грудью. Указательный палец левой настойчиво потирал нижнюю губу, пока сосредоточенный взгляд изучал говорящего. Будто смотря сквозь него, Моргештерн создавал видимость того, что он внимательный слушатель, но всё это время он оценивал Артура. Эти двое стояли почти рядом, и потому разница между ними так бросалась в глаза. От Люцифера пахло уверенностью, твёрдостью, значимостью, самоуважением и превосходством во всём, от Ханса же просто несло дерьмом. Я продолжала смотреть на первого и сколько бы ни пыталась отвлечься и хотя бы ненадолго отвести взгляд, у меня просто-напросто не выходило. На мгновение мне стало так грустно и тоскливо, что я не заметила, как мои мысли перенесли меня на кухню, вложив в объятия Люцифера. Случившееся там с полчаса назад было настолько натуральным и реалистичным, что принятие этого факта за фейк или плод моего воспалённого воображения никак не укладывалось у меня в голове. Как я могла настолько заблудиться в собственных мыслях и нафантазировать настолько жизненно?!       Если бы полгода назад я всё-таки дождалась зелёного на светофоре и прошла по пешеходному переходу как положено, судьба свела бы меня с Люцифером? И на сколько бы нас обоих хватило, если бы это произошло?       Телефон в руке завибрировал, и экран загорелся пушом от Дино. 💕👼🏼 Милая, как самочувствие? Собрание началось? me Всё хорошо, я жива)) me Да, началось. Ханс болтает уже десять минут, хочу кинуть в него туфлю Мими me Она сегодня на шпильках в 10 см))       По переговорной разошлось кряхтение — так обычно звучит смех, который с трудом удалось сдержать. Я встрепенулась и подняла голову. Ханс, раскрасневшись, откашлялся и неловко оттянул свой клоунский галстук в разные стороны. По всей видимости, я пропустила нечто интересное и неловкое. Уткнувшись в телефон, Люцифер уже полусидел на столе, пока свободная его нога еле касалась пола, неряшливо покачиваясь из стороны в сторону. Тейлор от него не отставал, тоже вдруг достал телефон из кармана объёмного пиджака серого костюма-двойки, что-то потыкал указательным пальцем в экран и спрятал его уже в другой. Они переписывались между собой?       Артур Ханс не сдавался. От благодарностей мы перешли к тому, как было важно соблюдать дисциплину на рабочих местах и регламент рабочего времени. Каким образом время прихода сотрудника на работу может повлиять на его работоспособность и производительность — Ханс его знает. Работа в спокойной, комфортной и самое главное доверительной обстановке — вот причина высокой производительности сотрудников и вот залог успеха всей компании.       Нет, этот человек не может занимать такую должность, как директор. В коде матрицы возник какой-то баг, по-другому решение Тейлора относительно его назначения объяснить просто невозможно. Мне показалось, он и сам устал от Хансовской болтовни, а иначе бы прервал его? — Артур, — деликатно улыбнулся он, — благодарим тебя! Ты сделал достаточно много полезных акцентов, и я надеюсь, что все мы будем продолжать в том же духе.       Прерванный глупо уставился на него в ответ, затем перевёл свой деревянный взгляд на всю аудиторию. Разноцветный широкий галстук уже болтался на его короткой свинячьей шее аки тряпочка, но он продолжал без устали дёргать его. — До меня пару минут назад дошли известия об одном сотруднике из клиентского отдела, который тоже заслуживает внимания, но Вы почему-то не упомянули о нём, — завидев смущение на лице Артура, Тейлор поспешил вытянуть его из конфузного положения, — или я просто заря прервал Вас. Простите, моя ошибка.       В переговорной стало подозрительно тихо. Казалось, все разом даже дышать перестали. — Пользуясь случаем и возможностью снова говорить, я хотел бы лично поблагодарить мисс Уокер...       Чего-чего? Кого-кого, простите?! — ...которая, не понаслышке знаю, всегда старалась во благо СмартСолюжн даже в ущерб себе.       Сидящая рядом Мими пихнула меня в бок и шикнула: «Не спим, мисс Уокер! Встаём, встаём. В темпе, в темпе!», и я неуверенно приподнялась с места, сжимая уже в потной руке телефон. Зал оглушился рукоплесканием и свистом. Всё это было для меня так непривычно и необычно. Не помню, когда у нас вообще вот так выделяли какого-то сотрудника. Нет, Тейлор не был скуп на похвалу или на приятности в адрес своих работников, каждого знал по имени и хотя бы парой фраз при встрече перекидывался, меня попросту смутило само торжество, которое организовали коллеги в мою честь. Одновременно это было и дико, и чертовски приятно.       Моё лицо вспыхнуло огнём смущения, заливаясь краской и коликами, а в горле всё напрочь пересохло. Волнение накатило ко лбу покладистыми капельками пота и ударило по коленкам, которые из последних сил удерживали всю меня в положении стоя. — Вы же не думали, что внесённый Вами в работу вклад за последние несколько месяцев останется незамеченным, Виктория? — ласково улыбался Тейлор. — Но я... ничего такого не сделала. — Не скромничайте, прошу Вас. Все Ваши переработки, задержки, вовлечённость и колоссальная помощь общему делу будут по справедливости оценены. Я уже распорядился, — кивнул он мужчине слева, — Люцифер лично позаботится об этом. Присаживайтесь, прошу Вас.       Тейлор слегка поклонился мне и вытянул руку, как бы указывая на стул позади. Мои колени невольно подогнулись и усадили меня на место. Мими, словно ночная фурия, кинулась на меня откуда-то сбоку, напискивая над ухом слова радости и похвалы, а я только и могла похлопать её по плечу дрожащей ладонью. Я не сводила озабоченного взгляда с Моргенштерна, который в свою очередь смотрел на меня в ответ, сдержанно, стянуто, но в то же время будто равнодушно. Неужели замолвил за меня словечко?       Когда Мими наконец высвободила меня из своей удушающей хватки, я, будто под гипнозом, проследила за мужчиной, которого, оказалось, Тейлор тоже решил представить общественности, наградив его чином настоящего руководителя, великолепного стратега, профессионального программиста, чудеснейшего человека, комсомола, спортсмена и, наконец, просто красавца.       Моргенштерн взывал ко вниманию присутствующих недолго, всего каких-то две или три минуты. Речь его была чёткая, внятная, монолог — продуманным, возбуждавшим интерес и отлично сконструированным. Вступление с благодарностью за оценку его работы и внимание, основная часть — с чего всё начиналось и к чему пришли, итог — каких целей добились и что усвоили, заключение — немного цифр, статистики и планы на будущее. Быстро, коротко и самое главное по делу. Сидящие в переговорной отхлопались и с дозволения Тейлора разошлись каждый за своё рабочее место, чтобы потихоньку собираться домой, поскольку окончание пятничного собрания пришлось на седьмой час. lucifer😈 Какие планы на вечер?       Пялила в правый нижний угол монитора, перечитывая по кругу это маленькое, на первый взгляд, безобидное проявление интереса к моему личному времени, пока пуш не растворился. Мне показалось, или Люцифер Моргенштерн намекает на свидание?       Нажала на иконку рабочего приложения и кликнула на мигающую цифру "один" напротив чёртика. Вновь уставившись на его сообщение, я прикидывала в голове разные варианты и причины, по которым Люцифер мог интересоваться моими планами на вечер пятницы. Подкинуть дополнительную работёнку? Поручить мне сверхважное и срочное задание отвести его ботинки в мастерскую? Залатать их самой? Подготовить Монику к американским горкам в отношениях с ним? Ошибся чатом? Укурен? Или просто поехал своей башкой? v.walker💜 Это сообщение предназначается для меня? lucifer😈 Отвратительная привычка отвечать вопросом на вопрос. lucifer😈 Да, это сообщение предназначается Вам, мисс Уокер.       Утырок. Какого хрена тебе надо? v.walker💜 Хотела как раз уточнить, могу ли я сегодня быть свободна. lucifer😈 Без проблем. lucifer😈 Сегодня делай, что хочешь. lucifer😈 Ты мне будешь нужна на все выходные. v.walker💜 Что-то случилось? lucifer😈 Ничего не случилось. Просто необходимо будет сделать кое-какие дела до моего отлёта. v.walker💜 +       Всегда хотела сделать это — кинуть ему этот несчастный похуистический плюсик.       Вечер пятницы я провела в радушной компании Мими и Сэми в баре Hard Rock на Таймс-сквер. Отмечали выполненный план, так сказать. Мы частенько заглядывали туда ещё до моей гибели. Последние полгода жизни были такие насыщенные и яркокрасочные, что мне всё реже и реже удавалось выбраться куда-то с ними вместе. К земным хлопотам и делам прибавились ещё личная жизнь и поднебесная загробная бытовуха, поэтому времени почти ни на что не хватало. Я скучала по таким простосердечным, весёлым посиделкам, во время которых мы болтали обо всём, то есть ни о чём. Эти наши встречи никогда не заканчивались скучно: либо мы с Сэми спроваживали блеклую, рыхлую как мокрая земля Мими до дома в такси, либо убегали через задний проход от разовых ухажёров Сэми. Разве не должно было быть наоборот? Это был даже не список, это был целый том имён.       Однако в этот раз всё было, к моему неожиданному удивлению, тихо и спокойно. Мими пчёлкой жужжала про Рэнна, полупьяная плакала от любви и обожания к нему, с указательным пальцем поднятым вверх зарекалась, что прямо сейчас вызовет его и познакомит с Сэми, а через пару минут клялась, что ни за что в жизни не подпустит их друг к другу ближе, чем на милю, потому что не знала, кого к кому ревновать больше. Сэми сначала говорил о рабочих планах, о том, что они успели обсудить и сотворить одной дружной командой с Моргенштерном, отдал словесную дань уважения его профессионализму, современности, компетентности и, конечно, же не обделил почтением его умение обольщать и восхищать. В общем, весь вечер я стойко выслушивала про эту сладкую парочку твикс, хрен пойми откуда взявшуюся на наши с Мими головы, пока она конкретно не отключилась.       Благословив и заверив в том, что всё будет хорошо, Сэми отпустил меня домой, а сам запихал счастливую, еле державшуюся на ногах девушку на заднее сидение такси и завалился к ней. Мими тут же уложила голову ему на колени, и машина тронулась с места.       Перевалило за первый час ночи. В этот раз что-то рано мы разошлись. Ночной Нью-Йорк дышал свежестью, прохладой, перегаром и дымом тлеющего каннабиса и хлебосольно приглашал зайти в каждый барчик вдоль ярко освещённых дорог, соблазняя неоновыми вывесками, собравшейся в разносортные кучки молодёжью, громыхающей музыкой, клубами тумана, напором выходящими из дым-машин, и еле различимым горьким шлейфом дорогого алкоголя.       Ещё на собрании Дино предупредил, что эту ночь мы проведём порознь, но я всё равно решила остаться у нас. Мне хотелось побыть наедине с собой, прикинуть ближайшие планы на совместную вечную жизнь с Дино и вновь попытаться разобраться в себе. И в том, какого чёрта делает с моей жизнью Люцифер Моргенштерн.       Быстрым шагом направившись к одному из жилых давно спящих глубоким сном домов, я резко завернула за его угол и тут же вросла в неровный под ногами асфальт. Угол уже был занят двумя очень импозантными мужчинами, отнюдь не многообещающего внешнего вида. В своих догадках я твёрдо убедилась уже тогда, когда один из них, заметив меня, громко присвистнул и, перекатившись с пятки на носок грязных серых кроссовок, направился в мою сторону со словами: — Глянь на эту заплутавшую пташку, Джейми! — Мадемуазель, — слишком внезапно для не совсем трезвого человека приподнялся с корточек второй, представительно поправляя на себе кепку, — добро пожаловать в наше уютное гнёздышко.       Человеческое тело всё ещё сохраняло свои рефлексы, поэтому я еле удержала себя на ногах, когда мои коленки подкосило от волнения, но, чёрт подери, я что, зря помирала?       Сделав резкий выдох, на несгибаемых ногах я двинулась в направлении этих латентных джентльменов и встала лицом к лицу с тем, чьё имя всё ещё оставалось для меня тайной, в то время как названный Джейми с глубоко заинтересованной физиономией, подбираясь ближе, осматривал меня с ног до головы, по всей видимости, мысленно давая свою экспертную оценку моим формам. Первый улыбался во все свои оставшимися целые зубы, коих я невооружённым глазом насчитала только четыре, явно оценил мою смелость и решил проявить безмерное уважение и благосклонность. Он высунул одну руку из кармана пыльных, где-то дырявых спортивок и протянул её мне. — Мадам, — облизнувшись, промямлил он что-то на невменяемом, покорно ожидая моего рукопожатия.       Видел бы меня в тот момент Дино, он пришёл бы в нескончаемый ужас, Моргенштерн же, думаю, гордился мной. Выдавив из себя то ли доброжелательную улыбку, то ли нескромную ухмылку, я уложила сверху его мозолистой ладони свою, тонкую и чистую. А в момент, когда почувствовала на своей коже прикосновение обветренных губ моего нового безымянного знакомого, откуда-то сверху вихревым буром прорвался поток плотного воздуха, грубо раскидав по разные стороны обоих беспризорников и скручивая меня в воронку. Я только и услышала хриплое «Какого х...».       Расслабиться и просто уснуть у меня, конечно же, не вышло. Я волновалась. Заново проживала все эти земные полгода, попутно вспоминая самые яркие и выдающиеся моменты и детально изучая те события, после которых всё могло пойти не по плану. Лёжа на постели в тёмной спальне, я рефлексировала. Мне было предоставлено столько выборов, столько выходов, столько вариантов и столько возможностей, но почему я поступала именно так, как поступала? Почему шла на поводу у требований Люцифера, почему в конце концов последнее слово всегда оказывалось за ним? Почему я делала всё угоду ему? А ведь действительно, как бы было здорово, сиди в каждом подвальном окне суфлер, который подсказывал, как правильно поступить.       И вообще, что это за дела, которые на меня опять хочет повесить этот самодур? Я и так была всем, чем и кем только можно: прачкой, кухаркой, экономкой, служанкой, горничной, даже медсестрой побывала и паручасовой женой, только вот швейцаром не была. Вот ни разу не удивлюсь, если мои дела на выходные окажутся встречей и сопровождением гостей в его доме в честь открытия нового подразделения. Вообще пиздец это будет, вот что. v.walker💜 Мистер Моргенштерн.       Я не выдержала. Третий час ночи? Вообще похую. Спал, а я разбудила? Так я тоже не сплю. Некорректно беспокоить начальника в такое время суток? Не упёрлось ни разу. Через неделю мы больше не увидим друг друга. И я не знаю, для кого из нас двоих моё исчезновение явится самым безумным и чудовищным наказанием... lucifer😈 Ты при смерти?       Его почти моментальный ответ был глубоко внезапным. Я аж вздрогнула на месте, когда телефон в руке завибрировал, а моё сообщение перескочило с места повыше. Он опять это сделал: заставил меня нервничать и стыдиться собственной наивности и впечатлительности. С чего ты вообще взяла, что Моргенштерн испытывает к тебе хоть каплю нежности, Вики? v.walker💜 К вашему сожалению, нет.       Без понятия, откуда во мне было столько ахуевшести разговаривать с ним в подобном тоне, возможно, мысль о моей скоропостижной кончине во второй раз согревала мне не только душу, а хорошенечко жарила ещё и мозги. Потому что я явно нарывалась на неприятности или на ещё один штраф. lucifer😈 Действительно. lucifer😈 В таком случае, назови ещё одну вескую причину, по которой ты пишешь мне в 2:40 ночи.       Причина у меня есть, Моргенштерн, и довольно основательная — немедленно выяснить, на сколько по шкале от десяти до десяти ты охренел, где десять — это "охренел", а десять — "охренел пиздец как". v.walker💜 Вы должны сказать мне, о каких таких делах шла речь и почему я нужна Вам на выходные? lucifer😈 Напомни, с какой такой стати я должен удовлетворять твои требования? v.walker💜 Мистер Моргенштерн, я не приеду, если Вы не скажете, что меня ждёт. lucifer😈 Жду тебя сегодня в 11.       Козёл, блять.       Явилась я к нему совсем не потому, что он мой начальник, а я должна беспрекословно выполнять его бессмысленные приказы и поручения, мне было просто-напросто интересно, какими ещё капризами он изволит нас развлекать.       Провернув ключ в замочной скважине и отворив входную дверь, я вошла в квартиру и переобулась в тапочки. Сумку кинула в свою комнату и прошла в ванную. Кажется, Цербер ещё дрых в своей конуре, потому что на кухне его не было, а ботинки стояли возле тумбы. Я мыла руки и смотрела на себя в зеркало: синеватые мешки под глазами, уставший сосудистый взгляд, опухшие щёки и опущенные плечи. Вот они — плоды бессонной ночи и нескончаемого потока тревожных мыслей и переживаний. Отключила кран и потянулась к полотенцу, а через мгновение мои глаза щупали в отражении что-то чёрное, скомканное и небрежно скинутое на стиральную машинку. Высушив руки, развернулась на сто восемьдесят градусов и подошла поближе к пятну, которое оказалось Моргенштерновской рубашкой. Аккуратно развернула её и ощутила, как оба виска насквозь прошибло тонкой острой иглой. Кровь прилила к моим щекам, а в ушах загудел скоростной экспресс, на котором я едва не отъехала, хотя уже почти тронулась. Стоя с сорочкой посреди ванной комнаты, я силилась разглядеть и распознать род пятен, которыми почти полностью был усеян воротник, зона чуть выше груди и там же с обратной стороны. Вгрызаясь ногтями в эту тряпку, поднесла её к лицу и прислушалась: так могла пахнуть только помада от KIKO Milano.       Грязный кобель. Пока я не спала всю ночь, мучилась и терзалась мыслями о том, как низко я пала, позволив себе испытать такие высокие чувства по отношению к тебе, ты опустился ещё ниже, пробив с головы самое дно. Ты просто моральный урод, Люцифер Моргенштерн. Грязная шлюха и потаскуха. По пятнам помады можно было проследить весь путь губ той вертихвостки, тщательно проложенный от его шеи до самой груди. Это было возмутительно. Моё тело кипело яростью и безграничным негодованием, вспыхивало огнём унижения и позора. Всего на секунду я потерялась в пространстве. Опора съехала из-под моих ног, и я мешком повалилась на пол, едва не задев машинку. Опустошёнными, но налитыми солёной влагой глазами уставилась на Люциферовскую рубаху и замерла.       Как мог ты так поступить со мной? Как? — Выбрось её, — вдруг послышалось где-то справа.       Я не сразу среагировала. Нахмурившись, заторможенно повернула голову на голос и увидела мужские босые ноги, выше лодыжек прикрытые чёрной тканью брючин. Расплывчатый взгляд прополз выше и зацепился за пояс штанов, ширинка и пуговица которых были застёгнуты, но края ремня, вдетого во все шлёвки до единой, хамовато болтались по разные стороны, давая понять, что их носитель встал даже не пятнадцать минут назад. Моргенштерн стоял на пороге, вцепившись поднятыми руками за верхний наличник дверной коробки и слегка наклонившись вперёд. Обнажённый сверху и прикрытый снизу, величественный и статный, такой весомый и осанистый, он породистым соколом возвышался надо мной, маленькой, скрюченной, потерянной и ментально растерзанной. — Может, сразу сжечь? — бессознательно слетело с моих губ. — Можно и так, — опустил он руки и сунул в карманы брюк. — Мне всё равно.       Второй раз я видела его без рубашки. Лицо его теперь было в тени, хорошо освещённым оставалось всё ниже крылатого черепа на шее: шестирогая костлявая голова козла, верхние рога которой описывали острые ключицы, средние тянулись за еле различимыми ушами и росли вниз, к приподнятой поджарой груди, а нижние, почти неприметные, уходили острыми концами к подмышкам. Ясно различалась каждая изображённая на его плечах и предплечьях сущность, судьба которой переплеталась с судьбой другой такой же сущности, творя свою собственную историю, известную только одному дьяволу. Когда мужские запястья вновь показались и звякнула пряжка ремня, я опомнилась и отвела выцветший, мерклый взгляд, повторно уронив его на рубашку на своих бёдрах. Молчание было слишком долгим и слишком невыносимым отныне, быть может, только для меня. — Тебе не обязательно идти на такие жертвы и сидеть на полу, — Люцифер, судя по шелесту кожи, затягивал ремень. — Я ведь разрешаю делать это на стуле на кухне.       Скрывшись в коридоре, мужчина пошлёпал босыми ступнями на кухню, куда секундами ранее так гостеприимно пригласил и меня. Как всегда, в своём репертуаре.       Этот самодур трепал мне нервы за такую же сучью рубашку, на которую не по своей вине я пролила кофе на кухне офиса, за пять соток, приставив к моему горлу кинжал в виде штрафа и издевательств, а стоило какой-то девке обслюнявить её и изгадить едва ли не до самых манжет, так она уже ничего не стоит.       Ты когда-нибудь думал о том, насколько ты отбитый на голову обмундосок, Люцифер Моргенштерн? Насколько ты моральный урод и кусок низкосортного дерьма? Даю себе слово, перед уходом на покой я обязательно раскрою тебе этот и многие другие секреты твоего ублюдочного бытия.       Оставив зацелованную рвань на кафельном полу, я прошла на кухню и молча уселась перед ним за барной стойкой. Мы не смотрели друг на друга. Моргенштерн, всё ещё обнажённый сверху, что-то печатал в телефоне, я же тускло смотрела в одну точку в столе. Мне не хотелось говорить, меня тошнило даже просто от того, что я дышала с ним одним воздухом. Каждый мой вдох через нос сопровождался скрипучим ощущением в горле, больно дерущем трахею, будто вокруг распылили перцовый баллончик. Я хотела откашляться и в то же время задохнуться. — Надеюсь, ты выспалась, — равнодушно начал он, — потому что у тебя сегодня много дел.       Кто была эта шваль и где он её подобрал? — Чуть позже я скину тебе список того, где и что тебе нужно будет сделать.       Интересно, дело всё-таки дошло до этого? — В принципе, в твоём распоряжении целые выходные. Полагаю, до вечера воскресенья ты спокойно уложишься.       Очевидно, дошло и зашло слишком глубоко. Вернее, он зашёл. И не один раз. — Сейчас мне нужно будет отъехать, я вернусь завтра.       Где они делали это? В отеле? В кабинке сортира Румморс? В его машине? Или он трахал её прямо в этом доме? — Если возникнут срочные неотложные вопросы, можешь звонить.       Что, если это была Моника? — Но, я надеюсь, до такого твоя несамостоятельность тебя не доведёт.       Поэтому он тащит её с собой в Турцию? Чтобы было кого потрахивать? — Ты меня слушаешь?       Между мной и деревянной поверхностью, которую так упорно прощупывали мои стеклянные глаза, образовалась небольшая помеха: Моргенштерн положил туда свой телефон и чуть склонился над столом. Я подняла на него растерянный взгляд и едва заметно кивнула. Что-то там про дела, про отъезд и про звонки. Ничего важного. — Хорошо, — настороженно проговорил мужчина и встал с места. — На случай, если ты ещё не завтракала, заглянешь в сковороду на плите.       Пару секунд он не решался сдвинуться с места, просто стоял и смотрел мне в лицо, будто сомневался, стоит ли ему вообще уходить и оставлять меня. Возможно, Люцифер видел, что я, мягко говоря, была не в состоянии что-либо делать, особенно какие-то поручения и задания, но он всё равно вышел из кухни, а через минуту входная дверь захлопнулась, и я услышала, как щёлкнули два замка.       Я просидела одна в гостиной около часа, в полной тишине, изоляции и капитальной недееспособности собрать остатки ясных мыслей и своё грузное тело со стула. Мне было плохо, ужасно невыносимо плохо. Мне было паршиво и смертельно больно.       Как это называют люди? Разбитое сердце? Нож в спину? Предательство? Или просто неоправданные надежды и девичья наивность? Почему мне было так больно, так необычайно мучительно? Испытывала ли я подобное когда-нибудь до своей гибели или это и есть вторая гибель?       Плотно скрепив пальцы опущенных на бёдра рук в замок, я медленно склонила голову и, прикрыв глаза, прислонила лоб к прохладистому дереву. Держалась из самых последних сил, чтобы не сорваться, не дать слабину, не позволить чувствам взять верх над ясностью разума, но то ли бессонная ночь, то ли моё эмоциональное выгорание сбили меня с намеченного маршрута. Я взвыла, так жалостливо и горько, что мне стало ещё больше себя жаль. Вгрызаясь собственными ногтями в кожу рук, словно душевнобольная, я всхлипывала и выла в равнодушный, молчаливый стол, время от времени стучась о него головой, будто требовала с него немедленных ответов на все вопросы. Режущая боль в висках отбивала барабанную дробь, без ритма, без темпа, хаотично и сумбурно; я задыхалась и делала неудачные попытки откашляться, размазывая влажное от слёз и соплей лицо по столу.       Все силы словно в один момент покинули меня, поселив в каждой косточке и клеточке моего распластавшегося на стуле тела безмерную усталость и тягость ко сну. Повернула голову вправо и уложила её на столе, прижавшись левой щекой. Светлая стена напротив, возле которой стоял красивый трёхместный диван и невысокий столик, немо глядела на меня в ответ, беззвучно извиняясь за собственного хозяина и выражая солидарное сочувствие, но мне не было от этого легче. Я прикрыла глаза и слёзы, давно застоявшиеся в их уголках, с облегчением скатились поперёк моего лица, пробираясь к левому виску, который теперь пульсировал с ещё бóльшим напором, с ещё бóльшей непоследовательностью. Я вновь заскулила. Протяжно, измученно, затравленно.       Виктория Уокер осталась одна не просто в чужой квартире, в одно мгновение она стала одинока во всей вселенной, и, казалось, никому больше не было до неё дела. И в этом виновата исключительно Виктория Уокер.       Очнувшись от ноющей боли в шее, сначала я открыла слипшиеся глаза и неторопливо проскользила ими по той части кухни, которая была свободно открыта для обзора. Приподнять своё туловище было делом весьма тяжким и совсем неблагодарным, новая порция боли поразила теперь мой застывший от онемения позвоночник. Дышать удавалось с трудом, потому что обе ноздри плотно заложило, а глотка совсем иссушилась, и каждый порыв воздуха оставлял на ней разрывные полосы. Телефон на столе оставался меланхолично беззвучным, словно боялся нарушить мой покой и тишину во всём доме. На двойное постукивание по экрану дисплей не среагировал, так же, как и на кнопку блокировки. Сел. Давно ли? И сколько я была в отключке?       С большим усилием мне таки удалось развернуть корпус к окну и обнаружить, что за ним совсем темно. Видимо, я внепланово восполнила дозу ночного сна, проспав с часу дня до самого вечера. Вот так организм шутил надо мной, мстя за неуважение, неучтивость и наплевательское отношение к себе. Так тебе и надо, Вики.       Схватив телефон и громко шмыгая носом, на затёкших ногах я поплелась до своей комнаты. Стоило мне подойти к спальному месту, как тело как загипнотизированное потянулось к постели, и я вновь оказалась в уязвимом положении — лёжа пластом. Впереди была долгая беспокойная ночь. Я провела её в лежачем на кровати, в сидячем на полу, в стоящем на четвереньках положениях посреди комнаты, время от времени в углах всех четырёх стен. Лежала на спине на полу, закинув ноги наверх, сделала это на животе, зарыв заплаканное лицо в сгибе локтя, сидела укутанная в покрывало возле двери и висла головой и руками с кровати. В такой громадной квартире я не могла найти себе места, потому что поняла, что моё место рядом с Люцифером.       Не знаю, как прошло утро воскресенья, потому что пришла в себя я только к полудню. На полу, взъерошенная и укутанная в покрывало. Любая попытка открыть глаза терпела полный крах и неоспоримое фиаско — вот насколько опухли мои веки, вот насколько мой организм был измотан. Я в одиночку переживала свою личную драму, страшнейшую катастрофу, Люцифер Моргенштерн бросил меня и через пару дней сделает это ещё раз, променяв на блондинку с ресепшена с глупым выражением лица и всего лишь двумя застёгнутыми пуговками на блузке где-то под грудью. Он предал меня, вычеркнул из своей судьбы, оставив в собственной квартире и дав самое важное поручение: забыть его. Разве могла я так поступить с ним? А как со мной поступил он?       Севший телефон не заряжался со вчерашнего дня, лежал себе на постели, тихий, едва заметный и совершенно забытый. Я не ела второй день. Желудок умолял меня о пощаде и о маленьком кусочке чего-нибудь съедобного и желательно вкусного, но можно было для начала обойтись и просто съедобным. Через десять минут, ненавидя своё вспухшее от слёз лицо, я уже шла в небольшой супермаркет через дорогу с карточкой Моргенштерна, но рядом стоявшая турецкая лавка, где за две минуты тебе могли приготовить сытный завтрак, питательный обед и отменный ужин, выглядела куда более соблазнительно, чем продукты, которые ещё нужно было дотащить до квартиры и приготовить. Самой. Поэтому я сделала неожиданный для себя манёвр и резко вывернула направо. Аромат только что сошедшего с саджа лаваша благодатно заполнил каждый лоскуток моих лёгких, щедро насыщая их до краёв своим теплом и пряностью.       Я без раздумий выбрала сырный, только вот с начинкой пришлось повозиться. Продавец, турок средних лет, без устали твердил, что начинка из креветок — хит сезона, и что лишь каждый десятый предпочитает им мясо. Рядом стоявшая женщина, дама пожилого возраста, поглаживая меня по плечу и называя милочкой, с горящими восторгом глазами уверяла меня в том же, приговаривая, что это будет самый восхитительный донер в моей жизни. Всё бы ничего и, быть может, этот донер действительно стал бы самым божественным яством, которое мне доводилось пробовать, только вот моя аллергия на креветки никуда не делась. Стоя возле окошка, откуда напором бил жар гриля, благосклонно и мягко поглаживая моё ещё раздутое складками как у шарпейчика лицо, я думала о том, стоит ли рискнуть и отдать предпочтение тому, что так давно стало для меня запретным плодом. Подростком я очень любила морепродукты, а особенно креветки, но в один момент что-то пошло не так.       Когда к уговорам старушки присоединился молодой мужчина с сыном, готовый поставить целых пять баксов на то, что креветки в лаваше не что иное как произведение кулинарного искусства, я сдалась, полностью обезоруженная. Через пять минут в моей руке красовался донер из сырного лаваша, напичканный всякими вкусностями, пряностями, и самое главное — медвежьей порцией маленьких креветок, приправленный бомбически вкусным фирменным соусом. Денег с меня продавец не взял, подарок от заведения, мол. Поэтому до пентхауса я шла счастливая, почти сытая и всё ещё богатая, потому что сэкономил, значит, заработал.       Войдя в квартиру Моргенштерна, первым делом направилась в ванную, вымыть измазанные в соусе руки, вертя в голове надоедливую мысль, что пора бы наконец зарядить телефон и собраться с духом, после чего двинулась в сторону кухни. Сделала шаг. Затем ещё один и почувствовала режущую боль в животе и гигантское давление в глотке. В очередной раз, когда спазм наточенным стилетом пронзил мои кишки, я услышала свой собственный вопль и повалилась на пол.       Последним, что я визуально помнила, был ламинат и хаотично стоящие расположенные перед самыми глазами ножки барных стульев. В голове гудели громкие звуки, чьи-то голоса, по рукам, от плеч до самых кончиков пальцев, бежала соль, словно я несколько часов была подвешена за запястья. Неутолимая жажда поселилась в полости моего рта и установила свои правила, полностью иссушив мне язык и глотку. Определить своё местонахождение и состояние жизни было тяжело и муторно. Казалось, каждая извилина моего мозга болела, выдавливая наружу стенки черепной коробки.       Неясный взгляд уловил какое-то движение в дверях помещения, в котором я находилась, и зацепился за тёмное почти двухметровое пятно. Наконец я поняла, где находилась. Негромко прочистив горло — так Люцифер тактично сообщал о своём прибытии, — он прошёл в комнату и медленным шагом двинулся ко мне. Я тут же поспешила принять более менее презентабельный вид и, опираясь всё ещё слабыми, непослушными руками в постель, приподнялась, на что вошедший среагировал указанием: «Лежать», но я всё равно приняла полусидячее положение, откинувшись на подушку. Мужчина деликатно сел возле моих бёдер в профиль и упёр локти в колени, потупив разбросанный взгляд в пол. Мне посчастливилось стать свидетелем исторического события, ведь Люцифер Моргенштерн не на шутку был взволнован, осмелюсь даже сказать, что впервые в его никчёмной жизни причиной переживаний стал кто-то, кроме него самого, и этим самым кем-то явилась не кто иная как Виктория Уокер.       Пару минут, длившихся как вечность, мы сидели в тишине. Люцифер продолжал изучать ламинат, а я — его мрачное, искажённое всеми сортами трагизма лицо. В один момент мне показалось, что мы проведём вот так, в немыслимом безмолвии, всю мою оставшуюся жизнь, то есть натурально без одного дня неделю. — Полость твоего рта и гортань были в критическом состоянии. У тебя был сильный отёк и красная сыпь по всему телу, ярко выраженная в области шеи, груди, живота и в некоторых частях периферии, — он плотно сомкнул челюсти и сделал глубокий вдох, после чего с шумом выпустил задержавшийся в лёгких дольше привычного воздух. — Обратная часть локтей и коленей. Это называется генерализованный зуд.       Длинные пальцы, сплетённые в замок, то сжимались, то разжимались, а едва заметные капельки холодного пота, проступившие на его лбу, предательски поблёскивали на свету потолочной люстры, изо всех сил старавшиеся спрятаться за выбившими прядками из залеченной причёски её обладателя. Люцифер Моргенштерн, который никому и никогда не смел давать спуску, поблажек и отсрочек, сидя у моих ног, готов был сделать всё что угодно, даже продать собственную давно загнившую душу и зачерствевшее сердце, лишь бы избавить меня от физической боли и душевных мук.       Я непонимающе молчала, виновато разглядывая его потухшее, побагровевшее от потрясения и будто бы за какие-то сутки осунувшееся лицо, на котором так трепетно подрагивали длинные чёрные ресницы и дёргались густые сведённые к переносице брови. — Я не мог до тебя дозвониться, — продолжал он. — А когда вошёл в квартиру, услышал какое-то гортанное кряхтение.       Совершенно не двигаясь, он говорил монотонно, ровно, бесцветно, словно робот, неосознанно воспроизводящий монолог тоном и ритмом, на которые его запрограммировали. — Ты лежала на кухне, вся скрюченная, и прижимала к себе колени, пока тебя выворачивало наизнанку.       Меня вдруг передёрнуло. Люцифер несколько секунд подбирал слова. — У тебя был анафилактический шок, — он вдруг поднял левую руку, с шумом втянул в себя воздух, проведя ладонью по огрубевшему лицу, и два раза стукнул накрепко сжатым кулаком по своим губам, после чего наконец выдохнул, будто с облегчением. — Врачи вкололи тебе адреналин и промыли желудок. Сказали, что твоё артериальное давление резко упало, и опоздай я хотя бы на пару минут...       Казалось, я забыла как дышать. Мне стало чудовищно страшно, и я не знала, от чего больше: от того, что он так тихо и спокойно сообщал мне о моей несостоявшейся кончине, или от того, что она по некоторому стечению или нестечению обстоятельств могла состояться. Глаза непроизвольно налились слезами, мне было не по себе ото всего, что я натворила в доме Люцифера, но ещё мучительнее было видеть его таким подавленным и угнетающе безнадёжным. Из нас двоих теперь только он был в критическом положении. До сумасшествия мне хотелось кинуться ему на грудь, обнять, зарыться лицом в его рубашку и прижать всего к себе. — Тебя буквально вытянули с того света.       Ты. Ты вытянул меня с того света, Люцифер. Грязная нечисть с чистым как алмаз сердцем. — Зачем ты сделала это? — Я не знаю, — вдруг громко сорвалось с моих губ в унисон с его вопросом.       Голова мужчины тут же повернулась в мою сторону, и он уставился на меня. Мои глаза хаотично забегали по всему его лицу, не находя, за что зацепиться, поэтому единогласно было принято решение поскорее опустить их вниз. Теперь я высверливала дырку в собственных пальцах, которые нервно ковырялись друг в друге, совершенно не давая мне покоя. — Чего? — Это ответ на Ваш вопрос.       Мне было уже легче оттого, что он реагирует на меня. — Это не ответ. — Это ответ на другой Ваш вопрос. — Который из? У меня к тебе много вопросов, — почему-то усмехнулся он. — На самый главный, — вновь я посмотрела прямо ему в глаза. — Я не знаю, что делаю в Вашем доме, если... — Если..?       Люцифер вдруг выпрямился и, закинув левую руку за мои бёдра, упёрся ею в постель, чуть склонив корпус вперёд. В такой сокровенный момент для него это являлось не чем иным, как очередной интрижкой, игрой и загадкой, которые он так любил разгадывать, не прилагая к этому абсолютно никаких усилий, но для меня это было самой настоящей исповедью. Я открывала ему своё сердце и обнажала душу, мысленно готовая к плевку и очернению. — Если уже сделала выбор не в Вашу пользу.       Нижние веки почти незаметно застилались влажной пеленой, собираясь в уголках глаз и готовые вот-вот пролиться одинокими прозрачными дорожками к самому подбородку. Радужки напротив на мгновение стали совсем смоляными, позволив зрачкам полностью поглотить их, и взорвались алыми искрами, затем приняли свой привычный оттенок — коричневатый оникс раскрылся во всей своей красе. Его ладонь возле моих бёдер, уже сжимающая в кулаке покрывало, вдруг дрогнула, а остро очерченное лицо отбросило тень безысходности вперемежку с отрешённостью. Он вдруг о чём-то задумался, о чём-то очень важном и необходимом, о чём-то, что касалось не только его, а имело прямое отношение к нам обоим, как к одному целому, и я польстилась на свои догадки и домыслы.       Я призналась Люциферу Моргенштерну и сделала это, хорошо обдумав своё решение. Призналась в том, что он имеет для меня значение.       Острый кадык, обтянутый бархатистой щетинистой кожей, вдруг двинулся с места, а язык мимолётно прошёлся по губам и скрылся. Люцифер хотел что-то сказать, но не успел. Я подалась вперёд и прижалась к его ещё влажным губам своими. Махровая ткань стянулась сильнее, едва не сползая с моих ног, и матрас с другой стороны весомо прогнулся, потому что вторая рука Люцифера твёрдо упёрлась в него теперь где-то слева.       Мы дышали в унисон, глубоко и равномерно. Иногда я прерывалась на то, чтобы с ещё бóльшим рвением и силой припасть к нему. Мне не хватало его всегда — с тех пор, как стала осознавать значимость и необходимость его присутствия не просто рядом с собой, а в своей жизни, и особенно мне не хватало его в тот самый момент. Момент, когда он вот так целовал меня: надёжно, напористо и покровительственно.       Мои дрожащие руки, как неугомоннее, непоседливо играли с его напряжёнными плечами, шарясь то вверх, то вниз, периодически обнимая их и пощипывая через туго натянутую ткань рубашки. Я пыталась достучаться до него, вышибить плотно закрытую дверь его снисхождения и доверия, силилась расшевелить тело, вросшее передо мной большой тяжёлой скалой, но ничего не выходило, руки Люцифера отказывались прикасаться ко мне. Даже когда я, взяв всю инициативу на себя, придвинулась к нему на месте и буквально впечаталась в его грудь, они продолжали намертво сжимать покрывало.       Я целовала его смело и решительно и ждала того же в ответ. Однако Люцифер продолжал откровенно игнорировать все мои попытки примирить нас, ему не подчинялись только его губы, которые со свойственной их хозяину алчностью, цинизмом и отчаянием подминали под собой мои, время от времени зажимая то верхнюю, то нижнюю, и язык, глубоко проталкивающийся вперёд и старающийся со всех сторон огладить мой.       В комнате было тихо; в ушах, оглушая нас обоих, трескались звуки того, как влажная плоть мазалась о другую такую же влажную плоть, как один возбуждённый язык страстно ласкал другой и как свистящее дыхание одного предавшегося безмерному и самому сокровенному желанию человека сплеталось с дыханием другого такого же человека. Извиваясь змеёй и еле сдерживая стоны, я руками умоляла Люцифера хотя бы на миг прикоснуться ко мне, сжать в своих ладонях, крепко, надёжно и вольно и дать возможность почувствовать себя необходимой ему. Не боясь пораниться, мои пальцы оглаживали его шероховатые щёки, спускаясь к шее и проворно прячась под тканью рубашки, ненасытно сжимая обнажённые крепкие кипячёные плечи.       В какой-то момент я по неволе отпустила себя и отключила голову. Люцифер всё так же сидел передо мной, но уже накрепко объятый моими руками за шею, потому что я привстала на коленях, едва не наваливаясь на него. Одежда казалась мне тугой, затянутой по всем швам, свежий воздух с трудом насыщал мои лёгкие, до краёв наполненные одним лишь его запахом, свежим, мятным, отрезвляющим и одномоментно опьяняющим. Возбуждение разливалось по всем жилам и венам моего тела, отдаваясь скоротечными выстрелами электрического разряда в узлы нервных окончаний и бешеной пульсацией за кипячеными ушами, в висках и там, где так не хватало его самого. До безумия, до полного беспамятства и бессознательного состояния я желала его в себе, и мне было тяжело, чертовски невыносимо сдерживаться, и страшно представить, каково было ему, мужчине, который тоже хотел женщину. — Люц-ци...-фер... — с мольбой в голосе прошептала я, когда он сделал последний рывок и резко отстранился от меня.       Для меня это стало самым страшным наказанием, самым болезненным ударом, самым кошмарным сном, который оказался явью. Каждый наш поцелуй был не похожим на предыдущий, всегда разный, имеющим свой характер и послевкусие. И в этот раз, когда Люцифер первый разорвал его, от самого кончика по спинке моего языка разлился и медленно стекал сок горькой пилюли, состоящей из неудовлетворённости и параллельно смиренности. Пальцы всё ещё сжимали слегка влажную кожу, обтягивающую его напряжённые, твёрдые как камень плечи, а моё сбивчивое дыхание, беспорядочно сталкиваясь, переплеталось с его, тёплым и извилистым. Не решаясь открыть глаза и встретиться с его, возможно, укоризненным взглядом, я захотела вновь ощутить вкус нашего мимолётного, слишком неожиданного сближения, и постаралась максимально неприметно облизать свои губы. Люцифер словно в ответ просунул свои руки к моим и негрубо отбросил их от себя, вынудив меня усесться на место. Смиренно ожидая порцию новых уличений в низости, скверности и гадости, я прислушивалась к звукам, покорно готовая к тому самому, неприятному, когда прогибается и скрепит матрас, через мгновение начиная понемногу остывать. И я услышала его, но ещё сильнее я услышала свежее благовоние мяты. По ощущениям губы напротив заняли атакующую позицию, но слияние не произошло. — Вылет во вторник, — всё ещё влажные губы Люцифера лишь мазком прошлись по моим и беспощадно оставили гореть.