Kids

      Наверное, из всех минусов отцовства, Серкан не любил истерики маленького господина в два часа ночи. Из-за них он не высыпался уже месяц, и ничего не мог с этим поделать. Но это ещё ничего. Ладно, если они бы были только ночью, но истерики продолжались круглосуточно, не считая тех моментов, когда Эда кормила Волкана или же на пару минут его удавалось завлечь интересными действиями. Именно такой режим был уже дня два.       А ещё, из-за этого работать дома, как изначально хотел поступить Серкан, чтобы помогать любимой, было невозможно. Ведь любой звонок, шорох или звук, непонравившийся маленькому господину, вызывал слёзы и ужасные крики. Даже сейчас, когда на фирме творился настоящий хаос, ведь итальянские партнёры подали в суд на «Art Life», из-за того, что они как бы нарушили договор, Эда не могла успокоить малыша. В попытках это сделать, она ходила по внутреннему дворику и качала сыночка на руках.       Когда всё же удавалось отвлечь его и заставить смеяться, крики Серкана в трубку телефона, работавшего в своём домашнем кабинете, вызывали у него очередные слезы. Не сказать, что Волкан был тяжелым ребенком. Нет. Просто Эда носила его круглосуточно, отчего невыносимо гудели руки.       — Эда, ты можешь успокоить Волкана? На фирме большие проблемы, и мне для полной картины не хватает только гудящей головы! — раздраженно взмахнул рукой Серкан, что-то черкая в своём ежедневнике, а после выхватывая телефон.       — Возможно, я тебя удивлю, но не только у тебя гудящая голова! — в том же тоне ответила Эда, пытаясь укачать сына, который никак не хотел успокаиваться. Волкан уже целых сорок минут, с небольшими перерывами на отдых, плакал и голосил, поднимая на уши всю округу. Слава Аллаху, что ближайшие соседи за три километра от них, если не считать старшое поколение Болатов.       — Ну, извините, что я решаю проблему, на счёт того, будут ли у нас деньги или нет, — разведя руки в разные стороны, громко воскликнул Серкан. — А на эту проблему у меня нет времени сейчас, — раздраженно протараторил он, отмахиваясь от жены и ребенка, словно от назойливых комаров.       — Что?! — не верящее воскликнула Эда, отчего малыш Волкан вздрогнул, странно покосившись на маму, при этом на пару секунд замолчав, но тут же продолжил, когда она продолжила: — То есть, наш сын — для тебя проблема?! Было лучше, если бы его не было?!       — Сейчас — да, — не раздумывая, точнее вообще не задумываясь, грубо ответил Болат, проходя мимо любимой и подходя к журнальному стеклянному столику, выбирая нужные бумаги. Девушка изумленно уставилась на мужа, думая, что ей послышалось. Точнее пытаясь верить в то, что ей послышалось. Ведь понимание, что Серкан сказал, что Волкан для него проблема и лучше бы его не было, ужасно резануло по сердцу. — Я поработаю в офисе, мне нужна тишина, — рвано сказал Серкан, хватая свой черный пиджак. Эда ошеломлённо и как-то разочарованно глядела на мужчину, не понимая, как он мог такое сказать.       — Скатертью дорога, — грубо фыркнула она, пытаясь за своей злостью спрятать подступившие слёзы боли.       Но Серкан даже не обратил на это внимание, одной рукой прижимая к бедру папки, а второй набирая чей-то номер. Казалось, что больнее он уже не мог сделать, но Эда услышала до дрожи противное: «Селин, мне нужна твоя помощь». Нет, она не была уж слишком ревнива, тем более к этой русой, что давно уже покинула фирму и работала на себя, давая советы бизнесменам, но сейчас Эда чувствовала себя невероятно потерянной, брошенной и преданной.       Малыш, на удивление, молчал, своими большими, карими, словно две пуговицы, глазами смотря на маму. Волкан понимал, что что-то не так, ведь не привык к сбитому дыханию и ускоренному стуку сердца своей матери.       Эда нежно, измученно улыбнулась, оставляя невесомый поцелуй на крохотном носике, а после бросила грустный взгляд на то, как между деревьев мелькнула машина мужа, который уезжал на работу.

***

      Вернувшись со встречи с подружкой, госпожа Айдан первым делом решила навестить своего горячо любимого внука, который был до ужаса похож своими повадками на Серкана в детстве. Только вот вместо смеха и милого лепетания малыша, заботливых голосков родителей, она услышала громкий, недовольный плач и уставшие стоны невестки, которая практически сквозь зубы молила Аллаха о помощи.       Искренняя улыбка, с которой она зашла к детям в гости, превратилась в сочувствие и удивление с увиденной картины: дочка сидела на диване, передергивая носом, время от времени тыльной стороной стирая слезы(?!), а малыш заливисто плакал, размахивая крохотными ручонками.       — Эда? — обеспокоенно позвала госпожа Айдан, видя, как невестка тут же дернулась, натягивая на лицо сдержанное выражение.       — Здравствуйте, мама, — натянутая улыбка сквозь блестящие карие глазенки. Это невероятно напугало свекровь, которая не привыкла видеть её такой… безжизненной. — Как Вы? — Волкан только больше заголосил, напоминая о своем присутствии, отчего Эда снова дернулась, прижимая сына к плечу, нежно придерживая за головку в синей шапочке.       — Я хорошо, но… но что с тобой?.. — не понимая, что могло послужить такому состоянию дочки, осторожно спросила она, а после быстро перевела взгляд на внука. — Давай его мне, Эда, — уверенно приказала госпожа Айдан, протягивая руки к малышу. — Давай, — расстроенная девушка, едва ли сдерживающая слёзы, протянула сына женщине, мигом встряхнув руками. — Мой же ты сладенький, — сюсюкаясь, издала свекровь, глядя на плачущего мальчика.       — Я не могу его с самого утра успокоить… — шепнула Эда, расстроенно передернув носом, что не осталось незамеченным от внимательного взгляда мамы.       — Это у нас, наверное, колики. Да, мой сладкий? — слегка надавив на животик, утвердительно произнесла она, выходя на свежий воздух. — Ох уж эти колики… Аллах бы их наказал… Да, моя радость? — госпожа Айдан, как опытная в этом деле, начала делать малышу массаж животика, двигаясь строго по часовой стрелке. — Сейфи, принеси теплую грелку! — негромко прокричала женщина, зная, что помощник был где-то в саду. — Она нам поможет убрать противные колики… — сюсюкаясь с малышом, объяснила она.       Эда с искренней улыбкой, сквозь полные глаза слез, глядела на то, как свекровь профессионально укачивала внука, странно массажируя животик малыша. Было неожиданно, но это помогало, ведь Волкан потихоньку успокаивался, как-то недоуменно и удивленно глядя на бабушку.       — Он так похож на Серкана… Такой же щекастенький, — слегка наклонившись к личику малыша, отчего тот, на удивление, захохотал, начала женщина, — и такой же проявляющийся характер с самого детства, маленький господин!..       С большим задором и смехом между слов, произнесла Айдан, повернувшись к невестке. Эда стояла посреди деревянного дворика и дула нижнюю губу, с последних сил сдерживая слёзы горечи. После ссоры прошло уже четыре часа, два из которых Волкан всё же проспал, а она гордо сдерживала свои слёзы, пытаясь найти объяснение такому поведению любимого человека, что неимоверно хотел ребенка.       — Что такое, дочка?       — Всё норм…       — Не ври мне, — было странно, но женщина ласково попросила, а не приказала, как это бывало раньше. Айдан с некими огоньками поддержки в глазах взглянула на невестку, а после поправила соску внука.       — На фирме большие проблемы… — передернув носом начала Эда, устало оседая на диван, в то время как свекровь встала на ноги и аккуратно ходила туда-сюда, глядя внимательно на неё. — И я понимаю, что на Серкана многое навалилось, но… — всё же слишком большая эмоциональность была пороком Эды. Фраза оборвалась её горьким всхлипом. — Он сказал о том, что жалеет о Волкане…       Госпожа Айдан пораженно ахнула, не веря этим словам. Она остановилась на одном месте, только на рефлексе покачивая малыша, который понемногу засыпал под успокаивающие разговоры бабушки и мамы.       — Хм, честно говоря, я не удивлена… — слегка отойдя от этой фразы, со вздохом, слегка раздраженно, ответила женщина. — Это так похоже на Серкана, — Эда лишь грустно кивнула, ладонями поочередно стирая слезы на щеках. У госпожи Айдан при виде этого сердце обливалось кровью.       — Вы правы, — тоскливо подтвердила девушка. — Из этого Серкан и состоит…       — Ну, а ты пыталась с ним говорить, дочка? — аккуратно положив внука в кроватку, которую Сейфи, по просьбе Эды, вынес на улицу, Айдан подошла к дивану и присела рядом, накрывая своей ладонью мокрую от слёз руку невестки.       — Вы ведь знаете, что, когда его мысли заняты работой, а злость и ярость берут вверх над эмоциями — это бесполезно, — тихо передергивая носом, прошептала она, а после подняла смешливый взгляд на маму. — Да и, наверное, я помешаю его разговору с Селин, — голубые глаза Айдан резко расширились от удивления. В один момент Эду прорвало, и она едва ли сдержала громкий всхлип, чтобы не разбудить сыночка. Свекровь тут же прижала её к своей груди, ласково поглаживая то по спине, то по темноволосой макушке.       — Тихо-тихо, ягненок, — пыталась успокоить девушку, которую полюбила всей душой, госпожа Айдан, понимая, что прямо сейчас хотела задушить собственного сына. Он и так много чего сделал этой девушке, а здесь ещё это. Казнить, нельзя помиловать!       — Почему он так со мной? У меня сердце болит…       — Серкан очень тебя любит, дочка. Честно-честно, — Айдан искренне не знала, что говорить на эти слова невестки, прекрасно чувствуя всю её боль. — Просто, когда он в таком состоянии, то никогда не думает о чувствах других… Тш-ш-ш, мой цветочек, — ласково поцеловав в макушку, она заботливо поглаживала содрогающуюся спину Эды. — Я уверена, что он всё осознает…       — Думаете? — наивно спросила она, подняв на свекровь заплаканные глаза. Госпожа Айдан мягко улыбнулась, заправляя выбившуюся прядь за её ушко, своей искренностью заряжая девушку в своих объятиях.       — Уверена, — карие глаза в один момент просияли. — А сейчас, не желаешь бельгийского шоколада? Мне Альптекин привез, — предложила свекровь, зная о любви Эды к этой сладости.       — С удовольствием! — тихо воскликнула Эда, вытирая остатки слёз. — Я поставлю чайник!..       Айдан с некой потехой глядела за тем, как невестка побежала готовить чай, чувствуя, как на сердце отлегло, что её грусть ушла. Но одно она знала точно — Серкану не жить!

***

      Было около десяти вечера, когда Серкан сумел вырваться из пучины работы и проблем, из-за гребаного иска. Он не понимал почему, но решил пройти мимо бассейна, посмотреть на отражение звёзд в воде. Это всегда его успокаивало, когда он был помладше.       День и вправду был сумасшедший, столько злости и ярости он давно не ощущал. Быть честным, он толком не помнил, что произошло за эти четырнадцать часов. Проснувшись рано утром в шесть от плача сына, он хотел его укачать и дать Эде поспать, но тут прозвучал звонок от Пырыл с ужасной новостью, которая тут же убрала все позитивные эмоции, оставляя только злость и ярость.       Он вообще не помнил, что было до того момента, как он приехал в офис. Разговор с Эдой был словно в тумане, ведь как раз на тот момент припал весь пик его отрицательных эмоций. Сейчас же ему ужасно хотелось поцеловать любимую и улыбнуться спящему сыночку, которому, он понимал, уделял недостаточно внимания, спихивая его на Эду.       В тени возле родительского дома кто-то сидел. И подойдя ближе, он понял, что это мама. За пучиной семейной жизни, он стал в раза три меньше говорить с ней наедине. Быть честным, Серкан и понятия не имел, чем она сейчас занималась, после того, как, благодаря Эде, переборола свой страх.       — Серкан, — как-то отстранённо поздоровалась, сидящая на шезлонге, мама. Было странно, что в это позднее время, мама до сих пор бодрствовала, а не готовилась ко сну.       — Мама? — аккуратно, медленно присев на соседний шезлонг, кивнул мужчина, тяжело вздыхая. Госпожа Айдан скользнула по нему прищуренным взглядом, словно пытаясь испепелить или уничтожить.       — Как на работе? — обманчиво мило спросила она. Болат прищурился, не припоминая, когда в последний раз мама интересовалась рабочей сферой, а не его жизнью с Эдой, а в особенности её любимого внука Волкана. Прочистив горло, он слегка отрицательно кивнул.       — Эм… ну есть некие проблемы, но всё решаемо, — неуверенно ответил мужчина.       — Решаемо… — повторила Айдан, манерно кивнув. — Угу, хорошо, — сложив губы трубочкой, проговорила она, глядя в одну точку, при этом прокручивая слова до больного расстроенной дочки. — А как Селин? — резко спросила женщина, внимательно взглянув на сына.       — Откуда я знаю? — искренне недоумевал он, нахмурив свои брови, со слегка приоткрытым ртом, вопросительно кивая. Мама рвано кивнула, устремив взгляд на воду, оставляя этот вопрос без ответа. Серкан непонимающе хмыкнул, слегка вскидывая брови. — Есть какая-то проблема?       — Нет, — протягивающее ответила Айдан, всё еще не отрывая взгляда от чарующей глубины. На самом деле, так она бесила Серкана, ведь знала, что это ему не нравится: когда не смотрят на него при разговоре. — Нет, конечно, нет. Что ты, милый, — махнув рукой в его сторону, ответила она.       — Хорошо, — слегка неуверенно протянул он, прищурено глядя на маму. — Тогда я пошел? — указывая большим пальцем за спину в сторону своего дома, спросил Серкан.       — Иди.       — Я пошел.       — Иди.       — Спокойной ночи, мама.       Мужчина медленно встал, внимательно глядя на мать, которая время от времени косила взгляд в его сторону, наблюдая за ним. Она явно что-то хотела сказать, только вот гордое молчание не давало сделать это. Развернувшись на одних лишь пятках, он медленно пошагал, размахивая рукой, в которой покоился пиджак. Ему ужасно хотелось завалиться спать, но перед этим увидеть, что с его смыслом жизни всё нормально.       — Серкан! — резко позвала госпожа Айдан сына, отчего тот меланхолично обернулся к ней.       — Слушаю.       — Не обижай Эду, — мягко, но осуждающе начала женщина, с некой укоризной глядя на него. — Какими бы не были проблемы на работе и каким бы злым ты себя не чувствовал. Ей ведь очень больно, — казалось, только на лице матери Серкан сумел увидеть ту боль, о которой она говорила. — У Альптекина также была работа, но он никогда не срывался на мне, и уж тем более не говорил, что жалеет о твоём появлении или появлении твоего брата…       — О чём ты…       Резко Серкан запнулся на полуслове. Момент ссоры с любимой, словно сквозь толщу воды, появился перед его глазами.       "— То есть наш сын — для тебя проблема?! Было лучше, если бы его не было?!       — Сейчас — да…»       В порыве злости на грёбаных итальянских партнеров, он накричал на любимую и сказал необычайно большую глупость, которая, скорее всего, доставила неимоверное чувство боли и ничтожности. Он дал понять о том, что жалеет о Волкане, хотя это кареглазое чудо — самый большой подарок Судьбы, который она когда-либо могла ему сделать.       Кретин. Просто кретин.       — Твою ма-а-ать, — простонал Серкан, потирая ладонью лоб, практически закрывая глаза. Госпожа Айдан без зазрения совести аккуратно, можно было сказать, утонченно встала и в последний раз скользнула укоризненным взглядом по сыну.       — Спокойной ночи, сынок — безэмоционально кивнула она, скрываясь в темноте дома.       Мужчина устало чертыхнулся, мечтая ударить себя чем-то тяжелым, чтобы в следующий раз думать о том, что нужно будет говорить и кого ставить на первое место: семью или грёбаную работу.

***

      В доме было тихо и темно.       Откинув в сторону свой пиджак и мысли, что Эда могла уехать к тёте и Мело вместе с их сыном, Серкан тихонько прошел в сторону спальни, отчаянно моля Аллаха, чтобы самые родные люди были именно там.       Глупый ночник в форме шара для Волкана, который освещал их спальню существующими звездами, дарил немного света. Благодаря ему, Серкан заприметил маленькое, хрупкое тельце любимой жены под теплым мягким одеялом. Угрызение совести тут же ударило в голову, не давая нормально дышать.       Аккуратно подойдя к кроватке маленького господина, Серкан и сам не понял, как на его лице расплылась мягкая, невесомая улыбка. Волкан был словно маленький ангелок. Густые черные ресницы, явно доставшиеся ему от Эды, слегка подрагивали во сне, губы слегка причмокивали, а крохотный кулачек время от времени слегка сжимался. Заботливо подтянув к его груди покрывальце с роботами, которое подарила Джерен, ехидно посмеиваясь, мужчина подошел к любимой, присаживаясь перед ней на корточки.       — Прости меня… — едва слышно шепнул он, смотря как были недобро нахмурены её брови. — Я был слишком зол, и те слова неосознанно вылетели из моего рта… — тыльной стороной двух пальцев, Серкан нежно провел по скуле Эде, ощущая, как чувство любви и восхищения только больше разжигалось внутри. — Я бы никогда и на за что никому не отдал бы вас с Волканом. Вы — мой дом и моя душа…       Медленно он наклонился к лицу девушки и оставил неописуемо нежный поцелуй чуть выше скулы, в попытке передать всю свою любовь и счастье, наполняющее его. Аллах, и как он сумел такое сказать своему земному ангелу, поменявшего его от «а» до «я»? Любимая, заботливая, слегка сумасшедшая Эда.       Его. И ничья больше.       Резкое шевеление со стороны кроватки сына, заставило его дернуться и тут же тихо подойти к ней. Волкан начинал ворочаться во сне и недовольно хмурить бровки, а после резко размахивать ручками. В один момент малыш тихонько всхлипнул. Серкан побледнел и оглянулся назад через плечо, смотря не проснулась ли Эда. Подхватив сына на руки, он быстро вышел в гостиную, попутно заботливо его укачивая.       — Понимаю, плохой сон, но мы ведь Болаты ничего не боимся… — сквозь маленькую улыбку прошептал мужчина, глядя сверху-вниз на кареглазое чудо. — Тш-ш-ш, малыш… Дадим мамочке поспать… Она слишком устала… — едва слышный шёпот пронзал тишину ночной гостиной.       Уставший Серкан с неким упоением глядел на своего сыночка и чувствовал странные эмоции: некую смесь счастья и неверия. Невероятно понимать, что у тебя есть малыш с карамельными глазами, как и у его мамы. Эда всё же стала женщиной его жизни и матерью его ребёнка. Дай Аллах, чтобы не одного.       Порой глядя на Волкана, который смирно лежал в кроватке и рассматривал окружение, а после капризно плакал, привлекая к себе потерянное внимание, Серкан ловил себя на мысли насколько он похож на Эду, свою невероятную маму. И это, правда, было прекрасно.       Эти большие карие глаза, цвета жженого сахара, вздернутый носик и капризы, вызывающие улыбку. Маленький господин, не слушающий никого и идущий напролом своими истериками в два часа ночи, прямо, как сейчас.       И как он только сумел допустить, чтобы те противные слова слетели с его губ? Да накажет его Аллах!       Эда мягко, едва заметно, счастливо улыбалась, облокотившись плечом о дверном косяк. Так странно было глядеть на эту картину, где, ранее бесчувственный, Серкан Болат укачивал сына на руках, пытаясь успокоить, чтобы маленький господин не разбудил её. Несмотря на то, что Серкан был уставший из-за чёртовой работы, он, не раздумывая, поспешил взять эту истерику Волкана на себя.       Да, возможно, это было чувство вины за ужасные слова, но разве это нехорошо, что он почувствовал эту вину и пытался её исправить? Впрочем, Эда знала на что пошла, когда согласилась стать сначала девушкой, а потом и женой робота-Болата. Серкан и состоял из этих глупых «не подумал», «само вылетело», «прости, я не привык»… Это был её Серкан Болат и не ничей больше, со всеми тараканами, холодом и некой отчужденностью к миру, которую она медленно, но уверенно убирала.       В груди приятно щемило, а глаза только ярче сияли огоньками счастья. Понимание того, что она сейчас имела всё, чего хотела, будучи маленькой девочкой, отзывалось радостью где-то там внутри, в районе ребер. И это было прекрасно.       — Вот так вот, ягнёнок… Мама очень устала за день… Пусть поспит… — шикая над спящим сыночком, прошептал Серкан, аккуратно укачивая практически заснувшего сына. — Мой сын, — медленно наклонившись к пухленькому личику Волкана, он оставил ласковый поцелуй на лобике, а после повернулся ко входу в спальню, только вот замер.       Эда стояла, облокотившись плечом о дверной косяк и едва заметно, глупо, но счастливо улыбалась. Конечно, обида ещё была, но не такая сильная, как утром. После этой картины, невольным свидетелем которой она стала, все сомнения на счёт того, что «Волкан — ошибка», исчезли.       — Про…       — Идем спать, — приподняв уголок губ, беззаботно шепнула Эда, — мой робот…       Глупая улыбка озарила лицо Серкана, что кратко, радостно кивнул, тихо спеша за женой. Сейчас глубокая ночь, и извиниться он завтра утром, а сейчас только счастье семейного очага…