***
Прошла уже неделя после того, как Анна вернулась домой. Когда она впервые, на следующий день после возвращения, вышла на улицу и увидела, что город живёт своей обычной жизнью, то не могла в это поверить. Кажется никто и не вспоминал о высоком светловолосом юноше, который не расставался с северным оленем. Поэтому ей и казалось правильным, чтобы ввели хотя бы несколько дней траура. Но никому видимо не было дела и от этого разрывалось сердце. Сестры оставили Свена у себя, но с каждым днём он становился всё грустнее — отказывался от еды и даже от любимых лакомств, чаще всего его можно было найти в конюшне, лежащим в своем стойле, положившего голову на холодный пол. Когда к нему заходила Анна, он легонько взмахнув хвостом, печально глядел на неё исподлобья. На это невозможно было смотреть спокойно, поэтому слуги, ухаживающие за королевскими рысаками стали обходить оленя стороной. «Животные честнее нас» — подумала однажды Анна, гладя Свена по большой мохнатой голове. «Мы пытаемся притворятся, что мы сильные, что не нуждаемся в жалости…» Девушка так устала от противоречивых чувств — то гнева из-за того, что Он бросил её, хотя обещал, что всегда будет рядом; то желания что-нибудь разбить перед носом ни о чём не подозревающего человека, который провинился перед ней лишь тем, что слишком широко улыбался; то отчаяния после очередной бессонной ночи, когда она, проснувшись от кошмара, лежала, сжимая в зубах подушку, чтобы не рыдать в голос и не разбудить измотанную Эльзу, отказывающуюся ночевать в своей спальне. Но, несмотря на всё это, тоненький голос внутри твердил одно и тоже: «Ты должна идти дальше. Только вперёд, нельзя оглядываться. Ты сможешь, потому что должна».***
За много миль от Эренделла, на далеком пустынном острове по безлюдному берегу прогуливался худощавый, нестарый ещё на вид мужчина с едва заметной сединой в русых волосах. Море сегодня было неспокойное, собирался пойти дождь и он вышел собрать сети, развешенные для просушки на ветру. Он казался чужим здесь: осанка выдавала в нем человека знатного происхождения, но одет он был очень просто, если не сказать бедно. Его грустный, беспокойный взгляд то и дело останавливался на тяжёлых хмурых тучах, затягивающих небо плотной пеленой. Закончив работу, он собрался уже уходить, но футах в десяти от того места, где он стоял, его внимание привлек какой-то предмет. Он подошел ближе, так как в наступающих сумерках было тяжело разобрать, и увидел, что на берег выбросило тело человека, а рядом с ним на песке лежали доски, напоминающие обшивку корабля. Значило ли это, что поблизости произошло кораблекрушение? За четыре года, которые они провели на этом острове такое случалось впервые. Мужчина в растерянности наклонился к телу, перевернул его на бок и пострадавший закашлялся, выплёвывая воду, которой успел наглотаться. — Хвала Господу, вы живы! — с облегчением вздохнул мужчина. Потерпевший кораблекрушение оказался совсем молодым светловолосым юношей. Теряясь в догадках о роде его занятий, и о том, как он оказался на этом пустынном берегу, островитянин отметил, что остатки его одежды не похожи на моряцкую робу, а на его коже не видно татуировок, обычных для этого сословия. Юноша попытался приподняться, но беспомощно растянулся на песке, так как был очень слаб. Его спаситель накинул свою куртку на плечи пострадавшего, увидев, что его тело сотрясает мелкая дрожь, и побежал назад, зовя на помощь. Вскоре он вернулся в сопровождении женщины и ещё одного мужчины гораздо старше их обоих. — Нужно перенести его в дом, — сказал он своим спутникам, расстилая рядом с пострадавшим одеяло, с помощью которого они собирались проделать эту операцию. — Карл, помогите мне. Юноша ещё раз попробовал подняться и на этот раз попытка вышла удачнее. — Обопритесь на меня, молодой человек, — сказал Карл, наклоняясь и подставляя плечо пострадавшему. Первый мужчина подхватил его под вторую руку и вместе они помогли юноше встать на ноги — он оказался значительно выше их. Они медленно пошли туда, где была их хижина, а женщина, подняв с песка одеяло, пошла впереди них, освещая дорогу фонарём, который держала в руке, так как солнце уже село и наступила почти непроглядная тьма. Ветер еще больше усилился и теперь его порывы подгоняли идущих в спину, будто пытаясь прогнать чужаков, явившихся сюда без приглашения. В довершение ко всему начал моросить мелкий дождь и когда они наконец-то добрались до убежища, то были совсем мокрые. В первую очередь они решили оказать первую помощь пострадавшему. Мужчина помладше попросил женщину принести побольше дров, чтобы разжечь тлевший в очаге огонь, а они с Карлом тем временем сняли с находящегося в беспамятстве юноши мокрую одежду. На спине у того оказался большой кровоподтёк, довольно глубокая рана на лбу и множество ссадин и царапин на руках. Они обработали их чистой пресной водой — в этот момент ничего более подходящего, к сожалению, не было. Нужно было как можно быстрее его согреть, и им пришлось обернуть его одеялами, так как вся находящаяся под рукой одежда оказалась ему мала. Вскоре в хижине ярко запылали дрова, согревая продрогших на ветру хозяев. Юноша тоже постепенно возвращался в сознание, животворное тепло прогоняло холод из онемевших рук и ног и он почувствовал, что его как будто поднимают из черных стылых глубин на поверхность. Он думал, что яркое желтое пятно — это солнце, которое мягко согревает его и возвращает к жизни. К облегчению своих спасителей, пол часа спустя он пошевелился на постели, пытаясь выпутаться из одеял, которыми его укутали. Он тихо застонал и женщина, сторожившая его, наклонилась поближе, изучая его лицо. «Он не похож на пирата или разбойника» — подумала она, глядя на простые открытые черты лица светловолосого юноши. — Такой молодой, а чуть не погиб в море. Он ведь тоже чей-то сын… — с едва слышным грустным вздохом произнесла она. — Воды… — услышала она тихую просьбу, сорвавшуюся с пересохших губ юноши и поспешила дать ему попить. — Агнар, он кажется очнулся, — сказала она затем, обращаясь к мужчине, который как раз подбрасывал еще пару поленьев в очаг. Он подошел к постели, отряхивая руки от остатков коры и мелких щепок. — Вы слышите меня? — сказал мужчина, наклоняясь к юноше. — Вы знаете что с вами произошло? Едва заметный утвердительный кивок был ему ответом. — Что с кораблём? Вы же были на корабле? — Не… — впервые после долгого времени юноша попробовал голос. «Почему так больно говорить» — удивился он про себя. Распухший язык не слушался, а горло сдавливало при попытках сказать хоть слово, и он снова закашлялся. Женщина нежно прикоснулась рукой ко лбу юноши. — У него жар, — сказала она обеспокоенно, давая ему еще воды. — Пусть отдыхает, Идуна. Мы больше ничего не можем сделать, — ответил мужчина тихо. — Надо заварить травы, они могут помочь при лихорадке, помнишь, как тогда? Ты довольно быстро выздоровел, — торопливо поднимаясь со стула, сказала она. — Обязательно завари, дорогая. Спустя всего несколько минут по маленькой комнате распространился терпкий аромат душистых трав. Идуна собирала их каждый год — одни были на случай простуды, другие — от желудочных недомоганий, ещё одни помогали от головной боли. Этому её обучила мать, когда она была еще маленькой девочкой. — Пожалуйста, выпейте это, — сказала она, поднося отвар юноше. Всё еще не открывая глаз, он послушался и сделал большой глоток. Почти сразу его бросило в пот и он попытался раскрыться. — Нет-нет, молодой человек, вам нужно быть в тепле, — заботливо поправляя одеяло, сказала Идуна. Всю эту ночь юноша провел между бредом и редкими проблесками сознания — ему казалось, что он связан по рукам и ногам, что его тащат против его воли, забирают из мира, в котором остаётся всё, что было ему дорого. Потом он почувствовал, что падает, но вместо удара о землю он проснулся. Сероватый свет заполнял бедно обставленную комнату, с голого, не штукатуренного потолка, на который он сейчас смотрел, свисали пучки трав, щели были замазаны глиной. Что-то было смутно знакомое в этой обстановке. Он будто снова был маленьким мальчиком, проснувшимся раньше родителей и теперь не знающим, что делать со свалившейся на него свободой. Очень болела спина, как будто на неё с разбегу прыгнул тролль. Юноша попытался перевернуться на бок, но только сухо закашлялся. После изнуряющего приступа к боли в спине добавилась ещё и боль в груди. — Где я? — всё еще хрипло спросил юноша у потолка. — Вы в нашем доме, мы нашли вас вчера вечером на берегу, — ответили ему тихим голосом, с необъяснимо знакомыми интонациями. — Добро пожаловать в реальный мир, — продолжал голос. — Вы ночью бредили. Тут на него разом навалились с поразительной отчётливостью все воспоминания: кораблекрушение, море, холод, разлука… Неужели он больше никогда не увидит её?.. Сколько времени он провёл в море? Сутки? Или больше? — Выпейте воды, — тот же голос прозвучал ближе и юноша привстал на постели, принимая из рук бедно одетой женщины кружку. Кого она ему напоминает? «Проклятье, голова болит… Не могу понять». — Идуна, твой подопечный проснулся, как я погляжу? — сказал мужчина, открывая ставни. И тут юношу осенило: перед ним стояли король и королева Эренделла. Он онемел на мгновение и едва не выронил из рук кружку. — Не может быть, вы живы! — поражённо пробормотал он. — Что вы сказали? — Вы же король и королева Эренделла, родители Анны и Эльзы! — Кто вы? Откуда вам известно… — Агнар замер от неожиданности, не зная, что сказать. — Не может быть… — прошептала Идуна, прикрывая губы руками. — Вы из Эренделла? — Да, Ваше Величество. — Как вас зовут? — Кристоф.