Фарамир, сын Гондора

      Всадник галопом вырвался из леса, и часовые, завидев его через темную завесу дождя, натянули луки. Но вскоре они увидели, что он был одним из них: молодой следопыт, низко склонившийся в седле, весь покрытый грязью.       Он выполнил не одно поручение в тот день и упал бы на мощеную серым камнем дорогу, если бы заботливые руки не подхватили его.       — Скорее унесите его в сухое место и принесите крепкого вина.       Знакомое лицо, глаза, в которых сверкал свет вечерних звезд. Волна облегчения захлестнула его, а за ней последовала темнота, накрывшая его, словно тень от взмаха черных крыльев, и больше он ничего не помнил.       Казалось, прошла вечность, прежде чем снова появился свет. Он очнулся от света потрескивающего костра, стука дождя снаружи и голосов, приглушенных и мрачных. Он лежал в тепле на грубых складках ковра из медвежьих шкур — давно ему не было так тепло.       В свете костра юноша увидел двух воинов: один стройный и темноволосый, в зелено-коричневом одеянии следопыта, второй — в сияющих, словно серебристая река на солнце, доспехах. И у него перехватило дыхание, ибо человек этот был высок и суров, как древние короли.       Он знал эти лица: Маблунг с его добрыми серыми глазами, и второй, с более благородными и строгими чертами, в которых, однако, проглядывала доброта.       — Маблунг! Мой Лорд Боромир! — Он резко сел и задохнулся, словно тонущий.       — Лежи спокойно, Белег, и выпей это, — мягко сказал Маблунг, опустившись возле юноши на колено и придерживая его за плечи.       Вино, горячее и сладкое, обожгло его горло, и краска прилила к его лицу.       Длинная тень Боромира упала на них.       — Какие вести от моего брата?       Под мрачным взглядом Лорда Боромира Белег, запинаясь, рассказал об ужасе, явившемся в лесу. Долго Боромир молчал после его рассказа, и пальцы его, обхватившие рукоять меча, побелели от напряжения.       — Это крылатое создание — ты видел его прежде, Маблунг?       — Никогда, мой Лорд, — покачал головой Маблунг. — Иначе мы принесли бы известие об этом.       — Значит, новый ужас настиг нас, — сказал Боромир, поднимаясь на ноги. — Мы можем лишь наблюдать и ждать, и надеяться.       Дождь, наконец, начал ослабевать, и это облегчило тяжесть на его сердце. Он отвернулся, и мало кому доводилось видеть выражение лица его таким, каким оно было сейчас, скрытое в тени.       Фарамир, Фарамир, где ты со своими людьми? Если бы только я был с тобой!       Но он знал, что Фарамир выполнял свой долг. Как должен и он. Мысль эта лежала камнем на его сердце.       — Маблунг, нам еще многое предстоит сделать.       Боромир отвернулся, но Белег вскочил:       — Мой Лорд, что я могу сделать? Моих братьев здесь нет, но я не буду просто лежать, когда другие действуют!       Он был еще ребенком; и Боромир, оглядываясь на двадцать лет назад, вдруг увидел образ другого юноши — прекрасного, умного и полного такого же рвения, и сердце его больно сжалось.       — Нет, отдохни сейчас, — мягко сказал он, положив руку на плечо юноши. — Сегодня ты сделал мужскую работу, и тебе еще многое предстоит сделать позже. Твой отряд выехал час назад, и ты сможешь присоединиться к нему, когда твердо встанешь на ноги. Твой капитан сделал правильный выбор, доверив тебе это поручение, Белег, и он гордился бы тобой.       С улыбкой он и Маблунг исчезли под серым дождем, и глаза Белега, засверкавшие от непролитых слез, на мгновение закрылись, когда он вспомнил тех, кто остался в лесу, и своего капитана, поцеловавшего его в лоб, прежде чем отправить его в темный лес.       — Иди же, и да пребудет с тобой свет Эарендиля.