Треугольник

Какаши не спал. Он щелкнул кнопкой на чайнике, хоть в его остывшей кружке чаинки уже давно опустились на дно. Какаши знал, что не притронется к ней, но раз за разом кипятил воду. Его успокаивал шум. Он позволял хотя бы ненадолго заглушить часовую стрелку, неумолимо отмеряющую быстротечные секунды. Он сел на краешек кровати и открыл книжку, которую забросил еще перед началом миссии. Имена героев показались ему незнакомыми, а линия сюжета была давно потеряна. Какаши коснулся лица, чтобы убедиться, что маска прилегает плотно, хоть и в квартире помимо него никого не было. Бессонница принесла с собой тяжелое предчувствие. Оно разгоралось в центре груди, упрямо увеличивалось и требовало внимания. Некуда идти. Нет правительницы, которой можно рассказать о шепоте собственной интуиции. Упрямо ныло клеймо – это не было похоже на прочие раны бывалого шиноби. Какаши уже не мог относиться к своей жизни как к собственности. Теперь она была подарком. Его глаза буравили одну точку, скользили по застывшей букве на сто тринадцатой странице. Что с тобой, Асами? Какаши мучило чувство, что она где-то рядом. Ему мерещились отголоски ее речи, запах, ощущение присутствия, которое стало непозволительно привычным. Потерянный образ был реальнее пустого стола, чьи углы отбрасывали тень на вымытый до блеска пол, реальнее тускло-синего цвета выключенной лампы, которая никогда не переставала светить полностью, реальнее всех его книг и вещей, разложенных по цветам. Сколько пережил Какаши в этой квартире, чтобы потом обнаружить ее пустячной и бесцветной – как пластмассовую деталь поломанной игрушки. Как он выносил эту тишину раньше? Как мог засыпать и просыпаться, игнорируя эту пустоту? Нет, она была всегда. Просто подросла, заматерела, набралась темноты и высасывающих, прожорливых сил, которые на раз раскусывали мысли о причинах существовать. Внутри она или снаружи – пустота бесконечна и беспощадна. Только одно воспоминание резало ее, подобно лучу солнца, упавшего в непроглядную темноту. Асами бежит к нему босиком, по усыпанной трупами земле и просит не умирать. Настоящая, испуганная, живая… Наконец раздался шум дождя. Редкий стук усиливался, набирал темп, пока не превратился в сплошной гул. Какаши приоткрыл штору, чтобы посмотреть, как увесистые капли стучат по карнизу. Как и в Амэкагуре... Там всегда идет дождь. Какаши чувствовал себя ребенком, который прячется от пожара под кроватью. Осталось немного. Пейн не станет долго ждать, когда Асами уже рядом с ним. Как и всегда – Какаши сделает все, что сможет. А дальше будь что будет… Ливень закончился так же быстро, как и начался. Яркое чистое солнце выглянуло из-за туч, затопило крыши домов, украдкой скользнула по сумраку мокрых улиц и тенью упало на лица Каге. Принять реальность со смирением и смотреть ей в глаза… Какаши поднялся и вложил отцовский клинок в ножны за своей спиной. Четыре часа. Аяме высоко собрала волосы Асами и принесла пудры, чтобы скрыть желто-синие синяки, которые расползлись по лицу госпожи. Та неподвижно сидела перед зеркалом, пока женщина обводила алым ее разбитые губы - под цвет тяжелого кимоно, волнами ниспадавшего на пол. Несмотря ни на что, Асами была красива и величественна. Ей очень шли традиционные одежды, и сейчас, похудевшая, с резкими вмятинами скул и потяжелевшим, набравшим глубины взглядом, она была еще прекраснее – это уже была не красота девочки, а настоящей женщины, в которой зародилась твердость. Аяме вплела в ее волосы бутон орхидеи. - Надень, - тихо произнесла Асами, протянув женщине кожаную подвеску с тремя серебряными кругами. - Госпожа, из-под ворота она не будет видна. - Это не важно. Аяме повиновалась. - Вы очень красивы. Асами едва заметно кивнула. Впервые ей не было до этого никакого дела. - Праздничный стол уже накрыт. Господин придал очень много значения угощениям… - Я скоро приду. Асами дождалась, когда домоправительница покинет комнату и коснулась подвески Итачи. Он обещал ей настоящую боль. Какой она будет, если то, что она испытывает уже сейчас, невыносимо? Взгляд Асами застыл, и она не видела ничего перед собой. На нее давил этот воздух, аромат орхидеи, подрагивающие шторы, звон столовых приборов, доносящихся снизу. Она тяжело вздохнула и поднялась. Голова кружилась от недосыпа, все было слишком резким, отвратительно настоящим. Да, она не проснется от этого сна. Звук собственных шагов действовал на нервы. Она знала, что брат ждет ее, сидя в центре стола. Какаши вдохнул холодный воздух у открытого настежь окна. Он увидел на горизонте увеличивающееся пятно. Огромная птица призыва разрезала нежное, будто пастельное небо, расползаясь на ним уродливой кляксой. Засуетились Анбу. На крышах, один за одним, стали появляться шиноби. Птица росла, пока ее пронзительный крик не разнесся по округе. Между домами с громким хлопком образовалось облако дыма, из которого появился огромный носорог, а за ним – трехглавая собака… - Мои техники совершенны. Я сижу здесь, с тобой, пока пять остальных моих тел уничтожают деревню предателей. Я могу контролировать их, как и призванных животных, не прикладывая никаких усилий. На золотых подносах были разложены тяжелые гроздья винограда, гранаты, персики и инжир. Их цвета казались еще ярче на фоне рубиновой скатерти с длинными кисточками. Все бокалы на столе были наполнены вином, которое брат подбирал специально к ракам, которых подали в массивном серебристом блюде. - В этот день я не хочу участвовать в бойне, - глаза брата горели азартом. – Я хочу ее праздновать. Он поднял бокал, адресуя Асами поклон. - Присоединись и ты к этому торжеству. На негнущихся ногах Кимура подошла к столу. Как давно она не видела таких изысков, как они сейчас были ей отвратительны. - Сегодня для нас готовит лучший шеф страны Огня. Горячее подадут позже. - Яхико, - отчужденно произнесла Асами. – Зачем здесь столько бокалов, если мы вдвоем? - Я хочу, чтобы ты у тебя сложилось ощущение пиршества, - от брата исходила невероятной силы энергия. – Сегодня тот день, когда ты сможешь забыть обо всем, что тебе пришлось пережить. Твои враги умрут. Ты наконец-то дома. Эти слова резанули больнее ножа. Асами приложила усилие, чтобы не отвести взгляд. Она держала плечи расправленными и сидела неестественно ровно, покорно сложив руки на коленях. «Скажи, Яхико… Где мой дом?» Перепуганные жители метались по улицам, охваченным огнем. Взрывы вспыхивали в разных частях деревни. Животные призыва крушили здания, обращая все в пыль и крошку. Крики смешивались с дымом, поднимались к проясневшему небу, в котором кружила огромная птица. Она давила своими когтями крыши домов, будто те были картонными. Одно из тел Пейна выпускало самонаводящиеся бомбы из своего металлического плеча, сняв кисть как насадку. Остальные, рассредоточившись, резали всех, кто попадался им на пути. Растерянная сонная деревня не могла дать достойный ответ неуязвимым ниндзя в черно-красных плащах. Многоножки скручивались, подминая под себя деревья и строения, сжимая их в смертоносное кольцо. Шиноби кружили вокруг резиденции в ожидании приказов Хокаге. Деревня разгоралась как спичка. Реки крови наполнили ее мокрые улицы. - Мраморная говядина с соусом беарнез, госпожа, - повар лично подал свое блюдо к столу. - Благодарю вас. Яхико громко расхохотался. Его взгляд, казалось, был направлен в пустоту. - Коноха горит! Горит! – кричал он, содрогаясь от радости. Асами прикусила губу. Все ее тело сковала мучительная судорога. - Повеселюсь еще немного, прежде чем найти Цунаде, - Яхико поднял на сестру восторженные глаза. – Ей что-то от тебя передать? Думаю, заботливой мамочке будет приятно услышать твои слова перед смертью. Внезапно за их спинами заиграла скрипка и Асами вздрогнула, едва не выронив из рук бокал. - Живая музыка? – слова жгли ей горло. Она подняла глаза на брата и не могла отвести их. Сильный Яхико, любимый Яхико… Он выглядел нарядно в своем черном костюме. Его жесткие волосы привычно растрепались. Они спадали на бледное ликующее лицо. Ее пробрала внутренняя дрожь. - Яхико, - тихо позвала Асами, изнемогая от боли. - Да? – он ответил сестре обеспокоенным взглядом. Асами вцепилась пальцами в свое кимоно и не смогла ответить. Она жадно ловила его смех и движения, запах парфюма, мимику. Добрый Яхико, родной Яхико… Брат поднялся и его прибор с грохотом упал на пол. - Прошу прощения. Мне нужно остаться одному. Ситуация требует больше контроля. Начинается самое интересное, - он бросил на сестру приободряющий взгляд. – Наслаждайся пиршеством, Асами. Скоро я вернусь, но пока… Я обещаю отомстить за тебя. Данзо мрачно смотрел в окно. - Мы имеем дело с серьезным противником. Вызвать все отряды! Капитан Анбу мгновенно исчез. Два приставленных солдата ожидали правителя, чтобы провести его в убежище. - Господин, нам нужно уходить как можно быстрее. Старейшина как зачарованный смотрел на всполохи огня за окном. - Он все-таки напал на Коноху… - Шимура был растерян и зол одновременно. - А чего вы ожидали? Голос за спиной не принадлежал никому из личной охраны Данзо, но казался смутно знакомым. Новоиспеченный Хокаге резко развернулся, на ходу выхватывая кунай. Он не сразу узнал мужчину в черно-красном плаще. Последний раз Шимура видел его еще мальчиком. Два личных телохранителя Анбу лежали у ног незваного гостя. Он смотрел холодно и надменно – и этот взгляд вселял значительно больше ужаса, чем раньше. - Итачи! – выкрикнул Данзо, прежде чем атаковать соперника, но понял, что не в силах пошевелиться. - Внезапные события лишают способности контролировать ситуацию. Очень неосмотрительно для правителя. - Это же… гендзюцу! – сквозь зубы прошипел Шимура. Слюна собралась у уголков его рта. – Когда ты успел? - Не задавайте лишних вопросов, Данзо-сама. Ответы на них вам не понравятся. Итачи подошел к Данзо вплотную и заглянул в его мелкие перепуганные глаза. Шаринган угрожающе загорелся алым. - Привет от клана Учиха. - Для вас играет вальс «Агония»! Смычок, казалось, бил не по струнам, а по оголенным нервам. Эта мелодия ужаснула Асами. «Деревня горит… деревня горит». Перед Асами снова возникло лицо телохранителя, от которого екнуло сердце. Жар разошелся по ее груди. Кимура приложила ладонь к воскрешающей печати и внезапно ее наполнили странные чувства, сильные и требовательные. Она вспомнила мягкое касание снежинок в долине трупов, свой бег, свое смятение, свой смертельный ужас. Асами чувствовала это сквозь кожу, километры и резкую скрипку, ревущую на фоне – он жив и поэтому жива она. Бессилие сковало ее тело. Она запрокинула голову и тяжело вздохнула. Мысли соскальзывали и исчезали. Асами не могла за них ухватиться. Вставай… не падать, он жив, я должна… бессмысленно… ничего не будет, все кончено… в гостевой за стеклом… я не уверена… вдруг заметят… он жжет деревню… все готово пропасть… я еще увижу его… Асами с трудом поднялась, в нос ей ударил запах свеч. К обрыву идут смиренно… Раз, два, три, четыре… Дверь показалась невообразимо тяжелой. Подняли взгляды недоумевающие скрипачи, оставшиеся в одиночестве. Уже из коридора, едва слышно, Асами произнесла: - Играйте. Дверь камеры со скрипом приоткрылась. Цунаде сидела на полу, приложив ладони к холодному кафелю – она пыталась разгадать происходящее по дрожи, передающейся от земли. Внутри нее все грохотало так же, как и на улицах селения, - она чувствовала раскуроченные дороги, их истошный пронзительный крик. - Доброе утро, Цунаде-сама. Пятая подняла взгляд на мужчину в плаще с красными облаками. Ее сердце против воли пропустило удар, и она вскочила на ноги, собираясь обороняться. - Не волнуйтесь, я не собираюсь нападать на вас. Пятая сверлила его недоверчивым взглядом. - Зачем ты пришел? – ее голос звучал отрывисто и резко. Узоры шарингана в алых глазах медленно завращались. «Учиха Итачи… Почему он…» - Шестого Хокаге больше нет. Итачи адресовал ей вкрадчивый взгляд: - Не стоит так просто отдавать власть людям, которые не должны ее получать. Цунаде смотрела на него, не дыша. - Идите и защитите свою деревню, Пятая. Она ваша. Не забывайте об этом, когда старейшины попытаются решить иначе. Все ревело. Рушился кирпич и билась о камень жемчужная изнанка домов. Все горело и плавилось, шипело и лопалось в жаре и грохоте, в нестерпимом рокоте взрывов. Бежали люди, горели их родные и дети, облака дыма заполонили небо. Какаши не мелочился – он издалека чувствовал самого сильного и грудью заслонил чуунинов (они слишком самонадеянные). Еще и еще сильнее, уклоняйся, ну же, бей! Противник не уступал, заставлял рваться из всех сухожилий, чтобы поспевать и отражать беспощадные удары. Какаши думал об Асами и представлял, что сейчас он защищает не родную деревню, а ее саму. Будто она сейчас под развалинами кирпича, будто она сама лбом встречает эту атаку… Это помогало. Ярость хлестала через край, росла ввысь, просила быть злее. Я должен ее защитить. Даже если мне придется защитить ее от себя самой. Кулаки мололи пустоту, противник не промах, какой же ловкач, не зря им отведен особый ранг… Я борюсь с тобой только потому что она никогда не будет в безопасности, пока меня нет рядом. «Наивный», - говорили удары соперника - опережающие, жестокие. Глаза цвета янтаря, их надменность и робость. Кровь во рту, на губах, хруст собственных ребер, стон, что против воли рвется сквозь плотно сжатые зубы. Редкий смех, белая полоска зубов, широкие скулы, веснушки и лисий взгляд… Бей, Какаши, бей! Не проиграй, и она не проиграет тоже. Борись за себя, борись за то, что ты потерял, борись за вашу оставшуюся, одну на двоих, жизнь… Дерись, чтобы еще хоть раз ее увидеть. Какие невыносимо длинные коридоры, темнота в них плотная настолько, что с трудом удается переставлять ноги – она не терпит вторжения. Иди до конца, поверни направо, сглотни эту подступающую к горлу тревогу, вспомни его плечи, вновь раскайся, но не оступись. «Защитник». Буква щ долго свистит и щекочет губы – иди до конца и отвори дверь, она легко поддастся, ты же знаешь, не робей. За стеклом, казалось бы, собран сгусток мрака, но ты знаешь, что там лежит, просто разбей его, разбей к чертовой матери, так же, как когда-то разбили твою проклятую жизнь. Рукоятка гладкая и слегка липкая – чего и следовало ожидать от трофея. Брат никогда не решался брать эту бесценную вещь на свою же бойню, ждал случая, так вот и он, дорогой брат! Знал бы ты, как мне больно. Асами тяжело держать арбалет в руках, и она прижимает его к животу, сгибаясь. Он ложится на колени, увесистый и ленивый, не привыкший к работе, созданный быть трофеем, лишенный своей привилегии убивать. Он тянет руку и от тяжести ноет плечо, Асами идет, грузно переваливаясь. Ей очень жарко, но тело знобит от холода, пот пропитал алую ткань - она пошла пятнами, как от венозной крови… Цунаде прорывается в горячий воздух, разрезает своим телом дым и оказывается в самом эпицентре. Ее кровь пульсирует бешено, стучит в ушах. Она видит изувеченные, обсыпавшиеся и полуразрушенные лица Каге, выбитые на скале и ее переполняет первородная ярость. - За Хашираму! – неизвестно почему кричит она и бьет противника насмерть, кулак входит глубоко и, она уверена, касается селезенки. Цунаде встает, расправляет плечи, жадно вдыхает холодный воздух. Сквозь хаос и шум она кричит то, что никто не услышит. Фиолетовый ромб вырисовывает узоры на ее лбу, скользит ниже, к белоснежной шее, исполосовывая все ее тело меткой. Она никого не простит. Она ответит за свою деревню. Шаг, шаг, шаг. Безумие. Почему воздуха так мало, почему все перед глазами плывет? Асами презирала мрак коридоров, презирала себя и липкий пот, который каплями скатывался по ее спине. Она с усилием переставляла ноги. Тяжелый арбалет начал казаться невесомым. Все вокруг будто утратило звуки и цвет. Осталась только мимолетно пролетевшая ночь, резкая головная боль, судорожно бьющаяся мысль, которая призывала торопиться. - Не бойся его, он не укусит. Животные не отвечают злом тем, кто хорошо к ним относится. Яхико держал вытянутую ладошку Асами у губ лошади, неторопливо жующей сено. - Сейчас я вас только познакомлю. Нельзя кататься на лошади сразу после еды. Асами с трудом дышала – она никогда не видела таких больших и красивых животных. Страх смешался с восторгом. Она плотно прижималась к брату, который стоял за ее спиной, бережно держа ее в своих сильных руках. - Ты сама дашь ему имя. Пусть это будет что-то особенное для тебя. Горе начинается тогда, когда боль переходит все допустимые границы. Как побелевший ожог, как рана, кровь из которой польется только через несколько долгих секунд. - Не робей, ну, - голос брата тихий и нежный, как и всегда, когда он разговаривает с Асами. - Левую ногу в стремя, правую перебрасывай. Во-о-от так! Молодец! Поставила правую? Теперь держи поводья. Зажми их между мизинцем и безымянным. Рыжий Яхико, добрый Яхико, смеющийся Яхико. Морщинки у его глаз, которые только для нее, которые никто и никогда не видит на лице сурового предводителя, Лидера, страха Дождя. - Мама меня не любит. - Она на это не способна, Асами. Но зато ты не можешь представить, как люблю тебя я. Только для сестры он был человеком, только она знала его заботу. Так идут на Голгофу, так идут на казнь, ну что ж, где твоя смерть, там и моя. Горит его дом, горят его друзья, горит его возлюбленная и родные, горит вся его жизнь. Прости меня, телохранитель. Я отняла у тебя слишком много. - Я хочу уехать к тебе насовсем. Мне с ней плохо… - Продержись немного. Я скоро тебя заберу. Собственные ноги казались Асами неподъемными, когда она делала последние шаги к комнате по центру. Ее затошнило, и она зажмурилась. Она вспомнила Джирайю и подумала о маме, которая не знает, что уже никогда его не дождется. - Яхико, а что с тобой будет, если я умру? - Молчи. - Ну скажи! Скажи! - Скорее умрет весь этот мир, чем я позволю твоей смерти случиться. Асами изо всех сил сжала в кулаке подвеску Итачи, прежде чем нажать на холодную ручку. Яхико стоял у большого панорамного окна и даже не обернулся, полностью погруженный в свои мысли. Его мускулистая широкая спина прорисовывалась сквозь тонкую ткань рубашки. Сильный Яхико, непобедимый Яхико. Если не решишься сейчас, то потом не осмелишься. - Все в самом разгаре, - голос брата был напряженным. – Одно мое тело уничтожил тот, кого ты воскресила. Асами вздрогнула, а Яхико зло усмехнулся. - Я не могу просто так убить его из-за той глупости, которую ты сделала, но, если он продолжит в том же духе, мне придется его покалечить. Это существенный повод переоценить свои взгляды. Он просто преданный пес, который сделает все что угодно ради своей деревни. Его слова хлестнули Асами, подобно пощечине. Телохранитель… Эта мысль эхом разнеслась в ее голове, и она почувствовала небывалую решимость. Асами представила, что он по-прежнему рядом с ней, стоит за ее спиной, тихий и незримый. - Не думал, что Коноха так выросла в своей мощи, - в голосе брата сквозило разочарование. – Все оказалось слишком хлопотным. Когда все закончится, мы с тобой уедем в другую страну, нам обоим не помешает сменить обстановку. Ты возьмешь на себя часть моих дел. Уверен, что ты прекрасно справишься. Думаю, что лучше всего нам подойдет… - Я люблю тебя, Яхико. Стрела летит ровно и быстро, с нетерпением срываясь с ложи. Она летит и уже ничто на свете не вернет ее обратно. Спустив курок, Асами вскрикнула и онемела. Изо всех сил зажмурив глаза, она выронила арбалет. Мысли вопили, разрывая виски, звон в ушах стал нестерпимым, сердце рвалось из груди. Я не попала, я не попала, я не попала. Она услышала звук падающего тела и пронзительно закричала, пряча лицо в ладонях. Не было воздуха, не было сил распахнуть глаза. Ничто не вернет стрелу обратно, ничто не заставит произошедшее обратиться вспять. Асами рухнула на колени. - Яхико… Яхико… - она отчаянно звала брата, но он не откликался. Преодолевая слабость и боль, Асами подползла к неподвижно лежащему телу. Она сжала его лицо руками. Из ее груди рвался рев. Все остановилось, все перестало существовать. Асами сжимала руки, которые больше никогда ее не обнимут, руки брата, руки единственного человека, для которого она была смыслом жизни. Слезы капали на его рубашку, которую медленно пропитывала кровь – так распускается бутон на замедленной съемке, так из человека уходит жизнь. Сознание меркло от боли. Асами завалилась вперед, вжимаясь в острие стрелы, чтобы обнять Яхико, своего сильного любимого Яхико, уничтожившего ее Яхико, самого последнего человека на Земле. Она вспомнила себя маленькой, в легком белом платье, на руках у брата. - Теперь ты у меня на руках, мой дорогой. Звери призыва растворились в облаке дыма так же внезапно, как и появились. Исчезли тела в черно-красных плащах, оставив противников один на один с выхваченным оружием. Кричали жители, трещал огонь, но все необратимо сводилось к тишине, которая наступала на Коноху медленно, преодолевая людское сомнение. Стихли взрывы и перестали звучать яростные крики сражающихся солдат. Шиноби растерянно переглядывались. Анбу патрулировали улицы в поисках нападавших. Старейшины раз за разом осматривали сферу, на которой отображалась локализация вторженцев. Сияние купола вновь стало ровным и плавно переливалось голубым, не показывая никакой угрозы. Через полтора часа в резиденцию Хогаке поступило донесение о том, что Акацки отступили. Конохе удалось пережить нападение.