В трясине полуночи

      Солгать немного — невозможно; тот, кто лжет, лжет до конца.       Виктор Гюго, «Отверженные».       Следующий день       Тренировочный лагерь ограбления, Толедо       На следующий день Ракель принялась за работу. Следовало заслужить всеобщее доверие и стать частью команды; без этого дело не провернуть. Держаться в стороне от других не получится. Каждый должен думать, что Ракель хочет участвовать в ограблении. Придется приложить все усилия.       Общение с Москвой сложилось довольно легко: по возрасту он был к ней ближе остальных и тоже имел ребенка. Стоило Ракель обмолвиться о дочери — и ему уже не терпелось поговорить.       Люди не слишком стремились блюсти правила и уже начали делиться друг с другом небольшими историями из жизни. Но Профессор, кажется, пребывал в блаженном неведении. Как только Ракель подружилась с Москвой, к нему присоединился и Денвер. Он оказался не самым сообразительным парнем, но милым и приятным. Ракель стала для него чем-то вроде матери.       Подход к Рио нашелся сам собой: вскоре все разбились на пары для выполнения кулинарных обязанностей, и жеребьевка определила в напарники Ракель самого молодого члена команды. Получив шанс наладить с ним отношения, она как следует этим воспользовалась.       А вот с сербами Ракель потерпела неудачу. Как бывшие солдаты, они привыкли выполнять приказы. Скорее всего, если им прикажут, они без колебаний пристрелят Ракель, независимо от того, нравится она им или нет. Поэтому в конце концов она решила не беспокоиться о них.       Она вела себя немного осторожнее с двумя другими женщинами в команде. Ей понравилась Найроби: веселая и общительная девушка с первого дня не давала мужчинам спуску. Стоило Ракель врезать Берлину за очередной сексистский комментарий — и Найроби тут же стала ее союзницей. Их одинаково бесили патриархальные взгляды мужчин, и на этой почве они с Ракель подружились.       Упрямая и непостоянная Токио, однако, оказалась сложной задачей. Ракель никак не могла найти с ней общий язык. На задворках сознания всегда крутилась мысль о том, что эта женщина убила охранника, и Ракель пока не приближалась к ней, решив подождать и понаблюдать.       Когда настала их с Рио очередь готовить ужин, Ракель обнаружила, что в запасе есть все ингредиенты для приготовления маргариты, и взялась учить парня смешивать напиток. Конечно, первые несколько попыток пришлось попробовать, и к тому времени, когда в кухню вошла Токио, Ракель и Рио смеялись над шуткой, которая, вероятно, была не такой уж и смешной.       — Токио! — воскликнул Рио, размахивая бутылкой текилы. — Лиссабон учит меня готовить маргариту!       Парень уже захмелел. Ракель, которая куда лучше переносила опьянение, заметила, как у Токио немного сузились глаза при виде этого зрелища. Когда она посмотрела на Ракель, взгляд был холодным и... ревнивым? Интересно. Неужели она запала на Рио?       — Хм, — равнодушно отреагировала Токио, глядя на Ракель, — а поделиться с остальными не собираетесь?       Ракель широко улыбнулась, делая вид, что не замечает враждебного настроения.       — Конечно. Думаю, теперь он разобрался. Дождемся картошки — и можно пировать. — В этот момент зазвенел таймер, и Ракель занялась извлечением еды из духовки. Но втайне она запомнила реакцию Токио и с тех пор внимательно следила за их общением с Рио. Уже через день Ракель была уверена, что они занимаются сексом. Она ничего не сказала — не ее дело, в конце концов, — но задавалась вопросом, как отреагирует Профессор, если узнает, что кто-то грубо нарушает еще одно из его правил.       На третий день Профессор обратился к ней после занятий:       — Лиссабон, пойдешь со мной. Мне удалось раздобыть дверь хранилища, похожую на те, которые используются в Королевском монетном дворе. Будем трижды в неделю выезжать и практиковаться.       Он произнес это достаточно громко, чтобы все услышали. Ракель кивнула, собрала свои вещи и проследовала за ним к машине. Когда они выехали за ворота, она повернулась к Профессору.       — Как, черт возьми, тебе удалось получить доступ к двери хранилища?       Он посмотрел на Ракель.       — Мне не удалось.       У нее участился пульс. Вот блин. Неужели прикрытие сорвалось?..       — Тогда куда мы едем? — нахмурилась Ракель, стараясь говорить ровным голосом. «Никогда не показывай, что боишься».       — В другое убежище, — сказал он и мимолетно улыбнулся. Ракель немного успокоилась. — Остальным лучше не знать, что тебе можно общаться с семьей. Это может вызвать недовольство, а такое допускать нельзя.       — Вот как, — ответила Ракель. Ее охватило облегчение, быстро сменившееся предвкушением. Через несколько минут она увидит лицо дочери. Эта мысль наполнила ее счастьем. — Спасибо, огромное спасибо, — поблагодарила она. Руки Профессора сжались на руле.       — Конечно. Семья — это очень важно, — произнес он задумчивым тоном, и Ракель взглянула на него.       В глазах Профессора мелькнула печаль, уголки губ слегка опустились. Не успев себя одернуть, она спросила:       — У тебя есть семья? Я имею в виду, кроме Андреса.       Он напрягся.       — Вот черт, — рассмеялась Ракель. — Прости, я забыла на секунду о запрете на личные вопросы. Не обращай внимания.       Он расслабился и улыбнулся. Пару минут они ехали в дружелюбном молчании. В конце концов Ракель снова заговорила:       — Профессор, можно узнать, почему так важно не делиться друг с другом личной информацией?       Он взглянул на нее, впервые осознав, насколько странными эти правила могут показаться любому, кто не способен читать его мысли.       — Ради вашей же безопасности, — ответил он. — Если кого-то поймают, он ничего не сможет рассказать полиции об остальных.       Ракель кивнула.       — В этом есть смысл.       Профессор снова расслабился, радуясь, что они на одной волне, но затем Ракель добавила:       — Если, конечно, не арестуют тебя. — Он резко повернулся к ней, и Ракель продолжила — на сей раз очень серьезно: — Ты знаешь все о каждом из нас.       Она не добавила вслух «что не кажется справедливым», но явно это подразумевала, и Профессор замешкался, подыскивая ответ.       — Вероятность моей поимки гораздо меньше, — возразил он, а Ракель фыркнула.       — Потому что ты останешься снаружи? Не знаю, по-моему, ты в такой же опасности, как и все мы, если не в большей.       На сей раз воцарившееся молчание оказалось довольно неловким. Ракель решила сменить тактику и попробовать еще раз.       — Прости. Я вовсе не пытаюсь критиковать. Ты явно продумал все возможные варианты. Я верю, что ты знаешь, что делаешь. Это блестящий план, Профессор. — Серхио наклонил голову в знак благодарности, а Ракель поинтересовалась: — Как ты его придумал?       Он колебался, но по какой-то непостижимой причине не смог ей солгать.       — Это не я, — признался он. Ракель удивленно посмотрела на него.       — Тогда кто?       — Самый важный человек в моей жизни. Мой отец.       Признавшись в этом, Серхио решил поделиться и всем остальным. Как много он болел в детстве. Как отец навещал его в больнице и рассказывал истории об ограблениях, в том числе о печати собственных денег. И затем он поведал, как отца застрелили, когда тот пытался ограбить банк, чтобы оплатить его лечение. Серхио не замечал, что плачет, пока не ощутил нежное прикосновение: Ракель потянулась и осторожно вытерла слезу с его щеки.       Возможно, у него просто разыгралось воображение, но показалось, что ее рука задержалась дольше, чем необходимо. Он осторожно посмотрел на Ракель. Ее глаза тоже были полны слез: она приняла близко к сердцу всю тяжесть его истории, и Серхио испытал прилив благодарности. Так ничего и не сказав, Ракель на мгновение опустила руку на его ладонь и сжала ее в утешительном жесте, а затем убрала. Автомобиль остановился перед небольшим домом, и момент был испорчен.       Позже этой ночью       Лежа в ту ночь в постели, Ракель думала о Профессоре. Вопреки собственным правилам, он поделился с ней чем-то личным, и многое начало обретать смысл. Ограбление было скорее данью уважения, чем попыткой разбогатеть. Деньги Серхио не волновали. Он хотел осуществить мечту покойного отца. Где-то на этом пути мечта отца превратилась в мечту сына, и теперь Ракель понимала, что ничто не сможет сбить его с пути.       Она представила больного маленького мальчика, прикованного к больничной койке. Вот ему рассказывают о смерти отца, и ребенок понимает, что это случилось из-за него, потому что отец отчаянно пытался его спасти. У Ракель разрывалось сердце. Если и существовала причина, способная оправдать погружение в преступный мир, то именно такая. Теперь Ракель понимала и неприязнь Профессора к полиции и властям в целом: они отобрали у него отца и оставили тяжкое бремя, которое ему придется нести до конца своих дней. Бедный Серхио.       Ракель быстро подавила эту мысль. Сколько его ни оправдывай, план Профессора оставался преступлением, и ее долгом было предотвратить это. Нельзя об этом забывать. Но как бы ни старалась, она не могла перестать думать о том, как прикоснулась к его коже, когда вытирала выскользнувшую из уголка глаза слезу. Сколько страданий... Словно своевременное напоминание о том, что Ракель не одинока в своей боли.       Ситуация окрашивалась во множество оттенков серого; черного и белого осталось совсем мало. Ракель изо всех сил старалась придерживаться своих традиционных представлений о хорошем и плохом. Чем больше она узнавала о Серхио, тем яснее понимала, что он становится в ее глазах скорее хорошим, чем плохим, а вот со взглядами на таких людей, как полковник Прието и Анхель (в меньшей степени) происходит обратное. Они больше не казались положительными героями. Запутываясь с каждым днем все сильнее, Ракель мрачно гадала: то ли ее психика окончательно сломалась под давлением долгой работы под прикрытием, то ли для сомнений появились реальные основания.       Когда наконец удалось уснуть, ей приснился Серхио. Он стоял на пляже, а Ракель спешила к нему. Увидев ее, он с неподдельной радостью улыбнулся. Но что-то казалось неправильным. Ракель чувствовала, будто на плечах лежит невыносимая тяжесть. И только оказавшись совсем рядом, она поняла, почему: за его спиной по песку бежали Анхель и полковник Прието, и оба держали в руках оружие.       Она попыталась закричать, предупредить его, но не смогла издать ни звука. Улыбка Серхио померкла: его тело пронзила первая пуля. Ракель добежала, когда он начал падать, и подхватила его, помогая лечь на песок. Ее рубашка пропиталась чем-то влажным и липким. Кровь, поняла она. Кровь Серхио. Ракель снова обрела голос и закричала. Серхио смотрел на нее с бесконечной грустью в глазах, и на последнем дыхании сумел прошептать всего одно слово. Дернувшись, Ракель проснулась в холодном поту, а шепот продолжал эхом разноситься по пустой комнате.       «Предатель».       Две недели спустя       Она начала с нетерпением ждать поездок в другое убежище. Дом располагался в двадцати минутах езды, и они проводили это время, общаясь и узнавая больше друг о друге. К удивлению Ракель, темы для разговора никогда не заканчивались. У них с Серхио было много общего, и он оказался интересным, умным и неожиданно веселым собеседником. Порой они обсуждали план. Профессор ценил ее замечания и редкую критику; осознав это, Ракель была польщена.       — Я могу понять роль каждого в команде, кроме Токио, — прокомментировала она однажды. Ракель до сих пор пыталась найти контакт с этой женщиной, поэтому надеялась почерпнуть у Профессора что-нибудь полезное. — Не хочу тебя переубеждать, но зачем рисковать, имея в составе группы такую непостоянную личность? Она может все похерить, если потеряет контроль, пока мы там, — продолжила она.       Серхио поджал губы и обдумал ответ.       — Токио с нами, — сказал он наконец, — на случай непредвиденных обстоятельств. Если что-то пойдет не так, нам может понадобиться не точный инструмент, а кувалда — тот, кто не побоится ответить агрессией на агрессию. — Серхио взглянул на Ракель. — Понимаешь?       Она медленно кивнула. Выходит, Токио была страховкой — сталью, замаскированной под бархатную перчатку. Скорее всего, именно Токио будет импровизировать, если прикрытие Ракель раскроют.       В этот момент они подъехали ко второму убежищу, и тревожные размышления были прерваны. Серхио протянул Ракель ключи от машины. На этот раз ей предстояло самостоятельно отправиться домой, в Мадрид, чтобы сделать фотографии мамы и дочери, необходимые для поддельных паспортов. Заодно — без ведома Серхио — она договорилась о встрече с куратором, произнеся в последнем разговоре с матерью кодовое слово, которое та передала Анхелю. Он тоже встретит Ракель в семейном гнезде.       Слабо улыбнувшись Серхио — доброму человеку, предложившему ей способ спасти дочь от наполненного насилием детства, — Ракель уехала, чувствуя себя опустошенной и несчастной. Она собиралась продать Профессора тем, кого он презирал — полиции, которая отняла у него отца.       Тридцать минут спустя       Как только ключ повернулся в замке входной двери, раздался крик Паулы:       — Мама здесь!       И на некоторое время Ракель позволила себе забыть о сомнениях и тревогах. Она подхватила дочь на руки и осыпала ее лицо поцелуями.       — Привет, милая. Боже, я так по тебе скучала, — воскликнула она, сжимая Паулу в объятиях, пока та не захихикала, лепеча, что не может дышать. Из гостиной вышла Мариви, но радость от встречи с матерью несколько смазало появление Анхеля за ее спиной. Ракель обняла маму и объявила родным:       — Мне нужно немного поговорить с Анхелем, хорошо?       Мариви отвела Паулу на кухню.       Ракель лишь слегка кивнула Анхелю в знак приветствия — она все еще злилась и хотела, чтобы он это знал. Они прошли в гостиную, где перед раскрытым ноутбуком сидел еще один мужчина.       — Кто это? — спросила она, моментально насторожившись.       — Он составит с твоей помощью фоторобот Профессора, — объяснил Анхель, и сердце Ракель упало. Вот и все. Никаких больше секретов, никакого промедления. Пришло время сделать выбор. — Полагаю, ты уже видела его лицо? — продолжил напарник с внезапным намеком на сарказм в голосе. Видимо, Анхеля задевало ее отношение, и она попыталась немного смягчиться. Ракель не могла позволить себе сердить Анхеля, если хотела воплотить свой план игры за обе команды.       Она изобразила довольную улыбку и ответила:       — Да, видела. И знаю, какова цель.       Анхель тоже улыбнулся, радуясь ее воодушевлению. Вот она, Ракель, которую он знал и любил — та, кто гордится своей работой и обожает побеждать плохих парней.       — Как думаешь, они что-то подозревают, или прикрытие надежно?       — Пока все в порядке, — сказала она, садясь рядом с фотохудожником. — Слушай, я не могу надолго задерживаться и хочу успеть немного побыть с семьей. Может, я отчитаюсь, пока будем составлять фоторобот? — Она указала на ноутбук. Поколебавшись, Анхель кивнул, разочарованный ее желанием свести общение к минимуму.       Она заговорила, переключая внимание между лицом, обретающим форму на мониторе, и бывшим напарником. Ракель тщательно взвешивала каждое слово. Ей предстояло убедить полицию позволить ограблению начаться и дать команде провести несколько дней в монетном дворе, прежде чем они предпримут активные действия. А если она слишком рано выдаст много информации, этого не произойдет.       Десять минут спустя она откинулась на спинку дивана и склонила голову набок, изучая составленный фоторобот.       — Да, это он. Это Профессор, — объявила она. Анхель заглянул ей через плечо.       — Хм. Выглядит знакомо, — заметил он. Сердце Ракель заколотилось чаще. — Но не могу вспомнить, где видел это лицо, — добавил он, и она снова расслабилась.       — Ну, прогони через базу данных — может, его раньше арестовывали, — предложила она и небрежно добавила: — Я попытаюсь выяснить его настоящее имя. — Затем, не в силах удержаться от подколки, Ракель уточнила: — Кажется, я ему нравлюсь. Может, он проговорится в интимный момент.       Она в основном шутила, но Анхель резко обернулся к ней.       — Ты бы с ним переспала?! — воскликнул он. Ракель взбесил его осуждающий тон. Она знала, в чем тут дело: Анхель вечно изображал страдальца, потому что она продолжала говорить ему «нет». Потому что отказывалась спать с ним.       — Да, почему бы и нет? — отрывисто ответила она. — Он не женат, а я — свободная сорокалетняя женщина, которой не помешал бы хороший трах. Это было бы совсем не трудно, — добавила она, кивая на красивое лицо на экране ноутбука. Анхель отвернулся, ревнивый и злой.       — Да, полагаю, ты бы не отказалась, — сердито ответил он. Ракель знала, о чем он думает. «От кого угодно, кроме меня».       Она вздохнула, сочувствуя фотохудожнику, которому пришлось выслушивать их детскую перепалку.       — Слушай, Анхель, — начала она усталым голосом. — Ты же знаешь, я не имею привычки спать с объектами наблюдения. Все эти разговоры — просто стресс от долгого пребывания под прикрытием. — Она замолчала, предоставив Анхелю разобраться во всем самостоятельно. Его плечи поникли.       — Прости, — сказал он, и у Ракель создалось впечатление, что он извиняется не только за свое поведение, поэтому она искренне улыбнулась и попыталась его утешить.       — Я была рада повидаться. Приятно увидеть дружелюбное лицо.       К облегчению Ракель, они распрощались на хорошей ноте. Она не могла допустить, чтобы он в чем-то ее заподозрил.       Когда полицейские ушли, Ракель провела час с родными. Усадила их и серьезно рассказала о том, что ей предстоит сделать, а затем достала фотоаппарат и сделала фотографии для поддельных паспортов. Давать объяснения забывчивой матери было рискованно, но Ракель надеялась, что инструкции достаточно важны, чтобы Мариви их запомнила.       И когда она в конце концов снова встретила Серхио и посмотрела в его теплые глаза, Ракель охватило чувство вины. Ее сегодняшний поступок вполне мог привести к его аресту через несколько месяцев, когда осуществится план ограбления. Но безопасность Паулы была важнее, чем долг или растущее влечение, которое Ракель испытывала к этому социально неловкому грабителю.       Кроме того, пути назад уже не было. Механизм, который она запустила, не мог остановиться. Для Ракель существовал только один способ выбраться из переделки живой, а именно — без колебаний следовать своему плану.