Обыкновенная история... или нет?

      Наступил август, но особенно ничего не изменилось. Я перестала отвечать на его звонки и письма. Сердце болезненно ныло, когда на экране высвечивалось заветное имя. Но я не могла взять трубку. Как раньше не получится, а как по другому вообще не представляю. А он звонил по несколько раз, и с каждой новой попыткой мне становилось все тяжелее держать себя в руках. Слезы капали из моих глаз, в эти моменты мне даже казалось, что я готова простить все. Но я отдергивала себя. Я скучала по нему. Скучала, не смотря ни на что. Перед внутренним взором частенько вставали моменты наших редких встреч. Как он осторожно поправлял мою выбившуюся из причёски прядку и тепло улыбался, поймав мой взгляд. Как внимательно слушал о моем новом проекте, поглаживая по руке кончиками тёплых пальцев. Как прижимал меня к себе, зарывшись носом в мои волосы.... Изнутри будто что-то выдернули, вырвали с корнем. Сердце кровоточило и мало что отвлекало меня от этого ощущения жжения. Что со мной что-то происходит поняли уже все близкие, но расспрашивать особенно никто не стал. Хотя я замечала их сочуственные взгляды и была благодарна, за то, что меня просто, без распросов жалели и помогали, как могли. А звонки продолжались. Дэвид звонил почти каждый день. Письма прекратились, но такого количества пропущенных звонков у меня на телефоне в жизни не было. Немного отойдя от первоначального шока, я решила поискать информацию на британского дизайнера в сети. Хотела удостовериться в правильности своих выводов. Но кроме той злополучной статьи, не было ничего, что могло бы связывать её с Дэвидом. Сначала меня эта информация обрадовала, но потом, я поняла что она  не доказывает вину, но и невиновность тоже не подтверждает. И снова попала в этот печальный омут. Разум по прежнему пытался доказать мне, что нужно хоть раз ответить и нельзя все так обрывать. Тем более совершенно не факт, что повод реальный. Я разрывалась между желанием ответить и сказать, что я дура, и страхом действительно оказаться таковой. Глупышкой, которой можно наговорить с три короба и она будет верить каждому слову. Чем больше проходило времени, и чем глубже я погружалась в ситуацию и проблему, тем явстеннее звучал ещё один, давно забытый мной мотив. Вернее будет сказать, я всегда подозревала, что он во мне есть, но до трясучки боялась признаться самой себе в этом. Меня настигло страшное сомнение в собственной состоятельности. Я допускала мысль, что эта статья всего лишь газетная утка и если Дэвид будет в состоянии меня простить за такую глупую выходку, то все наладится. Но здесь меня поджидал страх ответственности. Я сама поставила рамки и если он придёт к выводу, что я нужна ему и позовёт меня замуж, что я буду делать тогда? Ведь он сложный человек, с какой-то старой детской травмой, а может и не одной, мы очень разные люди, и я никогда не смогу превратиться в скрипичную мелодию, которую он сможет носить с собой везде. Смогу ли я сделать его счастливым, понять его и помочь преодолеть эту застаревшую боль? Могу ли я вообще быть полезной ему хоть чем-то?!? Не выйдет ли так, что через несколько лет мы оба в ужасном эмоциональном истощении подадим на развод? Не стану ли я ещё одной его болью, которую он унесёт с собой навсегда..... Вопросов было много, а ответов никаких, от слова совсем. И это пугало меня. Я в первые в жизни была настолько  близка к столь важным решениям и оказавшись перед ними, я поняла, что боюсь, до дрожи и безумия. Головой я понимала, что мои опасения обоснованы, но не непреодолимы. Но душа находилась в смятении и единственным желанием было спрятаться под одеяло. Иногда я сама смеялась над собой, когда вертевшиеся вопросы становились слишком уж драматичными и начинали попахивать сценическим образом. Но в остальное время мне было совсем не до смеха.       С каждым днем все отчетливее становилось дыхание осени, пока оно было едва различимым, но все же заметным. Дети с печалью освежали в памяти таблицу умножения, спряжения и названия морей на географической карте. Родители готовились принять новых учеников. А я предчувствовала, скорое возвращение за море. Конечно, возвращаться раньше начала октября я не собиралась, но Патрик уже прислал мне расписание на ноябрь, итальянский режиссёр напомнил о нашем контракте, маэстро Гвилетти прислал партитуру "Нормы" Беллини, советуя мне начать свою вокальную карьеру именно с неё. И сейчас я, наслаждаясь этим последним периодом свободы пыталась свыкнуться с мыслью, что я никого не жду и письма больше не принимаю. Получалось отвратительно. Патрик выслал мне электронный билет на самолёт, которым я должна была улететь в царство работы. Глядя на дату, я все больше расстраивалась, мне так не хотелось возвращаться. Я любила свою работу, и музыку с детства обожала, но на дух не переносила море фанатов, многие из которых совершенно ничего не слышали о личных границах. А также целую толпу репортёров, которые обладали удивительной способностью оказываться везде и негде одновременно,так что уличить их было невозможно, а новые кадры (далеко не самые удачные) постоянно попадали в прессу. А ещё эти туповатые вопросы. И  у всех всегда одно и то же:«Расскажите о постельной сцене!», «Ваша жена присутствовала там?» и прочие неприятные мелочи, призванные разукрасить интервью. Но меня они вымораживали, и вспомнив о них сейчас я с тоской поглядела в окно своей комнаты. За окном стоял высокий раскидистый клен, резны листочки которого уже начали окрашиваться в жёлтые тона.       Я ждала свой день рожденья. В этом году почему-то особенно трепетно. Начало августа всегда проходило у меня в ожидании 15 числа. Мне исполнялось 23 года. Я взялась за свой дневник в котором подводила итоги прошедшего года и отслеживала достигнутые цели. Открыла, пересмотрела. Усмехнулась. В мои 23 года у меня было прекрасное образование, головокружительная кинокарьера, баснословные гонорары, любящая родительская семья, перспектива стать оперной певицей, опробовав свои силы в одном из величайших оперных театров мира, в который даже звёзд мирового масштаба приглашали не сразу. Чего ещё  желать ? Не было только одного, самой малости— счастья. И пока многие знакомые  написывали мне хвалебные и местами завистнические письма, отчаянно желая получить хоть крохотную долю того, что было у меня, я мечтала быть рядом с любимым человеком. Ради этого я была готова отказаться от всего, и от карьеры, и от бешеной популярности, и от Метрополитена, от всего. Но как показала практика, в таких вещах нужно думать головой. А я провалила эту миссию, собственно за что и поплатилась. А семья начала тихую подпольную подготовку к моему дню. Я старательно делала вид, что ничего не замечаю. Но огромную гору шариков не заметить было безумно сложно,  я старалась изо всех сил. 14 вечером мне был торжественно вручён билет на "Норму" в театр Станиславского. Сопровождать меня вызвался Серёга, который ненавидел оперу всей душой. Я, оценив такой благородный порыв, быстро собралась и мы отправились в царство мощных голосов, слаженного оркестра и прекрасной музыки. Конечно, план был ясен. Выпроводить меня из дома , чтобы я не видела ничего лишнего раньше времени, да и вообще не мешала готовиться. Внутренне посмеявшись над такой наивной попыткой отвлечь внимание, я с удовольствием наслаждалась оперой, попутно прикидывая сложность вокальной партии на себя. Ведь полностью исключать возможность, что я дебютирую с ней в Метрополитен, я не могла. Спектакль кончился и я под руку с самым завидным кавалером в моей жизни вышла в тёмную летнюю ночь. Ночная Москва, горевшая множеством огней была прекрасна. В воздухе как будто витало какое-то волшебство, этот запах—смесь мармелада, листьев тронутых позолотой и цветов с городских клумб. Мы немного прошлись пешком по самому центру города, прежде чем поймали такси. Мой спутник галантно усадил меня в машину и мы уставшие, но довольные вечером, отправились домой. Вспомнив о том, что я обещала Алёне прислать ссылку на одно видео, я погрузилась в файловое хранилище своего телефона. Не найдя там искомого, я зашла в вездесущую сеть и начала поиск. Видео никак не хотелось отыскиваться, то оказывались не то исполнение, то не то произведение. Порядком разозлясь, я  уже готова была бросить это занятие, когда вдруг в рекомендациях увидела то, мимо чего сама себе наказала проходить не глядя. Это было новое интервью Дэвида. Глаза зацепились за знакомый образ и рука потянулась к клавише посмотреть. В следующие 10 минут, я не слышала  ничего кроме его голоса, и ничего не видела кроме его печальных глаз. Его спрашивали о новой программе,о предстоящих гастролях, он с охотой делился своими мыслями и предполагаемым маршрутом поездок. Он улыбался, как всегда , открыто и тепло, но ни разу улыбка не затронула его глаз и это было сильно заметно. Настолько заметно, что девушка, ведущая интервью, рискнула спросить, что случилось. Дэвид только мягко улыбнулся и ответил, что в последнее время ему тяжело даётся частая смена часовых поясов,отсюда не лучшее самочувствие и соответствующее настроение. Она задала какой то длинный вопрос, он слушал со вниманием, но его отсутствующий тоскущий взгляд говорил о полном нежелании отвечать на любые вопросы. Вглядываясь в его отрешенное печальное лицо, я почувствовала как все внутри сжалось. Этой репортерше он не скажет правды, а мне и не нужно её слышать, я все прекрасно вижу. Он страдает из-за моей глупой выходки, набирая мой номер каждый день. Боже, какая же я дура! К глазам поступили слезы. Я такая эгоистка, думала только о себе и своей обиде, а ведь своим молчанием я сделала больно ему. В горле встал противный комок, не желающий уходить. Я на секунду прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, но перед моим внутренним взором тут же появился его грустный взор. Я прекрасно знала маршрут его гастролей и моя "светлая" головушка тут же родила план, куда и как мы едем извиняться. Но как только мысли потекли по этому направлению, их ход был прерван прибытие на место. Машина остановилась, выводя меня из транса. Серёга расплатился и  помог мне выйти. Как только я оказалась на воздухе, то пришла в замешательство. Мы почему-то вышли не около дома, а метров за пятьсот до него. Я подняла на брата вопросительный взгляд: —Он что дорогу потерял? —спросила я кивнув в сторону таксиста. —Нет, просто мне показалось, что тебе захочется подольше побыть на воздухе и немного прогуляться! — довольно улыбаясь ответил он. —Ммм, ну тогда пойдём! — отозвалась я, беря его под руку. Вечер действительно был чудесным и прогулка так и напрашивалась. Тем более, что дом наш находился почти за городом и вокруг было много деревьев, растений и цветов. Что естественно украшало любую прогулку. Мы весело болтали, Серёга травил свои самые отборные шутеечки, перемежая их анекдотами и трустори. Конечно, человек бедный, целых четыре часа молча слушал ненавистную оперу! Нужно же ему как-то отойти от этого "ужаса"! Вскоре наш дом стал виден, нам оставалось совсем чуть чуть, когда мой бравый кавалер вдруг достал телефон и деловито начал набирать кому-то. —Ах вот значит как! — возмутилась я, дергая его за рукав — со мной тебе уже не интересно! — со смехом продолжала я. Брат только отмахнулся, сделав очень серьёзное лицо. Трубку взяли. —Мы идём, бойтесь! —провозгласил Серый в трубку. Вот и раскрылся их злодейский план! Он снова сделался галантным кавалером и мы вошли в ворота посёлка. Стоило нам ступить на дорожку, ведущую к нашему дому, ко входу к которому ещё нужно было обогнуть соседний дом, около нашего крыльца вспыхнуло и загорелось что-то голубыми и сними оттенками. Приглядевшись я поняла, что это множество бенгальских огней. Но пока я вглядывалась, до моего слуха донеслась музыка. А точнее сказать, скрипичная мелодия. Я подумала, что наверное крыша совсем решила меня покинуть и выдала галлюцинации, но взглянув на брата, я поняла, что мне не послышалось. Он активно подталкивал меня по направлению к дому, потому что я, заслушавшись, остановилась. Я не могла поверить своим ушам, это была наша семейная  свадебная песня, которую пели на торжествах у трех моих тетушек, и которую я сама пела на свадьбе у лучшей подруги. Это была моя любимая песня, я даже пела её своим младшеньким вместо колыбельной, когда они были совсем малютками. Она была дивно обработана, и пела её скрипка. Подозрения закрались в мою голову как только я услышала хорошо знакомый мне оборот, мне показалось, что сердце сейчас остановиться. Не бывает таких совпадений! Серёга наконец дотолкал меня  до дома и моим глазам предстала самая неожиданная картина. Машины специально были отогнаны и рядом с крыльцом, в маминой клумбе сияли множество бенгальских огней. Вокруг них радостно резвились младшие. К клену были привязаны те самые огромные шарики, присутствие которых в доме я старательно вчера не замечала. В сборе была не только вся семья, но  и множество соседей, выглядываших из окон, кто-то даже вышел на улицу—  посмотреть, что происходит. И в центре этого освещенного огнями "поля", стоял знакомый до боли силует. Вытолкнув меня в освещенное пространство Серёга испарился и я осталась один на один со своим полным удивлением и неверием в происходящее. А мелодия лилась и в моей голове вставали на место слова. Обхватив лицо руками, пытаясь унять бешеную пульсации в щеках, я смотрела на отчётливо вырисовывающуся на фоне огней фигуру музыканта, боясь примерить слова к себе. «Погоним скоро улицей, мы свадебных коней, ты станешь жизни спустницей и песнею моей»—  прозвучало у меня в голове. Боже мой, неужели это правда. А между тем знакомый силуэт приближался. Через несколько мгновений мы оказались в шаге друг от друга. По прежнему не до конца осознавая происходящее, я всматривалась в его тёплые улыбающиися глаза. Моя любимая композиция лилась прямо в сердце, минуя остальные органы чувств. В голове стучало «Наверное я сплю! Ущепните меня кто-нибудь». Но вот отзвучала последняя нота и мой музыкальный друг опустил смычок. Я в полном смятении чувств смотрела на него во все глаза. —Я когда-то сказал, что со скрипкой приходится обращаться внимательнее чем с девушкой, — медленно произнёс он, улыбаясь глядя на меня — теперь  я знаю, что  был чертовски не прав, — усмехнулся он,опустив на секунду взгляд на подол моего платья  и снова поднимая его, захватывая в плен мои глаза — ты однажды попросила принять решение, — он замолчал на его лице отобразилась волнение и внутренняя борьба — я принял его, —тихо произнёс он. На несколько минут воцарилась тишина, в которой я смогла разлечить бешеный стук собственного сердца. Дэвид поймал мою руку, осторожно сжимая дрожащими от волнения пальцами. —Ты выйдешь за меня? — тихий полувздох полувопрос, сопровождающийся таким взглядом, который невозможно описать и невозможно забыть. Я, чувствуя, как глаза наполняются слезами, смогла только кинуть в ответ. И тут же была оглушена аплодисментами, поздравительными возгласами и звуком вылетевшей  из шампанского пробки. А я смотрела на него во все глаза и не могла оторваться. — Я такая глупая, —прошептала я, опуская голову. —Ты не можешь всегда поступать правильно, — услышала я в ответ. Подняв голову, я увидела как он искренне улыбается, не только лицом, но и глазами. —И все-таки, прости меня! — с раскаянием произношу я, поймав его пальцы. —Я уже давно тебя простил, — ласково усмехается он. К нам подлетает Серёга на пару со Степой и наперебой начинают похлопывать Дэвида по плечу, пожимать ему руку и всячески выказывать свое восхищение и одобрение его поступком. Он смеётся вместе с ними, принимая их грубоватое юношеское восхищение. Но одной рукой как известно, неудобно отвечать на рукопожатия, а уж тем более обниматься. И он таким естественным жестом протягивает мне свой драгоценный инструмент, что у меня даже не поварачивается язык спросить, неужели мне можно к ней прикоснуться. Ведь за те три года, которые мы знакомы, я ни разу не видела, чтобы хоть кто-то кроме самого Дэвида хотя бы трогал его инструмент, не то что бы держал. На секунду впав в ступор, я в немом вопросе поднимаю на него взгляд. Он ободряюще кивает мне и спокойно передаёт свою скрипку в мои руки. Памятуя о её происхождении и безграничной ценности, я в трепетном благоговении принимаю её. Перевожу взгляд на парней и с радостью замечаю, что несмотря на то, что они совершенно ничего не понимают по английски и знают только пару слов на немецком, они прекрасно общаются со своим будущим зятем. Я перевожу взгляд на остальных членов семьи. И в меня тут же влетает София. Прыгает около меня и громко спрашивает: —Ты теперь будешь невестой? У тебя есть белое платье? Ты выйдешь замуж, да? —я смотрю на неё и смеюсь от радости. София больше всех была заинтересована моим замужеством. Она, ещё пока я училась в институте, постоянно спрашивала меня о том, когда же я наконец соберусь замуж. И сейчас она в диком восторге прыгала рядом со мной, глядя широко распахнутыми глазами на меня. И в этих счастливых маленьких глазках отражались голубоватые пятна огоньков. Мама тронула меня за плечо. Я прижалась к ней боком, боясь лишний раз потревожить инструмент. —Ну вот, а ты говорила, все сложно, у нас ничего не выйдет, — передразнила мама мою интонацию. Я усмехнулась в ответ. —Это ведь не конец, а только самое начало. И что будет дальше, даже страшно представить, —тихо отвечаю я, в голове всплывают отвратительные страхи, которые терзали меня все это время. Мама пристально смотрит мне в лицо и потом бросив взгляд на весело общающуюся кучку парней, говорит: —Я знаю, что тебе страшно. Это вполне нормально, —ободряюще поглаживает она меня по плечу. —Но ведь никто не может дать гарантии... — грустно произношу я. Мама рассматривает улыбающегося Дэвида  в этот момент. —Он может, — вдруг отвечает она — ты испугалась ответственности,  испугалась трудностей, побоялась ошибиться, почувствовать боль. А он не испугался, — лукаво и многозначительно говорит мама — и принял решение за вас обоих, поскольку тебе было страшно. Приехал в чужую страну, не зная языка. У твоего менеджера выяснил твой адрес. Нашёл дом, подговорил пацанов, познакомился с родителями. И да, при этом отменив все свои концерты на ближайший месяц! — я чуть не поперхнулась воздухом от этого заявления, мама только усмехнулась, наблюдая за мной — и наконец, он только что на наших глазах доверил тебе самое дорогое—свой инструмент. И ты после этого говоришь, что он не может дать гарантии? — прищурилась она. —Прости мам, я просто такая глупая, не умею быть благодарной и не пугаться трудностей!— я прижимаюсь к теплому родительскому плечу, и вижу, как папа присоединяется к мужской кампании. —Зато он умный, и тебя управит. Ты главное верь ему и в него, тогда все будет хорошо.    Следующая неделя была объявлена неделей семьи. Где мы только не побывали: дети затащили нас в океанариум;  пацаны на скачки, ведь Степа профессионально занимался конным спортом; девочки на вокальный концерт у них в музыкальной школе и в конце недели мы собрались на большое застолье по поводу пополнения в наших рядах. Дэвид так органично влился в нашу большую команду, что временами теряла его из виду. То братья утащили его на чашечку "чая". То очаровательная малышка Софи, предложила составить ей кампанию на прогулке, а потом Никита позвал играть в солдатиков. Он зашёл на кухню и громко спросил: — А кто со мной будет играть? — мама готовила обед, мы с папой обсуждали новый проект для девочек, а Софи демонстрировала нам свое новое платье. Серёга со Степой были в институте, Наташа в школе. София сказала, что в таком красивом платье в солдатиков не играют. Никита постоял, посмотрел на всех пристально и направился к Дэвиду, который явно не ожидал такого поворота событий. Мальчик взял его за рукав и сказал : —Ну тогда ты со мной поиграешь! — Дэвид вопросительно взглянул на меня, пытаясь узнать, что от него хотят. Я смеясь объяснила, что Никита просит его поиграть ним в солдатиков. —Я играю только на скрипке, — опасливым шёпотом поведал мужчина, приведя меня чуть ли не в истерику — как это, что это вообще такое, поиграть в солдатиков? И как мы будем играть, я же его не понимаю! — выражение его лица в тот момент было просто шедевром. До этого я думала, что мемы про взрослых, не имеющих никакого представления о детях, это шутка, но не тут то было. Сжалившись, я ответила: —Пойдём вместе, я тебя научу. Никита гордо взяв меня за руку повёл в игровую комнату. Дэвид воспринял игру как некое научное исследование. Я старалась сдержать свой смех, но он так старательно пытался понять Никиту, что квартово-квинтовый круг у него внутри наверное первенулся вверхтормашками. И это было очень умилительно и смешно одновременно. Но после пары сеансов игры. Он уже более охотно соглашался посидеть с Никитой, выстраивая большие баталии с пушками, заграждениями и засадным полком. Краем глаза увидев это, папа с довольным лукавством вынес вердикт: —Проверка пройдена, к детям готов! —Паап! — протянула я сквозь смех — мы ещё даже не поженились, а ты уже о детях. —Ничего, ничего. Про детей никогда не рано думать! —авторитетно заявил мой родитель.    Неделя пролетела и начались хлопоты. Время у нас было ограничено нашими контрактами. А Дэвид категорически не намерен был уезжать в новый гастрольный тур прежним холостяком. И потому мы торопились. Было отправлено множество приглашений, запланирована дата. Лучшая подруга выдвинулась в "поля" в поисках платья. Хор начал разучивать концерт, который я хотела услышать на венчании. Братья занялись подготовкой административных моментов, девчонки взяли на себя украшения зала. С Севера была приглашёна бабушка Варя с тремя дочерьми, которые вызвались приготовить свадебный торт. Во все уголки страны полетели кружевные приглашения,потому что моя семья была настолько большой, что в центральной части России все не помещались. А мы отправились в Вену, настала моя очередь вхождения в семью и прохождения проверок. Когда мы сели в такси в аэропорту, я почувствовала озноб похлеще того, который обвладевал мной перед выходом на красную дорожку. Тогда мне казалось, что сильнее волноваться я никогда не буду. Я никогда так не ошибалась. Дэвид ласково накрыл мои подрагивающие руки тёплой ладонью. —Тебе не о чем беспокоиться, не переживай, — мягко произнёс он. Я глубоко вдохнула и выдохнула. —Ты им говорил хоть что-нибудь? — осторожно спрашиваю я, стараясь сконцентрироваться на ощущении его тепла. — Я был у них последний раз в прошлом году, — грустно признается он. —Но ведь ты звонил? — с надеждой вопрошаю я. —Да, звонил, только это ничего особенно не дало. Понимаешь, мы никогда не были сильно близки. Все моё детство прошло под знаками бемолей, диезов и бекаров. Там не было места особенным нежностям и игре в солдатиков, — грустно усмехается он — меня конечно любили, но по своему, совсем не так, как мне хотелось или скорее не так, как я мог понять. Родители дали мне очень много и я благодарен им за это, но по настоящему близкими людьми мы к сожалению не смогли стать. Я крепко прижимаюсь щекой к его плечу, крепче сжимая его руку. Молчаливо выражая свое сожаление. Он улыбается и легко касается губами моего виска. Теперь мне многое становится ясно. Вот поэтому он и теряется в нашей семье. Потому что это то, чего ему всегда не хватало в жизни. И то, как он эти две недели с внимательным почтением слушал моего отца, глядя на него с глубоким уважением. И то, как он радостно проводил время с моим братьями. И даже игра в солдатиков, это тоже элемент той жизни, которая у него по каким-то причинам не срослась до этого. Вот вроде бы мелочь, игра, а она так важна даже для самого сильного, большого, взрослого и самостоятельного человека. Машина остановилась и моя аритмия снова пустилась в пляс. Он крепко взял меня за руку и направился к зелёному особняку, увитому диким виноградом. Дверь нам открыла женщина средних лет, ухоженная блондинка с весьма знакомым мне тёплым взглядом. Женщина радостно всплеснула руками и распахнула свои объятия сыну. Обнимая Дэвида, она крикнула в дом что-то на немецком, по интонации я догадалась, что она зовёт главу семейства. Через пару минут на пороге появился высокий статный мужчина с серебристыми прядками в темно—русых волосах. Он был сдержанее своей супруги в проявлении чувств, но по его лицу было ясно что он тоже бесконечно рад увидеть сына. Нас пригласили в дом и вскоре, мы сидели в уютной кухне и его мама разливала ароматный чай— зелёный с жасмином. Глава семейства полюбопытствовал у сына, что привело его в родительский дом после столького времени отсутствия. Дэвид ответил, что мы приехали пригласить их на нашу свадьбу. Оба родителя так посмотрели на свое чадо, что мне на секунду стало страшно. Но потом отец перевёл взгляд на меня и с минуту порассматривав меня пристально, протянул мне большую раскрытую ладонь: —Что ж, добро пожаловать в семью, моя дорогая! — на ухо перевёл мне Дэвид, пока я отвечала на рукопожатие. —Да, милочка, мы очень рады, что не смотря на громкие заявления нашего сына о том, что отношения не созданы для него, вы все-таки добились своего! Мы провели вечер в непринуждённой беседе, родители интересовались всем. И как мы познакомились, и как давно это было, и чем я занимаюсь. Я только и успевала отвечать. Но в конечном итоге все были довольны. Мы тепло распрощались, оставив им кружевные приглашения. Уже мчясь в такси в аэропорт, Дэвид благодарно обнял меня: —Всё оказалось даже лучше, чем мы могли предположить,—улыбнулся он — я уже очень давно не сидел вот просто за чаем с родителями. Признавайся, ты умеешь творить чудеса? — хитро прищурился он. Я прищурилась в ответ, вызвав новую улыбку. — У меня к тебе такой же вопрос. Если бы не ты, я бы до сих пор ломала голову над той.. — он не дал мне договорить, которотко и осторожно накрыв мои губы своими. Я не успела даже возмутиться, как он уже отстранился и авторитетно заявил: —Об этом умолчим, дочь моя!