Обыкновенная история... или нет?

      Подготовка к торжеству шла полным ходом. Как только мы вернулись, нас тут же взяли в оборот. Я с сёстрами и лучшей подругой курсировала от одного бутика подвенечных платьев до другого. Дэвид в темпе Presto проходил курс обучения простому разговорому русскому, потому что венчание требует традиционных ответов от жениха и невесты и давать их на разных языках было бы довольно странно. Поэтому мой музыкальный друг самотверженно взял на себя труд обменяться клятвами на моем родном языке. Я была растрогана таким поворотом событий и с удвоенной энергией бросила свои силы на поиски того самого заветного платья. Нам не везло. Всюду были платья с открытыми спинами, короткой или ассиметричной юбкой, отсутствующими рукавами или на одно плечо. А все вышеперечисленные фасоны весьма невыигрышно смотрелись на мне. В довершение ко всему, я всю жизнь была невысокой и все платья были мне более чем в пол, они автоматически становились платьями со шлейфом. Нет, это конечно красиво, но когда это задумано дизайнером. А я хотела классическое платье— с длинной пышной  юбкой колокольчиком, длинными кружевными рукавами, закрытой спиной и разумным вырезом. И никак не могла найти.   Когда девочки показали мне проект оформления зала, я чуть не расплакалась. Главной темой была музыка, естественно. Они нарисовали такт вокальной партии, которая тесно переплеталась со скрипичными нотами. Глядя на этот такой вроде бы простой и небольшой рисунок, я радовалась как ребёнок, ведь он отражал суть наших общих интересов на которых мы, собственно говоря, и сошлись.   Потом мы вместе отправились на репетицию нашего хора, который разучивал мой любимый духовный концерт. Дэвид остался под большим впечатлением. Особенно когда я шмыгнула в свой родной коллектив хватая по дороге ноты, а руководитель, ни минуты не сомневаясь, выдал ноты и Дэвиду усаживая его в басовую партию. Совершенно не ожидавший такой подставы музыкант, поначалу даже растерялся. Но руководитель авторитетно заявил, что молодые должны сами утвердить заказанную программу и так сказать проверить качество подготовки. Я как будто снова стала пятнадцатилетней девочкой на эти полтора часа. Снова родной хор, строгий руководитель, любимый концерт и я снова пою, также восторженно и самозабвенно, как делала это в подростковом возрасте. Мой голос вырос и окреп и главное, сейчас он опирался не только на мощную вокальную опору, нароботанную годами, но и на голос будущего супруга, который запел вместе с хором, неожиданно кажется даже для самого себя. Услышав его бархатный тембр, я вспомнила как в начале нашего знакомства интересовалась, не пробывал ли он петь. Он тогда посмеялся, а я  между прочим серьёзно спрашивала. Ведь он же в голове  пропевает всегда то, что играет,причем не только пропевает но и проживает сердцем, поэтому петь он просто по факту должен. Эта мысль не давала мне покоя уже давно. Но проблема обычно оказывалась в том, что у подавляющего большинства инструменталистов не было голосов, пригодных к мало мальски симпатичному вокалу. А его приятный обволакивающий тембр сразу навёл меня на мысль о том, что он должен неплохо петь, но доселе мне не приходилось убедиться в этом на практике. А сейчас я слышала этот голос прямо за спиной и осознавала, что все—таки не зря скрипку часто сравнивают с человеским голосом, потому что пел он с такой же удивительной фразировкой, ведением мелодической линии и всеми признаками его музыкального мастерства. После окончания репетиции я была облеплена своими милыми девочками, которые щебеча, на перебой поздравляли меня с предстоящим торжеством. Я расплакалась от их радостных эмоций и тёплых слов. Все—таки мы вместе прожили 19 лет, до того, как я уехала в Штаты. И сейчас эти девочки радовались за меня так искренне, что удержаться от слез было невозможно. Многие из них уже были давно замужем и воспитывали прелестных ребятишек. И сюда на спевку они вырвались из домашней кутерьмы ради того, чтобы составить наш праздник. Это было для меня очень трогательно, ведь я отлично представляла, каких усилий такие вылазки стоят их семьям. И раз они идут на них, значит я дорога им.   Выслушав миллион поздравлений, выдержав множество сильных объятий и ответив на миллиард поцелуев,я наконец выбралась из репетиционного зала и отправилась на поиски Дэвида, который подозрительно быстро исчез в общей кутерьме. Обойдя весь корпус и не найдя его следов пребывания, я впала в полнейшее недоумение. Куда может в незнакомом месте  исчезнуть человек? Поначалу я подумала, что кто-нибудь поймал его на разговор. Но потом я вспомнила, что владеющих английским языком у нас здесь нет, а русским в той мере чтобы вести светскую беседу, не  владел Дэвид. Тааак, поиски усложняются. Ещё раз пробежав по второму этажу, на котором находился репетиционный зал, я, отчаившись, полезла за телефоном. Но в этот момент мой слух уловил знакомый тембр голоса. На верхнем этаже слышался папин смех и голоса братьев, среди которых я уловила повествовательную интонацию Серёги и вопросительную Дэвида. Я в мгновение ока взлетела по лестнице и повернув за угол, обрела весёлую компанию. —Нашёлся, —выдыхаю я, глядя на то как Серёга переводит музыканту папину шутку, и через секунду мужская компания взрывается хохотом. Такую картину мне часто случалось наблюдать в детстве:  собрание мужчин в коридоре, которые делятся шутками, рассказывают о начальстве и различных вокальных школах с таким юмором, что смеются чуть не до слез. Правда раньше состав был несколько другой. Обычно на таком маленьком местном стендапе собирались и выступали мой папа, два дяди-его родные братья, и многочисленные родственники— троюродные дяди, дедушки и даже пятиродные  братья. В нашей большой семье это было как бы традицией и она до того прочно вошла в нашу жизнь, что воспринималась как совершенно естественная. Только уехав в Штаты, я узнала, что бывает оказывается по другому. И мужчины собираются за кофе и строгим тоном обсуждают политику. Никаких шуток, никакого смеха, тем более посередине коридора. И вот сейчас я смотрела на своих самых дорогих смеющихся мужчин и чувствовала, как уходит время. Мой вечно молодой папа, который мастерски в красках рассказывал о закидонах знаменитых дирижеров, когда я была маленькой, теперь внимательно слушал свою молодую копию– Степу, который практически в тех же словах и теми же жестами рисовал картину современной вокальной педагогики. Папа слушал, кивал, в его тёмных волосах давно появились серебристые прядки, вокруг глаз собрались  "улыбчивые" морщинки, как я их называла. Он стоял в той же позе, в которой когда то стоял дедушка, слушая его молодого. Рядом с ним выступал Степа, такой похожий на папу, что у меня на глаза наворачивались слезы. Серёга с хитрой миной внимал своему брательнику, одновременно переводя его пылкую речь Дэвиду. Последний же удивительно гармонично вписывался в эту компанию. Не смотря на то, что больше половины он по прежнему не понимал,  это его не печалило. Скорее даже наоборот, из-за необходимости в постоянном переводчике, они сдружились с Серёгой, который за последние две недели три раза звонил  с благодарностью своей учительнице по английскому языку. Дэвид задавал вопросы папе, внимательно слушал ответы и даже, с помощью моего брата, сам что-то рассказывал. Последняя его история о том, как он приехал на гастроли не в тот город, вызвала такую бурную реакцию, что даже я прослезилась. Парни смеялись как не в себя, папа улыбался, поглядывая на меня. А я, незаметно  смахивая наворачивающиеся на глаза слезы, от души радовалась, что смогла увидеть такую прекрасную картину. Когда все истории и байки были рассказаны, я наконец смогла выцепить Дэвида. Братья с папой  собирались ещё задержаться здесь. А мы, впервые за последнее время( а с нашего возвращения прошло уже две недели) имели несколько свободных часов и могли провести их вместе. Вот же парадокс! Люди собрались пожениться, потому что хотят быть все время вместе, но при этом подготовка к свадьбе тут же разлучает и направляет их в разные стороны. В лучшем случае, они держась за руки бегут куда-то договариваться, смотреть, утверждать или что-то мерить. Но, повторюсь, это в лучшем случае. Мы же за эти две недели без свидетелей не встречались ещё ни разу. Да и пересеклись мы всего один раз—сегодня. А ведь до этого мы не виделись с марта, а на дворе, стесняюсь напомнить, начало сентября. А я ведь соскучилась, и очень сильно. Конечно наблюдать за тем, как твой жених вливается в твою семью, это прекрасно и бесценно, но мне хотелось хоть пару минут побыть наедине. Мама смеялась, говоря: —Ты замуж то на всю жизнь выходишь, навидаешься ещё! — я полностью была с ней согласна, но я снова столкнулась с ощущением полной неуверенности в том, что я двигаюсь в правильном направлении.   Периодически мне казалось, что я сплю и все это происходит не со мной. Глядя на то, как сосредоточенно рассматривает свадебные платья моя младшая сестра, я впадала в некую прострацию, как будто наблюдая за собой со стороны. Когда я впервые увидела себя в подвенечном платье в отражении зеркала, мне подумалось, что я сильно тороплю события и вообще никто меня замуж не звал. Я сама это выдумала или мне привиделось. Это может быть чем угодно, но только не реальностью. И не смотря на то, что Дэвид с каждым днем все больше поражал меня своим поведением, и я постоянно пребывала в состоянии положительного шока, что-то не давало мне покоя. Вы когда-нибудь слышали историю о том, как  молоденькая глупышка влюбляется в признанного Дон Жуана, он отвечает ей взаимностью, они женятся, живут долго и счастливо? Вот и я не слышала. Он никогда не рассказывал мне о своей личной жизни, но я, хоть и в общих чертах, все же имела представление о том, что было до меня. И не смотря на все мое понимание и терпение, мне было тяжело думать об этом. Я понимала, что встретилась с самым настоящим дамским угодником, который постоянно находится во внимании различных представительниц прекрасного пола. Причем он очаровывал всех направо и налево совершенно не раздумывая. Иногда мне даже казалось, что он делает это бессознательно. Особенно когда он участвовал в различных передачах. Это было видно невооруженным взглядом. Также я понимала, что мне будет непросто, очень непросто.  Он талантлив, красив, безумно обаятелен и многого достиг, такие люди  непроизвольно привлекают к себе внимание просто как личности, у которых можно чему-либо научиться. А уж как сексуальные  партнёры, они вообще сносят крышу миллионам. Я не могу запретить другим людям (а в особенности женщинам) чувствовать. Не могу запереть его в четырёх стенах и никому не показывать. Но при этом не могу  совладать и  с горьким ощущением, что все восхищенные вожделеющие взгляды, мысли, отнимают у меня пускай и небольшую, но его частичку. Раньше я относилась к этому спокойнее, потому что мы ничего не обещали друг другу и у меня не было никаких прав  ревновать или расстраиваться. Но теперь все изменилось и мои страхи усилились. Я ведь не слепая, стоило нам появиться где-нибудь, как миллион женщин различных возрастов и интересов, устремляли свои восхищенные взоры на Дэвида. А поскольку мы решили не афишировать наши отношения настолько долго, насколько позволит неугомонная пресса, то нам приходилось даже общие мероприятия посещать по отдельности. Ведь, когда я вернулась на Родину, меня стали приглашать на местные светские тусовки и различного рода мероприятия. Патрик честно сдержал слово, не давая согласия ни на одно мероприятие до начала осени. Но сейчас стояла середина сентября и я понемногу начала возобновлять свою "репутационную" деятельность,принимая некоторые приглашения. Когда же представители светской общественности узнали, что Дэвид прилетел  в страну, они естественно завалили множеством приглашений и его. А поскольку работали мы в одной сфере искусства, то многие мероприятия становились общими. И эти выходы в свет становились для меня мучительными. Мало того, что мы вели подготовку к свадьбе в бешенном графике, так ещё в это стремительное расписание теперь необходимо было вставлять посещение светских раутов. После первого же  псевдосовместного выхода в свет, я готова была расплакаться, до того меня растраивали длинноногие блондинки с красной помадой, которые поражая ослепительной белоснежной улыбкой камеры, летели пообщаться с музыкантом. Я изо всех сил убежадала саму себя, что я верю и доверяю своему будущему супругу, поэтому мне не о чем беспокоиться. Но получалось не очень. Я видела эти взгляды и телодвижения, которые невербально сообщали о намерениях женщин. И естественно эти намерения меня растраивали. Головой я понимала, что такая реакция вполне логична и в ней нет ничего неожиданного, но сердцу и девичей гордости было безумно грустно.   Короче говоря, к моменту когда мы наконец имели возможность побыть наедине, у меня накопилось множество вопросов. Мне позарез необходимо было поговорить с ним  и поделиться этими переживаниями, услышать его мнение и мысли на этот счёт.   Попрощавшись с моей семьёй, мы вышли на улицу. Тёплое осеннее солнышко золотило верхушки деревьев. Лёгкое дыхание ветерка играло с его светлой прядкой волос, выбившейся из под резинки. Я невольно залюбовалась им. Улыбающимся взглядом он окидывал золоченые деревья и старинные красивые здания, на лице отражалась радость и полное удовлетворение от жизни. Кстати, таким я его еще никогда не видела. Печать постоянной усталости и изможденности покинула его. И на её место пришло восхищение и радость предвкушения. —И куда мы двигаемся дальше? — спросил он, останавливаясь на мне взглядом. Я, как зачарованная наблюдавшая за его выбившейся прядкой, вдруг протянула руку, осторожно заправляя  светлую прядь за ухо. Кончиками пальцев погладила по щеке, ощущая подушечками тёплую кожу. Дыхание сбилось, пытаясь подстроиться под бешеный стук сердца, пустившегося в пляс. Я вижу как изгибаются в улыбке его губы, и встряхиваю головой, прогоняя наваждение. Смущённо убираю руку, стыдясь собственного  нечаянного порыва. И тут же чувствую, как сильные руки притягивают меня в нежные объятья. —Прости, я просто очень соскучилась, — тихо говорю я, пряча взгляд. Дэвид ласково проводит тёплой ладонью по моим волосам, и берет двумя пальцами за подбородок, заставляя посмотреть на него. —Тебе не за что извиняться. Перестань так делать, — улыбаясь говорит он — я тоже скучал. Я утыкаюсь лицом ему в плечо, пытаясь спрятать ползущую по лицу улыбку. — Кстати, у меня в номере есть большой мягкий диван, —  медленно доверительно-заговорческим тоном произносит он. Я вскидываю голову с подозрением глядя на него. — Последний мягкий диван был не самым лучшим нашим опытом, не находишь? — спрашиваю я. Дэвид  хитро прищуривается: — Боишься? — у меня перехватывает дыхание  от возмущения, потому что наша беседа начинает походить на игру в слабо. Но через несколько секунд, глядя ему прямо в глаза, я снова начинаю впадать в состояние очарованности. И прихожу к выводу, что он прав. — Боюсь, — тихо подтверждаю я, неловко улыбаясь, будто пытаясь извиниться. Я соскучилась, доверилась ему и обрела уверенность в серьёзности его намерений. И на данный момент, никаких препятствий для отключения головы практически не наблюдалось. Кроме одной. Я по прежнему желала вступить в брак честной девушкой. А это означало только одно— долго наедине нам оставаться нельзя. Дэвид мягко сжал мою руку, подбадривающе улыбаясь. —Тогда я могу снова повторить то же, что я говорил на прошлом мягком диване, — я озадаченно перевожу на него взгляд, параллельно напрягая память. Заметив мои старания, он наклоняется ближе и почти касаясь тёплыми губами моего уха, произносит: — Я ничего не сделаю без твоего согласия, обещаю. — Спасибо, — благодарно выдыхаю я. Через полчаса мы входим в его номер. Я, полагаясь на слово джентльмена, все же решилась посмотреть на большой мягкий диван. Тем более, страхи страхами,  а желание побыть вместе от этого не пропадает. Диван действительно большой и мягкий, песочно бежевого цвета. Я касаюсь его рукой и вспоминаю, шутку про кусачие диваны. Опустившись на мягкие подушки, я наблюдаю за перемещениями Дэвида по номеру. Он, скинув пиджак и закатав рукава белой рубашки, тщетно пытается навести порядок. Он сердится на непослушные вещт и предметы, чем сильно смешит меня. — Я сюда приходил только на ночь, — оправдывающимся тоном говорит он, разводя  руками — я же постоянно где-то : то у твоего брата, то у дизайнера, то на репетиции. Я уже и забыл, что тут такое,— музыкант  с тоской смотрит на вывернутый чемодан, из которого выглядывают всевозможные предметы гардероба — мне так неловко, прости. — Да ладно тебе, — нежно усмехаюсь я, — я все понимаю. Я бы даже сказала, что мне очень полезно это увидеть, не находишь?  — он в удивлении поднимает одну бровь — как-же я ещё узнаю, что меня ждёт в семейной жизни! — заливаюсь я смехом. Пару мгновений он с подозрением смотрит на меня, потом опускается рядом и присоединяется к моему веселью. Отсмеявшись я поднимаю на него взгляд. Он улыбается, ловит мою руку, поглаживая кисть  тёплыми трепетными пальцами. В номере воцаряется тишина. Я прикрываю глаза и наслаждаюсь его близостью и  мягкими прикосновениями. Из неги меня вырывает его вопрос: —Мне кажется, или ты хотела что-то спросить? — открыв глаза, я с удивлением смотрю на него. —Откуда ты знаешь? — пребывая в недоумении, спрашиваю я, неотрывно глядя на него. Он пожимает плечами, улыбаясь. —  В твоём взгляде, я, вот уже вторую неделю вижу вроде бы радость от предстоящего события, но она какая-то, — он изобразил рукой в воздухе нечто похожее на восьмерку — неуверенная. Как будто ты ещё не определилась, — он смотрит мне прямо в глаза, и я замечаю в его тёмном взоре тщательно скрываемое беспокойство — как будто ты не рада.   Для меня становится открытием, что мой будущий супруг читает мои мысли. Я осторожно ловлю его руку, прижимаясь к ней щекой. Дэвид молча ждёт ответа, в воздухе прямо чувствуется его напряжение. — Я рада, правда, — ласково отвечаю я, поднимая на него глаза — просто на меня так много навалилось, вот я и запаниковала, всякого себе напридумывала, — тихо произношу я — а потом, у меня появилось множество вопросов, на которые я не смогла найти ответ, и это меня тоже угнетает,— кончики его пальцев, ласково поглаживают меня по щеке, я прикрываю глаза и стараюсь собрать мысли в кучку. — Я всегда готов ответить на любые твои вопросы, ты же знаешь, —укоризненно произносит музыкант — почему ты сразу не спросила? — Мы были не одни, а обсуждать что-то при посторонних не хотелось,— тихо отвечаю я. — Что тебя мучает? — мягко спрашивает он, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Я боюсь показаться не логичной, но меня доводят практически до слез, наши совместные выходы в свет. Когда мы идём на одно мероприятие  не вместе. Я знаю, что я сама попросила оградить наш роман от СМИ, и ничего не афишировать. Но я не думала, что это окажется так сложно,— я чувствую как слезы подступают к глазам, но стараюсь их удержать  — на этих светских раутах я чувствую себя раздетой в мороз. — Почему? — терпеливо спрашивает мой  будущий муж. — Потому что я постоянно чувствую на себе чужие мужские взгляды, которые как будто пачкают меня. Я знаю, что ты можешь меня защитить от этого, и мне до безумия нужна твоя помощь, но поскольку мы не можем раскрывать карты, то я чувствую себя ужасно. И, ещё, знаешь, — я сталкиваюсь с ним глазами, и одна слеза все—таки катится по щеке, чтобы быть пойманной его тёплой рукой, нежно стирающей ее  — одновременно с этим, я вижу и ощущаю, как смотрят на тебя и как ведут себя с тобой рядом различные красотки всех мастей. Мне иногда становится просто страшно, они так смотрят, как будто хотят тебя убить. Или кто—нибудь вдруг начинает откровенно заигрывать с тобой, хватать за руки, вторгаться в интимную  зону. А я вынуждена стоять и спокойно смотреть на это. Дэвид, я доверяю тебе и бесконечно верю в то, что ты не  поступишь со мной нечестно, но мне очень сложно это видеть, — я пытаюсь улыбнуться сквозь слезы, но получается плохо — я не знаю, как быть с этим. Мне итак постоянно кажется, что я слишком мала, глупа и не красива для тебя, а уж когда я вижу рядом с тобой таких приятных во всех отношениях дам, которые , кажется,  готовы удавиться за один твой взгляд, я вообще перестаю верить в себя,  — я пытаюсь вытереть набегающие слезы, но они уже ручьём текут по щекам. Он вдруг притягивает мне максимально близко к себе, крепко сжимая в объятиях. Его горячие губы касаются моих щёк, останавливая  поток слез. — Глупенькая, — шепчет он в перерывах между поцелуями — маленькая девочка. Как можно так себя изводить! — его пальцы гладят меня по голове, запутываясь в нижних прядях волос — они могут смотреть, думать и говорить, все что угодно, мы не можем им это запретить, но можем не думать об этом —  он на секунду отстраняется, с нежностью окидывая меня взглядом, и, обхватив моё лицо руками, горячо целует в приоткрытые губы. Я перестаю что либо соображать. Все отходит на второй план : и все мои страхи, и переживания, и эти приснопамятные дамы, все. Остаются только его горячие губы, которые настойчиво доказывают мне насколько я неправа. В голове становится пусто и легко, сердце стучит в ушах. Мне кажется, что я падаю, и пытаясь удержаться, хвастаюсь за его плечо, непроизвольно прижимаясь ближе. Через пару минут, он отстраняется, привлекая меня к себе на грудь. Я утыкаюсь лицом в его рубашку, чувствуя аромат одеколона. Дэвид нежно поглаживает меня по голове, путаясь пальцами в волосах. Потом вдруг тихо говорит: — Мы с тобой публичные люди, на нас всю жизнь будут смотреть...... —  прямо под моим ухом гулко бьётся его сердце и этот звук действует на меня лучше любого успокоительного  — я понимаю, что тебя беспокоит, — продолжает он — тебе  кажется, что мне доставляет удовольствие ощущать, что любая из зрительного зала с удовольствием проведёт со мной вечер, ведь так? — в его голосе появляются лукавые нотки, он заглядывает мне в лицо. — Я бы сказала, что ты настолько привык к своему одиночеству, что стал дарить внимание, обаяние и огромное количество энергии всем женщинам, встречающимся на твоём пути. И дело тут даже не в удовольствии, — я на секунду замолкаю, пытаясь подобрать слова — просто ты бессознательно  ищешь таким способом принятия и тепла, ты сам когда то мне про это говорил. Я не права?  — осторожно спрашиваю я, поднимая на него глаза. Он задумчиво наматывает прядь моих волос на указательный палец. — В твоих рассуждениях есть доля правды, —соглашается он  — но я уже обрел и принятие и тепло. Меня совершенно не интересуют другие источники, — он нежно улыбается мне, замолкая на несколько секунд, потом продолжает медленно  — ты знаешь, в моей жизни уже была такая приятная во всех отношениях дама, — его голос становится тихим, я чувствую, что слова даются ему нелегко — и не одна. Я только начинал карьеру: первый взлёт, начинающаяся  популярность, огромное количество людей, восхищающихся моим мастерством и талантом. Тогда мне казалось, что это здорово и я безумно крут, — вдруг с сарказмом усмехается он — мне действительно нравилось, что, как ты сказала, любая из зала пойдёт со мной не раздумывая. Мне казалось, что я всемогущ и что это предел мечтаний. У меня было мало времени, поэтому отношений я не искал. Все встречи разовые, без каких—либо обещаний и ответственности. Мне нравилось видеть и чувствовать абсолютное восхищение и преклонение, — я, прижавшись к нему, слушала его тихий голос и старалась ничего не упустить — а потом, мне перестало хватать этого, все эти встречи больше не привлекали. Я почувствовал, что мне иногда хочется, чтобы меня выслушали, сказали, что у меня все получится, послушали внимательно мою новую композицию. А не пытались, срывая одежду, утащить в сторону спальни. Тогда появилась она— дама приятная во всех отношениях, как ты её назвала, — усмехнулся он, легко касаясь губами моего виска —  она была моделью, все как ты описала: длинноногая блондинка с ярко алой помадой. У нас завязался роман. Он длился ровно три месяца. Я постоянно был в разъездах, а она работала в Нью-Йорке. Через три месяца, она поставила ультиматум— или я, или музыка. Сказала, что устала постоянно ждать меня. Я предложил ей поехать cо мной. На что она заявила, что я эгоист в последней инстанции и совершенно ее не уважаю. У неё здесь дом, работа, семья. И она не собирается всю жизнь мотаться со мной по всему свету, — закончил Дэвид, его взгляд зацепился за мой браслет и самым тщательным образом его изучал сейчас. В номере воцарилась тишина, и в ней я ещё отчетливее слышала стук его сердца. За окном все становилось золотистым , на нас надвигался вечер. Закатное солнце обрисовывало красным золотом контуры домов, освещая их крыши. — И что было дальше? — осторожно интересуюсь я. Музыкант отрывает глаза от изучения моего украшения и улыбаясь, отвечает:  — Мы расстались. У меня было ещё две попытки, но и они с треском провалились. Всем нужен был Гарретт домосед. Который работает на офисной работе с 9—18:00. Который постоянно находится дома и развлекает девушку. Который поступает так, как хотят они. — Но ведь это же будешь не ты! — возмущённо воскликнула я, приподнявшись на локте и оказавшись на одном уровне с его лицом. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, потом улыбка поползла по его губам и он мягким жёстком вернул меня в изначальное положение, прижав к себе. —Вот поэтому я и женюсь на тебе, а не на даме приятной во всех отношениях! — улыбается он. — Но ведь я тоже не безгрешна, выдумала себе черт знает что. И заставила тебя мучаться, — тихо говорю я, вспоминая свою глупую выходку — мне до сих пор так стыдно и страшно! — Почему? — удивлённо усмехается он. — А если бы ты подумал, что я решила тебя бросить и не приехал? Что было бы тогда? — испуганно говорю я, прижимаясь к его тёплой груди. — А я и подумал именно так, сначала, — я замираю в удивлении и испуге — у меня как будто земля из под ног ушла в тот момент. Мне нужна была твоя поддержка, я всем сердцем хотел приехать, думал о тебе. И вдруг ты перестала выходить на связь. Сначала я решил, что сломался телефон, или что-то со связью. Но потом, понял, что тут дело посерьёзнее, — его рука мягко сжимает моё плечо — все проанализировав, я пришёл к выводу, что тебе про меня что-то рассказали или ты сама что-то узнала. И приняла такое решение. Поначалу я пытался свыкнуться с мыслью, что тебя больше нет. Но потом, вспомнив сколько ты сделала и как ты трепетно ко мне относилась, я понял, что такая девушка в жизни встречается только раз и упускать счастье нельзя. Я решил, что согласиться или нет, на моё предложение, это твое право. А моя задача сделать его. Ведь только ты практически сразу сказала, что готова помогать мне в работе, что будешь ездить со мной и даже готова оставить любимую работу. — Но ведь это обязанность любой жены, разве нет? — удивлённо спрашиваю я. — Жены бывают разные, и большинство из них хочет делать карьеру, и вкладываться в свою жизнь, — серьёзно отвечает он — они мечтают занять руководящие посты, написать докторские и защитить кандидатские. Причём, мне кажется, с детства. Кстати, — Дэвид улыбаясь заглядывает мне в глаза — а  о чем мечтаешь  ты? И о чем ты  мечтала в детстве? Я на секунду задумываюсь, опуская глаза на пуговицы его рубашки. — Я мечтала быть принцессой, — смущённо отвечаю я, и чувствую, как он шире  улыбается от таких слов. — А сейчас? — А сейчас, — я поднимаю голову, заглядывая ему в глаза, — твоей принцессой.