Остров серой мглы, Песнь весны с востока

Первый ужин прошел в довольно странной атмосфере. Санти стремилась нагнетать напряженность, но напряженность наотрез отказывалась зависать над большим круглым столом. В первую очередь, здесь была виновата Лирин, не явившаяся к ужину, тем самым оставив имя Санти единственным в списке обиженных. Во вторую – обитатели дворца, которые восприняли (ну или по крайней мере очень талантливо притворились) девушку, как нечто повседневное и само собой разумеющееся. Если бы кто-то начал любопытствовать: кто она такая, как связана с королевой, что думает делать дальше, вот тут-то у Санти был бы шанс закружить карусель прошлых дрязг. Но этого не происходило, да и вообще, кроме Сёкей, пристально наблюдавшей за подопечной весь ужин, Санти казалась никому не нужной и не интересной. Кроме того, Санти была сама не сильно готова биться с королевой Хо. От ненависти и злости ее отвлекали абсолютно глупые и посторонние мысли. Девушку сильно распирало от гордости и тщеславия: кто бы мог представить, что когда-нибудь в этом мире правитель великой державы предложит помощь и любезно предоставит руку для опоры какой-то замарашке из приюта! Когда Санти поднялась с постели, у нее само собой подкосились ноги и она тут же рухнула обратно. И тут Гёсо, вместо того, чтобы вызвать прислугу, сгреб с вешалки платье, приготовленное для нее, и сам помог Санти одеться. После чего проводил в обеденную залу. Во время прогулки они ни о чем не разговаривали, кроме периодических сигнальных фраз от правителя о том, правильно ли он выбрал скорость передвижения и как самочувствие попутчицы. Гёсо понимал, что Санти нужно постараться, чтобы успеть переварить поток накопившихся впечатлений до того, как получить порцию новых. Тем более, что даже этих банальных вопросов с лихвой хватило, чтобы вогнать девушку в ярко-пунцовый румянец. Единственной выпадающей деталью из скромной и уютной обстановки ужина был стол. В этот раз он был слишком огромным для сидевших за ним людей: рассчитанный примерно на двадцать персон, он казался широким полем, в котором можно было потеряться. Поэтому все ужинавшие собрались в компактную разношерстную стайку вокруг королевы на одной из сторон стола. По правую руку от Сёкей сидели высокий статный мужчина, чем-то напоминавший правителя Тай – видимо, тоже из военных; Хоки, Гёсо и Санти. Гёсо предложил ей сначала место между ним и Хоки, но Санти демонстративно отказалась и, в пылу не рассчитав, выбрала место, отстоящее от всех занятых, после чего Гёсо не менее демонстративно указал ей на место рядом с ним. По левую руку от королевы публика была куда интересней: рядом с Сёкей сидела молодая девушка-кайкяку, следом сидел трех-четырехлетний рыжеволосый мальчик из этого мира, потом молодой, красивый, но не броский мужчина с умным лицом, и наконец, слегка тронутый сединой и полнотой мужчина, на вид – чуть постарше правителя Тай, с чертами, очень характерными для старателей гёко. Причем, мальчик обращался к сидевшим рядом с ним взрослым «мама» и «папа», что если еще было как-то объяснимо в отношении «папы», то уже никак не объяснимо в отношении «мамы». Меню было совершенно не богатым на выбор. Подавали всего два блюда: Санти, Хоки и мальчик, которого звали Сейсё, получили рисовую кашу, все остальные довольствовались довольно-таки простым жарким. Санти попыталась возмутиться, но увидев в глазах Сёкей непререкаемый немой ответ, молча покорилась, попутно записав это в свою «книгу мести». А потом вздохнула и выдохнула уже когда тарелка была пустая. Возможно, она соскучилась по еде, возможно, на все наложились переживания, но каша показалась Санти самым лучшим и вкусным блюдом в мире. Во всяком случае, Сейсё так не показалось, о чем он не преминул заявить «родителям»: - Не хочу кашу! Я не малыш, я уже взрослый мужчина! - Ты хочешь стать сильным, как дядя Косю? Тогда ешь! Спроси у папы, дядя Косю ел в детстве кашу? - Да, ел. Всегда по две тарелки наворачивал. Правда, я лично кашу не очень любил… - Ну, результат налицо! – заключила мама, которую звали Судзу, чем вызвала общий смех за столом. Ее муж, которого звали Секки, густо залился краской. Судзу наклонилась к нему, поцеловала в щеку и добавила. – Ну, не расстраивайся! Мне ты и такой подходишь… Снова дружный смех, сквозь который настойчиво прорывался голос Сейсё: - Все равно я не буду кашу! Почему только я ее ем? - Почему только ты? Вон, посмотри, Хоки тоже ест кашу, причем с удовольствием! - Хоки – кирин. Кирины – не в счет! - Хорошо, а Санти? – продолжала убеждать, с трудом сдерживая смех, сына Судзу. – Она – обычная взрослая девушка, а, посмотри, уже все съела. - Так она болеет. Ей лечиться надо, вот и ест все вподряд… - Сейсё! – грозно прикрикнула на него мать, хотя все вокруг продолжали смеяться. – Немедленно прекрати болтать гадости и ешь! Сейсё надулся, сгреб со стола ложку и принялся угрюмо ковырять в тарелке. Санти посмотрела на Сёкей. Та, в свою очередь, с веселой улыбкой, обернулась к ней и сказала: - Ты можешь взять еще, но не более полпорции: в твоем состоянии не следует переедать. Санти отставила тарелку и отвернулась. Что-то было в этой улыбке, что приводило ее в неистовое бешенство. Только Санти не могла понять, что. Она еще раз украдкой взглянула на королеву. Та отвлеклась очередным разговором о государственных делах, прерванным демаршем Сейсё. Действительно, если бы не он, за столом можно было бы умереть со скуки, потому как ужин был похож не на ужин, а на заседание правительства. Как поняла Санти, практически все сидящие были министрами царства, и без умолку бубнили про постройки каких-то зданий, кораблей, диковинных вещей, имеющих чужеземные названия… - Неужели за столом больше не о чем говорить? – возмущалась Санти на следующее утро, решив подышать свежим воздухом и подозрительно случайно наткнувшись на Гёсо в тот самый момент, когда предательски слабые ноги прощались с равновесием. Правитель Тай конечно, составил Санти компанию в прогулке. - Ну, не злись. Потом, отчасти в этом ты виновата: когда сестра привезла тебя во дворец, два дня она вообще от тебя не отходила, потом отлучалась на короткие промежутки, во время которых как правило, наведывалась в городскую больницу, чтобы помочь Кёсито, вчера мы заставили ее выспаться. То есть, уже почти неделю Сёкей практически не принимала участия в управлении царством. Вопросов поднакопилось, вот и выплеснулось за ужином. Конечно, обычно о государственных делах мы за ужинами не разговариваем. …И все-таки Санти, наблюдая тогда за королевой, смогла понять, что такого было в улыбке Сёкей, что ее так бесило. Вернее, Санти бесило то, чего в улыбке королевы как раз не было. Она не нашла там то угрюмое презрение, глядевшее исподлобья на приютских детей. Дикую ненависть, сверлившую их сквозь деревянные прутья тюремной камеры. Животный ужас и страх, бесплодно шаривший по лицам зевак, собравшихся посмотреть на долгожданную казнь. Там ничего этого не было. Будь там хоть искорка победоносного высокомерия, говорившая: «Ну что, Санти, ты поняла, кто правит бал?», Санти было бы гораздо легче и спокойнее. Но в этой идиотской улыбке была спрятана всего лишь одна банальная фраза: «Хорошо, что у тебя такой аппетит, значит, уверенно идешь на поправку». - Поймите, она как будто перечеркнула ту жизнь! Как будто той жизни и не было вовсе. Не было сотен тысяч безвинных жертв, не было морей крови и слез, ничего не было. Но народ не может все так забыть, как этого бы ей хотелось. Мы не можем заставить не болеть шрамы, проходящие через наши сердца. Мы не можем простить ей все это. И Сёкей не имеет права делать вид, что ничего этого не было! ...В эти несколько дней, что Санти провела во дворце, чаще всего она общалась с Гёсо. Правитель Тай почти что приклеился к ней, и даже упросил королеву дать полный график лечения Санти, пообещав сестре лично контролировать его неукоснительное исполнение. Санти никак не могла понять, чем снискала такое внимание со стороны правителя. Гёсо сказал, что она вызвала в нем интерес, и потом, он хотел помочь сестре – если бы девушкой занималась исключительно королева, у нее не хватало бы времени на все остальное, и к тому же, чего тут юлить, особой радости это занятие Сёкей вряд ли приносило бы. - Ты не права, совершенно не права. Вся жизнь Сёкей с тех пор, как она повстречала Ракусюна, подчинена искуплению. Я объяснял тебе, что она бросается спасать людские жизни, подчас совершенно не думая о своей. Ты не представляешь, как тяжело сестра переживает утраты, хотя внутри понимает, что больному, умершему на ее руках, уже никто и ничто не могло помочь. Она готова терпеть даже тогда, когда это плохо объяснимо с помощью здравого смысла. Знаешь любимую отговорку Сёкей, когда мы пытаемся удержать ее от очередного безумного риска? «У меня шестьсот тысяч запасных жизней, и я не успокоюсь, пока не израсходую их все». ...С королевой Санти виделась редко – та практически не бывала во дворце. Как объяснил Гёсо, Сёкей дни напролет пропадала в больнице: зима подходила к концу, а это означало, что наступало самое голодное время, с другой стороны, завершение объединения страны разрушило все внутренние барьеры, и поэтому, несмотря на всю ненависть и страх к кровавой королеве, в столицу все же потянулись караваны нуждающихся в избавлении от мучавших их недугов. Наплыв пациентов резко возрос, и даже с учетом еще двух молодых врачей, приехавших в Хо на помощь Госпоже, работать приходилось на пределе. Также во дворце не бывало и Лирин – она предпочитала помогать матери в больнице либо слоняться в окрестных лесах, составляя компанию Гоурану. Встретиться с нею Санти удалось только на четвертый день, за ужином, да и то, последняя предпочитала смотреть сквозь Санти и молчать, не взирая на все упреки матери. - Вся проблема отношения вашего народа к Сёкей не в ней, а в вас. Ты говоришь, что не можешь увидеть в ней отблески прошлого, но то ли ты хочешь увидеть? Мне кажется, ты ищешь в королеве ненависть, презрение, страх, коварство. Вы считаете Сёкей врагом и надеетесь, что она воспринимает вас также. Но дело в том, что королева очень давно перестала видеть в вас врагов. Может, стоит и тебе попробовать взглянуть на нее по-другому: как на друга. И тогда, уверяю тебя, ты сразу увидишь те желанные отблески, что не можешь найти сейчас. Просто они будут не такими, какими ты хотела бы их видеть. … Санти решила последовать совету правителя Тай. Утром, когда Сёкей по графику зашла к ней в комнату для осмотра, Санти решила не заслоняться каменным щитом, а посмотреть на нее, хотя бы как будто это незнакомый человек, которого видишь впервые. И действительно, она сразу заметила в принцессе что-то новое, чего не замечала раньше. От Сёкей веяло теплом. Теплом, будившим какие-то неясные воспоминания. Совсем тяжело стало, когда королева коснулась Санти руками, прислонив их к щекам, чтобы направить голову под нужным углом. Гёсо оказался прав на все сто. Раскаленные, пламенеющие ладони прожгли две широкие дыры, сквозь которые вовнутрь полились реки переживаний и чувств Сёкей, наполняя собой сущность Санти до краев. Внезапно, она почувствовала, словно свои, тяжелую, мрачную боль принцессы за умерщвленных людей, непрощенную вину за исковерканные судьбы ныне живущих, глубокую скорбь по родителям, оставившим ее одну из-за глупых гибельных заблуждений. Даже, где-то в глубине, Санти ощутила, как сильна печаль Сёкей по поводу смерти ее матери, как безостановочно королева просит у нее прощения за сей ужасный грех. Она просто не ожидала, что за легкой завесой улыбки могут скрываться столь глубокие чувства. Санти стало трудно дышать: смесь из переживаний принцессы и собственных чувств образовала плотный заслон на пути к горлу. От нехватки воздуха сдавило грудь и комната поплыла перед глазами. Конечно, все это не ускользнуло от Сёкей: увидев, как резко изменилась девушка в лице, королева крепко взяла ее за плечи и твердым, хотя и испуганным голосом принялась допрашивать: - Санти! Санти! Ответь мне! Ты меня слышишь? Что с тобой? Тебе плохо? Где болит? Смотри на меня, дыши глубже и успокойся! Я с тобой, я рядом! Голос принцессы подействовал отрезвляюще. Собрав сознание в кулак и пробив им проклятый комок, Санти вдруг бешено заорала во все горло: - Замолчи! Оставь меня в покое! Ты все равно врешь! Я знаю!.. Ты всегда врала, и я тебе никогда не поверю! Никогда! Убирайся вон! Санти стеклянными глазами смотрела в сторону Сёкей. Она ждала, что та снова одарит ее пощечиной, или чем похуже, но королева только прислонила свою правую обжигающую руку к щеке и ласково посмотрела на нее. От ее взгляда стало так тепло и светло, что благодаря этому и дрожащей пленке из слез, картина перед глазами Санти стала меняться, и лицо принцессы, растворяясь в свете, вдруг приобрело какие-то знакомые, глубоко дорогие черты. И, хуже всего, в уголках глаз Сёкей тоже спрятались слезинки. Такие же маленькие жемчужинки, как у нее… - Нет! Не смей так смотреть на меня! Ты – не она!.. Ты – не она, слышишь?!.. Я не верю тебе! Я никогда, никогда не прощу тебя! Ненавижу!.. Не в силах больше сдерживать приступ, Санти с трудом отмахнулась от Сёкей и упала лицом в подушку, вмиг промокшую от слез. Она рыдала навзрыд, подвывая, подобно раненому зверю. Королева некоторое время постояла над ней, провела на прощание рукой от макушки до плеч и тихо удалилась из комнаты… - Судя по той жуткой истории, что поведала за завтраком Сёкей, ты решила поступить так, как я посоветовал. И, как предполагал, результат оказался, мягко говоря, для тебя неожиданным? Этот день, несмотря на утренние события, Санти снова проводила в компании Гёсо. Так настоял сам правитель: следующим утром он отбывал в свое царство, и ко времени нового визита в Хосу, королева должна была отпустить девушку домой, поэтому они могли больше не встретиться. Приятели расположились в одной из многочисленных беседок дворца, стоявших на берегу Ункая, где правитель Тай строго следил за тем, как Санти выполняла предписанные сестрой упражнения для дыхания. - Ничего неожиданного. Конечно, она застала меня врасплох своим колдовством, но я знаю, какой коварной может быть принцесса. Можете так и передать, что не следовало притворяться тем, кем ей никогда не стать, именно этим она себя и выдала! - Да, сестра права, курс лечения очень долгий... – Гёсо разочарованно покачал головой. – Не совсем понимаю, о чем ты говоришь, но не буду с тобой спорить, считай так, как считаешь. Могу я тебя попросить составить мне компанию сегодня после ужина и немного пошпионить за кровавой королевой? Сёкей завела на этой земле один ритуал, мне интересно узнать, что ты решишь насчет него. Даю слово правителя, что ничего не расскажу сестре, и она не будет знать, что мы за ней подглядываем. Надеюсь, я еще твоего доверия не потерял? Санти согласилась. Вечером, после угрюмого ужина, ознаменовавшегося очередной перепалкой между королевой и принцессой по поводу поведения в общем и за столом в частности, и молчаливого вечернего осмотра, Санти вышла на прогулку в парк, где встретилась с правителем Тай в оговоренном месте. Стараясь двигаться как можно тише, они обогнули королевские покои и вышли на западную сторону, куда выходили окна и балкон спальни королевы. Оставшись в сени деревьев, сообщники выбрали идеальную позицию, чтобы обозревать балкон, на котором, облокотившись на парапет, стояла и смотрела куда-то вдаль на запад Сёкей. Луна ярко освещала ее силуэт, и даже издали было прекрасно видно, как медленно по лицу катились слезы. - И что она делает? – шепотом спросила Санти у подельника, но вместо ответа Гёсо вдруг схватил ее за руку и увлек за собой вглубь зарослей, под балкон. Внезапно, вопрос Санти будто эхом прозвучал откуда-то с края балкона: - Мама, что ты делаешь? Честное слово, когда господин Шимон возьмет в руки молот, я принесу доски, чтобы забить окна. Сёкей слегка рассмеялась: - Как же вам не дает покоя этот балкон! Неужели королева не может делать то, что хочет? - Конечно, может все, кроме того, чтобы стоять на балконе и истязать себя. Мамуля, но ведь… все в прошлом и ничего уже не вернуть. Его не вернуть… Разве ты не понимаешь? - Понимаю, котенок, понимаю. И зря вы думаете, что я здесь просто так торчу. На самом деле здесь я разговариваю с ним. Обсуждаю с ним решения, рассказываю о произошедших событиях… Не удивляйся, и не считай меня сумасшедшей. Он приходит, когда восходит Луна. Знаешь, мне кажется, что он больше на меня не сердится, по-моему, он смог принять новую меня. Санти вопросительно посмотрела на Гёсо, но тот превратился в слух. Кажется, то, что говорила Сёкей, сильно удивило и его. - Да-да-да, все хорошо. И плачешь ты только потому, что в Ункае стало меньше воды и надо пополнить запас… - Ишь, какая острая! Конечно, я плачу, потому что мне жаль, что мы можем общаться только так. Кроме того, если не хочешь, чтобы плакала, перестань меня расстраивать. Разве не понимаешь, как больно мне видеть твое отношение к Санти? Все это презрение и злобу, все эти устрашающие выходки… Для начала: все, что случилось в нашем прошлом – это дело нашего прошлого, моего и Санти. Мы взрослые люди, и в отношениях можем разобраться сами. Это никак не должно влиять на твое отношение к ней. Помнишь, ты говорила, когда помогала ухаживать за Санти, что она – хорошая, добрая девушка и вы обязательно подружитесь, когда она выздоровеет? И где теперь твои слова? Как я после этого могу не плакать? - А потом я узнала, что она предала тебя. Какой подругой после этого она может быть? Хорошая подруга, готовая предать в любой момент! Затем, что значит, «меня не касается»? Ты – моя мама, одна-единственная на свете. Извини, но я боюсь тебя потерять! И буду защищать тебя везде и всегда, даже если ты будешь против. Хвала Тентею, я действительно могу это сделать. - И что теперь? Ты убьешь ее? Разорвешь на части, как тут угрожала? Что от этого будет хорошего? Для тебя, для меня, для людей… Сколько раз твердить, что злость, ненависть, месть – это не выход. Даже если ты отказываешься познать боль Санти, тогда хотя бы посмотри на нее, как в зеркало. Представь, если бы тебя лишили матери, лишили без причины, по чудовищной несправедливости, ты смогла бы себя вести по-другому? Ты смогла бы простить потомка убийц, как ты требуешь от нее? Ну, что прячешь глаза? Еще раз приказываю тебе, не смей причинять Санти зло! - До сих пор не могу поверить, что ты приказала-таки казнить тех двух уродов… Честно, мама, так тоже нельзя! Ну нельзя все прощать! Сама посуди, разве это правильно: ты ведь спасла ей жизнь! Вернула практически с того света! Это что, ничего не значит? Это допускает все те презренные взгляды, резкие движения, злобный тон? В царстве Хо только так благодарят за добро? А все те дураки, которых вы с Кёсито толпами подымаете на ноги, сами еле держась на них, это так сложно для них просто сказать «спасибо», а не шипеть за вашими спинами? Если доброта не работает, наверное, все-таки стоит пару раз дать по шее? - Лирин, ты должна научиться ставить себя на место других людей. Сейчас они отказываются признать меня не только из-за дедушки. Не забывай, что я – нежеланный правитель Хо. Народ мечтал увидеть на троне Гёкея, а вместо этого получил правителя, который, наверное, в самых страшных снах не мог присниться. Насколько знаю, люди думают, что Небо отвернулось от них. Гёкей даже предположил, что Тентей снова хочет пересоздать этот мир, и использует Хо в качестве отправной точки разрушения… - Точно, помнишь, на днях господин Шимон рассказывал смешную историю о том, что дядя Шорью решил захватить мир. Он сначала посадил тетю Йоко на трон Кей, заставив подписать союз, затем тоже самое с дядей Гёсо проделал, а теперь дал тебе войска, чтобы захватить власть в Хо и сделать страну своим вассалом. Интересно, кто же выдумал эту чушь? - На самом деле все не так смешно. Эти истории не возникают на ровном месте. Люди боятся, и есть силы, использующие этот страх в своих целях. Не забывай, что мы обезвредили пока только губернаторов провинций. Мы оставили чудище без голов, но ничто увы не мешает сейчас вырасти новым. У губернаторов было много наместников, у наместников – много своих наместников, и так далее. Сестра же рассказывала тебе, какая сеть была у Сейкё в царстве Кей? Здесь все тоже самое. Сейчас, оставшись без покровителей, они думают, как спасти свои шкуры и животы, потому как ничему, кроме грабежей и поборов, за свою жизнь не научились. Все эти наместники прекрасно понимают, что очень скоро мы возьмемся и за них, и при этом видят, что народ пока настроен против нас. Конечно, они будут использовать любую возможность, и даже придумают ее сами, чтобы столкнуть нас с простыми людьми. Тут, намедни, Санти поведала брату о том, что в нашем с Гёкеем противостоянии погибло двадцать тысяч человек. Вот потому я так мечтала обойтись без помощи Гоурана. Уверена, что половина всех убитых на его совести. Наверняка он перетер тела в пыль и полил их кровью всю долину перед вратами Хосу… Люди сейчас готовы верить в любую ложь, если она будет связана с кровавыми делами кровавой королевы. Им даже доказывать ничего не надо. И единственное оружие против этого – смирение, внимание и терпение. - Зачем это все было нужно? Разве нам плохо жилось у тети Йоко? Ведь там тебя любят и уважают. Ты могла заниматься любимым делом и не жить в постоянных страданиях и глупой борьбе. За какие провинности Тентей выбрал тебя королевой Хо? Так сложно было выбрать Гёкея? Никто бы сейчас не воевал, не боялся, не сожалел ни о чем, копошились бы в своей яме и радовались друг другу… - Хотела бы я знать… Мудрость Тентея так велика, что редко открывается и простым людям, и правителям. Может, Господин дает мне шанс искупить мои грехи и грехи моих родителей. Возможно, Тентей гневается на меня за то, что отреклась от народа и бросила его в трудные времена… Не могу сказать. Это – путь, предначертанный нам, и нужно пройти его без страха и сожаления. - И все-таки, почему Небо не выбрало Гёкея? - Сложно сказать… Мне кажется, ближе всех к истине Шимон. Он считает, что боги не простили Гёкею убийство Хорин. Конечно, Хорин была совершенно ни в чем не виновата, и убить кирина – это страшный грех. К сожалению, разрушить можно очень легко, а вот вернуть разрушенное – почти невозможно. Уверена, что до самого конца Гёкей больше всего в жизни сожалел о своем тогдашнем нелепом порыве гнева. Ракусюн прав, только любовь и милосердие могут изменить мир к лучшему и воскресить призрачные надежды. - Да… дядя Ракусюн очень мудрый… - И очень-очень-очень добрый! - Эх, – шумно вздохнула Лирин, – где бы раздобыть миллион Ракусюнов, чтобы приставить к каждому глупому жителю Хо?.. - Боюсь, нам и об одном не стоит мечтать. Как только я задумаюсь об этом, уверена, сестра тут же выхватит меч и без малейших колебаний изрубит меня на мелкие кусочки… Сёкей и Лирин звонко и заливисто засмеялись. Санти посмотрела на Гёсо и заметила, что тот тоже улыбается во весь рот. - Лирин, очень прошу тебя, прости и помирись с Санти. Пойми, она не виновата ни перед кем: ни мной, ни Небом. И ты на нее не злись. - Я попробую, мама. Но не могу обещать. Все же, я очень зла на нее. - Вот упрямица! Ладно, уже поздно, иди спать. Только, будь добра, пройди через спальню, не забудь пожелать спокойной ночи папе и выйди в дверь. Бог с тобой, умницей можешь не становиться. - А можно я останусь сегодня у вас? - Конечно нет! Ты взрослая девочка, и должна спать в отдельной комнате. - Мама, все-таки ты – вредина!.. Голоса удалялись все дальше вглубь комнаты и вскоре спрятались за балконной ширмой. Гёсо и Санти вышли из укрытия и медленным шагом направились к парадному входу. Санти не сводила глаз с Луны, но собеседник королевы предпочитал ее остальным, и к Санти так и не явился.