Остров серой мглы, Песнь весны с востока

Санти открыла глаза. На нее смотрела ласковая добрая женщина, лицо которой было не очень знакомым, но каким-то родным. Женщина дала схватить себя за указательные пальцы и бормотала что-то непонятное. В уголках глаз женщины прятались слезинки. Санти было очень тепло и спокойно рядом с этой женщиной, хотя и немного давило в груди и непривычно тяжелела голова. Но это было можно вытерпеть, поэтому Санти поспешила сообщить об этом женщине, так как догадывалась, что эти слезинки возникли из-за нее. Женщина рассмеялась, вытирая слезы, пробормотала что-то непонятное, но ласковое, и нежно поцеловала ее в щеку. Санти была еще слишком маленькой, чтобы знать, что эта женщина была ее матерью. Она только могла чувствовать, что эта женщина – очень-очень важный и дорогой для нее человек. Она видела ее всякий раз, когда открывала глаза, и всякий раз мать вдыхала в нее этот теплый, ласковый и спокойный мир, в котором растворялись все боли и страдания Санти. Боли, которые слишком часто мучали ее и заставляли мать пускать слезы. Казалось, она была сильным и здоровым ребенком, но почему-то демоны холодных ветров всегда с легкостью овладевали ее телом. Врачи не успевали выгнать одного, как его место тут же занимал другой. Некоторые врачи, не желая бороться с ними, советовали матери отказаться от дочери, особенно учитывая непростое положение в стране, но мать упорно встречала эти советы метлой и кочергой. И продолжала бороться с демонами, несмотря ни на что. Санти изо всех сил стремилась помочь матери, но была еще слишком маленькой, чтобы сделать что-нибудь значимое. Единственное, чему она научилась, было то, что Санти терпела боль и не жаловалась, пока не становилось совсем плохо. Санти никогда не видела своего отца. Она не знала, что в семьях должны быть два родителя, и не испытывала какой-либо грусти или пустоты по этому поводу. Может, где-то внутри, просочившись через кожуру ранка, в ней сидело точное знание об отце. О том, что он бросил их буквально за два дня до того, как ранка созрел. Возможно, именно это повлияло на ее здоровье, и поставило их перед неизбежностью борьбы с демонами холодных ветров, демонами, которых оставил им отец. Санти открыла глаза. В темном, полусыром бараке детского приюта было как всегда холодно. Не спасала ни худая, смолящая печка, топившая сутки напролет, ни даже то, что дети спали, прижавшись друг к дружке. Санти немного везло – она была негласной любимицей Гобы, и поэтому старшие девочки клали ее между собой. Но тепла из детства, которое несла та женщина, лицо которой Санти помнила все хуже и хуже, все равно было не достичь. Вчера Гоба наконец отвела Санти к матери. Санти недавно исполнилось пять лет, но она вела себя не по годам взросло, и Гоба решила, что теперь ей можно показать и рассказать все. Мама лежала на полузаброшенном кладбище возле покинутой деревни на границе Мэй. Помимо нее на этом кладбище было похоронено еще с половину этой деревни и в этом не было ничего особенного – в царстве Хо на многих полях выращивали могильные камни. Гоба рассказала, что мать не вышла на работу, когда у Санти начался очередной приступ лихорадки, и тогда к ним в дом ворвались стражники, схватили мать и увели в магистрат. Через час ей отрубили голову. Гоба вошла в дом, в котором осталась одна малютка, чтобы посмотреть, сколь серьезна была болезнь, и сможет ли она выжить в приюте. Хозяйка была впечатлена тем, что Санти совершенно не плакала, хотя вся горела и задыхалась от непрерывного кашля. Гоба забрала ее в приют, в общем и не надеясь на то, что Санти выживет. Но Санти выжила и осталась жить в приюте. Так как она не помнила матери, ее место в сердце девочки со временем заняла Гоба. Собственно говоря, и имя – Санти – ей тоже дала Гоба. Оно означало «крепкое дитя», хотя на крепость тела Санти не стоило полагаться: болела она более, чем регулярно. Но продолжала также бесслезно терпеть и бороться. Наверное, за это ее Гоба и любила. Хотя… любовь Гобы была мало похожа на материнскую: у хозяйки было слишком много детей и слишком мало сил, чтобы нянчиться со всеми. Она часто била и крепко наказывала непослушных. Дети ее боялись, но при этом чувствовали, что хозяйка заботилась и не жалела сил ради всех. И поэтому прощали все зло и боль, что Гоба причиняла воспитанникам, ведь это зло никогда не было беспричинным и незаслуженным. Вот и вчера Гоба хорошенько отлупила Санти прямо перед могильным камнем матери, когда та заявила: «Мне нужно было умереть, тогда мама осталась бы жива». - Никогда больше не смей так говорить! – кричала хозяйка, неистово хлестая ее плетью. – Любая мать всегда живет и умирает ради своих детей. Нет горя страшнее для матери, чем увидеть, как умирает ее ребенок. Никогда не смей так говорить! Гоба хлестала ее, задыхаясь от рыданий. Санти знала, почему плакала хозяйка. Она снова вспоминала сына, которого казнили у нее на глазах. Санти чувствовала, что была не права, и смиренно терпела боль. - Это все он виноват!.. Проклятый изверг!.. Ублюдок!.. – в исступлении Гоба упала на колени и впилась руками в землю. Санти подошла и положила руки ей на плечи. - Гоба, пойдем домой… В последнее время с Гобой стало легче, и срываться на детей она стала реже. Правда, не на всех. Почему-то она выбрала мишенью одну девушку, которая неожиданно появилась в приюте два с небольшим года назад. Она была не похожа на других. Во-первых, она была красавицей, словно выточенной из гёко рукой великого мастера куколкой. Во-вторых, она была неженкой и не способной ни к труду, ни к лишениям. В-третьих, она сторонилась и злилась на всех вокруг, так что с ней никто не дружил. Если бы не Гоба с ее правилами, которая всегда одинаково жестоко наказывала всех участников драки, не выясняя, кто прав и виноват, то ей бы крепко доставалось от других детей. А так дети старались просто не обращать на нее внимания. Последние два месяца отношение Гобы к этой девушке, которую звали Гекуйо (как же еще называть красавиц!), резко ухудшилось. Она часто запирала ее отдельно в дряхлом сарае, потом приходила туда и жестоко избивала. Заставляла работать в два, а то и в три раза больше остальных. Не то, чтобы Санти сильно жалела ее – Гекуйо не нравилась никому в приюте, но чувствовала в этом какую-ту несправедливость. Вслед за Гобой над неженкой стали втихаря издеваться и все остальные. Вот и сейчас Гекуйо спала в углу барака, отдельно от всех, безуспешно пытаясь согреться под старым дырявым одеялом. Гоба никогда не делала ничего без причины, и Санти, помня о том, каким бывает наказание за ослушание, все же твердо решила завтра выяснить причину происходившего. Санти открыла глаза. Она и не думала закрывать их, несмотря на то, что кто-то из взрослых убеждал ее в этом. Ей говорили, что это зрелище не для детей, и чтобы она немедленно шла обратно в приют, но Санти наотрез отказывалась подчиниться. Честно говоря, ее и не сильно к этому принуждали. Санти была уверена в том, что сможет досмотреть до конца, и не отвернется, как бы отвратительно не было то, что ей предстояло увидеть. Как и всех вокруг, девочку охватило какое-то безумное торжество, созерцая, как она извивалась, лежа на земле, умоляя их остановиться. Санти очень хотелось пустить в шаг одного из волов, призванных разорвать принцессу на части. Она не видела в этом ничего постыдного или омерзительного. Как и абсолютно все вокруг, Санти не видела в Сёкей человека. Это был не более чем гадкий змееныш, который попался и должен теперь получить по заслугам. Это последняя тварь, чудесным образом уцелевшая в пожаре недавней войны, которая будет уничтожена во имя высшей справедливости и памяти сотен тысяч умерщвленных ею и ее семейством людей. Жаль, что Гоба куда-то уехала и не увидит этого. Поэтому Санти будет смотреть до конца, чтобы потом все красочно и подробно передать хозяйке, так, чтобы та тоже почувствовала и порадовалась вместе со всеми. «Мама, смотри! Мы нашли ее! Мы нашли твою убийцу! Не переживай, она умрет страшной, мучительной смертью! Ты видишь это? Прошу, посмотри, как я отомщу за тебя, и ты наконец сможешь обрести покой в свите Тентея!» Санти на миг подняла взгляд в небо, чтобы убедиться, что мать смотрит и увидела летящих во весь опор всадников гвардии Гёкея. Они с воздуха метнули дротики, перерубив веревки, которыми ноги принцессы были привязаны к волам, и приземлились прямо на площадь, где проходила казнь. Освободив принцессу, они забрали ее с собой. Ошеломленная толпа молча наблюдала за происходившем, отчасти не веря в то, что это может происходить на самом деле. Гёкей защищал кровавую принцессу! Но зачем? Только в конце, когда воины собрались улетать, староста нашел в себе силы спросить, почему они освободили принцессу, на что получил не очень внятный ответ о том, что она уже была осуждена Гёкеем и им не следует мстить Сёкей, чтобы не стать такими же, как она. Какая-то глупость! Но… с силой не поспоришь, и тем более не следует спорить с Гёкеем. В конце концов, это он освободил царство Хо от гнета Тютацу, стало быть, если он помиловал принцессу, значит так надо. Все равно… «Я найду тебя. Где бы ты не спряталась. Теперь я знаю, что ты жива, и не успокоюсь, пока не буду убеждена в обратном. Мы еще встретимся!» Санти открыла глаза. Еще только начиналась осень, но она уже лежала в постели. Хотя ей было двенадцать лет, это был первый раз, когда Санти заболела в столь раннюю пору, пока страна еще купалась в теплых лучах летнего солнца. Настораживало также и то, что заболела буквально на ровном месте, не имея к этому особых причин. Может быть, они зря решили не разводить огонь в очаге, сославшись на то, что ночь была такая теплая. Может быть, она зря пошла с ребятами на холмы, не взяв с собой накидку. Сложно сказать, ведь никто другой не заболел, при том, что Санти почти поверила в то, что сумела одолеть демонов холодных ветров, преследовавших ее с рождения. Действительно, с каждым новым годом Санти становилась все крепче. Она продолжала бороться, и теперь не только ради матери. Санти видела перед собой иную, четкую цель, достичь которую могла только, если будет сильной и крепкой. Она неистово сражалась с демонами, не жалея себя: работала больше, чем другие дети, тайком ходила смотреть на тренировки городской стражи, повторяя за ними все движения, очень много ходила и бегала, выполняя поручения Гобы. С каждым новым годом болезни становились слабее и смешнее и последнюю зиму Санти смогла бы пережить, не заболев ни разу, если бы не… Если бы не глупый, идиотский случай. На границе зимы и весны Санти отправилась в столицу Кэй с прошением, написанным Гобой Гёкею, о выделении приюту небольшой суммы денег на починку двух бараков, изрядно пострадавших зимой. Последние годы зимы были столь суровыми и холодными, что все привыкли к тому, что снега и льды начинали таять только во втором месяце весны. Возвращаясь назад, Санти, желая поскорее принести счастливые вести в приют, решила срезать путь, пройдя руслом реки, текшей мимо него. Благодаря руслу путь сокращался на два часа, на улице было довольно холодно, и конечно, лед должен быть крепким. Но, то ли была в том месте чья-то заброшенная прорубь, то ли какой-то предательский родник подмывал под снегом берег, но внезапно лед под Санти провалился, и она ушла под воду. Она плохо помнила, как смогла выкарабкаться в безлюдном месте на твердую поверхность: тут, скорее всего, поработал ее усиленный инстинкт борьбы. Увы, вместо того чтобы отпраздновать первую зиму без постели, Санти слегла в нее и встала только в конце весны. Все это время Гоба ухаживала за ней, хотя Санти в последние годы сторонилась хозяйки. Она не могла простить Гобе, что та спасла принцессу от расправы, предупредив Гёкея. И хотя Гоба триста раз твердила всем, что так надо было поступить, и что спасала она вовсе не принцессу, а как раз их, не позволив совершить ужасный грех и встать в один ряд с Тютацу и Сёкей, Санти была уверена, что смогла бы прожить с этим грехом на душе ради своей матери и многих других матерей, отцов, братьев и сестер, которые неупокоенные томились перед вратами царства Тентея. Санти открыла глаза. Сегодня она решила непременно подняться с постели и выйти наружу. Санти глубоко вздохнула и встала с кровати. Пройдя несколько шагов к выходу из барака, она почувствовала головокружение и, не в силах справиться с ним, вцепилась в вещевой сундук, стоявший по пути, затем медленно опустилась на него. В ней скопилось слишком много гордости и злости, чтобы попросить кого-нибудь из детей помочь выйти на улицу. В конце концов, она – взрослая шестнадцатилетняя девушка, которая еще чуть-чуть и выйдет замуж. Санти не может выглядеть беспомощным инвалидом. Инвалиды никому не нужны в этом мире. Она обернулась к окну, возле которого находился сундук, и опершись на подоконник, долго созерцала летний пейзаж, открывавшийся за ним. Лето радовалось жизни, не глядя на людей и их проблемы. Предыдущие годы оно испытывало людей на прочность, пытаясь выудить из них надежду и заменить ненавистью. В этот год, когда надежда разбилась на мелкие осколки и у людей не осталось ничего, кроме ненависти, лето вдруг приветливо развернуло объятия. Воистину, нет на свете никого циничнее богов! Два дня назад страна узнала, что Хоки не избрал Гёкея правителем царства Хо, и более того, пытался принести клятву вернувшейся из небытия принцессе Сёкей, по странной случайности оказавшейся там же, на Годзане. Люди впали в тяжелейшее уныние, поняв, что все благовестные знамения, происходившие до этого в царстве, были истолкованы неверно. Небо не прощало и не сжалилось над жителями Хо. Боги праздновали и выставляли напоказ победу над людьми. Последним оставалось только покориться воле Неба и готовиться к новым ужасам, возвращавшимся в страну вместе с кровавой принцессой. Только Гёкей отказывался смириться с судьбой и объявил о сборе добровольцев для защиты Родины от наступавшего тирана. Санти заплакала. Зачем, зачем боги с ней так поступают! Если бы только была здорова, она тут же бы пошла и вступила в ряды добровольцев. С тех пор, как Санти узнала правду, она только и жила ради возможности свершить месть. И пусть вокруг со страхом твердили, что Гёкею вряд ли удастся одолеть принцессу – за ней стояла могущественная империя Эн во главе с ее правителем, Санти это было не важно: в любом случае она имела бы крохотный шанс исполнить жизненную цель. Но Небо не дало ей этого шанса, крепко приковав к постели. Санти оставалось лишь издали наблюдать затем, как сойдутся народы в последней битве за судьбу мира. Эта обида так прочно засела в душе девушки, что заглушила и вытеснила оттуда все прочие мысли и чувства. А подумать было о чем: практически одновременно Санти узнала и о том, что ей не будет суждено встать с постели. Вчера она случайно подслушала разговор Гобы с врачом. Может, конечно, и не случайно, потому что Гоба прекрасно знала, как прозрачны стены у барака, но не стала отходить далеко. Лекарь сообщил, что болезнь слишком прочно засела в легких Санти и оттуда поражает все тело. Поэтому у нее постоянный жар и общая слабость. Врач признался в бессилии что-либо изменить. Единственное, что он мог предложить, было продолжать принимать лекарства – шанс на исцеление был нулевой, но в любом случае они тормозили развитие болезни и давали Санти еще немного времени. Зачем это время было нужно? Санти не знала четкого ответа на этот вопрос. Жизнь, не успев начаться, подходила к концу. Она была беспомощна и безнадежна. Санти могла только наблюдать в окно, как мимо текли бурной рекой события. Она придумала лишь одну причину оставаться в живых: Санти верила, что если будет молиться богам, глухим богам, слепым и немым богам за победу Гёкея каждые день и ночь, это придаст ему хоть малую толику сил в борьбе с беспощадным врагом. Ради этого нужно было оставаться в живых как можно дольше. Санти открыла глаза. Тяжело и больно это признавать, но всем нутром она чувствовала, что сегодня сделала это в последний раз. Тело горело, грудь разрывали постоянные приступы кашля и терпеть это не было никаких сил. Санти пыталась закричать, издав тоскливый и еле слышимый стон. Гоба подскочила к ней с очередным одеялом, безуспешно борясь с ознобом, истязавшим девушку. Хозяйка постоянно топила дырявую печь, но от нее было куда больше вреда, чем пользы – теплее в комнате не становилось, а дым, сочившийся из щелей, пробирался в легкие, выворачивая их еще сильнее. Гоба рыдала, и в перерывах между приступами кашля Санти успокаивала ее, гладя рукой морщинистую щеку. В комнату неуверенно вошел один из новеньких мальчиков. Он сторонился Санти, боясь попасться демонам холодных ветров. Санти не винила его. Мальчик подошел к хозяйке и шепнул на ухо: «Пришел староста, просит выйти к нему поговорить». Гоба громко чертыхнулась, так, что мальчик с перепугу сел на сундук у окна, пообещала Санти скоро вернуться и угрюмо поплелась на выход. Староста принес новые вести о восстании против кровавой принцессы. Ни Гоба, ни Санти не любили его приходов. В последние две недели староста приносил исключительно ужасные новости. О том, как принцесса натравила на свой народ тотетцу, и люди еле спаслись от жестокой расправы. Как она обманом завлекала к себе соратников Гёкея, а потом глумилась над ними по своему усмотрению: кого казнила или бросала в темницу, кого миловала и даровала постами. А еще Сёкей, зная, как страдает народ от голода, подбрасывала мятежникам отравленную еду. И все это коварство, все эти грехи отпускались кровавой принцессе задаром. Неужели столь велик грех убийства правителя, что на алтарь его искупления нужно положить жизнь целого народа? Сквозь окно в комнату забегали бодрые морозные лучи зимнего солнца. Санти не видела, какая была зима, так как начиная с конца осени была прикована к кровати, но, судя по чередованию вьюжных и солнечных дней зима в кои веки была обычной, без предвзятого отношения к царству. Небо было согласно с кровавой принцессой и во всем ее поддерживало. В комнату вернулась Гоба. Она была похожа на бледную сомнамбулу, из которой без остатка вытянули все надежды. Хозяйка присела у изголовья, глядя на пол перед собой. - Что случилось? Опять дурные вести? – слабо пролепетала Санти. - Гёкей убит. – откуда-то из живота Гобы раздался замогильный голос. Некоторое время они сидели молча. – Эта дрянь подкупила двух оставшихся у него губернаторов и они убили его. Эти мерзавцы отрубили Гёкею и тёсаю головы и отвезли их в столицу в качестве подарка кровавой принцессе… Твари!.. Сволочи!!!.. За что, боги? За что?.. Чем мы заслужили такую судьбу и такое наказание? Они же убийцы… Они убивали людей… детей… сына… за что… Гоба расплакалась. Старческими трясущимися руками она спрятала от Санти лицо, но слезы просачивались сквозь усохшие пальцы. Санти подняла глаза в потолок. Ей внезапно стало легче, как будто на время вся боль утихла или она перестала ее замечать. А может, и не на время… Просто, время пришло. - Ты чего улыбаешься? Что здесь такого веселого? Я тебя спрашиваю, дрянь! – Гоба вдруг нависла над Санти с кулаками. - Гоба, прости! Я… я не знаю. Я сегодня умру. Так плохо говорить, наверное, но мне стало легче умирать, зная, что в этом мире уже ничего хорошего не будет. Прости… - Дура! – Гоба замахнулась на нее кулаком, потом в бессилии упала и уткнулась лицом в простынь возле ее руки. Санти закрыла глаза.