Остров серой мглы, Песнь весны с востока

Тем временем, в царстве нарастала военная истерика. Вслед за словами Гёкея о шпионе царства Эн по стране покатилась волна охоты на предателей. Количество выловленных шпионов росло с пугающей быстротой и в скором времени перевалило за тысячу. Причем около половины из этих шпионов казнили, даже не допросив. В Шун эта охота также принесла плоды, но Шимон пресек ее как всегда в жесткой и бескомпромиссной манере, казнив главу города, в котором успели казнить двух шпионов, и поменяв еще пятерых схваченных шпионов и пятерых охотников местами. При этом, он, конечно же, всех охотников, которых посадил в тюрьму, выдал как шпионов по первому требованию из столицы. Гёкею хватило мудрости остановить охоту, объявив о том, что все шпионы разоблачены и схвачены. Но в остальном он уже был не в состоянии контролировать развитие событий. Всю страну охватила паранойя предчувствия войны. Люди возводили укрепления в городах и деревнях, копали рвы, ставили стены. Повсеместно стали хаотично возникать отряды самообороны, школы военного ремесла. Вот уже из разных мест начали поступать тревожные вести о «тренировках» этих отрядов в «боевых условиях», с грабежами и поджогами. Вот уже первый из таких отрядов встретил оползень на змеиной дороге в Шун. Увы, как ни хотел этого Шимон, но сам не заметил, как был втянут в новый приступ «тронной болезни» Хо. И этот новый приступ ощущался гораздо опаснее всех предыдущих: до этого безумие охватывало только правителя, теперь же безумие поразило все царство. Новизна эпидемии заключалась в том, что народ не был против правителя, он был заодно с ним. Люди возвели Гёкея в ранг кумира, в ранг бога, словам которого слепо и свято верили. И переданные из уст в уста, слова правителя часто превращались в такие конструкции, что Гёкею приходилось самому удивляться, а то ли он на самом деле сказал. Весь ужас заключался в том, что Гёкей по-видимому не верил в собственные силы: что-то случилось в Кей с ним самим, что отняло веру в себя и перевернуло мировоззрения. И он, как и многие другие губернаторы провинций, выбрал наипростейший путь – оседлать разгоняемую волну. Шимон все время поражался тому, как четко умеет ловить момент всякая мразь. Казалось, что таковых не осталось в царстве после двух страшных пожаров прошедших времен, но нет, она снова задрала головы, причем в таком количестве, как будто с ней и не боролись вовсе. Даже в Шун, где, как губернатору казалось, он истребил всех гадов в эпоху заката правления Тютацу, снова появились охотники на предателей, проповедники слова Гёкея, защитники простого народа и прочие подонки. Выросли из жителей Шун. Новая агония была коварной – народ не отличал подлых мыслей от благородных порывов, достаточно было окрестить человека новым титулом «приспешник кровавой принцессы» и люди бежали разрывать его в клочья, не разбираясь, кому и зачем это было нужно. К сожалению, обстановка отчасти имела под собой и реальные причины. От шпионов, которыми Гёкей напичкал три вражеских царства, приходили неутешительные донесения. Три правителя действительно готовили план по вторжению на территорию Хо. И даже не один. Согласно одному из них, атака должна была начаться с провинции Ло, в соответствии с другим, более секретным, на самом деле атака на Ло была отвлекающим маневром, а захватывать предполагалось столицу. Шимон хотел бы счесть это очередным бредом, но среди шпионов были люди, которым он был склонен доверять. Пугала также цифра, которой собирались воспользоваться правители для захвата Хо – около ста тысяч воинов. Поэтому даже в Шун, пусть и не так рьяно, как в других местах, но началась мобилизация. Все-таки что-то не клеилось в этой головоломке. В воздухе густой пеленой стелился туман сомнений. Если принцесса желает смять своих врагов в царстве и собирает для этого стотысячную армию союзников, почему она тогда не допустила ни одной лишней смерти воинов из Хо после атаки на Кенпа? И почему практически безо всяких условий отпустила Гёкея, главного врага? Если благодаря Гёкею она все же решилась принять клятву кирина, почему до сих пор не кричал хакути? Если она так жаждет отомстить за родителей, почему нет никаких вестей с востока? В чем заключаются ее истинные намерения? Словно в подтверждение происходившей сумятицы, по царству прошла череда самоубийств и убийств воинов-участников атаки на Кей. В том числе, расстался с жизнью и недавний собеседник Шимона, оставив в послании, что не знает, как жить, потому что не может всецело посвятить себя служению Гёкею и народу Хо, так как не чувствует больше ненависти, а только вину перед кровавой принцессой. Кто-то отправлялся в иной мир сам, а кому-то помогала обезумевшая толпа, когда он, не в силах больше держать в себе, выходил на площадь и требовал от людей убрать руки от принцессы и признать ее королевой. К тому же, совсем по-иному в этот год себя повело Небо, вдруг почти полностью прекратив испытывать Хо. Лето оставило за собой обильные урожаи, отказавшись их морозить, выжигать или смывать на корню. И не только это. В провинции Вато, всегда славившейся рыбаками, четырнадцать лет лодки не выходили в Кокэй, потому как йома полностью оккупировали побережье. И вдруг, за лето йома буквально растаяли в воздухе, снова открыв море для соскучившихся по нему людей. Как будто Тентей наконец их простил. А может, и не простил. Может, это был новый горький урок. Дело в том, что охваченные паникой жители не заметили этих знаков, и зима угрожала принести еще больше бед, нежели в предыдущие годы. Заигравшись в защиту Родины, люди напрочь забыли о смене времен года и о сезонных заботах. Вместо хлеба, в царстве собирали урожаи пламенных речей, устрашающих шествий и бессмысленных разбоев, убийств и насилия. Кроме Шун и Вато, практически нигде больше не убрали вовремя поля и пришедшие на смену на редкость длинной и теплой ранней осени дожди без сожаления уничтожили оставшееся бесхозным богатство. Шимон с ужасом понимал, что теперь ему на пару с его приятелем, губернатором Вато Битуаном, этой зимой придется кормить всю страну. Впрочем, Битуан тоже мог не успеть. Шимон воспользовался уборкой урожая, как средством для подавления военной истерии в провинции. Он не стал ничего никому доказывать, а просто велел всем заткнуться и отправляться в поля, или заранее тянуть жребий на тему, кого из них придется пустить на прокорм остального населения зимой. Люди быстро отрезвели и безропотно подчинились приказам губернатора. Тогда как Битуан взял на себя задачу объяснить людям, что они не правы и должны остановиться, и враги не преминули воспользоваться промашкой. Они тут же объявили Битуана «предателем» и «пособником кровавой принцессы» и организовали против него бунт. Шимон вовремя среагировал и спас приятеля: снарядив за собой пять сотен воинов летучей кавалерии, он спустился с гор Шун на головы бунтарей в самый критический момент, когда они ломали ворота резиденции Битуана. Заставив их сдаться, он тут же схватил и казнил всех зачинщиков бунта, включая даже тех, кто хотел остаться в тени, а остальных бунтарей сгреб в кучу и велел армии гнать к морю, как овечье стадо. Там Шимон велел всем садиться в лодки и отплывать в море. И кто вернется назад с уловом меньшим, чем нужно для прокорма двух семей, тех он лично пересажает в остроги. Битуан всегда восхищался находчивости губернатора Шун. Но все же, эпидемия мучала людей, и они были на пределе. Даже методы Шимона работали не так эффективно, а то и не срабатывали вовсе. Их нужно было отвлечь чем-то еще, и это что-то вдруг появилось в царстве как нельзя вовремя. Спустя месяц с небольшим после возвращения Гёкея, прямо перед началом дождей, в страну вторглись сюсэй. Пять крупных караванов заехали в Хо и колесили по царству около двух месяцев, до первых снегов. Люди, которые успели забыть о том, что сюсэй существуют, буквально толпами ломились в шатры, и все проповедники и наставники вдруг внезапно остались не у дел. Может быть, в другое время правители и задумались бы о причинах столь неожиданного посещения, но сейчас они, и особенно Шимон, искренне радовались тому, что градус напряжения существенно упал, и люди перестали сходить с ума от постоянного ожидания бури. Один из таких караванов заехал и в Шун. По слухам, это были лучшие сюсэй в мире. Труппа у них действительно была большая и разнообразная. В ней участвовали даже хандзю. Поэтому, когда они развернули шатер на площади перед ратушей, Шимон не удержался от соблазна посетить представление. У этих сюсэй в спектакле участвовали и хандзю, и кидзю, но больше всего внимание Шимона привлекла одна девушка-кайкяку, которая, что не характерно для кайкяку, держалась на сцене совершенно непринужденно, словно прекрасно понимала язык их мира, хотя и играла роль без слов. Сюсэй показывали историю о прекрасной деве с изумрудными волосами, которая усердно училась врачеванию и в награду получила от богов дар исцеления. С помощью дара она исцелила благородного кирина, а потом и его хозяина, которых хотел погубить злодей, считавшийся лучшим и самым верным другом правителя. И после того, как правитель вернул трон, он захотел жениться на прекрасной деве, но ее сердце принадлежало другому, и тогда он себе в утешение нарек деву сестрой и поклялся не жить ни дня дольше прожитого ей. Шимон понимал, что пьеса об истории царства Тай, но ничего подобного не слышал ни о каких прекрасных девах. При этом, ему показалось, что речь идет о человеке, имеющем значение для царства Хо, и что спектакль был подготовлен специально для них. Его заинтересовал сюжет, и он решил пригласить хозяйку труппы к себе на ужин. Хозяйка согласилась, но попросила взять с собой несколько актеров. Шимон конечно не стал возражать. И был немало удивлен, когда увидел среди пришедших актеров, помимо мужа, матери и дочери хозяйки, ту самую девушку-кайкяку, к тому же, державшую за руку трех-четырехлетнего мальчика из этого мира. Во время приветствия и знакомства, Шимон попытался поздороваться с ней на языке сангяку, на что девушка приветливо улыбнулась и ответила: - Можете не утруждать себя. Это китайский, если не ошибаюсь? Я его плохо знаю. То есть, буду знать, если моя Госпожа вычеркнет меня из списков сенин. - Так Вы – сенин? Это поразительно! - Да, я попала в этот мир около ста двадцати лет назад. Меня зовут Йоко Комацу, и я – подданная королевы Сай. - А этот мальчик? - Это мой сын, его зовут Сейсё. - Но как? Он же из нашего мира!.. - И поэтому не может быть моим приемным сыном? Я спасла его из разрушенной йома деревни во время путешествия по царству Ко. - Простите мою невежливость, я, признаться, сильно поражен… - Ничего страшного, я привыкла к этому. Приятно познакомиться, губернатор Шимон. Неувидительно, что за столом Шимон общался преимущественно с Йоко, и даже усадил ее поближе к себе. Хозяйка сюсэй, которую звали Хатома, как ни странно, совершенно не обиделась, и вообще, складывалось впечатление, что именно на это они и рассчитывали. Губернатор заметил, что Йоко и Хатома скорее всего, хорошие подруги, но девушка не входила в состав труппы. Как они наперебой объяснили, Йоко была знакома еще с бабушкой Хатомы, и с тех пор водит с ними дружбу. Йоко много путешествует по миру, но еще ни разу не была в Хо, поэтому упросила Хатому взять ее с собой. В целом, девушка представляла собой определенный интерес и тайну, которая увлекла Шимона. Ему мало поверилось в услышанную историю, и он чувствовал, что и спектакль, и поездка, и вторжение сюсэй в Хо были не случайны. Однако, губернатор сам был удивлен тем, что не он выудил сведения из Йоко, а наоборот, щедро снабдил ее ими, даже не заметив этого. Наверное, ему давно хотелось поделиться с кем-нибудь многим, что лежало на душе, а у Йоко был несомненный талант слушать. Она жадно проглатывала каждое слово Шимона, и каждую его нотку в ее глазах всегда встречал подходящий аккорд. Губернатор поведал Йоко и о том, как тяжело было в Шун до прихода Тютацу, и как тяжело стало, когда тот взялся за свои кровавые законы, на какие меры ему пришлось идти, чтобы защищать невинных, и что Гёкей конечно, был молодец, что сплотил народ против тирана, но если бы он действовал тогда осмотрительнее, возможно Хо избежало бы той трудной доли, что выпала царству в последние годы… Он рассказывал, шутил, жаловался, а Йоко и ее друзья продолжали слушать. Более того, Шимон был так околдован девушкой, что на следующий день предложил ей облететь вместе Шун. Йоко с удовольствием согласилась, и назавтра они втроем сели на губернаторских суугу и полетели по всем закоулкам провинции. Шимон показал Йоко с сыном горы и реки, прииски гёко и поля сого, родную Каботу и другие города. Девушка с искренним интересом все изучала и слушала, и Шимон с каждой минутой чувствовал, что ему становится все лучше и лучше на душе. Он поведал ей свои тревоги относительно того, что происходило в царстве в последнее время, вместе посмеялись над тем, как он отправил бунтарей в Вато ловить рыбу, Шимон поделился с Йоко мнением обо всех губернаторах Хо. Он видел, что девушка очень живо реагировала на его рассказы. Например, она почему-то сильно опечалилась новости о самоубийствах ветеранов войны в царстве Кей. Губернатор провел в компании Йоко и Сейсё весь день, который пролетел, будто час. Вечером, когда они вернулись к каравану, он увидел, что их там ждали трое человек с нехарактерной для актеров шириной плеч. У них были наготове четверо кидзю: один тенба и три суугу. Йоко добродушно, по-дружески попрощалась с Шимоном. - Вы уезжаете? Разве Вы не будете продолжать свое путешествие с сюсэй? - Я уже достигла цели путешествия, и к тому же дома ждут неотложные дела. Нужно возвращаться. - Как жаль… Погодите, Вы отправитесь в одиночку? Разве Вы забыли, что Хо пока еще кишит йома? - Не переживайте, этих людей за мной специально прислала королева Сай, они – отменные охотники на йома. Прошу Вас, Шимон, не расстраивайтесь. Я чудесно провела время в Вашей компании, огромное Вам спасибо! - Да, но… Я мог бы столько Вам показать и рассказать. Мы могли отправиться к моему приятелю Битуану, губернатору Вато… - Уверяю, мой друг, у Вас будет не один шанс это сделать. До свидания! – ответила Йоко, лукаво улыбнувшись, после чего вскочила на тенба, усадила вперед Сейсё и в сопровождении охраны отправилась на восток. Шимон еще долго с грустью смотрел им вслед. Потом, словно очнувшись от сна, с силой хлопнул себя по лбу. «Так это и была та самая шпионка правителя Эн, за которыми тут так гонялись! А я, старый осел, сдал ей наше царство с потрохами! Да, никогда не думал, что стану предателем Родины!» Шимон усмехнулся. Как ни странно, он не чувствовал никакой вины, будучи полностью уверенным в том, что все сделал правильно. Что-то было особенное в той девушке, что подсказывало о только что приобретенном хорошем, добром друге. На сердце было невероятно легко и спокойно, такое давно забытое ощущение… При подлете к дворцу Шимон заметил в нем интенсивное хаотичное движение. У ворот встречал наместник с тревожно-растерянным выражением лица: - Господин! Мы не могли найти Вас весь день! Как только Вы уехали, из столицы поступили тревожные вести: хакути прокричал!..