Остров серой мглы, Песнь весны с востока

«А тюрьмы одинаковы везде…» Гёкей лежал на тюремной койке, безразлично уставившись в потолок. Разодранное плечо еще ныло, но уже гораздо терпимее. К тому же тюремный врач знал свое дело и делал его хорошо, несмотря на то, что явно ненавидел Гёкея и совершенно не скрывал этого. Это было странное действо: практически все, кто служил в этой тюрьме, люто ненавидели Гёкея, однако обслуживали его, как минимум, так, как следовало. Губернатор часто представлял себе, как охранник приносит еду и, как всегда, желает приятного аппетита. Потом стоит и следит за тем, чтобы Гёкей все съел. И тут вдруг по коридору чей-то голос объявляет, что в соответствии с приказом королевы Кей от него следует немедленно избавиться. И охранник с искренне-радостной кровожадной улыбкой выхватывает меч и рассекает Гёкея пополам. Губернатор усмехнулся. За неделю, проведенную в клетке, он неожиданно взрастил в себе непрогибаемого циника. Сложно было этого не сделать: Небо снова поставило его на место, и Гёкей вырезал у себя начисто орган иллюзий. Когда перестаешь жить мечтами, все становится гораздо проще: ты видишь жизнь такой, какая есть, без глупых цветных стеклышек. Небо однозначно решило посадить Сёкей на трон царства Хо. Для чего? Скорее всего, Тентею опостылел этот мир, и он решил его снова пересоздать, как сделал это тысячи лет назад, сначала полностью уничтожив старый, затем построив новый. Царство Хо было выбрано им, как отправная точка разрушения. Выбрано уже много лет назад – примерно шестьдесят. Иначе как объяснить факт того, что до этого Хорин два раза выбрала кровавых узурпаторов, а теперь и Хоки выбрал ту, которая совершенно точно не будет церемониться с народом. Кирин поменялся, а результат тот же. Да и ждали пятнадцать лет. Дождались! Что делать ему? Да ничего. Просто продолжать жить и бороться. Он встал на этот путь очень давно, и другого пути себе не представлял. Народ Хо по-прежнему возлагал на Гёкея свои мольбы, и он впитывал их, чтобы потом выплеснуть в лицо отстранившимся богам. Битва на территории врага была проиграна, но еще оставалось царство, в котором можно было окопаться. Гёкей практически не сомневался в том, что его оставят в живых и отпустят. Если бы это было не так, с ним бы давно расправились. И с ним, и с товарищами, которые сидели в соседних камерах. Скорее всего, они не спешат с этим, чтобы сделать его посговорчивее, и с его помощью посадить Сёкей на трон без лишней крови. Возможно наоборот, они ждут вестей из Годзана о смерти Хоки, чтобы лишить Гёкея повода нападать на Сёкей. Из разговора с принцессой Гёкей понял, что она знает, что смерть Хоки не затронет ее и продолжает пережидать тревожные времена под твердым, как оказалось, крылом покровительницы. Сёкей совершенно не рвалась возвращаться в Хо, и дождаться смерти кирина для нее было бы оптимальным выходом. Губернатор не знал, как был разгромлен в атаке, так как от потери крови пролежал без сознания почти целые сутки. Как рассказали соратники, они не смогли броситься ему на выручку, потому что королева Кей во главе небольшого отряда напала на них, отрезав путь к Гёкею. Она же заставила их сдаться, после того как в коротком поединке одолела капитана личной гвардии. К несчастью, капитан не захотел проигрывать женщине и, когда лишился меча, попытался атаковать королеву со спины ножом, за что был убит на месте одним из сирэев тайхо Кей. Лейтенант гвардии бросился мстить и ранил сирэя, но был убит другим. Оставшийся за воротами отряд попытался с лету штурмовать дворец, но также в этом не сильно преуспел. На подлете к воротам дворца их встретили шквальным обстрелом из неведомых орудий. Эти орудия стреляли большими мячами, сшитыми из кожи, стрелки специально направляли их выше полета всадников, потому как долетая до верхней точки, эти мячи разрывались с оглушительным громом и на всадника падала большая тяжелая стальная сеть, которая спутывала крылья и ноги кидзю, он падал вместе с седоком с большой высоты и разбивался насмерть. Потеряв таким образом около трети состава, отряд был вынужден отступить и дождаться кавалерии. Хорошо, что горожане оказались слишком трусливы и не бросились защищать дворец. Общая совместная атака была самой успешной. Войску удалось преодолеть оборону у врат и ворваться во дворец. Там завязалась жестокая битва, в которой участвовали все, и люди, и йома. Сирэев оказалось больше, чем предполагали раньше. В битве постоянно участвовали четыре сирэя, и еще два периодически возникали, когда удавалось потеснить защитников к дому принцессы. Больше всех свирепствовал котю: он устроил настоящий ад, не жалея никого и разрывая всех в клочья. Защитников дворца было мало, не более трех сотен, но они бились за десятерых, а продавали жизнь еще дороже. Вопреки ожиданиям, оборонявшиеся не стали сражаться за королевский корпус и какие-либо еще, они сразу отступили оттуда, но на подступах к дому прислуги и дому принцессы, которые располагались рядом и, как назло, находились на возвышении, выстроили неприступные редуты, причем сделали это невероятно быстро. Защитники бились по-настоящему отчаянно. В ходе битвы нападавшим стало ясно, что в плен никого взять не удастся. За дом принцессы воины стояли насмерть, и было сложно понять, кто для них был ценнее, принцесса или королева Кей. Генерал армии провинции, который был заключен в тюрьму вместе с Гёкеем и выжившими гвардейцами, рассказывал, что в какой-то момент битвы королева Кей осталась вдвоем с одним из сирэев сразу против пятидесяти человек. Один из отрядов рванулся на помощь, но она скомандовала «держать дом» и отряд остался на месте. Также странно вели себя остальные сирэи, предпочитая оборону дома помощи королеве. Правда, так ли требовалась ей эта помощь? Как понял Гёкей, отныне королева Кей будет сниться его воинам в кошмарах. Представление, устроенное ею на горе Годзан, было действительно всего лишь представлением. В битве королева превратилась в настоящего демона войны, безрассудного и безжалостного. Даже учитывая то, что у нее наверняка есть химман, все же человеческие силы конечны. Сила и злость королевы были безграничны. Воины рассказывали Гёкею, что временами ее даже не было видно. Королева становилась подобием огненного искрящегося столпа, неуловимо мечущегося меж противников, раздавая смертельные удары направо и налево. Примерно треть всех потерь атакующих пришлась на долю королевы и сопровождавшего ее сирэя. В итоге, упорное, бескомпромиссное сопротивление достигло своего результата – атака захлебнулась и ее пришлось остановить. Генерал скомандовал отступить, укрепиться и подготовиться к новому штурму. И тут все внезапно закончилось. Пока солдаты разворачивали лагерь, в небе практически одновременно с разных сторон запестрели зеленые флаги тигра царства Эн и лиловые флаги журавля царства Тай. Два корпуса по тысяче воинов возникли практически из ниоткуда и оказались в Кенпа почти на четыре часа раньше ожидаемого. Они с ходу атаковали изрядно поредевшее войско Хо, и генерал, после очень короткой стычки, выставил белый флаг. Размышляя над этим, Гёкей пришел к выводу, что королева Кей обо всем знала и заманила его в ловушку. Стало быть, она расчищает путь для своей «сестры». Гёкей всегда относился с недоверием к кайкяку и сангяку, и видимо не зря. Когда он совершал переворот против Тютацу, все было прозрачно и открыто. Они открыто выступили против тирана и дальше положились на волю Неба, но здесь все было по-другому. И этот отказ от трона, и эта ловушка потихоньку сплетались вместе в одну витиеватую, ползущую по углам, нить. Кто-то хочет воспользоваться ситуацией, чтобы подчинить себе царство Хо. Ведь если вспомнить, царство Эн и царство Кей заключили союз незадолго до освобождения царства Тай. А потом, после освобождения, царство Тай сразу же присоединилось к союзу, хотя Гёсо никак не связан ни с Шорью, ни, тем более, с Секиси. Неудивительно, если этот союз был условием для Гёсо, чтобы вернуть трон. Сейчас известно, что троецарствие вовсю опутывает своими сетями живущее без правителя царство Ко. Царство Кей поставляет в Ко особое оружие, которое помогает справляться с нападениями йома, в обмен на пойманных йома, строит больницы, продает по дешевке зерно и продовольствие. В этом мире ничего не бывает за так. Правда, еще совершенно неизвестно, кто будет правителем Ко. И кроме того, почему тогда правители не поступали так в отношении Хо? Почему Хо было брошено и забыто всеми царствами мира? А что, если известно, кто будет правителем. Если у правителей или киринов есть особая возможность узнавать решение Неба о будущих правителях задолго до выборов? Это бы все объяснило: если правители трех царств узнали, что следующим правителем Хо будет принцесса, которую все люто ненавидят в родной стране, понятно, почему они не помогали Хо – в этом не было бы никакого смысла. Подачками любовь народа не купишь и память не сотрешь. Правители избрали путь силы – просто сломить сопротивление людей. Для этого и нужен Гёкей – продемонстрировать силу народу Хо. Переломить пополам их главную опору и защитника. Продолжая обдумывать это, Гёкей все больше убеждался в правоте своих рассуждений. Он даже выявил среди правителей троецарствия главного идеолога и кукловода – правителя Эн, Шорью. Ведь именно он посадил на трон Кей Секиси – помог войсками, чтобы одолеть узурпаторшу Дзюэй. Соответственно, потом участвовал в «освобождении» Тай. Конечно, Шорью правит своей страной более пятисот лет – ему могло это наскучить и он решил двигаться дальше – править этим миром, обманув богов. Только Шорью не догадывается, что сам обманут богами: Тентей использует его для разрушения мира изнутри. Тогда получается, что Сёкей снова стала куклой, фигуркой на доске хитроумной игры. Это и объясняет противоречия, связанные с принцессой, что никак не давали покоя воспаленному уму губернатора. Она, как попугай, повторяет слова, что вкладывают ей в уста правители и делает все, что будет им угодно, чтобы удержаться в той сладкой жизни, которую они обеспечивают. Отсюда все эти игры в «дочки-матери» и «сестры-братишки», титулы и почести. Ничто никогда не меняется, и люди тоже. Они лишь меняют маски. Гёкей старался не вспоминать о последнем разговоре с принцессой Сёкей. Как и в целом о последних встречах с ней. Потому как представление о принцессе, сложившееся из этих встреч, настолько шатко балансировало на грани правды и лжи, что постоянно стремилось свалиться в сторону правды и разрушить логический мир, возведенный губернатором вокруг себя. В этом мире Сёкей была врагом, лютым, бескомпромиссным, вокруг борьбы с которым можно было объединить и воодушевить всех единомышленников. Но принцесса делала все для того, чтобы этим врагом не быть. Ее взгляд, речь, слова, мысли и дела упорно тянули табличку с ее именем на сторону доски с надписью «друзья». Это было губительно, потому как всю жизнь Гёкей строил на борьбе с Тютацу, а Сёкей была последней из рода. Вот и эта их встреча была испорчена, даже не начавшись. Когда Гёкей вошел в кабинет, принцесса была занята чтением каких-то бумаг, закусив кончик пера, которым, видимо делала пометки на полях. И снова губернатор был пленен и заворожен ею. Сёкей была прекрасна. Ее лицо сияло, бирюзовые волосы слегка неряшливо рассыпались на плечи и солнечные лучи, ласково огибая ее стан, завершали ореол нежности, окутавший обновленный образ принцессы. Впрочем, Сонсё была прекрасна всегда, даже когда жила во дворце. Однако, какой разной бывает красота человека! Тогда красота принцессы, не наполненная никаким смыслом и чувствами, была отталкивающей, как красота льда, убивающего деревья и посевы. Потом, когда он спас ее от расправы и изгнал из страны, красота Сёкей была омерзительной, как красота ядовитой змеи, пытающейся укусить ребенка. Но теперь, спустя десять лет, ее красота манила и притягивала, переливаясь на солнце самыми невообразимыми красками, словно безумно дорогое ювелирное изделие. На Годзане он увидел прекрасную любящую женщину, сейчас же смотрел на прекрасную мечтательную увлеченную девушку, озарявшую комнату ласковой, по-доброму снисходительной улыбкой, пока она читала бумаги. С трудом собравшись с мыслями, Гёкей обозначил свое присутствие: - Доброе утро, Сёкей! Принцесса оторвалась от чтения и посмотрела на гостя. На лице моментально воцарилась тревога и Сёкей некоторое время напряженно пошарила глазами по комнате, ища что-то (или скорее кого-то), потом, увидев за спиной Гёкея дайсахаку, немного успокоилась и ответила: - …Да… здравствуйте, господин Гёкей… Прошу Вас, располагайтесь. – и указала на гостевой диван. – Рикума, Вы тоже располагайтесь. Гёкей по предложению принцессы прошел и сел на диван. Рикума не последовала его примеру, а присела на стул, располагавшийся в дальнем углу кабинета, практически возле двери. Она не сводила глаз с Гёкея, словно пытаясь разгадать все мысли, что вертелись в его голове. Сёкей не стала садиться рядом с губернатором, а предпочла вернуться за свой стол. Воздух в кабинете отяжелел от напряжения. Первой, с трудом переборов себя, молчание нарушила Сёкей: - Простите, губернатор, я, право, очень растерялась… Это все так неожиданно… Видите, я совершенно не готова, меня никто не предупредил, что Вы приедете… - Не стоит, Сёкей, это моя вина, я сам никого не предупредил. Прошу прощения за мою бестактность. - Какой-то день сюрпризов… И муж, представляете, буквально с полчаса назад заскочил, сказал, что возникло срочное дело и его не будет до завтра, и убежал, а я даже слова вдогонку вымолвить не успела… - Насколько я знаю, он отбыл в провинцию Баку. Там, кажется, на порт Экун напали пираты. - И промолчал! Да что же это такое! Совсем обо мне не думает!.. Ой, простите, еще раз, опять отвлеклась… Вы наверное, устали с дороги, хотите чаю? - Да, это было бы замечательно… - Рикума, прошу Вас, попросите принести чай. - Конечно, – и Рикума вышла из кабинета выполнять просьбу. Гёкей проводил ее взглядом и некоторое время занимал себя созерцанием обстановки. Кабинет был уютный и домашний, без какой-либо роскоши, на которую было бы страшно сесть или опереться. Стол Сёкей стоял у окна, так, чтобы принцесса могла максимально долго работать при дневном свете. Диван находился справа, а слева имелся высокий, от пола до потолка, стеллаж, заставленный книгами, большинство которых были написаны на языке кайкяку и имели самые невообразимые переплеты. Все книги были преимущественно посвящены медицине. Видимо, Сёкей действительно увлекалась ею, хотя Гёкей не верил донесениям шпионов, которые рассказывали о принцессе, как о самой величайшей и искуснейшей целительнице. - Ты выучила язык кайкяку? - Нет, конечно, он очень сложный. Но королева Кей, после того, как дала мне гражданство Кей, вписала меня в списки сенин, и теперь я могу понимать язык кайкяку и других народов Хорая. - Других? Разве в Хорае много народов? - Невообразимо много. И много разных, непохожих друг на друга языков. Так что быть сенин мне сильно помогает и в работе, и в учебе. - И кроме того, сенин бессмертны… - Это не самое главное. Потом, мы с сестрами обещали друг другу, что если вдруг Йоко, то есть королева Кей, покинет этот мир, мы вычеркнем себя из списков сенин. Судзу даже написала прошение своей королеве, ведь она – подданная Сай. Ой, простите, опять заболталась, расскажите, как дела в царстве Хо. Наверное, люди очень злы на меня за то, что случилось на Годзане, но я правда не могла поступить иначе. Я тогда сильно испугалась… - Как раз об этом я и приехал поговорить. Я был на Годзане три дня тому назад. Мне сообщили, что Хоки при смерти. Это ужасно. - Это действительно ужасно! Почему Йоко молчала об этом? Она же все знает! Завтра будет праздник Готея, и сразу после собрания я отправлюсь на Годзан, чтобы вылечить его… - А ты умеешь лечить киринов? Ты думаешь, ему так просто помочь! Если бы… - Вы не знаете, Гёкей, но мне довелось лечить киринов: семь лет назад я ухаживала сразу за Энки и Тайки. Я наверняка смогу чем-нибудь помочь. - Сомневаюсь. Сёцудо не лечится отварами и пилюлями. Хотя, помочь ты ему действительно можешь. Ты должна принять клятву. - Вы так считаете, Гёкей? Правда? Но, как же народ Хо? Ведь они заранее ненавидят меня и желают смерти! Начнется гражданская война… И Вы… Даже Вы не были готовы признать меня, как правителя. И сейчас… Скажите честно, Вы бы не прилетели сюда, если не тяжелая болезнь Хоки… Вы будете поддерживать меня? - Ты поняла не до конца. Ты должна принять его клятву, а потом отречься от престола, чтобы освободить Хоки. - Гёкей… Вы… Вы предлагаете мне это? Серьезно? Вы же прекрасно знаете, что это означает для меня… - Твоя судьба уже предрешена. Ты все равно умрешь, после того, как умрет тайхо Хо. У тебя появился шанс сделать это достойно, и этим поступком искупить свою вину и вину твоих родителей. Сёкей встала из-за стола, и, повернувшись спиной к Гёкею, подошла к окну. Опершись на подоконник, она долго изучала вид за окном. Губернатор не видел лица принцессы, но понять, что в этот момент с ней происходило, было нетрудно. Хотя Сёкей пыталась из последних сил держать себя в руках, ее сотрясала страшная дрожь и было видно, что она уже на грани. Когда принцесса отстранилась от окна и вернулась к Гёкею, ее лицо покраснело от непролитых слез, грудь импульсивно двигалась, пытаясь компенсировать острую нехватку воздуха, которую Сёкей явно испытывала, а пальцы рук посинели от силы «замка», в который были вплетены. Глубоко вздохнув, принцесса начала сбивчивый рассказ, который теперь не давал покоя Гёкею, и доводил до безумия, как только губернатор оставался наедине со своими мыслями: - Знаете, Гёкей, я ведь действительно приезжала на Годзан, чтобы примириться с народом Хо. Никогда и ни за что в моих мыслях не было становиться правительницей царства. Я готова поклясться Вам, чем скажете, хотя Вы все равно мне не поверите. Я очень много размышляла над тем, что происходило в моей жизни, что происходило с моим бывшим народом, почему так вышло с моими родителями… Особенно в последнее время, после Нитаки. Вы скорее всего не знаете, но полгода назад в царстве Эн случилась неприятная история. Бывшая служанка моей матери привезла в Эн сына, который пострадал от месато и был при смерти. Я вылечила его, но так по-дурацки сложились обстоятельства, что она попыталась меня убить. Дело в том, что у нее была еще и старшая дочь, которую она потеряла из-за козней моей матери. И Нитаки захотела отомстить мне. Тут было много странного, сильно начудили чиновники царства Эн, но неважно, в итоге мы смогли примириться и понять друг друга. Однако, вспоминая об этом, я никак не могла понять одного, почему Нитаки была охвачена столь слепой, глухой и безумной яростью. Она даже сама потом сказала, что не понимала, что на нее тогда нашло. Думая об этом, пытаясь ответить на эти вопросы, я вдруг внезапно вспомнила себя и свою жизнь с момента, как Вы лишили меня бессмертия, до момента, когда я встретилась со своими будущими сестрами. Как ни странно, именно такой я и была тогда, озлобленной на весь мир, что ненавидел меня. Сейчас я прекрасно понимаю, почему Вы отправили меня в приют, почему люди хотели расправиться со мной, почему я должна была постоянно страдать и унижаться. Но есть одна странная вещь. Все стремления донести вашу боль и печаль до тогдашней меня были бесполезны. Гоба била меня со слезами на глазах, вспоминая погибшего сына, но я не видела слез, потому как туман застилал глаза, и в голове застревала только одна мысль: «Не надо больше». Мне было страшно, обидно и я ненавидела всех. Я настолько обезумела в своей ненависти, что даже нашла главного виновника своего отчаяния – королеву Кей. Я вдруг возомнила, что это именно она украла мое счастье. Представляете, Гёкей, я твердо решила убить свою будущую сестру! Когда Вы выслали меня из страны, и я попала в царство Кё, королева Кё продолжила унижать и издеваться надо мной. Злость во мне продолжала расти, и долгими бессонными ночами я вынашивала план, как свергнуть королеву Кей и завладеть ее богатствами. В конце концов мне подвернулась удачная возможность, и я бежала из Кё, прихватив с собой драгоценности и кидзю королевы. Впрочем, эту историю Вы наверняка знаете, ведь королева Кё разослала бумагу о моем розыске и поимке во все соседние царства. Поэтому я Вам расскажу историю, которую Вы точно не знаете. Когда я прибыла в Рю, на одном из постоялых дворов на моем пути мне пришлось из-за нехватки свободных номеров ночевать в одном номере с каким-то хандзю. Именно в эту злополучную, как мне тогда казалось, а на самом деле, благословенную ночь гнев королевы Кё настиг меня. В наш номер ворвались стражники, схватили меня и, обыскав мои вещи, тут же обнаружили украденные драгоценности. И знаете, что я тогда сделала? Я подставила своего соседа, солгав, что это он передал мне эти драгоценности. Вижу, Вы не удивились. Потому как именно такой омерзительной дрянью я тогда была. Его схватили и бросили в тюрьму вместе со мной, в одну камеру. А ведь я не знала, что это был за хандзю. Он уже тогда был совсем не прост. Он уже тогда был другом сразу двух правителей. Он приехал в Рю по подорожной, которую выписал тёсай Эн, и на суугу, которого одолжил у тёсая Эн. Представляете, насколько важным человеком он был уже тогда? Да я для него была, что пыль на башмаках! И ему из-за такой паршивой девки пришлось провести ночь в сырой камере вместо мягкой постели! Как Вы думаете, что он тогда со мной сделал? Ничего. Ничего, представляете? Он ни сказал мне ни одного дурного слова, ни разу не прикоснулся ко мне и разговаривал, как с равной. Как будто я была его приятельницей! Как будто это не я оговорила его и обрекла на эти лишения. Я даже в мыслях не могла этого представить. А Вы могли бы, Гёкей? Но это еще не все. На следующее утро меня привели к судье, и мне удалось откупиться от них, отдав драгоценности и кидзю королевы, как взятку. Я вышла из здания суда свободной, но без гроша в кармане. Я была на краю. Теперь мне некуда было идти. Все планы рассыпались в одночасье, и я осталась одна. Но на выходе меня ждал он. Он меня ждал, Гёкей! Он знал, что я останусь одна, и не бросил меня. И сейчас, хотя Ракусюн отнекивается и говорит, что вряд ли бы так поступил, я уверена, что если бы меня не отпустили, то он поручился бы за меня. Он бы освободил меня, Гёкей, за то, что я доставила ему столько неприятностей. За то, что была такой низкой, мерзкой тварью. Его освободили сразу, как только проверили подорожную, и он мог как минимум просто наплевать на меня и продолжить путешествие. Но он изменил свои планы и остался со мной. Он взял меня под крыло и повез в Эн. Он кормил меня и обеспечивал крышей над головой. Он отпустил своего суугу, чтобы проделать весь путь через Рю и Эн на равных со мной. Мы путешествовали вместе около двух недель. За это время мы много разговаривали, точнее, он много рассказывал. О разных правителях и странах, о жизни простых людей, о кайкяку и хандзю… Даже об истории царства Хо, о котором, как оказалось, я так мало знала! Я злилась на него и срывала на нем гнев, но он не обращал на это никакого внимания. Между делом Ракусюн объяснил мне, почему так случилось с родителями, почему меня так ненавидел народ и почему я во всем этом была виновата. И в один из дней я вдруг все это осознала. Никогда в жизни мне еще не было так плохо и больно, как в тот день. Грудь щемило так, что хотелось разорвать ее пополам, из-за постоянных приступов мне было трудно дышать. Я мечтала покончить свою бесполезную жизнь самоубийством, потому как весь груз вины, которую я до этого не осознавала, свалился на меня разом и раздавил в лепешку. Я билась в истерике весь вечер и всю ночь. Ракусюн все это время оставался рядом, безуспешно пытаясь меня успокоить. А потом, наутро, сказал: «Жизнь, с которой ты вчера рассталась, теперь в прошлом. Не стоит замыкать себя в нем. Впереди ждет новая жизнь, в которой все в твоих руках. Просто избери путь, который поможет людям». И я действительно рассталась с той жизнью. Я уже давно не принцесса, и иду по пути, который, верю, помогает людям. На этом пути я встретила огромное количество разных замечательных людей, которые приняли меня такой, какая я есть сейчас, пусть даже со всеми мрачными тенями прошлого, и я бесконечно благодарна им… Оглядываясь назад, я задаюсь только одним вопросом: как так получилось, что за много лет целый народ царства и два правителя не смогли сделать то, что сделал за жалкую, мимолетную неделю один маленький и скромный, хотя и святой, хандзю? Что в нем такого особенного, что позволило так легко решить задачу, которую все вокруг считали неразрешимой? Ответьте же мне, Гёкей! …Я не приму Ваши условия. И вовсе не потому, что не хочу или боюсь умереть. Кое в чем Ракусюн был все-таки не прав. Даже моя новая жизнь далеко не в моих руках. Она принадлежит Кантаю, который вынес меня на спине и отбил у стражников в Мейкаку. Она, как и многие другие жизни, в руках королевы Кей, которая защитила нас и смогла одолеть Сейкё и Гахо в момент, когда казалось, что нам уже не спастись. Она в руках правителя Тай Гёсо, который, ведомый какой-то мальчишеской глупостью, связал ее со своей жизнью смертной клятвой перед Тентеем, в день, когда назвал меня сестрой. Она в руках Лирин, которую я люблю больше, чем жизнь. Она в руках людей, которые работают в больницах, открытых мною, людей, которые ищут помощь и спасение в их стенах, или ждут, когда эта помощь доберется и до них. Уверена, Вам не удастся убедить их принять Ваш план. Простите, но мой ответ по-прежнему – нет, я не приму клятву Хоки. Принцесса вернулась за стол, откинулась на спинку кресла и задумалась, закусив губу. Ее глаза блестели и радужной улиткой по щеке сползала сбежавшая оттуда слеза. Но Гёкея переполняли иные чувства. В нем снова, как и три месяца назад, бушевал безумный гнев и кровь выжигала вены, по которым текла. Ведь получалось, что это он был не прав! Что это он был несправедлив к ней! Он, который угробил свою жизнь, связал с ужасным грехом, сделал это напрасно? По правой руке в направлении кисти скользила ледяная сталь, и когда она достигла пальцев, Гёкей стал медленно приподниматься с места, стараясь держать правую руку за спиной: - Я все понял, Сёкей. Впрочем, чего-то подобного я и ожидал. Я чувствовал, что ты все еще хорошо помнишь свои обиды, и воспользуешься случаем, чтобы их вернуть. Мне жаль, Сёкей, но ты не оставляешь мне выбора… В этот момент дверь кабинета распахнулась и в проеме появилась странная девушка с чайным подносом в руках. Кажется, он мельком видел ее на Годзане. Как будто продолжая разговор, начатый за дверью еще сама с собой, она, не замечая Гёкея, обратилась к принцессе: - Сестрица, что тут творится? Возле дома Йоко затеяла потасовку с какими-то незнакомыми вояками, захожу в дом, натыкаюсь на Рикуму с этим подносом, она с нескрываемой радостью пихает его мне в руки: «Госпожа просила принести чай», и убегает с видом ягненка, за которым гнались волки. А я… Боже! Что Вы делаете?!.. Дальше Гёкей понял, что планы начали рушиться на ходу. Не говоря больше ни слова, он взмахнул коротким мечом и попытался в прыжке поразить принцессу через стол. В этот миг в комнате раздался короткий глухой рык, и к своему удивлению губернатор обнаружил, что его прыжок оказался гораздо длиннее, чем предполагалось, и почему-то в противоположную сторону. Найдя себя в дальнем углу кабинета, он попытался вскочить на ноги, но этому помешала жуткая, невыносимая боль, разрывавшая всю правую часть тела. Над ним, мерно дыша, стоял огромный хейкому, выставляя напоказ напичканную двумя рядами одинаковых треугольных зубов челюсть. Откуда-то сбоку низкий голос напомнил ему: «Господин приказал не убивать». Не в силах пошевелиться, Гёкей попытался рассмотреть принцессу, но глаза застлала темная пелена, в которой все и растворилось… Несомненно, это был блестяще разыгранный спектакль, который, как оказалось, предназначался не только Гёкею. Во-многом, его целью была Сёкей, которой нужно было окончательно убедиться в том, где находятся враги, а где друзья. Теперь, после этой жалкой попытки покушения, принцесса будет делать все, что будет командовать через уста королевы Кей правитель Эн. Поэтому Гёкея оставят в живых. Пока. Им также, как и губернатору, нужен враг. Так что, «господин приказал не убивать». Дни по тюремному расписанию тянулись бесконечно однообразно. В конце концов Гёкей начал терять терпение, потому как положение не менялось, никто из главных действующих лиц его не навещал, как будто его вынесли за скобки. Может, они держат его за идиота? Думают, что он ничего не понимает, и должен скоро сойти с ума от постоянного ожидания расправы, которой не будет? Устав от ожидания ответного хода, Гёкей решил действовать. Вместе с товарищами они взялись обдумывать план побега. Возможно, следовало заняться им раньше, так как в нем было слишком много неизвестных, а шпион погиб при битве за королевский дворец. Как рассказал генерал, его раскрыл тот же хейкому, что покалечил губернатора, когда шпион пытался провести отряд в дом принцессы обходным путем. Как ни странно, на следующий день после того, как Гёкей распорядился своим гвардейцам собрать максимум данных о местоположении и плане тюрьмы, расписании и порядке смены караульных, к нему в камеру неожиданно явился Кантай в сопровождении двух тюремщиков и сообщил, что губернатора вызывает на суд королева Кей… …Всходило солнце, пыхтя, карабкалось на гору, забрасывая, словно скалолаз, петли лучей на вершину. Вот уже первые из петель, соскользнув с верхушки, бешеной лавиной неслись в лагуну, поджигая по пути крыши домов и венцы деревьев, и с силой разбивались о паруса корабля. С гор вслед за лучами мчался ветер, раздувая пламя зажженых крыш и крон и пытаясь сорвать паруса с мачт. Ветер дул в открытое море. Природа не играла в политику. Она гнала их из царства. Шеренги воинов, выстроенные на пристани, мрачной стеной отделяли их от города, просыпавшегося для нового дня. Просыпавшегося, чтобы снова продолжить дело, оставленное вчера – поднимать себя из руин. Руин, в которые его превратила нелепая война, затеянная ради непонятной цели и окончившаяся ничем. Неожиданно, Гёкей ощутил невыносимую тоску в груди, будто слепая старуха в предвкушении решила ощупать сердце. Солнце всходило на востоке, а на западе затянутые тучами сумерки сложили небо и море в одно мрачное пространство. Поймав эту тоскливую минуту, невидимая стая кики огласила мерзким плачем склоны Экун-Го. Корабль взял курс в царство Хо.