Остров серой мглы, Песнь весны с востока

Нитаки приехала в Хорью вечером третьего дня. Братья Нуо очень хорошо поставили свое дело. Их маршрут был как будто расписан по минутам, потому как когда они останавливались для обеда, пассажиров уже ждала разогретая еда, когда приезжали в очередной город на ночлег, на постоялом дворе пассажиров ждали комнаты, ужин и баня. Ехали они действительно очень быстро, и судя по тому, что всю дорогу они либо горланили веселые песни, либо отчаянно спорили из-за того, кто будет рулить, так что казалось, неминуемо бросятся в драку, им это не доставляло особенного труда. Братья понимали друг друга без слов, повозка катилась плавно, в повороты входила без ошибок и почти не сбавляя скорости. По пути они обогнали несколько попутных повозок, и каждый раз братья обязательно отпускали колкие шутки в адрес других извозчиков, приводя тех в бешенство. Например, советуя им ехать по обочине, чтобы случайно не раздавили, либо приделать к арбе весла, чтобы грести быстрее. Нитаки не знала, что им рассказал про нее Рейсэн, но из всех пассажиров они относились к ней с особенным вниманием. Братья дали ей место рядом с собой, и в дороге постоянно рассказывали Нитаки о местах, где проезжали, досконально объяснили дорогу к больнице Хорью, научили, где лучше всего остановиться, где вкуснее всего готовят и откуда можно начать с поиском работы. Ее комната на постоялом дворе была самой лучшей, самой спокойной. На третий день это даже сыграло с Нитаки злую шутку – она долго не могла заснуть ночью, все тревожные чувства, что сопровождали ее эти дни, стали особенно сильны. Нитаки очень сильно тосковала по сыну, боялась за него, сходила с ума от сомнений за его судьбу. Днем этому мешали братья, без умолку болтавшие, кричавшие и певшие, создавая бессмысленный хаос в голове, но ночью, когда она оставалась наедине с собой, ей хотелось бежать от себя и лезть на стену. В итоге, кое-как уснув под самое утро, Нитаки проспала завтрак. За ней зашел один из братьев. Не переставая извиняться, Нитаки собралась и была готова бежать к велоарбе, как вдруг Нуо заявил: «А теперь бегом завтракать!». Она попыталась сказать, что подождет обеда, но брат был неумолим. В итоге они позавтракали, вернее Нитаки позавтракала, а Нуо просидел рядом с чашкой чая и проследил, чтобы она все съела. Когда они пришли к арбе, Нитаки ждала казни, но вместо этого ее провожатый громко заявил: «Брат, извини, что-то я позавтракать вовремя забыл», на что второй ответил: «Да поехали уже!», и на этом все и закончилось. В арбе Нитаки чувствовала на себе недобрые взгляды, и всю дорогу, вплоть до обеда, пыталась стать невидимкой. Братьям, потерявшим собеседника, пришлось решать между собой разные насущные проблемы: помимо банального «кто будет рулить» они долго выясняли (но так и не выяснили), кто из них больше съедает в один присест, кто больше выпивает, не пьянея, и кого больше обожают девушки. После обеда, видимо, изрядно устав друг от друга, братья посадили Нитаки на облучке между собой. Она не стала сильно возражать, потому как тучи в салоне и не собирались рассеиваться, и к тому же, по мере приближения к Хорью, из подушки сиденья вылезало все больше и больше иголок. Арба остановилась на стоянке перед воротами Хорью. Нитаки поблагодарила братьев и пожала им руки. В ответ они крепко обняли ее и пожелали удачи. Она направилась к больнице по выученному за время поездки наизусть маршруту. Братья так досконально расписали его, что Нитаки четко знала количество шагов, которые надо было пройти до каждого поворота. В маршруте братьев был только один минус – Нитаки не шла. Она бежала стремглав, пытаясь наверстать время, что не виделась с сыном. Казалось, что сердце, что неистово тянуло ее вперед, выскочит из груди и помчится к Йоки само по себе, если она остановится. Так что, шаги Нитаки перестала считать сразу, и ориентировалась только по особым приметам, которые также заучила от братьев наизусть. Правда, скоро она заметила, что все повороты сопровождаются белыми указателями с нарисованным на них большим красным крестом, и от маршрута в голове осталась только одна мысль: «Сказать, чтобы следовала этим табличкам, было слишком сложно?» Но вспоминая простоватые и добродушные физиономии братьев, она конечно нисколько на них не сердилась. Больница находилась в отдалении от центра города и главных улиц. До нее пришлось подниматься в гору. Очень скоро дома по сторонам улицы стали редеть, количество садов увеличилось и воздух стал заметно свежее. Перед Нитаки возник живописный мост через горную речку, за которым практически начинался густой лес. Но чуть повыше Нитаки увидела над деревьями высокую и широкую крышу, судя по которой, здание было просторным и имело не менее трех этажей. На шпиле крыши развевался белый флаг с большим красным крестом. А чуть повыше здания Нитаки увидела уже знакомую постройку: огромная выступающая скала была стесана до длинной ровной площадки и укреплена каменной кладкой. «Три дня назад сюда с небес спустился мой Йоки. Храни тебя Небо, Арума Ногаюки!» Как же все здесь хорошо продумано: больница находится в лесу, рядом стоянка небесной лодки, и горная речка здесь тоже неспроста – наверняка из нее добывают ручную молнию для больницы. Это царство ушло далеко вперед, и Гёкею придется очень долго его догонять. Нитаки прошла через незапертые ворота больницы и направилась к главному входу. Она шла через широкий ухоженный парк с аллеями и каскадом прудов. Вдоль аллей пестрыми лоскутами были разбросаны клумбы, возле которых были установлены изящные скамейки. В парке почти не было людей, Нитаки успела заметить женщину, сидевшую возле пруда и мечтательно созерцавшую гору, да двух мужчин поодаль, игравших на скамейке в какую-то настольную игру. На всех были простые белые одежды – рубаха и штаны. Здание больницы было широкое и высокое – в четыре этажа, и также было построено просто и неброско, без каких-либо украшений, кроме плюща, плотно опутавшего нижние этажи здания. Все вокруг было подчинено одной цели – создать мирную, спокойную обстановку, в которой ничто не будет мешать быстрому выздоровлению постояльцев дома. Перед самой дверью Нитаки внезапно замерла. Ее охватил страх. А вдруг за дверью все нехорошо? Она не задумывалась об этом все три дня, пока безостановочно мчалась навстречу сыну. Нет, конечно, эти мысли посещали ее, являясь причиной бессонницы, но до этой минуты она была настроена бороться с ними. Этот страх заставлял бежать вперед. Сейчас же он не давал сдвинуться с места. Если там все нехорошо, она не хотела об этом знать. Она хотела продолжать верить в то, что там все хорошо. «Верьте в Госпожу, все будет хорошо! Стоп, точно, конечно! Что ты здесь застыла, глупая, заходи уже, твой сын устал ждать свою мать!» Нитаки глубоко вздохнула и повернула ручку двери. Она вошла в большую прихожую, на другом конце которой, за стойкой, похожей на стойки в постоялых дворах, сидела одинокая женщина. Больше никого в прихожей не было. Женщина поманила Нитаки к себе. - Добрый вечер, госпожа, Вы что-то хотели? - Здесь должен находиться мой сын, его привезли к вам три дня назад на небесной лодке. - Да-да, совершенно верно, минутку… – женщина пролистала лежавшую перед ней книгу с записями. – Все верно, Йоки, четырнадцать лет, подданный Хо. А Вы, стало быть, Нитаки, сорок семь лет, подданная Хо. - Да, это я, госпожа, могу я увидеться с ним? С ним… все хорошо? - Разумеется, Вы можете, чуть-чуть подождите, я вызову сестру. Женщина нажала на выключатель, такой же, какие были в штабе пограничной стражи, три раза с небольшими интервалами. Но нигде свет не включился. «Может быть, ручная молния кончилась?» Но где-то через полминуты по лестнице, начинавшейся слева от стойки, спустилась еще одна женщина в белом халате и спросила: «Вызывали?» «Понятно, свет включался в ее комнате». - Дарин, до нас наконец добралась мать мальчика из двадцать восьмой палаты. Прошу тебя проводить ее к нему и заняться ее размещением. - Слушаюсь, – ответила сестра и повернувшись к Нитаки, сказала. – Добрый вечер, госпожа, прошу Вас переобуться в тапочки, которые можно взять вот из этой корзины, и следовать за мной. Возле стены между лестницей и стойкой стояла большая корзина, наполненная одинаковыми безразмерными матерчатыми белыми тапками. Напротив располагалась широкая обувная тумба, где, по-видимому, следовало оставлять уличную обувь. Переобувшись, Нитаки отправилась вслед за Дарин в палату сына. Они поднялись на второй этаж и, пройдя по коридору мимо нескольких палат, остановились перед дверью с цифрами «28». Нитаки вцепилась в руку сестры, на что та посмотрела на нее с нескрываемым удивлением. - Скажите, Дарин, Йоки… как он? Он… поправится? Как он выглядит?.. Скажите мне, только честно, молю Вас! Дарин улыбнулась. - Если честно, выглядит он не очень хорошо. Жутко угрюмый и нелюдимый парень! Общается худо-бедно только с Госпожой, меня не хочет воспринимать никак. Слава Тентею, ест хорошо и уколов не сторонится, видимо, побаивается Госпожу и слушается ее безоговорочно, поэтому поправляется быстрее, чем все полагали. Нитаки отпустила руку Дарин и быстро вошла в палату. Йоки полусидел на кровати, облокотившись на подложенные под спину подушки, и смотрел в окно. Он был бледен и худ, и имел печальный вид, но видя эту бледность, худобу и печаль его лица, Нитаки стала задыхаться от счастья. У нее закружилась голова и подкосились ноги. Она упала на колени и стала беззвучно рыдать. Слезы безостановочно лились из глаз. Йоки был, по-видимому увлечен какой-то думой, поэтому не сразу заметил вошедших. Дарин, воспользовавшись ситуацией, начала разговор первой. Пройдя к кровати мимо застывшей матери, попутно похлопав ее по плечу, сестра начала отчитывать сына. - Йоки, ты опять пересиживаешь дольше разрешенного Госпожой. Она эти правила придумала не из вредности. Учти, разойдутся швы – еще неделю не разрешат вставать. А ну, немедленно ложись! И не смотри на меня как на первого врага, а то обещаю, все Госпоже доложу о твоем непослушании! - Йоки… – с трудом проговорила мать. - Мама… Мама! Ты здесь, мама! Я так ждал! Я так боялся, что ты не придешь! Я всех здесь слушался, ты не думай, они мне уколы кололи так много, что не сосчитать, но я их все выдержал, ни разу не боялся. И ел все, что давали, даже капусту! Тебе не будет за меня стыдно! А еще мне спину завязали бин-та-ми, они так называются, и велят лежать. А я устал лежать! А они говорят, что спина будет болеть, а я сижу, и ничего она не болит! Почему ты так долго не приезжала? - Прости, я… – Нитаки доползла до кровати и уткнулась своим лицом в лицо сына. Она упоенно целовала его, не переставая при этом плакать, а он обнял руками ее голову и смеялся: - Мам, ну что ты делаешь, щекотно! Я сейчас весь мокрый стану! Почему ты плачешь? Я вот радуюсь! Ты здесь! Ты приехала! А я так скучал! Мне так плохо без тебя было… - Прости… Дарин достала из шкафа постельное белье и стала застилать вторую кровать, стоявшую у противоположной стены. Потом она подошла к Нитаки и взяла ее за плечо. - Госпожа, Ваш сын ужинал, а Вы – еще нет. Пойдемте, я провожу Вас в столовую. - Я не голодна, спасибо большое. - С Вашим сыном ничего не случится, обещаю. И Вы сразу же к нему вернетесь! - Мама, сходи поужинай, обязательно. Я тебя тут подожду. А то ты такая худая стала! «Кто бы говорил…» Нитаки была на седьмом небе. Конечно, сын был еще слаб, как бывают слабы дети, которые переболели тяжелой продолжительной болезнью и только пошли на поправку. Он был все еще слаб. Но он больше не таял. Он возвращал, впитывал в себя жизнь, которую у него пытались украсть. Не такой ты оказался и сильный, бог смерти, есть в этом мире боги куда тебя сильнее. Нитаки не заметила, поужинала она или нет. Она стремилась назад к сыну, и к тому же ужинала в полном одиночестве. Вернувшись в палату, она обнаружила на свежезастеленной кровати белую одежду – рубаху и штаны. Они были для нее. Йоки сказал, что заходила Дарин. Она принесла одежду и сказала, что пойдет за госпожой Року, потому что ему нужно было сделать последний укол на сегодня. - За Госпожой? Ужас, разве нельзя было предупредить, я же совершенно не готова к встрече. - Да нет, мама, это не та госпожа, про какую ты подумала. Госпожа Року, она – главный врач этой больницы. Госпожа сегодня с утра уехала. - Как, уже? Я не смогу с ней встретиться? - Ну, она сказала, что вернется завтра к вечеру. К ней с утра прилетел какой-то знатный господин в сопровождении мальчика. Они долго о чем-то разговаривали с Госпожой, и даже спорили. Кажется, господин уговаривал ее поехать с ним. В конце концов она, улыбнувшись, согласилась. Госпожа зашла ко мне, извинилась за господина, сказала, что очень жалеет, что не сможет тебя встретить и попрощалась до завтрашнего вечера. Кстати, откуда она узнала, что ты приедешь сегодня? - Я думаю, ей сообщил господин Чженуэ. Я приехала сюда на самой странной повозке в нашем мире. - На велоарбе? У больницы есть такие. На них привозят больных из ближних мест. Я видел их несколько раз перед главным входом. Дарин говорила, что у них есть стоянка с другой стороны здания. Но я не видел, когда привезли тебя… - Я пришла пешком. Как мне объяснили извозчики, тем повозкам, что ездят между городами, нельзя въезжать в их пределы. - Совершенно верно, к тому же, дорога к нашей больнице идет вокруг Хорью, братьям пришлось бы сделать большой крюк, и потратить на дорогу не меньше трех часов, а Вы знаете, Нитаки, как четко у них распланирован маршрут. В комнату вошла женщина средних лет, строгого, даже слегка чопорного вида, но с чрезвычайно мягкими глазами. Она слегка улыбнулась Нитаки, которая немедленно учтиво поклонилась в ответ. Женщина включила в палате свет, потому как за окном уже совсем стемнело, и прошла к кровати Йоки. В руках она держала поднос, и воздух в палате наполнился знакомым запахом вина. - Итак, Йоки, последний укол на сегодня и спать. Тебе же уже не привыкать? - Я же мужчина, госпожа Року. От укола еще никто не умирал! Нитаки весело улыбнулась. Сын смерил мать взглядом, полным гордости и хвастовства. Госпожа Року присела на край кровати, чтобы сделать укол. - Это мертвящий настой? - Вы и об этом знаете? Нет, это противоядие, мертвящий настой нельзя давать после еды, потому что он забирает много энергии у организма. Его дают до еды, чтобы потом сразу восполнить недостаток. Противоядие колют перед сном, чтобы… - Оно успело поработать во время сна… - Узнаю господина Чженуэ, – улыбнулась Року. - А Вы его знаете? - Конечно, мы же оба ученики Госпожи… Ну-с, я тут закончила, теперь встретимся утром. Сейчас ложитесь спать. Спокойной ночи! Нитаки смерила взглядом расстояние между кроватями, усмехнулась, и подойдя к своей кровати, скатала все белье вместе с циновкой в рулон, который потом раскатала на полу возле кровати сына. Потом она выключила свет, переоделась в больничную одежду и легла спать, взяв Йоки за руку. В этот раз Нитаки заснула первой, а Йоки еще долго созерцал мать, пока его веки не закрылись сами собой. Весь следующий день Нитаки провела по большей части возле сына. После утреннего укола мертвящего настоя (госпожа Року сказала, что этот день – скорее всего последний), завтрака и укола противоядия, мать и сын долго сидели вместе на кровати, и смотря в окно на парадный вход и парк, болтали обо всем. О чем конкретно, они и не запоминали, единственное, что запомнилось Нитаки, это рассказ Йоки о Госпоже. Он почему-то плохо помнил, что происходило в первые два дня, постоянно пребывая в полусне. Хорошенько познакомиться с Госпожой ему удалось только на третий день. Сын описал ее, как прелестную молодую девушку с глазами мудрой женщины. Она была очень приветлива и заботлива по отношению к нему. Правда, ему показалось, что когда Госпожа смотрела на него, то вспоминала о чем-то своем, и в уголках ее глаз постоянно пряталась грусть. Госпожа выглядела и вела себя совсем не как госпожа. Она одевалась в хорошие, но скромные платья и носила практически одни и те же драгоценности, скорее всего это были подарки дорогих ей людей. Она не позволяла себе высокомерного тона, но когда доходило до дела, была предельно строга и требовательна. Госпожа была единственной, с кем сын общался и кого беспрекословно слушался. Йоки пообедал рано, потому что в распорядке дня у него значился дневной сон. Во время сна Нитаки не осталась подле него, а решила помочь Дарин с работой и заодно хорошенько изучить больницу. Дарин вначале сопротивлялась, но после того, как увидела, как быстро Нитаки справляется с постелями и глажкой вещей, с охотой согласилась. Она совсем недавно устроилась на работу, и еще не успела приноровиться к сестринскому делу. Нитаки конечно была куда опытнее Дарин в работе горничных, так что Дарин негласно записала ее в мастера и принялась усердно, правда в основном безуспешно копировать все ее движения. Нитаки была действительно мастером своего дела, рубашки, простыни и скатерти, метлы и швабры слушались ее как заколдованные: одни гладились и складывались в идеальном порядке, другие подметали и мыли полы легко и непринужденно, словно в танце. Честно говоря, Нитаки сама удивилась тому, как соскучилась по работе, но взявшись за стирку, глажку и уборку, она окончательно успокоилась, как будто все вернулось на круги своя и не было никакого месато и безумной гонки со временем через полмира. Уже наступил вечер, когда Нитаки, успешно завершив вместе с Дарин и другими сестрами уборку на первом этаже больницы, вызвалась отнести мусор. Ей хотелось прогуляться и глотнуть свежего воздуха, чтобы вернуться к Йоки в бодром настроении. Но через пять минут она внезапно с безумным выражением лица вбежала назад, вихрем пронеслась по лестнице на второй этаж, влетела в палату и не обращая внимания на сына стала рыться в вещах, постоянно повторяя: «Не может быть… Она здесь… Она не может быть здесь… Не может быть!»