Демон. Или всё же...?

       — Милая, мне жаль… — Пётр Вячеславович целует руки своей плачущей жены, — мне так жаль, это боль для нас обоих! Лилия потеряла уже пятого ребёнка, не успевшего даже родиться на свет; она горько плакала, не понимая, за что ей это наказание. Муж её поддерживает во всём, за что ему Лилия всегда была безусловно благодарна, но его поддержка, к сожалению, не способна излечить её женский недуг. Впрочем, не способны на это оказались и лучшие врачи Москвы: они разводят руками вот уже седьмой год, не понимая причин выкидышей пациентки Ладиной. Врач с каким-то серым лицом нервно потрогал кончик своего толстого уса и произнёс сиплым голосом: — Лилия Станиславовна, не отчаивайтесь, мы сможем всё изменить, поверьте… Нужно время. — И деньги, Степан Кондратьевич, не так ли? — Пётр встал с колен возле кровати Лилии со злой усмешкой, так не шедшей к его грустным глазам. — Мы бьёмся седьмой год! Седьмой, понимаете?! Вы всё ещё не знаете причин бесплодия моей жены! Похоже, нужно ехать за границу и решать вопрос с более, — мужчина смерил недовольным взглядом сначала палату, а затем врача, стоявшего перед ним, — компетентными людьми. Врач вспыхнул, лицо его приобрело бледно-розовый оттенок, дыхание участилось, однако он постарался сдержать поток потенциально оскорбительных слов в адрес мужа постоянной пациентки. Клинике было очень выгодно удерживать женщину как можно дольше, так как цены за лечение буквально космические. — Ваше право, Пётр Вячеславович, мы не можем вас с женой насильно удерживать на лечении в нашей клинике, однако, позвольте сказать честно, не помогут вам за границей. Степан Кондратьевич ещё более нервно потёр ус и дёрнулся, будто его ударили слабым разрядом тока. Он хотел холодно-профессионально сказать, что только их клиника сможет поправить положение, только они способны всё провести как нужно и необходимо, но поддался минутному внутреннему порыву и замолчал, пытаясь безуспешно остановить эмоциональную бурю. — Почему? — хрипло отозвалась с кровати Лилия, и это добило доктора. — Извините меня за эти слова, но… Никто вам не поможет, — и мужчина вышел из палаты как мог быстро. Лилия смотрела ему вслед долго, слёзы у неё на глазах высохли. Пётр наблюдал за женой молча, не в силах что-либо говорить. — Как думаешь, за что мне это, Петя? — после двадцатиминутного молчания подала голос Лилия. — Я ведь… всегда хотела ребёнка, представляла себя образцовой матерью, любила бы своё дитя и берегла… и почему так? я… — женщина уткнулась лицом в свои руки, но не плакала — она скорее умирала в душе. — Лиля, я не знаю, почему так, извини, — грустные глаза Петра казались ещё более грустными, чем всегда. Он не знал, как утешить жену да и себя тоже. — Как ты думаешь, в этом мире есть Бог? Я никогда об этом не думала хорошенько и не читала никогда Библию, однако теперь мне кажется, что моё время пришло. — Какое время, Лиличка? Бог это выдумка древних людей, которые искали защиты у высших непонятных им самим сил, помноженная на жажду власти честолюбцев, начавших использовать сказки в корыстных целях. Религия — мощный инструмент для управления людьми. Достаточно заявить, что правитель послан чем-то высшим и святым, и все побоятся идти против него и его идей, даже если они безрассудны или опасны с точки зрения гуманизма. — Петя, я не хочу ничего слышать про политику сейчас. Я потеряла ребёнка в который раз… Я думаю, я грешна и должна молиться, чтобы Бог послал мне дитя. — Ты не грешила, быть того не может. Мы женаты с тобой вот уж десять лет и я не замечал за тобой ничего плохого. Ну да, не без ссор столько лет прожили, но это мелочи! Ты ведь не изменяла мне… — Конечно нет! — перебила мужа Лилия. — Я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы наконец у нас появились дети, но я не могу выносить ребёнка, и мне от этого грустно. Наверное, да, с религией я погорячилась, такое за минуту не решают, тем более на расстроенную голову. — Поспи, Лиль, тебе станет лучше. Мы будем пробовать ещё раз и ещё, мы сможем иметь детей! Лилия кивнула, слабо улыбнулась, а Пётр поцеловал её в лоб нежно и заботливо, затем вышел из палаты. Когда шаги мужа стихли где-то далеко в коридоре, женщина снова расплакалась. Ей нужно было выплеснуть всю боль, какая у неё имелась, а её имелось много. Спустя час непрерывных рыданий, от которых у Лилии заболела голова, она подняла глаза к потолку и начала шептать: «Знаешь, я совсем не умею молиться и никогда не умела, да и честно говоря не верила в Твоё существование, но сейчас я обращаюсь к Тебе как женщина, чувствующая лишь пустоту и скорбь. Я запуталась и ничего не могу понять. Почему я не способна иметь ребёнка? Я никогда не делала ничего плохого. Ну может конфетку стащила, когда мне было 8, но это же была шалость… Да ещё наверное обвинила кошку в разбитой мною вазе, когда мне было 12. Боже, о чём я вообще говорю… Я глупа, и наверное это самый большой мой грех. Глупа, глупа! Ах, я не знаю ничего. Может, Ты дашь мне ответ? Я бы так хотела родить маленькую дочку, знаешь… чтобы у неё были замечательные золотистые кудряшки и озорной смех… я бы заботилась о ней, купала её в любви! Мой муж был бы счастлив вместе со мной. Я так люблю этого человека, Господи! Он лучшее, что было в моей жизни, и я вижу, как он хочет детей, а я не могу уже много лет ничего сделать. Ни-че-го! Неужели мы так и будем жить вдвоём до самой смерти? А может раньше мне умереть лучше?..» Женщина ещё долго разговаривала с кем-то, кого она очень смутно представляла, не зная, что в этой комнате, в этой самой палате стоит ангел, который слышит её и внемлет её словам. Маша видела искренность женщины, её муки и мольбы небесам. До того как она появилась в больнице, она лежала в гостиной подле Дэна, разговаривая с ним обо всём, что её беспокоило последние пару месяцев. Её маленький брат Максим, которому вот-вот должно было исполниться три года, часто плакал и совсем не был похож на нефилима, о котором ей давно рассказывал Ян. Так как Макс был зачат в результате изнасилования Елены Авериной демоном Валафаром (Мартином), он должен был родиться ребёнком большим и с сильным здоровьем, но вышло совсем не так. Ян говорил, что нефилимы живут 120 лет, и так повелось ещё с древних библейских времён, что они большого роста и очень крепкие, даже в раннем возрасте, никогда не болеют и почти не плачут. За ребёнком нужно было очень внимательно следить, чтобы он не поддался плохому влиянию ни с какой стороны, так как в нём сильно демоническое начало. Маша подозревала, что или ребёнок каким-то образом родился не нефилимом, или его спутали с другим в роддоме. Она гнала от себя эти мысли при матери, которая терпеливо возилась со слабым малышом, но наедине с собой и Дэном не могла не думать обо всём этом. Её размышления прервал блеск знака на Книге, как это всегда бывает, когда кому-то нужна помощь. Знак на белой странице напоминал неровную спираль багрового цвета, которая двигалась и принимала периодически форму зародыша в чреве матери. Дэн понял, что Маше нужно идти, и потому первый встал с диванчика, направляясь на кухню. Приложив руку к рисунку на странице, девушка почувствовала сердцебиение, которое всё учащалось и в конце концов начало звучать набатом. Закрыв глаза, Маша ощутила мгновенное дуновение ветра и сразу затем услышала рядом тихий плач женщины. Это и была Лилия, шепчущая в сумерках палаты слова раскаяния в грехах, которых не совершала, скорби по неродившимся детям, слова близкой смерти и отсутствия смысла в жизни. Когда Лилия потянулась к складному ножу, лежавшему возле пакета с яблоками, принесёнными мужем, невидимая для женщины Маша положила свою ладонь на её предплечье, останавливая. — Не нужно убивать себя, это ведь будет большой ошибкой, — мысленно обратилась ангел к отчаявшейся женщине. Лилия встряхнула головой, положила обе руки себе на живот и снова продолжила смотреть в потолок. — Что это я задумала… нет-нет, нельзя так. Раз уж такая у меня судьба, нужно её принять! Маша смотрела на женщину, приложив руку к её лбу. В мыслях не было злобных или корыстных намерений, лишь пустота и щемящая сердце грусть. Рука Маши легла лёгким прикосновением женщине на живот, Лилия почувствовала тепло, но не пошевелилась. — У вас будет ребёнок, не сомневайтесь. Всё будет хорошо.       Лилия так и заснула в положении лёжа на спине. Она улыбалась во сне, ей виделись просторные луга, леса вдали, красивый дом с крыльцом и ставнями, а из окна дома выглядывала девочка с золотистыми кудрями. В руках девочки было алое яблоко.

***

      Через три месяца Лилия забеременела, а брату Маши исполнилось 3 года. Эта беременность для Лилии оказалась удачной, у неё через 9 месяцев родилась девочка. Восторженный отец плакал от счастья, целовал жену в щёки и не мог нарадоваться: смотрел на ребёнка и не мог оторвать глаз. — Петя, как думаешь, какое имя ей подойдёт? — с улыбкой спросила женщина у мужа. — Не знаю даже. Знаю только, что она замечательная, — мужчина легко дотрагивается пальцем до маленькой ручки дочери. Младенец смотрит на папу широко распахнутыми лучистыми глазами, а мать тихо смеётся. — Я думаю, что её нужно назвать Евой. Как звали первую женщину на Земле, согласно Библии. — Но ведь Ева была грешницей? — Пётр мимолётно посмотрел жене в глаза. — Но она дала жизнь следующим поколениям людей. Её имя то и означает — «живая» и «жизнь». — Тогда малышке оно подойдёт. Счастливые родители долго ещё наблюдали за новорождённой дочкой, пока та не уснула. — Моя девочка… — у Лилии на глазах выступили слёзы, — девочка с небес.       Солнечный луч пробрался сквозь светлые шторы в палату родильного дома и осветил лицо малышки, будто погладив её по щеке.