Тот, кто погас, будет ярче гореть

При свете ночных фонарей дорога казалась совершенно бесконечной, не было видно ни конца, ни краю. Хаиру полной грудью вдыхала свежий вечерний воздух, непринужденно о чём-то разговаривая со своим бывшим напарником. Ей было без разницы, о чем говорить. Находиться рядом уже было нестерпимо приятно, настолько, что хотелось кричать всем нутром от радости. И такое настроение сохранялось почти всю прогулку. Хаиру предчувствовала что-то плохое, не обделенная природной интуицией, она с лёгкостью приняла тот факт, что сама прогулка — лишь отвлекающий маневр. Произойдет что-то более плохое. Она уверена в этом. — Вы хотели поговорить со мной, Коори-семпай? — не выдержав, спрашивает девушка, тревожно сжимая его ледяную руку своей — теплой. Она никогда не носила перчатки, но сегодня было на редкость холодный день, поэтому Коори отдал ей свои, чтобы Хаиру уж точно не простудилась. — Я должен сказать тебе. Мне придётся участвовать в операции на неопределенный срок. Ориентировочно, если я вернусь, то вернусь через месяц или раньше. Я лишь хотел попросить тебя, — каждое слово он выдавливает из себя словно через силу, острая боль не даёт забыться и говорить непринужденно, если так можно в такой ситуации, —…попросить у тебя прощения, Хаиру. Ты ведь хотела, чтобы твой день рождения мы отметили все вместе. — Оу? Это не имеет такого значения. Я думаю, что проживу больше, и у нас всё-таки получится отпраздновать его. Тем более, я совсем не помню этого, так что можете не переживать, — с улыбкой произносит она, не зная, как ещё можно реагировать на подобное, — берегите себя, хорошо? Мне кажется, это и правда будет опасно. Пожалуйста, возвращайтесь к нам с Юи-чан жив и желательно невредимым, Коори-семпай. Возвращаться… Для Коори не было бы смысла возвращаться с этой операции, если бы не поддержка Хаиру и сестры. Он вновь винил себя за то, что не мог ответить им чем-то большим, чем обещанием. Это было не в его силах. Но знать, что кто-то действительно заботится о нем, было приятно и в то же время больно. Будто он не знает, чем может обернуться операция на Русиме. Это действительно опасно, Хаиру верно подметила. Коори содрогается при одной мысли о том, что может умереть, так и не признавшись ей. Нельзя говорить это сейчас, нельзя оставлять её наедине со своими чувствами. Он стремился уберечь её, помочь ей, сделать всё, что не мог сделать до роковой операции. Тогда Хаиру пострадала именно из-за него. Из-за неправильно продуманной стратегии. Из-за своего безрассудства. Из-за того, что он вовремя не подавил в ней это безрассудство. Тогда, когда Юи сказала, что шансы на её спасение ещё есть, следователь особого класса пообещал себе, что больше не позволит случиться подобному. Нельзя держать свободолюбивого человека в золотой клетке — рано или поздно он сломает прутья, какими стальными они не были бы. — Я не могу тебе ничего пообещать. Прости. — Коори едва собрался с духом, заключая Хаиру в свои объятья. Он когда-нибудь обнимал её? Только тогда, когда она только очнулась и тогда, когда, не зная, что делать, прижимал почти бездыханное тело к себе, стараясь определить, жива ли она вообще. И сейчас разрывать объятия не хотелось. Были же моменты, когда они могли это сделать ещё полгода назад. Коори прятал чувства от самого себя в первую очередь, скрывал за сложно выстроенными барьерами, делал все, чтобы не привязаться. Ведь зачастую именно те, кто живут ради кого-то, те, у кого есть, куда и к кому вернуться, умирают. Привязанность несёт за собой только боль, и раньше он не испытывал это чувство ни к кому. Та самая привязанность к Хаиру была другой, нежели к сестре. В какой-то степени ее можно было назвать романтической. Он не знал, чувствовала ли она что-то к нему, но тот факт, что Хаиру сейчас лишь ближе подошла к нему, уткнувшись лицом в его плечо, давало слабую надежду на взаимность. Нет. Он точно вернется. Он не имеет права оставлять её. Он не может не признаться ей. Не сейчас. — Обещайте, что будете предельно осторожны. Вам есть, к кому возвращаться. Мы… Я… Я буду ждать, — последнее предложение произносится ею неуверенно, словно Хаиру колеблется, стоит ли говорить только за себя. — Хорошо. Я постараюсь, — со слабой улыбкой на лице отвечает Коори, всë ещё не в силах отпустить руку, примагниченную к её талии. Им бы стоять так всю вечность, а может, вечности бы не хватило. Ему физически больно разговаривать с ней сейчас на эту тему, но он вроде пока ещё держится, не позволяет слезам долго сдерживаемым потоком хлынуть из глаз. — Вы когда-нибудь отмечали свой день рождения с друзьями, Коори-семпай? — Хаиру бесцельно крутит в руках свою ручку, закончив очередную возню с документами. — Ты не сможешь отмечать день рождения с друзьями, если у тебя нет друзей, — усмехается он в привычной токсичной манере, — я никогда не зацикливался на таких незначительных праздниках. — Вот как. А я бы хотела хоть один раз отпраздновать свой день рождения с Вами. И с Юи-чан тоже, — задумчиво произносит она, — если доживём, конечно. Коори последнее предложение бьёт по-больному. Да, Хаиру абсолютно права — они следователи, они могут умереть в любой момент. Думать об этом неприятно, привычно и грустно. — Если доживём, — словно эхо, отвечает он, тут же вновь углубляясь в изучение дела, чтобы напарница не подумала ничего лишнего. Пусть считает, что он просто скандировал её слова. И что же, выходит, они дожили. Пусть даже Хаиру лишилась воспоминаний, они всё равно потихоньку возвращаются к ней. Коори обязательно вернётся с миссии, потому что не может допустить даже мысли о смерти. Он бы оставил предсмертную записку пустой, если бы не довольно большая вероятность погибнуть. Писать длинные завещания было явно не в его духе. Коори обычно оставлял бумагу пустой, либо писал довольно мало. И сейчас на ней красовалась лишь надпись «прости», выведенная черной ручкой, а на другом листе было написано всё, что предназначалось написать в такой ситуации — благодарность родным и близким, банальные слова. *** — Ты ничего не сказал матери, да? — Скажи ей сама. Пожалуйста. Юи недовольно отворачивается, складывая руки на груди. Конечно, ей всё это не нравилось. Это не первый раз, когда её брат избегает любого контакта или разговора с матерью. И пусть она не винила сына за то, что тот пошел по стопам отца, Коори, кажется, чего-то неосознанно опасался. Поэтому обычно Юи отвечала на все расспросы. У неё получалось утешать людей — не совершенно, конечно же, но хоть как-то. И её голос звучал не обнадеживающе, как у брата, когда они говорили о предстоящей миссии. Юмено, несомненно, переживала, заламывала руки, готова была уверовать, однако, никогда не могла понять, как люди могут придумать себе божество и утверждать, что от него зависят их судьбы. Она была предоставлена сама себе, она шла своей дорогой и знала, что её судьба в её руках, ничьих больше. Девушка не знала, верна ли в данный момент её позиция, но времени задумываться о таких глубоких вещах не было. — Не понимаю твои опасения. Если ты умрешь, будет лучше, если она хотя бы увидит тебя в последний раз. — Почему ты так спокойно рассуждаешь о жизни и смерти? И да, я не умру. Я делаю это, чтобы быть уверенным в том, что вернусь. Я не могу умереть вот так, — в голосе Коори отчётливо слышится напряжение, смешанное с неуверенными нотками. — Да-да, конечно! Если ты умрёшь, салатик на похороны придётся готовить мне, а я не очень хороша в готовке. Так что постарайся выжить, — с той же ухмылкой произносит Юи. «Почему ты так спокойно рассуждаешь о жизни и смерти?» Для неё нет границ между существованием и забвением. Юи всегда жила, потому что не хотела умирать, ведь это, должно быть, больно. Она искала смысл во всём, во всех незначительных вещах, чтобы как-то скрасить своё бесцельное существование. У нее не было чёткой цели в жизни, и она не знала, чего хочет и к чему стремится её душа. И всё же, стать врачом, спасать людские жизни, вероятность помочь Коори, может даже спасти его, придавала уверенность в правильности своих поступков. — Да, наверное, я слишком прямолинейна, — невпопад говорит Юи, скорее сама для себя отвечая на этот вопрос. — К чему ты? — Ох, да. Я слишком прямолинейна, а ты — нет. Поэтому мне кажется, что ты что-то не договариваешь. Ты же не просто так позвал меня сюда, верно? Хотел ещё о чем-то попросить? Они редко встречались вне больничных стен, особенно прошедшие полгода. Обычно ограничивались короткими сообщениями или телефонными звонками. Однако, обстоятельства не могли разрушить их связь, не могли заставить перестать понимать друг друга с полуслова. —…что-то, связанное с Хаиру-чан, верно? Ты бы не колебался так, будь это связано со мной или с кем-то другим, — продолжает девушка без крупицы осуждения в голосе, — послезавтра ведь её день рождения, верно? Как же трагично. — Действительно трагично, — себе под нос повторяет он, наконец решаясь и доставая из кармана черной куртки небольшую коробочку, тут же без лишних слов отдавая её сестре. Юи на мгновение замирает. Ей казалось, что в такие коробочки идеально помещаются обручальные кольца. Конечно, она не знала точно, потому что была слегка далека от таких вещей. И именно поэтому осознание приходит к ней не сразу, а лишь спустя несколько минут напряженного молчания. — Как я могла подумать! Ты же не такой человек, который бы сделал ей предложение, зная, что может не вернуться, — тихо усмехается она. — Лучше бы молчала… — устало произносит Коори, бессмысленно задирая голову и глядя в небо. Глупо было бы скрывать от сестры свои чувства. Она всё знала с самого начала. С того самого дня, когда он умолял еë позаботиться о своей напарнице. С того самого дня, когда стальная маска рухнула, и он не смог сдержать слёз, пытаясь ответить на более чем деликатные вопросы, чтобы Юи размыто, но поняла, что случилось и что за чертовщина происходит с её братом. Она не осуждала его. Никогда не осуждала. Но затрагивать эту тему всё равно было невыносимо больно. — Я передам это ей. Не волнуйся, — обещает она, представляя выражение на лице Хаиру, когда отдаст эту коробочку. Интересно, о чём её подруга подумает? В любом случае, Коори должен выжить, чтобы признаться ей. Юи не верит ни в Бога, ни в Дьявола, однако, если они действительно существуют, то пусть помогут брату вернуться живым. — Спасибо. Остался ещё один вопрос, который её волнует, и Юмено пригораживает ему дорогу, хватается рукой за ткань тёмного плаща в попытке остановить. — Скажи, почему ты сам не можешь попрощаться с матерью? Боишься за неё? Это всё из-за нашего отца? Их отец был следователем по гулям, который погиб, когда Юи было всего семь лет. Она не помнила его, не могла бы при всём желании воссоздать в голове прежние черты. Коори тоже его почти не помнил, всë же у них разница в возрасте составляет всего лишь один год. Он стал следователем не из-за жажды мести или чего-то подобного, просто ему так захотелось. Мать не одобряла его поступок, однако, удерживать даже не пыталась. И они редко общались. Юи не могла вспомнить, когда в последний раз они сидели в родном доме втроём. На Новый год ещё несколько лет назад? Она навещала её одна. Наверное, брат просто не хотел лишний раз тревожить мать, ведь он был так похож на своего отца. У них не было никаких конфликтов, препятствующих свободному общению, но они почему-то сторонились друг друга в иррациональном страхе. — Не хочу волновать её, — озвучивает он привычную отмазку. — Поверь, она не станет волноваться меньше, если я это ей передам. Когда-нибудь у вас, наверное, сложатся нормальные отношения, — со вздохом произносит Юи, разворачиваясь, — но, видимо, только через мой труп. *** Желал ли он нормальных близких отношений? Вряд ли. Коори бросает томный взгляд на наручные часы. Семь минут до начала операции… Полгода назад он был бы рад умереть здесь, но не сейчас. Он не может оставить Хаиру, не может оставить сестру, да и мать, в принципе, тоже. Он до сих пор не знает, что она чувствует, какие эмоции вызывает осознание того, что она может в любой момент потерять и сына. Хотя, в случае с отцом всё было серьезнее. Коори помнил, как подслушивал разговоры мамы и бабушки по отцовской линии — единственной, кто не отрёкся от них после того, как родители избрали другую дорогу. Им не было дело до наследства, бизнеса, аристократии и прочего, они жили друг для друга и слушать никого не собирались. Они думали над тем, что убийство могло быть подстроено кем-то из семьи, но Коори не знал точных подробностей. Слишком рискованно следователю иметь семью. Слишком рискованно к кому-нибудь привязываться. Он поднимает глаза к иссиня-черному небу, которое заслонили тучи. Солнце от них отвернулось. Коори не верит ни в Бога, ни в Дьявола. Его судьба только в его руках, но всё же… «Если Бог действительно существует, то, пожалуйста, пусть он поможет мне вернуться обратно.»