Тот, кто погас, будет ярче гореть

— Юи-чан, скажи, в этой жизни еще остался смысл? — Хаиру беззаботно спрашивает о глубоких вещах, пока она перевязывает ей очередное ранение, — или это я его просто не вижу? — Не видишь смысла, значит… — Юи пытается абстрагироваться от воспоминаний, которые возникают в голове, — я не могу ответить на твой вопрос. Смысл у каждого свой. Я так считаю. И всё же перед глазами вновь картины из детства. Тогда ещё у Юмено были длинные черные волосы, которые отливали синим и которые она заплетала в два больших хвостика. Обычная девочка с белыми бантиками. С раннего возраста ей приходилось задумываться о глубоких вещах, но взрослые не считали нужным отвечать маленькому ребенку. Потому что сами не знали ответ. Ей было семь лет, когда отец умер, и она, в принципе, не очень печалилась. Юи почти его не знала, ведь он был следователем. Позже она услышала от матери, что он пошёл против всей семьи, гордившейся своим аристократическим происхождением. Именно поэтому они считались почти что побочной ветвью и не имели столько связей, редко пересекались с остальными родственниками. Мать мало что ей рассказывала, а девочка не задевала больные темы. С семи лет она была предоставлена сама себе и не жаловалась, ведь если это её удел, она готова принять его с гордо поднятой головой. Ей казалось, что смысл есть только в том, чтобы идти за более сильными. Юи держалась своего брата, восхищалась им, точно так же закрывала эмоции внутри себя, научилась натянуто улыбаться, — и в этом его даже превзошла, — ведь на лице застыло безэмоциональное выражение, а отец как-то сказал, что ей идёт улыбка. — Если жизнь бессмысленна, почему мы тогда продолжаем жить? — кидая камушки в небольшую речку, спрашивает она, в свои тринадцать лет не раз задававшаяся этим вопросом. Юмено сложно доверять людям, в ней всю жизнь жило чувство, что её непременно предадут, если узнают больше, чем положено. И она могла доверять только Коори. Только своему брату, что оказался в той же ситуации, что и она. У них обоих были весьма мрачные взгляды на жизнь. Оба тренировались перед зеркалом, чтобы лица не выглядели, как статуи с застывшим навсегда выражением отчуждения, отрешенности. На генетическом уровне неспособность к самовыражению преследовала их всю жизнь. Эмоции зачастую были поддельными, но этого никто, кроме них двоих, не знал. И знать не должен, ведь это только их дело. Они вместе сидели у берега реки, потому что дома непереносимо скучно. Юи не хотела лишний раз видеться с матерью, считала себя ненужной в силу подросткового возраста, сказать об этом не могла — боялась, как боялась выяснить причину столь странного чувства. Ни у неё, ни у брата не было друзей, с которыми можно было круглосуточно общаться и которые поддержали бы. Они были друг у друга, и этого было достаточно. — Мы живем, потому что ещё не умерли, так ведь? Мы найдем смысл позже, скорее всего. — А что мне делать, если я так и не найду смысл? — Просто продолжать жить, как жила раньше. Каждый разговор непременно сводился к философии о жизни и смерти, добре и зле, существовании и мечтах. Они были предоставлены сами себе. Им не с кем было больше поделиться своими мыслями. Юмено не смогла бы стать следователем — хрупкие руки не удержат куинке, подвергать жизнь опасности каждый день ей было бы не под силу. Как бы она не равнялась на Коори, ей всё равно не идти с ним вровень, а оставаться позади. Девушка не хотела ещё сильнее тревожить мать, которая, потеряв мужа из-за этой опасной работы могла в любой момент потерять и сына. И именно поэтому Юмено с улыбкой на лице продолжала изучать химию и биологию, чтобы стать врачом, чтобы успеть спасти, чтобы не дать умереть почти последнему родному человеку. — Юи-чан, твой выбор как-то связан со мной? — с нехорошим предчувствием в голосе спрашивает Коори, когда они вновь пересекаются. До сдачи экзаменов осталась неделя. Юи маскирует умело нанесенным макияжем синяки под глазами, плод бессонных ночей, проведенных за материалом. Она улыбается, — почти что искренне, а глаза светятся азартным блеском. Тоже почти что искренним. — Нет, конечно! С чего ты взял? Неужели следователи должны волноваться о таких незначительных вещах? — шутит она с немного ядовитой улыбкой, но без злости или зависти. Просто потому что привыкла. — В первую очередь я твой брат, не забывай, — с напускным раздражением произносит Коори, — твой выбор для меня тоже важен. Если это как-то связано со мной, лучше не делай этого. Никто из следователей не сделает последний вздох на смертном одре. Если так предрешено, никто не поможет. Они не совсем верят в судьбу, но готовы поверить, видя смерть всё чаще и чаще. — Нет, конечно. Это всё — прекрасное совпадение. Юи тоже видела смерть. Она не была следователем. Не вершила правосудие. Не убивала гулей. Однако, ещё будучи практиканткой, столкнулась с несчастным случаем. Она не смогла спасти ребенка, попавшего в автомобильную катастрофу. Всё было предрешено до того, как она увидела его последний взгляд, брошенный на неё. Взгляд, наполненный отчаянным желанием жить. Юмено тогда сомневалась лишь в том, был бы у неё такой взгляд, если бы на его месте была она. Тут никто не смог бы помочь, а неопытная девушка — тем более. Юи никогда не ходила к психологу по своей воле. В детстве она не понимала, почему брат так старательно приучает её фальшивой улыбке перед ненавистным зеркалом, а теперь осознала всю суть. Юи не могла заснуть несколько ночей — мертвецы тянули к ней свои истощëнные руки, смотрели взглядом несчастного ребенка, а на фоне слышался плач людей, надеявшихся на их спасение. Юи глушила боль антидепрессантами, кофе и снотворным. Юи с траурной улыбкой на лице отказывалась кому-нибудь доверить свои страхи, когда коллеги подозревали, что она тяжело переносит то происшествие. Эта гордость могла бы запросто убить её, не работай она в относительно безопасном месте. Девушка за несколько лет привыкла видеть мертвые тела настолько, насколько можно. Предел её терпения достигал вершины до такого степени, что после очередного неудачного случая она спокойно могла пить чай с печеньем. И уже почти ничего не испытывала. Юи не думала, что с кем-то сможет сблизиться или подружиться. У нее был на редкость токсичный характер, если дело доходило до общения с кем-то, кроме брата и матери. А такое случалось нечасто. И когда Коори познакомил её со своей напарницей, она была счастлива. Хаиру, которая пусть и была совершенно другой по темпераменту, почему-то показалась Юмено необычайно близкой. — Наверное, ты права, — со скуки Ихей болтает ногой в воздухе, задевая ножку стула и больно ударяясь, — ох, Юи-чан, ты что, волнуешься? — с удивлением спрашивает она, будто за неё ни разу никто не переживал. Юмено всего лишь стоило бросить на неё слегка сочувствующий взгляд. Она никогда не спрашивала, почему подруга стала такой. В словах Хаиру редко мелькал Солнечный Сад, но Юи так и не узнала, что это за место. И, наверное, там было всë не совсем как в обычной академии. — Тебя удивляет то, что кто-то может волноваться? — с неподдельным интересом в голосе спрашивает она, — за тебя никто не переживал? Мой брат, например? Или кто-нибудь из твоих коллег? — Вы даже вопросы одинаковые задаёте, — то ли с легким разочарованием, то ли наоборот — с восторгом, если и выраженным, то очень слабо, произносит Хаиру, — если бы у меня была сестра, я думаю, мы тоже были бы похожи. — Разве в Саду все не родственники? — переспрашивает Юи, анализируя свои скудные знания насчёт этого места. Она бы не знала абсолютно ничего, если бы не Хаиру. — Мы родственники, но не такие близкие. Когда я смотрю на тебя и Коори-семпая, во мне какое-то странное чувство. Я бы тоже хотела, чтобы за мной кто-нибудь так оканчивал предложения и знал меня очень хорошо. — Так в чем же проблема? — Я сама себя не знаю. Юи знала, что Хаиру, ребенок, выросший в золотой клетке, именуемой Солнечным Садом, на самом деле одинока. И если Юмено могла улыбаться фальшиво, улыбка на лице её подруги оставалась искренней. Потому что она не знала, что правильно, а что нет, была далека от человеческих эмоций. Была свободна. Юи понимала её, поэтому и считала своей (единственной) подругой. И пусть они почти не общались за пределами больницы, она понимала, что при других обстоятельствах они бы стали лучшими подругами. Для Юмено видеть Хаиру, потерявшую память, подобно самой злой пытке. Она же помнила её улыбку. Помнила манеру речи и хитрый прищур и вообще много чего помнила. Память со временем вернется, но кто знает, сколько пройдет это «со временем». Хаиру сейчас — та самая Юмено из прошлого, девочка, для которой нет четких границ и понятий, потерявшая суть своего существования и смысла. Для Юи раньше смыслом являлись знания, знания, которых было бы достаточно, чтобы спасти своего брата, если потребуется. Ей нет никакого дела до остального человечества, когда весь мир крутится вокруг одного человека. И с Хаиру так же. Она держится их, и Юи может в какой-то степени вздохнуть спокойно. Они её защитят, если потребуется, если информация о том, что Ихей больше не получеловек, не просочится в CCG, всë будет прекрасно. В конце концов Юи знает, что её подруга — результат каких-то нечеловеческих экспериментов, которые дали ей больше силы, но украли половину жизненного срока. И теперь ей остаётся надеяться только на то, что Хаиру удастся прожить хоть чуточку больше. — Брат. Ты так беспокоишься о ней и не находишь себе места с того дня. Скажи, может ты в самом деле любишь её? — проницательно заглядывая в фиалковые глаза, как бы невзначай спрашивает Юмено, садясь ближе. Аппарат жизнеобеспечения тихо пищит, кардиограммы показывают едва заметные изменения в состоянии. Юи не кардиолог, но и в этой сфере о многом знает, только в машинах разбирается слегка так себе, но может точно быть уверенной в том, что именно сейчас Хаиру ничего не угрожает. — Какая теперь разница… — анемичным, бесцветным голосом спрашивает Коори, опуская голову и пряча от сестры взгляд. Он держит в своей руке руку Хаиру, ледяную, практически как у мертвеца. — Какая разница? Я уверена, что она очнется. Брат, обычный человек не выжил бы и умер ещё тогда. Надежда важна, и она всё ещё есть, — непривычно мягким голосом говорит девушка, — ты сам скажешь ей о своих чувствах, когда она очнëтся. Сколько можно так всё скрывать? — Думаешь, она не знала? — Или не хотела говорить об этом. Всё уже не будет, как прежде, — она сама в этом уверена? — многое изменится. Я лишь хочу, чтобы вы оба были счастливы. Юи не говорила, но знала всё. Была отчужденной с детства, не понимала многих человеческих эмоций, но видела своими глазами порождение искренней любви между братом и подругой. Почти физически чувствовала его боль от безысходности и состояния Хаиру. И за эти полгода поняла, что не зря училась на врача, просиживала бессонные ночи за справочниками, убивала своё здоровье, чтобы спасти других. Так в чём же её смысл жизни? Юмено недовольно хмурится, смотря на своё отражение в зеркале. Еле заметные круги от в последнее время слишком частой волокни с документами и проведёнными бессоными ночами уже переросли в огромные мешки, куда она могла бы уместить целую пачку пока что незаполнненой бумаги. Юи подмечает слишком бледный цвет кожи, явно от недостатка солнечного света и очень сильной перезагруженности. Ей следует отдохнуть. Если так пойдёт дальше, тело может не выдержать. Юи убирает мешавшуюся порядку волос и только сильнее застёгивает белый халат. Юмено гордо выпрямляет спину и снова бросает взгляд на отражение. Девушка умело наносит макияж, никто не заметит её болезненный вид. После очередного рабочего дня она, может быть, сможет отдохнуть. Только для этого придется поработать больше, чем надо. Два часа за очередными документами её уже не пугают. Юмено откладывает ручку и потягивается после долгого сидения в одной позе. Смысл жизни можно найти только в чужих.