Тот, кто погас, будет ярче гореть

— Отпустила их двоих погулять по знакомым местам! Даже дети в такое время нормально ходят и на гулей не натыкаются, следователи фиговы, — возмущенно бурчит под нос Юи, выслушивая рассказ Хаиру о приключениях, которые с ними случились. И не может сдержать вздоха, — слушай, если у тебя панические атаки при виде гулей, нехило тебе память повредило. У Юмено просто манера речи такая — скорее токсичная, чем насмешливая. И Хаиру давно привыкла. Ну как давно — она, несомненно, знала девушку раньше, судя по рассказам, они даже хорошо дружили. И сейчас подобные подколы казались чем-то незначительным, наоборот, они влияли на некую атмосферу своеобразного тепла, что царила между ними. — Ты так ничего и не помнишь? — более сочувствующим тоном спрашивает Юи, подвигаясь ближе к ней и дотрагиваясь до ледяной руки, — а как же шутки про то, что некому их согреть, а? Хаиру-чан, ты пугаешь меня всё сильнее. — Ты же говорила, что моя память рано или поздно вернется. Меня не пугает это. Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой и твоим братом, — Хаиру задумчиво смотрит вдаль, ветер срывает лист с дерева, и он приземляется рядом с ней, — осень, да… Значит, всë случилось весной? — Ты хоть про свой день рождения помнишь? — протягивает Юмено, — я ломала голову над тем, что тебе подарить, а ты чуть не умерла! Как так вообще можно? — Достаточно просто быть следователем. Юи никогда не горела желанием сражаться за мнимую справедливость, восстанавливать шаткий порядок в Токио, если он когда-то и был. Да и мать вряд ли пережила то, что единственная дочь тоже пошла в следователи. Она делала всë, чтобы отговорить её от этого, поэтому девушке пришлось согласиться. С раннего детства они с Коори всегда были вместе, и раз уж у нее не получилось тоже поступить в Академию, пришлось избирать более безопасный подходящий вариант, чтобы помогать ему из тени. Юи никогда не имела предрасположенности к профессии врача, но её мало это волновало. Она осуществила свою мечту и никогда не жалела ни о чем: ни о бессонных ночах, которые пришлось проводить с учебниками по анатомии, потому что ни химия, ни биология не были её сильными сторонами; ни о том, что всё-таки не стала следователем и не рисковала жизнью. Она могла помогать тем, кого считала самыми близкими людьми, спасла свою единственную подругу и могла гордиться собой. И если бы Юмено предложили отмотать время назад, она бы отказалась, ведь сделала всё, что могла, добилась всего, к чему стремилась. Цена победы над собой и своими принципами была ей как раз по душе. — Вот как. Как хорошо, что я не следователь, — усмехается Юи, удерживаясь от желания сказать, как сильно она хотела многое забыть. *** — Физиология полулюдей действительно странная. Я даже не предполагала, что всё может так обернуться, — на лице Юмено отчего-то такая тревожность, которая не была даже в более напряженных моментах, а в голосе порой скользят непонимающие нотки. — Так что ты хотела сказать? — выжидательно смотрит ей в глаза Коори. Глаза как раз ничего не выражают, а серый цвет придаёт больший оттенок апатии и своеобразного страха от непонимания ситуации. Когда сестра сказала, что хочет с ним поговорить, следователь сразу понял, что дело в чём-то действительно важном. Если не брать в расчет эти полгода, общались они чаще всего по телефону, а не вживую, но сейчас всё изменилось, даже обычное ничего не выражающее лицо Юи, которая сейчас едва заметно сжимала в руках какие-то бумаги. —Ты ведь знаешь то же, что и я. Ни больше, ни меньше. И всё же, я не могу прямо ей это сказать, ведь она не помнит совсем ничего, так что возлагаю это на тебя. Мне кажется, что Хаиру-чан, она… — девушка делает выжидающую паузу, чтобы посмотреть на реакцию собеседника, —…больше не получеловек. Коори действительно мало знал о полулюдях, ведь, конечно, то, что ему доверили, вероятно, не было и половиной всей информации. Единственным человеком, кто мог бы хоть как-то пролить свет на эту темную историю, была Хаиру — ей он мог доверять, мог задать такой вопрос, наверное, единственной из всего отряда. Вот только она теперь точно рассказать ничего не сможет… — И как я должен это сказать? И вообще, вы с ней подруги, разве нет? Ты в этой сфере лучше меня, сможешь объяснить досконально, — не то, что мысль о разговоре с напарницей пугала. Не в этом дело. Коори действительно не знал, как можно ей это сказать. — У меня что, других дел нет? — Юмено попыталась изобразить возмущение на лице, но у неё не вышло, а выражение сменилось на легкую улыбку, — ну правда. Скажи ей. Он явно не понимал, к чему эта улыбка, ведь читать эмоции у Коори никогда не получалось. Вот только сестра всем своим видом показывала, что у него нет выбора, и он будет обязан это сделать, ведь всё было предрешено ещё до того момента их разговора. *** На улице было далеко не самое подходящее время для разговора, без конца лил дождь, капли спадали с веток деревья, за которыми двум молодым людям удалось плюс-минус укрыться, чтобы не промокнуть насквозь. И всё же это почти не помогло. Хаиру поежилась от пронинзывающего холода, плащ почему-то её не согревал. В какой-то момент она пожалела, что не взяла с собой перчатки. — Не лучшее время для встречи, да? — невесело усмехнулся Коори, в очередной раз виня себя за то, что перед выходом из дома не посмотрел прогноз погоды. — Было хуже, Вам ли не знать, — легкая улыбка появляется на лице Хаиру, так напоминая прошлые её черты характера. Раньше она бы тоже не упустила возможность обратить всё в шутку, даже если речь шла об её состоянии, — предлагаю не говорить о грустном. — Ты вспомнила что-то грустное? — Нет, но, учитывая, что я потеряла память и полгода провела без сознания, хорошим это точно не назовешь. Получается, всё это грустно, — девушка пожимает плечами, — и дождь — не самое плохое, что может с нами случиться, верно? В ней всегда была тяга к заумным рассуждениям, граничащая с захлестнувшим её безумием. Хаиру не разрывалась между двумя сторонами своей личности, а просто была такой. Была девушкой, которая могла беззаботно болтать о жизни и смерти, а через секунду смеяться с устаревших шуток. Коори никогда её не понимал. Ему было не суждено её понять, потому что она была совсем другим человеком. И даже сейчас, когда, казалось бы, её личность стëрта и утеряна, он не мог предугадать её действия. — Так что Вы хотели мне сказать? — она предпринимает ещё одну попытку разговорить собеседника. Хаиру не могла терпеть молчание, не переносила, когда рядом с ней образовывалась тишина. То самое неутерянное качество. — Слово «получеловек» тебе о чём-то говорит? — наконец спрашивает он, мысленно строя дальнейший диалог. Коори о многом хотел ей сказать. Хотел помочь, но катастрофически не хватало слов, которые могли пригодиться. — Я ведь получеловек, да? Именно из-за своей необычной физиологии я и выжила. Так ведь? Мне больше ничего не известно об этом, — на этом её познания и правда заканчиваются, — я всего лишь сказала то, то слышала от Юи-чан. Хаиру сейчас бы все отдала, лишь бы вспомнить больше фрагментов из жизни. А лучше, чтобы она вообще не теряла память. Её физическое здоровье было в порядке, когда ментальное — не совсем. Она не могла отделаться от чувства, что забыла об очень важных вещах. И это осознание очень сильно терзало душу. — То есть, сама ты не помнишь? И последствия, которые могли бы быть, останься ты получеловеком… — Могли быть? — с подозрением в голосе переспросила Хаиру. — Ты не говорила мне, какие. Сказала только то, что рано умрёшь из-за этого. Может быть… Всё обошлось? — со слабой надеждой в голове спросил самого себя Коори, — если подозрения моей сестры верны, ты больше не получеловек, а нормальный человек. Как я. И как Юмено. — Вот как? Её тон, слегка равнодушный и почти наплевательский на собственную судьбу, заставляет Коори невольно задуматься о том, действительно ли правильно он поступил, сказав это. Если можно было правильно попросить, Юи всё же сделала бы это сама… Коори близко с человеческими эмоциями не сталкивался и понять их не мог, тем более Хаиру, которую никогда не понимал. А она всё отдалялась от него. Он уверен, что Юмено бы смогла рассказать подруге более мягко, объяснить действительно нормально, а не размыто, как человек, который не просвящëн в подробности. Даже если сестра тоже была эмоционально закрытым человеком, она умела понимать людей. Конечно. Ведь Юи — врач, не психолог, конечно, но всë же. — Скажи, как ты к этому относишься? — Как я должна к этому относиться? Что я должна чувствовать? Простите, Коори-семпай, я не понимаю свои чувства, — ещë тише произносит Хаиру, опуская голову так, чтобы челка заслоняла лицо, — у меня такое ощущение, что я…потерялась в этом мире. И это действительно ужасно. — Ты не потерялась. Мы всё ещë здесь и с тобой. Даже если твоя память не восстановится, мы с Юи-чан всё равно будем тебя поддерживать. Не чувствуй себя одинокой, Хаиру. *** Говорить избитые слова поддержки, помогать другим по мере возможности кажется Коори чем-то непостижимо глупым, однако, он повторяет это раз за разом. В памяти невольно всплывают события во время той самой операции. Мертвые тела людей, которые до последнего сражались за мир во всём мире и исполняли свой долг, семьи, потерявшие близких людей… Он за долгое время работы в CCG привык к видению трупов, относясь к этому максимально хладнокровно. Коори до сих пор считает, что проявлять эмоции — не выход, потому что, потеряв над собой контроль, уже не остановиться. И всё же осознание того, что на месте умерших мог бы оказаться он, его немногие близкие товарищи, теми, кем он дорожил, а он чуть не потерял в этой битве Хаиру, и все полгода провел в подавленном состоянии, потому что она находилась на волоске от смерти, неприятно отдавалось в груди неприятной болью. Навещать могилы погибших — та ещё пытка, от которой никак не окреститься. Коори знает, что косвенно, но виноват, и от этой мысли его никто не сможет заставить отречься. Ведь это действительно его вина, его операция, возложенная на него ответственность. Потери… Их было слишком много, в том числе и погибших товарищей, тех, кого Коори когда-то знал. Это было больно осознавать, но за это время ему удалось привыкнуть к боли. Правда, если бы Хаиру всё-таки умерла, он бы не пережил этого. Сигарета, зажатая между пальцами, с треском ломается, когда рядом раздаются чьи-то почти незаметные шаги. Он знает её слишком долгое время, чтобы не узнать лёгкую походку и не почувствовать присутствие, а после — укоризненный взгляд серых глаз, которые следователь даже не видит. — До конца жизни собираешься винить себя за это? К ним хочешь отправиться, да? И нас с Хаиру-чан оставить, верно? — у Юмено всегда одна и та же манера речи на все случаи жизни — прямолинейная и резкая. Коори, в принципе, ничего другого от сестры не ожидал, а она от него. Они слишком хорошо знали друг друга, — у меня сердце разрывается видеть тебя в таком состоянии. — Если твоё сердце и разорвется, то точно не от моего состояния, а от собственного сарказма, — ядовито усмехается он. — Кто еще про сарказм говорит. Минуты, которые они стоят рядом с надгробиями в скорбном молчании, длятся словно вечность. Коори вновь осознаёт, что сестра стопроцентно когда-то испытывала то же, что и он. Она видела смерть, видела, как умирают люди на её руках, потому что поздно обратились за помощью, мучилась от собственной беспомощности и не могла ничего сделать. Юи молчала, Юи держала всю боль в себе и не позволяла никому узнать о ней, поэтому сейчас понимала его больше, чем кто-либо. — Зачем ты шла за мной? — наконец спрашивает следователь, пытаясь выяснить причину такой…заботы? Рядом с Юмено ему всё равно было легче, ведь она могла молча поддерживать людей. Капли недавно начавшегося дождя медленно стекали по лицу Коори, но он не обращал на них внимания. Если бы он не был так закрыт в эмоциональном плане, это, возможно, могли бы быть слёзы. Но их обоих с детства учили не показывать сильные эмоции, а со взрослением оба поняли, что так действительно лучше. Вот только никто не сказал, что моральная боль существует и что она довольно часто намного сильнее физической. Не сказали, что с ней делать и как с ней бороться. — Потому что ты как всегда не взял с собой зонт. И не спрашивай, откуда знаю, — Юи негромко усмехается, чувствуя свою небольшую победу и раскрывая над ними двумя свой фиолетовый зонт, — Я не экстрасенс, нет. Попытки обратить всё в шутку заканчиваются полным провалом и проваливаются под пустым взглядом сиреневых глаз, в которых видна попытка выразить хоть какие-то эмоции, выдавить фальшивую улыбку, чтобы сказать, что всё хорошо и волноваться не следует. Юи тяжело вздыхает, понимая, что лучше всё же не скрывать свою боль. Хотя бы от самого себя. Сказать это она не может, ведь это бессмысленно. В конце-концов, они же почти во всём одинаковы. (Даже если весь мир не будет их понимать, они непременно поймут друг друга.) — Пока жива Хаиру-чан, нет смысла так загоняться. И, немного подумав, продолжает: — Однажды она скажет тебе это сама.