Любовная линия

      Агата ставит точку. Шуршание клавиатуры прекращается.       В комнате слышится лишь шум дождя по залатанной крыше. Агата перечитывает написанное, хмурясь и кривясь. Любовная линия выходит какой-то кособокой, написанной наспех и слишком чувственной. Не такой, как обычно.       И от этого почему-то паршиво.       Неужели она разучилась писать детективы? Или всё дело в смятении, ураганом бушующем в душе?       Агата откидывается на спинку кресла, безжалостно выделяя и уничтожая последний абзац с прощением виновного бывшего. Впервые главная героиня поступает слишком не цинично и слишком чувственно, так что даже немного жалко убивать их с любимым в конце.       — Чёрт! — с отчаянным воплем Агата захлопывает ноутбук и вслушивается в тишину дома.       Раньше бы на этот крик прибежала Маруся с вопросом, чем может помочь. Теперь Маруся далеко. Теперь далеко все. Агата совершенно одна, как мечтала десять лет назад. Только от этого отнюдь не легче.       Сжав пальцы в замок, Агата устремляет взгляд на запотевшее стекло, по которому чертят кривые дорожки прозрачные капли летнего дождя. Такого дождя не увидишь на большой земле. Он здесь особенный: чистый и, наверняка, зачарованный.       В один из светлых весенних вечеров, когда они с Майей сидели на берегу озера, бросая блинчики, Майя рассказала ей очередную легенду, якобы здесь большое счастье попасть под проливной дождь. Будто бы это Юмала очищает жителей острова святой водой. «И тогда уходят все сожаления, и боль, и печали. Тебе бы под этот дождь», — Майя смотрела на неё большими и не по-детски мудрыми глазами, а у Агаты впервые не было острых слов.       Агата подхватывает с кровати кардиган, прикрывая кривые шрамы на спине. Ей больно. Снова больно так же, как и десять лет назад, когда она краем глаза ухватывает этот шрам в зеркале. Лицо искривляет гримаса боли.       — А я сошла с ума… — протягивает она, хватая рюкзак, в котором всегда деньги, ключи, телефон, документы, чтобы можно было вдруг сбежать прочь с этого острова. — Какая досада!       Агата выходит в дождь. Сперва мнётся на пороге, не решаясь спуститься вниз. Воспоминания о трупах, появляющихся из ниоткуда, стоит ей покинуть дом, холодной дрожью прошибают насквозь. Раньше это было интересно и даже немного забавно: настоящие преступления, которые не придумает ни одна извращённая фантазия. Старые, как целый мир, сюжеты с изменами, предательствами и холодным расчётом в атмосфере Острова покрываются особой пеленой свежести и мистики, сладковато-хвойной, как туман поутру.       Агата спускается по лестнице. Шаг, другой. Третий. Третья ступенька опасно скрипит и выглядит очень шаткой, но Агата это как-нибудь переживёт: лучше прыгать через ступеньку, чем приглашать в свою обитель слишком болтливых местных. «Можно было бы поговорить с Арво, но ведь с ним непременно явится Лариса…» — мягко прыгает на землю, жадно впитывающую поток дождя.       Агата поднимает голову. Небеса чёрно-синие, тяжёлые, опрокидываются бесконечным потоком воды. Словно бы и вправду кто-то старательно моет этот остров под душем. Смывает кровь, пролившуюся здесь за этот год, смывает скорбь, боли, страхи.       Агата медленно бредёт по заученной тропинке к озеру. Ладога штормит, и от вида бескрайней тёмной водной пучины бросает в дрожь. Становится дурно и плохо так же, как от вида дрожащего пламени. Агата присаживается на влажный камень, подставляя лицо дождю.       Она не понимает, почему вдруг решает поверить во все эти местные мифы и легенды, почему так безумно жаждет очищающего дождя, почему вдруг хочет забыть о прошлом, соткавшем её настоящую.       Сжав руки в замок и поставив на них подбородок, Агата смотрит, как небеса сливаются с водой, превращаются в единое целое, превращая Остров в отдельный мир.       Это не дождь — это ливень. Которого так не хватало Леониду пару месяцев назад.       — Агата?       Голос звучит в унисон раскату грома, но для Агаты он заглушает всё: шум дождя и листвы, грохот грома и даже собственные мысли. Агата не смотрит на Леонида — не хочет не только видеть его, не хочет его знать!       Леонид садится рядом на такой же большой валун. Осторожно и даже неловко, задумчиво массируя руку между большим и указательным пальцем.       — Только не говори, что ты тоже поверила в рассказы Майи.       — Не скажу, — лаконично отзывается Агата.       Хочется уколоть Леонида ядовитой стрелой, укусом гадюки, болючим и убийственным. Не выходит. Поэтому она просто молчит, изнутри покусывая губу и продолжая смотреть только на слияние двух противоположностей. Только теперь не получается уединиться с природой и самой собой.       Теперь рядом сидит Леонид, излучая какое-то приятное, как будто домашнее тепло. Агата опускает руку на влажный камень, нервно царапая ногтями с чёрным лаком его поверхность. Вопрос слетает с губ сам собой, чудом не потонув в шуме дождя:       — А ты?       — Что?       — Поверил?       — Майя бывает очень убедительна, — усмехается Леонид.       Его ладонь, жёсткая и тёплая, несмотря на ливень, накрывает её руку. Удивительное умиротворение окутывает Агату. Она осторожно, даже неловко, переплетает их пальцы.       Становится легче. Его присутствие всё ещё — болезненное напоминание о прошлых годах. Его тепло всё ещё — убийственный жар горящей комнаты. Но его касания почему-то уже не плёткой по ожогам — холодной мазью по затягивающимся ранам.       Они сидят на разных камнях, не смотрят друг на друга. И только пальцы сплетают всё прочней и прочней.       Они оба промокли. Волосы Агаты отяжелели и прилипли к лицу и вискам, смывая весь пафос и задор. Кофта и брюки неприятно холодят кожу. В кедах полно воды.       Только впервые почему-то не хватает сил разорвать касание и решительно удрать прочь, как она делала всегда. Не хватает слов, чтобы прогнать Леонида, как обычно.       Агата чего-то ждёт. Она сама не понимает, чего: чувствует лишь, как в душе трепещет и дёргается, словно маленькая рыбка в неводе, это странное ожидание.       Леонид наклоняется к её уху, согревая своим дыханием. Или словами, которым почему-то вновь, как семнадцать лет назад, хочется верить?       — Я люблю тебя.       Пальцы подрагивают, невольно впиваются в его руку ногти. Агата прикрывает глаза.       Ливень. Признание. Перекрёсток. Бескрайний поток машин. Любовь.       Первый поцелуй.       Агата распахивает глаза. Грудь вздымается часто.       Ливень. Признание. Берег. Бескрайний поток воды. И что-то странное, неловко мерцающее глубоко-глубоко внутри робким светом и укалывающее мягким теплом.       Агата, выдохнув, оборачивается к Леониду.       Они слишком близко. Нос к носу. Глаза в глаза. В его глазах Агата почему-то больше не видит пожара в запертой маленькой комнате, пожирающего её. «Нет-нет-нет! — твердит себе, пристально вглядываясь в черноту его зрачков и силясь разглядеть хоть каплю болезненных воспоминаний. — Ну где же оно?»       Его нет. Зато Агата видит отблески горящего сарая в его зрачках, и свои слёзы.       Агата протягивает свободную руку к лицу Леонида. Он, кажется, перестаёт дышать. Лишь смотрит в её глаза. Пальцы замирают в миллиметре от кожи. «А уверена ли ты в том, что желаешь сделать?» — шуршит в подсознании змейкой мысль. Губы дрожат.       Леонид ждёт. Агата видит, как невыносимо мучительно ему терпеть, молчать, не двигаться — она давно научилась читать всё в глазах людей. Но он ждёт. «Я буду ждать, пока ты простишь…» — его шёпот, тонущий в треске огня, бьёт в сознание холостым выстрелом, заставляя вздрогнуть.       — Замёрзла? — его пальцы сильнее сжимают её руку.       Агата кладёт ладонь на его лицо. Кожа жёсткая, колючая — не такая, как десять лет назад.       — Да, — выдыхает Агата, склоняя голову к плечу и убирая его волосы со лба.       Пальцы касаются лица, и краем глаза Агата замечает мурашки на руках Леонида. Её тоже охватывает странный, давно забытый трепет. Она оставляет руку на щеке и смотрит на Леонида требовательно и умоляюще одновременно. Слова, ворвавшиеся в сознание внезапно, слетают с губ:       — Согрей меня. — И добавляет давно выброшенное из памяти имя, которое отдаёт винной горечью на языке: — Лёня…       — Пойдём в дом? — он касается ладонью её мокрых кудрей, проводит большим пальцем по щеке. — Я заварю тебе чай.       Агата качает головой.       Больше слов им не нужно. Леонид очерчивает большим пальцем контур её губ, а потом медленно наклоняется вперёд. Агата смотрит, не дыша и не моргая, как приближается чернота его глаз, как его дыхание согревает кожу.       Как его губы касаются её губ забытым поцелуем.       Нежным, как при первой любви. Неуверенным, как у неопытного мальчишки. Горячим, как огонь.       Агата вздрагивает. И пальцы сами касаются его мокрых тяжёлых волос, путаются в прядях.       Агата предполагает, что пожалеет об этом. Завтра, послезавтра, через пять лет или даже через полминуты.       Но сейчас внутри неё сквозь пыльный асфальт обид и злобы пробивается нежный и упрямый росточек чувства.       Сейчас Агате хватает всего.       И ливня.       И признания.       И любви.