Звезды и бунтари

Чертов дождь, чертов калифорнийский ливень вновь заливает улицы Чарминга. Джекс мечется в своем доме, как в клетке. Мечется в улицах маленького городка. Мечется в собственном разуме и сердце. Встреча, которую он перестал ждать годы назад, все-таки произошла по чьему-то дурацкому замыслу. Произошла тогда, когда меньше всего ожидал. Если и существует в этом мире бог, то он покарал Джекса Теллера одним махом за все грехи. Дилан, мать ее, О’Брайан. Его малышка со сломанными крыльями. Детская любовь, заветная мечта далекого прошлого. Взрослая, чертовски красивая, настолько, что Джекс рискует заработать слепоту просто таращась на нее во все глаза. Когда-то, будучи малолетним сопляком, он мечтал, представлял тот момент, когда они наконец-то встретятся. Как он обнимет ее, прижмет к себе, а потом закинет на плечо и увезет с собой к чертовой матери, чтобы больше никогда не отпустить. И не дай бог, кому-то встать на его пути. Пристрелит и не задумается. И вот оно. То самое, то заветное. Сбылось, чтоб их всех. Спустя долгих десять лет. И не было ничего. Ни кивка головы, ни приветствия. Пустой больничный коридор и другие люди между ними, другие обстоятельства и обязательства. Джекса трясет, Джекса мутит от одного воспоминания об этом. Его Дилан, малышка Дилан, смотрела глаза в глаза, а после просто сбежала в больничную палату под благовидным предлогом, а еще утащили к Абелю под совершенно глупые шутейки не менее глупого Омлета. Внутри Джекса тлела ярость, разливаясь гневом по венам. Сколько он будет проверять свою выдержку? Сколько продержится до того момента, когда окажется на ее пороге, зная, что его birdy в этом чертовом городишке. Чертов калифорнийский ливень заливает все и вся промозглой дождевой водой, и Джекс срывается. Врывается в клуб, перебирая одну бутылку с вискарем за другой. Рука тянется к крышке, но каждый раз от глотка его останавливает собственное беспокойство и вихрь мыслей. Душевные метания прерываются тем, с кого они начались. На пороге его комнаты стоит Рыжий, входя нагло и без стука по праву лучшего друга. Он осматривает сгорбленную фигуру Теллера, сканирует состояние молодого мужчины и грустно улыбается. -Так и знал, ты пытаешься надраться, - в голосе нет ни звука гнева или отвращения, чистое сочувствие плещется через край. - Не дури, Джекс. Ты не в порядке и не будешь в порядке, пока не поговоришь с ней. Поднимай задницу, садись на байк и поезжай к ней. Не тупи, малец, тебе больше не восемнадцать. -Она меня вряд ли ждет, - Джекс все-таки делает глоток и элитный алкоголь обжигает нутро. - Она сбежала от меня в чертовой больнице. -А чего ты хотел? Что она бросится к тебе на шею? - Удивление сквозит в каждом слове, в каждом звуке голоса. - Прошло десять лет, Джекс, десять. Целая жизнь, если ты не живешь в Чарминге. -Рыжий,... -Прекрати наматывать сопли на кулак и едь к ней. Ты не успокоишься, пока не поговоришь с ней, - Уинстон не слушает его оправданий, его слов, разворачивается и уходит. Джекса мутит, Джекса трясет, Джекс думает, что у него хватит сил не сорваться. Весьма наивно, весьма недальновидно. Он предполагал, что выдержит три дня, выстоял только два. Звуки мотора, ветер в лицо, вода заливает визор шлема. Чертов калифорнийский дождь продолжает заливать Чарминг водой. Улица, поворот, дорога, проспект, снова улица. Ровные подъездные дорожки, зеленые лужайки домой, колышки заборов, отдающих белизной даже в темноте. Джекс мчится, гонит байк и гонит время. До заветной точки, до заветного дома. Дилан, мать ее, О’Брайан. Его малышка со сломанными крыльями. Детская любовь, заветная мечта. Секунды бегут неумолимо, и байк достигает конца своего пути. Джекс опускает обе ноги на твердую землю и, кажется, бесконечно долго вглядывается в зажженные огни небольшого дома, где Дилан любила прятаться на чердаке. Помнится, как-то он спрятался там вместе с ней после совершенно глупой, детской ссоры, когда они уже встречались, но мать еще не увезла ее за пределы штата. Улыбка украшает кончики его губ, а в глазах зажигаются смеющиеся искорки. Он тогда думал, что получит нагоняй и девчачью истерику, а получил много больше: старенький мятый плед да тихие стоны его девочки и просьбы не останавливаться. Интересно, резинки все еще там? Надежно спрятаны среди половиц чердака? Или Грейс все же нашла свидетельства их взрослых шалостей? Не важно. Сейчас ему это не важно. Плевать на все, плевать на всех, плевать. Просто будь дома, пожалуйста, будь дома. Пара шагов до входной двери кажется вечностью, звук дверного звонка слишком тихим, а ожидание - медленным. Просто будь дома. Будь дома. Минута тянется бесконечно, но у нее, как и всего в мире, есть свой конец. Дверь распахивается и все звуки пропадают из его реальности. Пропадают из прицела его внимания. Дилан, мать ее, О’Брайан. Дилан, мать ее, О’Брайан стоит у порога и смотрит на него глаза в глаза. Что отражается в них? Удивление, неловкость, надежда? -Джекс, - простая констатация факта в одном ее слове. Как залп тысячи орудий, как выстрел в тишине, спусковой крючок кольта. И у Теллера окончательно срывает крышу. Сносит все запреты, все тайные желания и мечты вырываются наружу. Он делает шаг, потом второй, касается ее кожи, касается ее рук, отталкивая вглубь прихожей, закрывая пинком дверь. Руки смыкаются в кольцо на ее талии и прижимают ближе, сокращая всяческое расстояние между ними. В нос ударяет запах сладкой земляники и Джекс улыбается, полный решительности, как никогда прежде. -Нам многое нужно друг другу объяснить, но сейчас… - голос почти не подводит его. - ...сейчас, пожалуйста, помолчи. И прижимает ее к своей груди, зарывается носом в рыжие волосы и дышит. Впервые за многие годы просто дышит, спокойно закрывая глаза, отпуская все мысли, отпуская все сомнения. Ярость, разъедающая нутро, проходит, испаряется. Остается только тепло нежных женских рук, сжимающих его футболку под слоем кожаной жилетки и клетчатой рубашки.

***

Солнце продирается сквозь занавески, нещадно слепя ему глаза. Джекс Теллер отчаянно пытается не просыпаться, но у светила и нового дня, видимо, на него свои планы. Последняя попытка договориться самим с собой приводит к решению, что поваляться в кровати у него получится еще чуть-чуть, если перевернуться на живот и зарыться носом в подушку. Но реализации плана мешает какие-то странные обстоятельства и тяжесть на животе. Что-то легкое касается его груди, и Джекс все же находит в себе силы разлепить глаза. Пристально смотрит в глаза напротив и ехидно улыбается. На его животе сидит никто иная, как Дилан О’Брайан. Теллер склоняет голову в левую сторону, совершая обманный маневр. Притворно расслабляется и перехватывает нежные руки, а потом переворачивает их обоих под девичий легкий смех. Джекс подминает под себя свою малышку и удобнее устраивается между ее разведенных ног. Мягко проводит пальцем по скулам и медленно наклоняется, нежно целуя впервые за долгие две недели ее отсутствия. Мама увезла Дилан в Атланту на пасхальные каникулы, повидаться с какой-то дальней родней. Но отдых затянулся, и их вынужденное расставание продлилось на целую неделю дольше. -Когда ты приехала, хитрюшка? - Джекс целует ее в нос, заправляя за ухо короткую выбившуюся рыжую прядь. -Почти ночью. Не стала звонить, чтобы не беспокоить Джемму. Позвонила утром, а она сказала, что ты планируешь проспать весь день, - Дилан целует его в центр ладони, проводя пальцами по юношеской спине. - Коварный план сложился сам собой. -Я буду мстить, birdy. И месть моя будет страшна. -Зацелуешь до смерти? -Нет, не буду настолько банальным, - Джекс опускает взгляд на зацелованные им же самим губы. - Я скучал. -Я тоже, - Дилан сама тянется к нему, мягко касаясь губ, а Джекса ведет. Внутри - тепло, тепло, правильно и горячо. Сердце бьется ровно, не сбиваясь с ритма. Пальца легкими прикосновениями порхают по коже. Джекс улыбается сквозь поцелуи, и нежится в их такой простой, но чувственной ласке. Он касается губами ее губ, носа, линии скул, целует чувствительное местечко за ушком. Его нутро топит безграничная нежность и стоит закрыть глаза, как перед внутренним взором встает мираж их будущей совместной жизни. Джекс далеко не дурак и знает, что реальность будет отличаться от фантазий, но он точно знает, что у них будет свой дом. Он будет забирать ее после работы, будет вместе с ней готовить ужин, а утром она будет время от времени будить его подобным образом. И Джексу хорошо. Джексу тепло. Джексу правильно. -Я тебе подарок привезла, - его малышка уворачивается, и пытается спрятать губы от бесконечных поцелуев. - Примеришь? -Не сейчас, вредина, - Джекс улыбается ведет дорожку поцелуев по линии скул. - Так, стоп. Примеришь? Что ты привезла, birdy? -Рубашку. Думаю, тебе пойдет. -Возможно, - Джекс улыбается и снова ее целует. - Маленькая моя. Минуты бегут одна за одной, и в его голове строятся миражи. Поцелуи между ними не заканчиваются, и Джекс ловит себя на том, как тяжело они оба дышат. Его ведет от такой открытой, такой нежной, такой его Дилан, что напрочь сносит крышу и все рычаги с хваленой выдержки. Приходить в себя было сложно, но четкость мыслей пришла в тот момент, когда дорожка поцелуев сместилась на ее шею, а с губ почти сорвался первый тихий девичий стон. -Джекс, если ты хочешь, мы можем попробовать, - ее руки скользят по спине, выводя одной ей известные узоры. - Сделать это. -Нет, не сегодня, - Джекс улыбается кончиками губ и мягко целует пульсирующую венку на шее. -Ты не хочешь мен… -Хочу, ты бы знала как. Но мы не сделаем этого сегодня. -Почему? -Ты не готова. -Уверен? -Да. -Это не так. Джекс ухмыляется, и пристально наблюдает за ней, закусив нижнюю губу. Его пальцы расстегивают вишневый кардиган, добираясь до бретелек черной майки. Самыми кончиками он неспешно выводит узор, наслаждаясь мягкостью кожи. Целует в губы в тот момент, когда его указательный палец ныряет под кромку белья. Аккуратно обводит полушарие груди и нежно касается чувствительного соска. Дилан дергается и замирает в его руках, инстинктивно отгораживается. -Тише, маленькая моя, тише. Это всего лишь я, - зацеловывает лицо, возвращая руку в прежнее положение. - Видишь, ты еще не готова, но зачем-то пытаешься со мной спорить. -Но ты ведь хочешь этого, - Дилан слегка приподнимается, соприкасаясь с ним носами и оставляя мягкий поцелуй на подбородке. -Хочу, но это не страшно. Лишний раз подрочу в душе. -Фу, Джекс. Не говори о таких вещах при мне. -Что тебя удивляет? Все маструбируют. И даже ты. -Нет. -Да, не спорь, - смотрит глаза в глаза. - Мы обязательно сделаем это, birdy. И поверь мне, я буду лучше любой фантазии. Ну а пока, сделаем кое-что другое. -О чем ты? Но в глазах Джекса Теллера уже загорается хищный огонек, когда взгляд возвращается к чувствительной коже на шее. Губы снова выводят дорожку поцелуев, от чего грудь Дилан снова тяжело приподнимается и становится трудно дышать от накатившего удовольствия из-за простой ласки. Она теряет бдительность, совершенно поздно поняв, что именно он сделал спустя минуту. -Джекс Теллер, ты совершенно невыносимый придурок! Я - не племенная корова, чтобы ставить клеймо! -Зато каждый идиот со спермотоксикозом в радиусе километра будет знать, что ты - моя девчонка. -Я - не твоя, я - своя собственная, Джексон Теллер. Своя собственная. -Да, у алтаря мне также потом скажешь. -Ни за что. -Ни за что не скажешь или ни за что не окажешься у алтаря со мной, а birdy? -Ты ужасен! -Но ты меня любишь. -Не люблю. -Любишь. И замуж за меня пойдешь. -Я подумаю. -Это был не вопрос. И Джекс искренне и счастливо смеется, наблюдая негодование на лице его девчонки. Замирает и наслаждается смешинками в ее глазах, аккуратно проводит пальцами в том самом месте, где нежная кожа меняет оттенок на лиловый, формируя очертания свежего засоса. Солнце заливает светом его комнату. Видимо, у нового дня на них свои планы. Но Джексу плевать. Джексу хорошо, тепло и правильно. Разбитой вазой из хрусталя его мираж рушится в обычный вторник. Дилан сидит на ступеньках дома, поникшая и молчаливая. Она поднимает на него бездонные глаза, и сердце Джекса заходится от созерцания плещущейся по радужке боли. -Она выиграла, Джекс. Получила полную опеку, - слезы катятся по щекам, а руки сковывает тремор. - Вчера я слышала ее разговор с адвокатом. Джекс, она выставила дом на продажу и готовится к переезду. -Куда? Куда она увезет тебя? - опускается на колени рядом с ней, проводит пальцами по щеке, стирая слезы его девчонки. - Откуда мне забирать тебя? -Не смей, Джекс Теллер. У нее законные права на это. Своим своеволием сделаешь только хуже. Хочешь еще одно административное правонарушение? Или сразу в тюремную робу за похищение человека? -Куда, Дилан? Маленькая моя… - ее слезы душат, он же видит, не дурак. Душат и не дают дышать. -В Атланту, - она жмется к нему. Маленькая, хрупкая, тоненькая. Его. Невесомо целует в губы и отстраняется. - Моя мама увезет меня в Атланту в конце лета. -Два года, birdy. Нам нужно будет подождать два года до твоего совершеннолетия, а потом я заберу тебя, обещаю. -Не заберешь, не обещай. Джекс, родной, ты же не дурак. Ты же знаешь, что за это время все может случиться. Она увезет меня, и со временем ты забудешь обо мне. -Не забуду, не пари чушь. -Первая любовь редко бывает счастливой, Джекс Теллер. -Но пока у меня есть время переубедить тебя, заставить передумать. Еще есть время. -Джекс, родной мой… - Она смотрит прямо ему в глаза, и он забывает, как дышать. А потом не дает ей говорить. Целует, сминает податливый рот, вдыхает земляничный запах и пытается абстрагироваться, забыться, раствориться - в ней, в них. А внутри впервые становится холодно, холодно и пусто. Миражи его будущей жизни с ней рушатся разбитой вазой из хрусталя в самый обычный вторник.

***

Противный писк стучится в виски, и Дилан морщится, отчаянно не желая покидать пределы сна. Шея затекла от неудобный позы, а подушка казалась чересчур жесткой. Солнечный луч из-под не до конца задернутых штор светил в глаза, а из незакрытого на ночь окна дуло не по летнему холодным ветром. Запоздало она понимает, что подушка под ее головой вовсе и не подушка, а мужское предплечье. Теплая и приятная тяжесть на животе - вовсе не сбитое за полубессонную ночь одеяло, а сильная мужская ладонь. Дилан прикрывает глаза, пытаясь игнорировать звонок мобильника, и ближе прижимается к мужской груди позади нее. Она отчаянно не хочет покидать водоворот собственных мыслей, подкидывающий воспоминания прошедшего вечера. Джекс Теллер ворвался в ее жизнь снова, пинком ноги закрыв входную дверь. Ворвался и остался на ночь. Жаль, что не на всю жизнь. Дилан помнит прошлое, но не уверена в том, что он примет ее в настоящем. А Тара? Господи, Тара. Что ей делать с этим, с его обязательствами по отношению к другой женщине? Правильнее было бы встать, ответить на звонок, а потом попрощаться с ним. Сказать пресловутое goodbye своему прошлому и вернуться в Нью-Йорк как только Грейс станет лучше. Но Дилан не находит в себе сил на это. Вчера судьба подарила ей крупицы его времени, его голоса и их разговоров обо всем и ни о чем сразу. То, что она давно перестала ждать, запретив себе надеяться. Половину прошедшей ночи они провели то за разговорами, то за молчанием. И Дилан наслаждалась. Наслаждалась одной только возможностью побыть с ее голубоглазым мальчишкой-бунтарем в теле взрослого мужчины. Чужого мужчины. Ей бы побыть с ним еще чуть-чуть, урвать себе драгоценные минуты его времени, а потом зашить их в самый укромный уголок нежного сердца, чтобы после, когда перестанет так отчаянно сильно болеть под ребрами, дать жизнь новой мелодии, дать себе шанс на исцеление от былой любви. Только, пожалуйста, будь рядом, просто будет рядом этим утром. Мобильник снова разрывается звонком, и Дилан вздрагивает из-за чересчур громкого звука. Где-то над ухом раздается тихая брань, а ладонь давит на живот сильнее, обжигая нежную кожу жаром сквозь тонкую ткань хлопковой футболки. -У тебя разрывается телефон, birdy, - голос Джекса хрипит после недолгого сна. - Ответь уже. -Не хочу, - сознание цепляется за детское прозвище, все-таки заставляя разлепить глаза. -Тогда хочешь, я отвечу? - В сонном еще голосе звучит усмешка, а губы уже зарываются в ее волосы, отчего Дилан чувствует горячее дыхания у себя на макушке. -Не стоит, я сама, - она в чисто неосознанном жесте, таком привычном, таком знакомом, касается губами его предплечья, ощущая мягкость его рубашки. Принимает вертикальное положения, садясь на диване и игнорируя его руку, оказавшуюся практические на ее бедре, шарит на стоящем рядом столике в поисках пресловутого телефона. На дисплее отображается имя Гарри и Дилан обреченно вздыхает. Нью-Йорк не спит, Нью-Йорк тупым гвоздем врывается в виски напоминанием о работе. -Да, нет, не разбудил, - Дилан подавляет зевок, не замечая шевеления на диване у себя за спиной. Джекс Теллер садится рядом таким образом, что его грудь прижимается к ее спине, а руки и ноги оказываются параллельно ее бедрам. Теплое дыхание опаляет затылок, и она непроизвольно расслабляется, но тут же ежится от порыва ветра из незакрытого окна. - Мы в полной жопе, да? -Ну не сказал бы, конечно, так, но в целом, - слышится в трубке голос гитариста, а на фоне - саунд-продюсер, высказывающий кому-то свое недовольство. -Не так? Фак, Гарри, у нас через три месяца должен выйти новый EP, полная акустика, а песен готово всего три. Боги, у меня даже ведущего трека нет. -А как же “Раздеты”? Ты же демку готовила. -Сырой трек, очень сырой. Мелодия неплоха, но текст - полное дно. Ладно, поспать уже не удастся, пойду сделаю нам кофе. -Когда возвращаешься? Скоро ждать в родные пенаты? -Не знаю, недели через две, - Дилан вздрагивает, а потом опускает взгляд на плечи. На них оказывается клетчатая ткань теллеровской рубашки, а после и его горячие руки. - Ладно, я отключаюсь, наберу позже. Пропускает мимо ушей пожелание доброго утра от лучшего друга-тире-гитариста, нажимает клавиши и откидывается Джексу на грудь. -Проблемы? - Мужское дыхание опаляет нежную кожу на шее. -Не больше, чем обычно. Разберусь, - улыбается кончиками губ, ловя глазами солнечных зайчиков. - Кофе хочешь? -Не откажусь. Только, birdy, объясни-ка мне кое-что, - тянется к ее футболке и осторожно, боясь спугнуть, отворачивает ворот. - Это что, блядь, такое? -Птицы, обычное тату, - замирает в его руках, чувствуя, как он касается рисунка чуть ниже ее левой ключицы. - И когда заметил только? -Ну, какого черта, birdy. Зачем? -Так получилось. Просто захотелось, - Дилан не делает ни одной попытки отстраниться, втайне наслаждаясь его прикосновениями. Если закрыть глаза, то можно представить, что так было всегда. Не было этих лет, не было глупых решений и бесконечной тоски. Сладкое забытье, сладкий мираж. - Набила в восемнадцать. И нет, не по пьяни, под пристальным контролем сводного брата. А он - врач, между делом. -И все равно, получишь у меня за это, - Джекс отпускает хлопковую ткань, но отпускать ее от себя не спешит. - Почему ты убежала тогда в больнице? -Испугалась, - она вздрагивает от неожиданного вопроса, но покидать его не торопится. - А ты? -Разозлился. -Два идиота. -Как и всегда. А после он не задает больше вопросов. Просто зарывается носом в ее волосы и дышит, молчит, собирая секунды двоем. Дилан же...просто дать себе время побыть с ним, помолчать с ним, ощутить кожей теплое дыхание и жар его рук. Заснуть, забыться, потеряться в этом сновидении. Таком желанном, таком неожиданном, полузабытом, полунежданным. Ее. Только будь рядом. Пожалуйста, будь рядом.