Кэффри Нил и все-все-все

      Моззи, по мнению Питера, был очень непростым человеком. С ним было нелегко общаться. Его было тяжело понять. Еще труднее было ему доверять. Никогда не знаешь, что на уме у этого умника.       Питера Берка раздражало в коротышке практически все. Его извечная паранойя. Его любовь к правительственным заговорам (чаще всего совершенно ничем не подтвержденным). Его тяга к мошенничеству (ладно бы сам проворачивал махинации за спиной агентов, так ведь он еще и Нила периодически пытался в это втянуть). Его привычка вставлять цитаты абсолютно в любой разговор…       Но не сегодня.       Сегодня федеральный агент готов был отдать все на свете, лишь бы коротышка сказал хоть что-нибудь. Да пусть хоть о пришельцах, над которыми ставят опыты на секретных военных базах, говорит. Лишь бы не молчал.       Но Моззи не говорил. Не цитировал философов и ученых. Не размышлял о тайных операциях ЦРУ. Даже не обвинял ФБР во всех своих несчастьях.       Он молчал.       И это было невыносимо.       Безумно хотелось вскочить, подойти к мошеннику и как следует его встряхнуть. Встряхнуть так, чтобы он начал кричать. Чтобы начал обвинять во всем случившемся Питера. Чтобы он сказал хоть что-нибудь. Но он молчал. С того самого момента, как покинул морг.       Питер тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку стула, запрокинул назад голову. Закрыл глаза. В памяти опять всплыли воспоминания о событиях последних нескольких дней.       Келлер.       Бег.       Нил.       Кровь.       Последний взгляд.       Больничный коридор.       Доктор.       Приговор.       Морг…       В морге Моззи вел себя иначе. Он не верил. Он сопротивлялся. Он пытался надеяться. Тогда это казалось неправильным, глупым, бесполезным. Хотелось, чтобы он понял и смирился. Хотелось, чтобы он замолчал. Потому что бороться с собственными чувствами было в разы тяжелее, пока он говорил. Пока искал оправдания. Пока пытался верить.       Но не сейчас.       Сейчас молчание мошенника угнетает. Угнетает так же сильно, как и тишина в офисе ФБР. Где никто больше не отвлекает агентов во время совещаний. Где никто не смеется и не шутит. Где никто не флиртует с молоденькими стажерками…       Никто.       — Моззи, поговори со мной.       — Смерть — тоже свобода, ведь так, Галстук?..