Глава 31
29 декабря 2020 г. в 19:54
«Это точно не та девчонка, уличная плясунья... это – Анна!» – в ужасе подумал Фролло, не понимая, как такое вообще возможно. Он, превратившись в угрюмого священника, убил столько времени, чтобы хоть как-то перебороть, взять верх над тем, кем он теперь являлся, единым махом сокрушить все те ростки необузданные порывы греховной страсти, не допустить малейшие проявления в душе нечто такого, что могло бы причинить окружающим вред, да у него несколько дней ушло на столь тяжелую работу над собой, дабы укротить, укротить это чудовище в самом себе, подавить его волю, ежесекундный и непрерывный контроль. Первое время Клоду приходилось проверять себя и обучаться владению собой в обществе Казимира Лаврентьича. В тот момент один факт того, что слуга не стал вести себя иначе по отношению к нему, не стал опасаться, боязливо подбирать нужное время и нужные, отрепетированные про себя слова, из страха вызвать в господине гнев, значил, безусловно, много, однако особым успехом данное обстоятельство Фролло не считал. Нужно было морально приготовиться к встрече с той, которой он когда-то сделал гораздо большее зло, непоправимое. Где-то в глубине души он все же втайне был готов, что она отнесется к нему, как и прежде в те далекие времена, то была горькая, неприятная правда, но подобное отношение к нему, как рассуждал он, было заслуженным.
Так в чем же дело? Откуда в этой девчонке столь скоро явилась смышленая, гордая и сильная духом Анна?
А между тем девушка легким жестом поправила себе прическу и, ощутив, что копна непослушных, кудрявых волос стала вдруг куда гуще и длиннее, насколько она вообще могла оценить на ощупь, решила вынуть все шпильки, работая тонкими ручками хоть и проворно, но медленно, словно бы наслаждаясь процессом, одновременно показывая своим видом, что ничуть не занята и готова слушать озадаченного собеседника. Самолюбование излучалось в каждом движении ее рук. Зажимая в пальцах уже снятые шпильки, она была явно довольна данной метаморфозой. Гордая, насмешливая, высокомерная – она явно расстроила своему похитителю все планы.
– Неужели ты рассчитывала на иной исход? Впрочем, если ты не против, нам нужно поговорить, – Фролло перешел на французский, как всегда это делал в обличии Каренина, когда сказанное имело чрезвычайную важность, а подслушивающие уши слуг были отнюдь не желанными. Он без всякого сомнения доверял Казимиру, но посчитал, что в данной ситуации старику больше ничего не надо, разве что звук ее голоса да спокойные интонации в нем. Надо уверить чересчур усердного, переполненного верностью к ним обоим слугу в том, что она в безопасности и что ее – все еще – собственный муж вовсе не представляет для нее угрозу.
Смуглянка, в свою очередь, лишь пожала плечами, мол, нисколько не возражает, отложила часть шпилек на прикроватную тумбочку и принялась выискивать остальную их часть в черных кудрях.
– Давно ли Вы здесь остановились? – спросила она.
– С неделю.
Вместо ответа девушка лишь обвела глазами в задумчивости стены, помещение было оформлено весьма лаконично, но со вкусом, за окном было еще светло. Она не стала задерживать свой взгляд на окне, дабы не вызвать ненужных подозрений. В конце концов, хоть и причин для паники у нее уже вполне предостаточно, но тем не менее следовало сохранять спокойствие и выяснить хотя бы в качестве кого она здесь находится: гостьи или пленницы? Впрочем, на тюрьму это место мало подходило, по крайней мере, внешне. Главное сохранять спокойствие. Если бы дело касалось только ее, то она, быть может, и дала волю своему возмущению и праведному гневу, но вместе с тем, нельзя было забывать о Вронском. Как просчитала Анна, следует выбрать ту же стратегию, благодаря которой она уехала от мужа с Алексеем за границу год тому назад: усыпить бдительность послушностью и кротостью, а затем...
– Но как Вы, скажем так, напали на след? Впрочем, не отвечайте, я прекрасно знаю такую породу людей, как Вы. Когда ими движут сильные эмоции или даже обиды, они готовы на все, когда человеком непрестанно руководит какое-то навязчивое, страстное, бредовое, не дающее покоя чувство, он готов на все, буквально из-под земли достанет, – тут она вдруг с серьезным видом мимолетно посмотрела ему в глаза и затем продолжила, – впрочем, я совсем не удивлюсь, если именно так оно и было. Но я явно увела разговор не в ту степь, прошу прощения, что задерживаю время своими пустыми рассуждениями, выкладывайте же, что Вам угодно, я Вас более не перебью.
– Эсмеральда... – с горечью прошептал он.
Девушка словно сжалась при звуке этого имени, она вдруг прекратила вынимать шпильки, руки ее безвольно опустились вниз, в правой, однако, были зажаты пара шпилек, а не до конца распущенные волосы, укрыли своей шелковой волной опущенные плечи.
– Я прошу... не надо... не произносите этого имени более! Я Анна, Анна! – первая просьба звучала робко, почти умоляюще, затем другая прозвучала более резко и выглядела скорее требованием, чем мольбой. – И давайте безо всяких ненужных ролей и пустых игр. Я Анна, а Вас буду называть лишь Алексеем Александровичем. Ненужно всего этого, ненужно, долой прошлое.
Фролло ничего не оставалось, кроме как извиниться за свою слабость, однако он был немало изумлен тем, что ее тогдашнее имя оказалось уязвимым местом его жены. В чем-то она права действительно права, вовсе не стоило напоминать о прошлых временах, доставивших им обоим немало бед. В качестве своеобразного знака примирения, Клод вызвал верного Лаврентьича и попросил его сделать для них чай со сливками.
– Со сливками? – в недоумении переспросила та, что прекрасно знала о гастрономических предпочтениях мужа. – Помнится, Вы раньше могли выпить подобного чая сразу две чашки подряд вприкуску с хлебом, пока не вычитали где-то, что это якобы пагубно влияет на желудок.
– Я и в самом деле предпочитаю с тех пор самый обыкновенный чай с сахаром, благодарю за внимательность, я весьма польщен твоей памятью. Но дело в том, что я с утра практически ничего более не ел, а ты после обморока до того ослаблена, что лишние жиры нам явно не помешают, впрочем, чай со сливками это пустое баловство, может, ты не прочь подкрепиться чем-то более существенным?
– Нет-нет, все в порядке, у меня сейчас все равно кусок в горло не влезет. Но постойте, выходит, Казимир Лаврентьич человек самый обыкновенный?
Он тут же понял, что она под этим имела в виду. Что он самый что ни на есть обычный, нормальный, несвязанный с той историей, что была несколько веков назад у них.
– К сожалению, он также является одним из нас.
Та нахмурила брови, пытаясь что-то припомнить. Теперь после превращения вся картина прошлого была пред ней как на ладони. Она не только знала обо всех произошедших с ней тогда событиях и четко видела лица, распознавала голоса, но и могла припомнить даже такую тонкость, как имена ее тогдашних знакомых или с легкостью назвать любую улицу Парижа средневековья и рассказать, что там находилось.
– Если я Вас правильно понимаю, то именно собор позволяет сменить обличье? – удовлетворившись кивком мужчины вместо ответа, она решила уточнить другой факт. – Получается, и Ваш слуга также может превратиться в другого, но он этого не сделал или же, напротив, ему не позволили это Вы. Так почему же?
– Потому что лишнее внимание нам обоим было вовсе ни к чему.
– Внимание? Так он...
– Он и есть тот самый звонарь, Анна, – убедительным голосом проговорил Фролло, склонив голову ниже, – и он знает все, я сделал это не только затем, чтобы объяснить, отчего у него теперь «другой» хозяин, но главным образом для того, чтобы избавить беднягу от нескончаемых головных болей, как когда-то облегчил страдания тебе.
– И теперь он знает все? – в девичьем голосе проскользнули нотки недоверия.
– Почти все.
– Так и знала, – насмешливо проговорила она, взглянув на Клода немного высокомерно, но в то же время без капли презрения, – впрочем, ничего другого я от Вас не ожидала. Вы всегда имели слабость предстать перед другими в лучшем свете, а признаться верному слуге в том, что ты насильник и убийца, значит совершить непоправимое и навеки опустить себя в его глазах.
– Мысль хоть и хорошая, но неверная, – с легкой ухмылкой парировал он, – но сейчас не об этом.
– Так о чем же?