Дар, пылающий сквозь века

      Слова Алексея Александровича о том, что этот мир изменил героев средневековой драмы, перенеся их в реалии быта Российской империи второй половины XIX века, были в высшей степени справедливы и само это изменение, в свою очередь, зависело, разумеется, от множества факторов. Решающую роль играли воспитание и окружение героев в детстве, какими достойными, чуткими людьми они были окружены, какие нравы царили в обществе в данный момент. Безусловно, по сравнению с одичалыми представлениями о жизни, с тем развитием культуры, с тем уровнем, на котором тогда находились наука и медицина, затхлое, гнусное средневековье расходилось с золотым веком точно так же, как расходятся небо и земля.       Стоит упомянуть хотя бы Кити Щербацкую, девушка, будучи окруженной любящими, всепонимающими, милосердными родителями, вложили в своих дочерей все лучшее, что они только могли дать своим детям. Все вокруг было буквально пронизано любовью, члены семейства Щербацких не чаяли друг в друге души.       Тот самый бал, о котором начитанный человек уже, вероятно догадывается, столь трепетно ожидаемый Кити, с каким восторгом она вошла в зал под витиеватые звуки старинных инструментов, насколько переполнена была хрупкими грезами разум невинной, очаровательной девушки.       Светлое личико молоденькой княжны постепенно омрачалось, едва та углядела в плавно двигающейся под звуки вальса толпе неожиданную пару в лице двух горячо ожидаемых ею людей – то были ее превосходительство Анна Каренина и его светлость граф Вронский. Для этих двух, казалось, не существовали ни шумный бал, ни муж, ни брат Стива, ни она – Кити, которая должна была услышать в этот вечер заветные слова графа... Казалось, будто бы испарилось все и в этом мире, в этом зале танцевали лишь они – это читалось в блаженных улыбках обоих, какое умиротворение, легкость были на лице Анны, с каким восторгом и нескрываемым счастьем смотрел на нее Вронский.       – Нет, – тихим голосом отказала она одному кавалеру, следующему.       «Нет... нет... нет...», – звучал набатом в голове ее же чуть дрогнувший голос. Для бедняжки, оказалось, перестало существовать время, когда, сжав похолодевшими пальчиками в перчатках розовые кружева воздушного платья, она вдруг ощутила легкое головокружение, а затем и пронзительную боль в висках, озарившую ее существо каким-то горьким, жестоким откровением.       «Это она! Это та самая соперница, та цыганка, сомнений быть не может!..», – всхлипнув, разгадала княжна Щербацкая, да, так оно было и в самом деле. Девушка была второй, кто смог докопаться до правды, которая столь губительно и умопомрачительно сказывалась на изведавшего ее человека.       Нестерпимо ужасные по своей тяжести и неотступности головные боли испытывала смертельно бледная Кити вплоть до самого утра, глотая противное на вкус лекарство через ком не до конца выплаканных слез в горле. Истина, открывавшаяся ей, была ревностно оберегаема девушкой, сами эти видения казались жестокой насмешкой судьбы, ей все хотелось узнать — чем же она заслужила подобное предательство со стороны Вронского? Зачем? Или же он был всего лишь пешкой в руках провидения? Тогда чем же так провинилась эта несчастная девушка, отчего небеса отвернулись от нее?       Терзаться столь тяжкими вопросами в удушающей от слез тишине комнаты на протяжении стольких – дней ли, недель, месяцев? – было воистину невыносимо, а супругам Щербацким оставалось только недоуменно переглядываться, что же происходит с их горячо любимой дочерью, неужели наигнуснейший по своей низости поступок графа настолько губительно сказался на состоянии Кити? Или же дело было не только в нелепо расстроенной помолвке?