О псевдо-ведьме и похотливом коте

Лука уже примерно минуту тупо сверлила взглядом будильник, заставляя работать свой мозг, а потом с сожалением вспомнила, что сегодня будний день, и пары в институте никто не отменял. Со стоном она уткнулась в подушку и на счет три, пока снова не заснула, скатилась с кровати и поплелась в ванную. А кот нагло дрых и даже ухом не повел. Мегурине хотела уж было тихо уйти, но оставила маленькую записку для него, чтобы не волновался о ее местонахождении. А то опять кипишь поднимет и бросится ее искать. Ей богу, как чересчур заботливая мамочка, а ей такая опека ну вот совсем не нужна. Маленькая она, что ли? Войдя в аудиторию вместе с остальными такими же сонными и унылыми студентами, девушка заняла свободное место где-то с краю, чтобы не сильно привлекать внимание профессора во время лекции, и уронила голову на стол, шумно выдохнув. Что-то уж больно много событий навалилось на нее за эти выходные, а, как следует, отдохнуть возможности не было. Когда в коридоре послышался голос Мейко, розоволосой было лень даже голову оторвать от парты, поэтому она просто повернула голову набок и приоткрыла один глаз, смотря на входящую в кабинет Сакине. Та, завидев ее, прервала разговор с однокурсницей и, пообещав продолжить потом, с заискивающей улыбкой плюхнулась на стул рядом с подругой. - Лука, ты не поверишь, какая у меня новость! – прощебетала она, облокотившись рукой о стол. - М? – даже говорить не хотелось. - Леон приехал, - выдержав минутную паузу, заговорщицки прошептала она, довольно улыбаясь в предвкушении ее реакции. - Угу, - булькнула Мегурине, перекатывая голову так, что волосы закрыли лицо. Но потом замерла и резко вскину голову. – Леон?! Долго же мозг обрабатывал информацию. Сон, как рукой сняло. Черт возьми, Леон! Девушка не верила своим ушам. В груди все клокотало от резко накативших чувств: их лучший друг еще со времен работы в кафе впервые решил почтить их своим присутствием. Интересно, изменился ли он, что с ним стало, как он теперь живет? Мейко с удовольствием читала на ее лице, как на открытой книге, эти ярко пестрящие эмоции. Ей бы очень хотелось знать, что она к нему чувствует сейчас, спустя столько времени. Но спрашивать напрямую она не собиралась, иначе будет совсем не интересно. - Я считаю, что было бы неплохо собраться сегодня вечером и отметить его приезд, - Лука понимала, что все уже решено за нее, и отказаться просто нет возможности. Да и не хотелось как-то отказываться. Память подкидывала воспоминания о Леоне, как кадры на кинопленке, об этом премилом и улыбчивом блондине, неизменно вежливым со всеми, о его коротких волосах, всегда пахнувшими яблоком, и пронзительных, до одурения синих глазах. И взгляд его, веселый и легкомысленный, так и стоял перед глазами, а ей он дарил еще задумчивые и нежные. И от этого она чувствовала себя какой-то смущенной, и руки трястись от волнения начинали, грозясь выронить стакан, но она только сильнее сжимала пальцы и с удвоенной силой начинала протирать стекло. Он ей, можно сказать, нравился даже в то, такое далекое, время работы барменшей. Леон так походил на принцев из романов да сказок, а для нее с самого детства это был идеал мужчины. И как тут не возникнуть симпатии? А потом блондин уехал во Францию. Виновато улыбнулся, исподлобья посмотрев на всех, но не вызывая жалости – так, как только у него получалось. И снова Луке пришлось отпустить родного человека куда-то далеко, и снова стискивать до скрежета зубы, выдавливая улыбку. Он же ни в чем не виноват. Он не должен нести за собой груз, а учиться со спокойной душой. Какая же она эгоистка: хочет, чтобы дорогие ей люди были постоянно около нее, не хочет никого терять, боится одной остаться. От этой мысли губы искривились в горькой усмешке. Слабая и глупая такая. Не удивительно, что Гакупо обращается с ней как с ребенком – она и не ведет себя как взрослая, заслужила такое обращение. А ей нравится. Нравится ощущать себя маленькой и беззащитной девочкой. Он высокий, потрясающего телосложения да к тому же еще и кот. Камуи просто возник из ниоткуда в ее жизни, навел в ней шороху. А ведь все происшествия, потревожившие спокойную гладь ее однообразных дней, начались после того, как он появился в ее жизни. Они знакомы от силы дня два-три, а он уже успел ее чуть не убить и защитить, как рыцарь из тех же самых любимых сказок. Когда она стала чуть старше, уже после уезда Леона, ее страсть к королевским сыновьям поутихла, она стала больше обращать внимание мощных мужчин в латах с тяжелыми мечами и щитами наперевес, сильных, мужественных и порой скупых на проявление чувств. Всю дорогу до дома Мейко щебетала без умолку что-то не особо важное, потому что видела, что Мегурине вне зоны действия сети и поддакивает чисто на автомате. Но дальше порога розоволосая зайти не смогла, уже в который раз оказываясь пригвожденной к полу чужим взглядом. Губы лишь очертили его имя беззвучно, но он услышал. Этот рассудительный и спокойный взгляд по-прежнему невероятно синих глаз потеплел. Леон просто подошел и так же, как и Сакине, сгреб ее в медвежьи объятия, а в нос Луки ударил этот почти забытый запах яблок его отращенных блондинистых волос, как у принцев. Она стояла, не имея возможности пошевелиться – настолько сковывающими были эти объятия – и прислушивалась к себе. Сердце захлебывалось от радости, трепетало от счастья, кружилась голова, но… было так, как будто она встретила лучшего друга, почти брата, а не объект влюбленности. И когда же она так поостыла к нему? Видимо, в тот момент, когда переключилась на романных грубых мужланов. Любовь к принцам умерла, просто рассыпалась или вытеснилась рыцарями. Для Леона она осталась такой же, как тогда: маленькая и хрупкая, девочка совсем, с той же бледной кожей и теми же открытыми льдинками глаз. Разве что излишняя непробиваемость исчезла. А еще она ему по-прежнему нравилась. Наконец отпустив девушку, они прошли на кухню, где сейчас на скорую руку что-то готовила шатенка, которая оставила их еще в момент паузы при встрече. Процесс пошел быстрее, когда к ней присоединились две пары рук. Закуски накручены и перенесены на обеденный стол, равно как и тарелки со столовыми приборами. И пару бутылок саке. Тяжелого и острого. После открытия второй бутылки уже мало, кто мог адекватно мыслить, и Лука, начиная понимать, что выпей она еще немного, и отдавать контроль своему телу перестанет, уже хотела прекратить, но порядком разошедшаяся Мейко останавливаться упорно не хотела, даже на железные аргументы, что завтра снова ранние пары. Хотя, кому она это говорила? Человеку, который на следующее утро был самым бодрым и свежим, если и пил больше всех вместе взятых. Просто, ее организм уже привык к алкоголю. Потом, после-таки выпитой второй бутылки, Сакине просто вырубилась, и на удивление трезвый Леон, легко подняв ее на руки, отнес в спальню и заботливо укрыл шерстяным пледом. И если он шел вполне ровно, то Мегурине уже потеряла контроль над телом и, попытавшись подняться со стула, точненько упала на руки блондина, бодая лбом его в плечо. - Что-то я немного перебрала, - булькнула она ему в рубашку, хихикнув. Кружилась голова, и не держали ноги. Тело было ватное и легкое. Она никогда не пила много – это был первый раз, и черт его знает, насколько ей будет плохо с утра (если будет). - Ложись в гостиной, - он придал ей более менее вертикальное положение. - У меня котик дома голодный, - упрямо заявила Лука и, держась за стены, направилась в прихожую. Почти ровно. Леон, вспомнив про недавнее откровение «старшей сестры», удержался от вопроса, о каком котике она говорит. Мало ли, может, действительно себе питомца завела. Недолго думая (вернее, вообще не думая), он быстро собрался и помог одеться девушке, которая еле-еле могла зашнуровать сапоги, разумно рассудив, что и до дома она вряд ли дойдет без приключений, а время было уже позднее. Мегурине честно очень старалась идти ровно, но то и дело колени норовили подогнуться и уронить хозяйку на холодную землю, если бы не парень, вовремя подхватывающий ее за талию. А ей было весело. Она улыбалась каким-то своим мыслям, иногда смеялась, когда рассказывала плохо слушающимся языком забавные истории из их общего прошлого, начиная их с «А ты помнишь, как…?». А он бы все отдал, чтобы вечно слушать ее голос, нежный и какой-то материнский, ловить с ней светлячков воспоминаний и держать ее за тонкую руку. И чтобы она улыбалась ему. - Лука, - начал он. - М? – с пьяной ленцой откликнулась она. - Ты мне нравишься, - выдохнул он, смотря прямо перед собой в никуда. – Еще с того времени, когда мы в кафе работали. И что это у него так язык развязался? У нее же, вроде бы, молодой человек есть. Просто он считал, что она должна знать. Терять уже все равно нечего, а так хоть на душе легче станет. - Вот как, - выдохнула девушка на удивление трезво. Даже походка изменилась, и она стала идти ровно, будто дурачиться перестала. – Знаешь, тогда ты мне тоже нравился: просто ты очень напоминал мне тех сказочных принцев, которые были моими идеалами в детстве, когда мне мечталось, что один из них выпрыгнет из страниц книги на своем белоснежном коне и заберет меня в свое королевство от всех невзгод этого мира. А потом девочка выросла и полюбила скупых воинов с их грубой и дикой романтикой, на которую только они способны. Лука понимала, что рано или поздно надо будет разъясниться с ним и рассказать обо всем, что ее тяготило все эти годы. Ей не хотелось его ранить, но иначе никак – такое подвешенное состояние мучает куда больше. А алкоголь ей всего лишь помог начать и прорвать плотину. Пусть так и завуалировано, но Леон понял, что его отшили. Особых надежд он не питал, но, как известно, ее, эту самую надежду, добивают лопатой уже в могильной яме. Она умирает последней, испустив предсмертный стон. Хотя, вот черта с два он сдастся! А потом, когда они прояснили этот момент, Лука выдохнула, снова ощущая градус в голове, будто стержень, помогавший ей держаться во время этого разговора, убрали. Поднявшись на нужный этаж, Мегурине минут пять пыталась вставить маленький, норовящий выскользнуть из пальцев, ключ в замочную скважину. Когда ей это удалось, с ее губ сорвалось торжествующее ликование. Резко распахнув дверь с такой силой, что та чуть о стену со всего маху не врезалась (опять же, если бы не Леон), розоволосая, покачнувшись, вплыла в квартиру, но запнулась о порог и упала бы, если бы блондин не поймал ее за талию. Подняв голову, она встретилась взглядом с чароитовой бездной, таящей сейчас в себе немалую опасность. Перед ней несокрушимой скалой стоял Гакупо, скрестив руки на груди. Вдохнув, он чуть поморщил нос – уж слишком от нее разило перегаром. - Ой, котик, - пискнула девушка и, отцепив от себя руки синеглазого, повисла на Камуи, обхватив его руками, и, хихикая, сползла по нему на пол, как по стволу дерева. Молодые люди вперили друг в друга тяжелые взгляды, пристальные, изучающие, сканирующие, ищущие подвох. - Благодарю, - процедил сквозь сжатые зубы фиолетоволосый, давая понять, чтобы его оппонент удалился. – Камуи Гакупо, - он протянул руку для рукопожатия. В темноте освещенного лунным светом коридора, где так и не зажгли свет, не было видно его стоящих торчком ушей и мотающегося из стороны в сторону хвоста. Этот блондин ему не нравился уже хотя бы потому, что он прикасался к Луке и смотрел на нее таким взглядом, за которым читалось желание обладать. Обладать девушкой, к которой привязан он, Гакупо (или же он сам на себя эти цепи повесил). - Леон, - блондин, не дрогнув, пожал протянутую руку. – Доброй ночи, - и удалился, закрыв за собой дверь. Кот-не кот бы еще долго смотрел, не моргая, на закрытую дверь, словно бы за ней все еще стоял этот самый Леон, если бы внизу не закопошилась Лука. - Гаку, - снова пискнула она, привлекая его внимание. Тот вздрогнул, будто ото сна очнулся, медленно моргнул и сел перед ней на корточки, наблюдая, как она пытается снять с себя сапоги и куртку. А Мегурине было странно. Она чувствовала дикую вседозволенность и вольность действий и мыслей, будто рамки, в какие она себя загнала, разрушились. Будь она трезвой, то грызла бы ногти от волнения, потому что встретились два худших варианта развития событий: парень, который ей, вроде как, нравится, и парень, которому она нравится. Конфликт неизбежен, как факт. Но сейчас ей было абсолютно все равно на это, хотя драки и выяснения отношений не хотелось еще больше. А еще было немного, самую капельку, интересно, что будет происходить. Когда входная дверь закрылась, девушка, кое-как сняв с себя верхнюю одежду, села на полу по-турецки. А потом в голову ударила трезвость звонким колоколом: коридор и Камуи перестали опасно кружиться перед глазами, детали приобрели резкую четкость. А еще до нее во всех красках дошла вся комичность и плачевность этой ситуации, как ироническая насмешка сучки-судьбы. Да и еще тут все, прямо все-все, что было испытанно в прошлом, решило навалиться. Лука сначала захихикала, опустив голову, а потом стала, запрокинув голову, долго смеяться, зло и исступлено, истерически, словно это не смех был, а «влажный» кашель, такой надрывный и сиплый, как у заядлой курильщицы с туберкулезом. Отсмеявшись, она запустила пятерню в волосы, застряв пальцами в спутанных локонах на затылке, и со стоном выдохнула, так и не открывая глаза. А Гакупо все это время смотрел на нее настороженно, словно это была не она, а кто-то другой, какая-то другая, безумная Лука. Словно ведьма. Но головой он понимал, что это пьяный угар, что это просто такая реакция на большое количество (а в этом он не сомневался) алкоголя. Кот уж было хотел протянуть руку к ней, как она резко открыла глаза, смотря одновременно и на него и сквозь. - Господи, за что?.. – сипло выдала она. Ей хотелось знать, почему на ее долю выпала такая участь, почему кто-то там наверху решил вплести именно эту нить в ее полотно жизни. Ей так нравилась ее спокойная жизнь, но она зачем-то подобрала этого угольно-черного кота с удивительной бездной чароитовых глаз с синими прожилками, а тот оказался каким-то глухим маньяком, желавшим ее убить. Но этот псих спас ее от унизительной участи служить подстилкой для всех. А еще он на рыцарей из сказок и романов походил. Может, не был таким грубым и неотесанным мужиком, но зато защищенной она себя чувствовала очень. Но в самый первый их нормальный разговор он сказал, что уйдет дальше на поиски. Одну ее оставит, значит. Опять одиночество. Она сжала зубы. Привыкла она уже к людям, привязываться начала. Так почему же жизнь опять решила проверить ее на прочность и забрать еще одного близкого человека – сначала брат, потом Леон, а теперь, вот, Гакупо. Потом ее взгляд стал осмысленным, как никогда раньше, и она пристально смотрела на Камуи, пытаясь каждую деталь в нем запомнить, каждый изгиб лица, каждую прожилку глаз. И неожиданно даже для себя дернулась вперед и схватила за челку парня, коснувшись губами его губ. Для нее поцелуй – это как печать, как контракт: через него она доверяет часть души человеку, которого будет всю жизнь называть любимым. Поэтому целовать, кого попало, значило навсегда пасть в собственных глазах. А сейчас она пьяна, и жесткие цепи этого табу казались, несомненно, придуманными и ненастоящими, а не правилом законодательства с применением жестких санкций. Для него поцелуй – признание в любви. Той любви, которой он хочет сказать, что намерен прожить с избранницей всю жизнь. Лука была очаровательная своей детской невинностью и глупостью, попытками взрослости и строгих правил сдержанности к себе. Маленькой девочкой с нелегким прошлым (Луки рассказал), которую нужно защищать и учить жить. А для этого надо намертво привязать ее к себе, ведь сам-то он себя уже приковал к ней.