О псевдо-ведьме и похотливом коте

Отстранившись от губ Гакупо, Лука ничего не сказала. Лишь кинула короткий взгляд, поднялась на ноги, опершись о его плечо, и пошла в комнату, держась за стены. Кое-как раздевшись до нижнего белья, Мегурине рухнула на кровать, надеясь мгновенно отключиться. На соседнюю подушку, тихо перебирая лапками, лег черный кот и закрыл глаза, мгновенно, как показалось девушке, заснув. А к ней сон все не шел, даже несмотря на всю усталость и несвязность мыслей, которые пытались что-то анализировать. Глухо простонав в подушку, она встала с кровати и поплелась на кухню, но, проходя мимо коридора, замерла. Моргнув, она подняла куртку и залезла в карман, доставая сигарету, которую она незаметно стянула у Леона. Подумать только, этот засранец начал курить. Поджав губы, Лука села на стул на освещенной лунным светом кухне и стала рассматривать сигарету, зажатую между ее пальцев. Просто табак, обернутый в бумагу с кусочком фильтра на конце. А потом ей во все еще нетрезвую голову пришла безумная мысль. Она схватила с полки спички и, черканув по коробку, поднесла огонек к зажатой в губах сигарете. В воздух сразу потянулась тоненькая струя серого дыма, будто чья-то душа исходила. Держа сигарету двумя пальцами, она невидящим взглядом смотрела на тлеющий табак и красную по периметру круга сжигаемую бумагу. В нос бил резкий и до тошноты противный запах, от которого даже вдох было сложно сделать. Мысли теперь прекратили лихорадочно вспыхивать, не желая выбирать какую-то одну тему, и сейчас так же медленно и лениво циркулировали в голове, как и дым, но на чем-то определенном не останавливались – вся информация смешалась и обесцветилась. Вообще, Мегурине не очень нравилось курение, и в голове даже мысль о подобном не возникала, особенно когда рядом жил брат-врач. А сейчас ей вдруг стало интересно попробовать, узнать, какие ощущения испытываешь на самом деле: одни курильщики говорили, что помогает успокоиться, другие – что толку совершенно нет, и зря они только начали, а для третьих это была привычка, на которую они уже и внимания не обращают. Поднеся сигарету ко рту, розоволосая, вспоминая, как это делали посетители за барной стойкой, осторожно обхватила губами фильтр и попробовала вдохнуть, но воздух вошел через нос. Фыркнув и поморщившись, она теперь попыталась втянуть воздух через сигарету, и рот тут же наполнился дымом, горячим, горьким и до омерзения противным, что Лука его тут же выдохнула, закашлявшись. Неприятно запершило горло, и закружилась голова так, что девушка уронила голову на ладони с онемевшими пальцами. Когда противные ощущения прошли, она подняла голову и уставилась на сигарету – и тут же снова поднесла ее ко рту и втянула дым в себя, снова наполняясь горьким дымом, оставляющим жуткий налет и осадок на слизистых. А горечь во рту смешалась с подступившей горечью головной боли от тут же навалившихся мыслей о проблемах, об иронии судьбы. И ощутила она себя такой жалкой сейчас, что самой от себя противно стало. В глазах появилась резь, но не от осушающего никотина, а от слез, куда более горячих. Это кому же она так в прошлой жизни насолила, что расплачивается в этой? Она что, ведьмой была, что теперь разрушается жизнь ее, как у ее жертв? И тут же стало еще более мерзко. Что может быть унизительней, чем сидеть и жалеть себя? Мегурине никогда не уважала таких людей и почти ничего, кроме презрения и жалости не чувствовала. А сейчас она сидит и только этим и занимается. Хотя, может, это все алкоголь, лишивший ее воли и заставляющий растекаться бесформенной амебой, и сигаретный дым, затуманивший ее рассудок. Только она хотела сделать еще одну затяжку, как сигарету вырвали из ее рук, а саму Луку резко вздернули со стула и неплохо приложили к стене. Сминая зажженную никотиновую палочку и не обращая внимания на обожженную кожу от горячего конца, Гакупо прижимал девушку за шею к стене, прожигая ее пристальным и злым взглядом. А она снова смотрела завороженно в его глаза, как загипнотизированный кролик на удава, боясь пошевелиться. На самом деле, как она ошибочно предположила, кот, устроившись калачиком на соседней подушке, не спал, а просто прикрыл глаза, готовый в любую секунду оказать помощь (а то мало ли, что с ней на пьяную голову случиться и что взбредет). Он не сдвинулся с места, когда она встала, лишь глаза открыл и наблюдал молча, как она повесила на крючок брошенную на пол куртку и, достав что-то из кармана, пошла на кухню. И лишь когда чувствительный кошачий нос уловил отвратительный табачный дым, он сорвался с места и, обращаясь в человека, кинулся на кухню. И если Луке просто не нравились курящие люди, то он ненавидел их. От кончиков волос до кончиков рецепторов ему был противен пронизывающий сигаретный дым, его горький удушающий запах, отвратительный осадок, оседающий на слизистых и закупоривающий бронхи. А для Камуи стало полной неожиданностью, что Мегурине, сущее дите, мало того, что напилась в хлам, так еще и сигарету в рот взяла. Первое он еще стерпеть мог, но не второе. Как реакция изнутри что-то животно-дикое поднималось. Хотелось крушить все, рычать. И трахнуть эту несносную и неразумную девушку. Еще бы, он нормальный здоровый парень. Как он еще может реагировать на красивую девушку в одном нижнем белье, которая ему еще и к тому же нравится? И вот сейчас она мелко дрожала от испуга и неожиданности и затравленно на него смотрела, как и тогда, когда он приставил нож к ее горлу. Соблазн, черт возьми, велик! - И кто же надоумил тебя покурить? – сквозь сжатые зубы процедил он, проводя большим пальцем по ее губам, от чего та вздрогнула. Его хвост бесцеремонно опутал ее ножку и щекотал кожу на внутренней стороне бедра. А Луке было непривычно до дрожи, до онемения пальцев, трясущихся коленей и алеющих щек. Органы завязались в тугой узел, но внизу живота сладко потянуло, заставляя чуть ли не глаза закатывать, если бы не гипноз его чароитовых глаз. В лунном свете они казались еще больше похожими на бездну, затягивающую еще сильнее ее слабый сейчас рассудок. Мегурине несколько раз грешила, премило краснея и закусывая губу, эротическими новеллами, где почти в каждой главе описывался акт совокупления во всех красках и подробностях, что она знала всю анатомию половой системы человека. Она знала, что такое соблазн и похоть, желание и игра с самообладанием, но никогда бы не подумала, что когда-нибудь столкнется с этим вживую. Розоволосая, судя по взглядам посетителей-мужчин в кафе, понимала, что привлекательна, но не предполагала, что ее будет тянуть к кому-то в физическом смысле, что она будет испытывать влечение. Еще с того самого раза, когда она увидела фиолетоволосого обнаженным, ей не давало покоя странное ощущение. У него было шикарное тело, как такого не захотеть? А сейчас он ее наглым образом провоцировал, подрезал ниточки, на которых крепились ее рамки дозволенного. А парню нравилась ее такая борьба с собой, отраженная в ее потемневших от желания глазах, нравилось, как девственница ощущает все прелести похотливого желания обладать, которое он сейчас явственно чувствовал в себе. Он наклонился к ее шее и медленно лизнул тонкую бледную кожу, с удовольствием отмечая, как она замерла, как отчаянно и глубоко бухает в ее груди сердце. Это биение отдавалась в висках, будто в колокол били. Девушка ощущала, как по телу пробегают мурашки, когда его горячий и влажный язык прошелся по ее шее, опаляя дыханием; как подгибаются колени, и она готова была сползти по стене на ватных ногах; как твердеют под тканью бюстгальтера ее соски, набухая ягодками; как кружится голова с затуманенным рассудком от желания. А еще она хотела его. Прямо здесь и сейчас. - Вместо того чтобы тянуть в рот всякую дрянь, - низким голосом, катая на языке букву «р», прошептал он ей в самое ухо. – Я могу предложить тебе кое-что получше, - помимо того, что ему нравилось ее дразнить, он еще и сам едва держался. Надавив ей на плечи, Гакупо без особого труда опустил ее на колени, и она оказалась на уровне его бедер. А Лука не глупая была, сразу догадалась, что от нее требуется и что он имел в виду под «кое-что получше». По-хорошему, она должна до смерти испугаться, биться в истерике и умолять ее не насиловать, но… она не могла заставить себя это сделать. Не сейчас, когда она сама готова наброситься на него и трахнуть. Девственности ей лишаться пока не хотелось, но минет был неплохой альтернативой удовлетворить и себя, и его. Так как Камуи и сам был на грани, девушке хватило лишь обжечь своим дыханием нежную кожу его полового органа, чтобы добиться эрекции. Приподняв бровь и усмехнувшись – она решила, что играть они будут по ее правилам – розоволосая провела, едва касаясь, пальцем по стволу и крайней плоти пениса, отчего мгновенно проступила синяя сетка вздувшихся вен, а парень закусил нижнюю губу и прикрыл глаза. Мегурине, до этого пытавшаяся судорожно вспомнить все, что она читала о минете в эротических новеллах, так ничего и не выудила из памяти, поэтому просто решила отдаться во власть инстинктов, которые были более хорошим учителем в данной ситуации, нежели книжки. Стоило ей обвести кончиком языка окружность крайней плоти, как выскочила головка, сдвигая назад крайнюю плоть. Парень низко опустил голову, закрыв глаза челкой, и сдавленно зарычал, схватившись одной рукой за край столешницы, сжав ее почти до треска, а другой облокотился о стену. Надо же, как легко его можно возбудить. Лука слегка поцеловала самый кончик головки, проводя языком по устью уретры. Ей было на удивление забавно ощущать эти новые чувства, когда ее губы касались нежной кожи этой части тела. Она уже была возбуждена, слыша его хриплое и тяжелое дыхание, глухие рыки, но сорваться сейчас означало проиграть самой себе, а уступать животным инстинктам ей совершенно не хотелось. Она желала сохранить рассудок до конца, чтобы запомнить, высечь у себя в памяти каждое мгновение этого удовлетворения и чувства определенной власти над парнем. Она, скользя пальцем взад и вперед, провела влажную дорожку поцелуев от головки по стволу к основанию, едва касаясь носом и выдыхая в складку между мошонкой и пенисом. А парень пока держался молодцом – лишь пальцы на ногах подогнул и заскреб ногтями по стене. Улыбнувшись, Лука быстро провела языком снизу и, обведя кончиком венечную борозду, захватила ртом головку, чуть посасывая. Гакупо, резко широко раскрыв глаза, втянул сквозь сжатые зубы воздух, запрокидывая голову. Следя за его реакцией, голубоглазая подключила к губам и языку руку, обхватив ладонью ствол, и стала, сначала медленно и чуть касаясь, а потом, постепенно ускоряясь, водить взад и вперед, вызывая теперь сдавленные стоны. Фиолетоволосый, как мог, цеплялся в медленно, но верно угасающее сознание, пытаясь держать себя в руках, иначе если он потеряет контроль, то выдерет эту особу с особой животной страстью так, что она неделю потом не сможет сесть. А этого ему не надо – спугнет ее совсем, и тогда забыть можно о сближении. Но глядя, как она умело доставляет неописуемое удовольствие, невольно задавался вопросом: а она точно девственница? Невинные монашки, светящиеся детской непосредственностью, коей она себя выставляла, фелляцию и прочие виды минета делать не умеют. Впрочем, у него было время осмотреть ее квартиру, пока был один, чем он не побрезговал. Она любила читать, что показывали ломящиеся от книг полки большого количества шкафов. Там были тоненькие брошюрки и толстые фолианты энциклопедий, низенькие словари и высокие книги по быту, но больше всего там было романтических и приключенческих романов с золотой гравировкой букв, а так же скромно ютились у стенок совсем нескромные эротические новеллы. Причем не абы какие, а самые что ни на есть пестрящие подробностями анатомии человеческого тела и описанием половых актов, самых разнообразных минетов и куннилингуса. Ответ, собственно, сам к нему пришел. Не в силах больше терпеть эту пытку, которую она дарила ему своими медленными, неспешными и тягучими движениями, он хотел было прибегнуть к иррумации, схватив ее за волосы на затылке и проталкивая член ей в глотку, чтобы она захватила его по всей длине. Но Мегурине впилась ногтями ему в ягодицу, заставляя ее отпустить и дернуться от резко контрастирующей с наслаждением боли. - Ты не можешь участвовать в этом~ - промурлыкала она, игриво смотря на него снизу и напоминая ему хитрую похотливую кошечку с блестящими от слюны губами. Садистка она. Но ради этого он готов был быть для нее кем угодно. Мегурине понимала, что ей должно быть мерзко, противно и омерзительно. Она должна быть отвратительна самой себе, и после этого постыдного дела бежать сломя голову и отмаливать дни и ночи напролет этот смертный грех. Но не было. То ли это еще не выветрившийся алкоголь так на нее влиял, то ли еще что, но она получала от этого удовольствие. Ей нравилось иметь такую власть над ним. Нравилось касаться такой запретной части мужского тела, даруя садистское удовлетворение. А принципы тем временем летели с треском и фанфарами ко всем чертям и Сатане в Пандемониум. Еще совсем до недавнего времени для нее поцелуй в губы считался чем-то таким, что можно делать только с тем человеком, который проверен временем, а про секс вообще речи не было, как о проклятой и не подлежащей даже упоминанию теме. А сейчас она с головой окунулась в похоть и, руководствуясь инстинктами и обрывками того, что она подчерпнула из романов, почти мастерски делала минет. Не то, чтобы парень был ей противен или как-то отталкивал – наоборот, привлекал к себе со страшной силой, но это же не повод. А то, что он ее один раз спас и что Луки его одобрил и ее ему доверил, тоже не показатель его надежности. Но его стоны и утробное рычание наслаждения, ее власть и собственный немыслимый кайф отодвигали и разрушали все позывы совести и ее попытки мыслить рационально. Да как можно такое провернуть, когда собственная рука надрачивает член, опровергая все ее мысли о «по идее»? Когда разрядка была близка, Камуи весь напрягся и со сдавленным стоном кончил на пол, на то место, откуда девушка предусмотрительно отползла. Не имея сил больше стоять на ногах, парень сполз на пол и уткнулся лбом ей в обнаженные колени, тяжело дыша. Она сама облокотилась о стену, запустив руку в его волосы и бездумно почесывая за ушком, из-за чего тот удовлетворенно заурчал, и прислушивалась к собственным ощущениям. В теле была приятная слабость от отступившего напряжения, ладонь, которой она дрочила, все еще покалывало от тени чувства призрачного присутствия в ней члена. Чувствовались усталость и сонливость. А еще она поняла, что никуда ни на какие пары, ни в какой институт завтра (вернее, уже сегодня) не пойдет, а вину на Мейко свалит: нечего спаивать ее, да еще и в самом начале рабочей недели.