Seas and Heavens

(32) Кайен не замечает никакого ответа от Общества Душ, поэтому он предполагает, что его послание было отклонено как сбой. Его лето проходит обычным образом, с рутинной работой по дому в течение дня и тренировкой с мечом вне тела ночью. Когда тётушка Мардж приезжает навестить Дурслей, Кайен решает найти другое место, где можно остановиться, прежде чем кто-нибудь из них скажет что-то неприятное. Ему не приходит в голову, что ему технически тринадцать лет, пока он не оказался в комнате в Дырявом Котле. Он решает, что это не имеет значения; он может провести остаток лета как там, так и и на Прайвет Драйв. (33) Он направляется к лавке Олливандера, где рассказывает ремесленнику о знаниях о волшебной палочке и начинает приобретать навыки работы с деревом. К его удивлению, большая часть работы выполняется неволшебными средствами, чтобы не нарушать магическую текстуру палочки. Когда новички начинают покупать свои палочки, Кайен надевает кепку, чтобы скрыть свой знаменитый шрам, и помогает Олливандеру. (34) Имя Сириуса Блэка у всех на устах, и небольшое расследование объясняет, почему. Кайен уверен, что в истории есть нечто большее, чем то, что говорится в учебниках истории; всегда есть. Он считает, кто может лучше понять события двенадцатилетней давности, и в конце концов решает перейти прямо к источнику. Он пишет простое письмо — зачем ты это сделал? — связывает его с чистым пергаментом и самодельным пером и отправляет с Хедвиг. (35) В этом году он, Рон, Гермиона и Невилл едут в одном купе со спящим профессором, Джинни и её подругой Луной. Когда она знакомится с Гарри Поттером, она говорит:  — О, боже, ты — зотвиблер. Он моргает: — Действительно? — Да, я совершенно уверена. Хотя я и не ожидала, что ты будешь такой плотный. Духовное восприятие? Может быть. Кайен решает подыграть. — Я замаскирован. Она наклоняет голову. — Это объясняет, почему я так редко вижу твой вид. — Джинни выглядит удрученной; Луна просто достает журнал. (36) Когда дементоры появляются у двери, Кайен действует чисто рефлекторно. Он выходит из своего тела и вынимает из ножен Неджибану, прорезает первому лицо и чувствует что-то необычное. Это такие пустые, с которыми он не знаком — как будто кто-то сунул Пустого в гигай. Они насаживаются на его занпакто так же легко, как и любой другой, и он вскоре зачищает весь вагон. Когда он возвращается в купе, все его друзья собираются вокруг его бессознательного тела — за исключением Луны, которая смотрит прямо на его духовную форму. Он прижимает палец к губам и скользит обратно в его тело. (37) К концу Праздничного пиршества историю «Гарри потерял сознание» знают повсюду в школе, и его пытаются дразнить по этому поводу. Кайен едва замечает. Дементоры окружают школу, якобы в качестве защиты. Их слишком много для одного Кайена, чтобы можно было устранить с помощью его обычной тактики, а хитрость и засада — это сильная сторона Второго отряда, а не Тринадцатого. С другой стороны, наблюдатели Общества Душ не могут игнорировать столь сильные вспышки реацу предположительно мертвого Синигами. (38) После занятий в пятницу, Кайен решает провести некоторое время на свежем воздухе, пока погода хорошая. Он идёт к удобному дереву, когда Врата появляются на газоне около школы; к его удивлению и восторгу появляются капитаны Кёраку и Укитаке. Кайен ложится, чтобы притвориться спящим, затем выходит из тела. Он раздувает свою реацу, чтобы привлечь внимание своих товарищей, и шагает вперед, чтобы поприветствовать их. — Капитан Укитаке! — Кайен?! — он схвачен в объятия — и, несмотря на ограничение силы и болезнь, руки Укитаке похожи на стальные прутья. Не то, чтобы Кайен пытался сбежать от них. — Рад видеть вас снова, капитан. Я бы предложил вам чай, но… — Хорошо, что я пришел подготовленным, — говорит Кёраку. Он достает флягу из рукава кимоно вместе с набором чашек. Кайен подозрительно нюхает содержимое, но это действительно чай. — Какие новости в Обществе Душ? — Да, хорошо, об этом… (39) Это мрачная история; поражение Кайена пустым было только началом волны несчастий. Треть Капитанов и Лейтенантов изгнана из Сейрейтэя.  — Похоже, кто-то замышляет ослабить Общество Душ. — Моё предчувствие согласно с вами, — говорит Кёраку, — но у нас нет доказательств. Укитаке добавляет: — Возможно, нам повезло, что вы оказались в таком положении, Кайен. Нам может понадобиться туз в рукаве, так сказать. — он надеется, что до этого не дойдет; он не спешит расставаться со своими смертными друзьями. — Хотя меня беспокоит стая пустых вокруг этого замка. — Предположительно, они для безопасности студентов. Я бы убил их сам, но посмотри на это. Они держат свою цепь судьбы, с запутанным узлом в середине. — он уверен, что там есть части чьей-то цепи, и он может видеть обрезанные концы. — Это не может быть чем-то хорошим, — говорит Кёраку. — Вам следует написать Урахаре. Если он прячется в мире смертных, сова должна быть в состоянии связаться с ним. — А пока, — говорит Укитаке, — Шунсуй, у тебя есть настроение на охоту? (40) Призраки радостно сообщают о последствиях Кайену. Кровавый барон изображает реакцию министра — он в панике из-за того, кто может уничтожить армию монстров. Дамблдор утверждает, что это малоизвестная функция защиты Хогвартса. Никто из них не подозревает, что на самом деле произошло. (41) Прогуливаясь по освещённому лунным светом замку в духе, Кайен сталкивается с Луной, сидящей на подоконнике. Уже давно прошел комендантский час, и на ней нет обуви; он задается вопросом, по собственному ли желанию она здесь. — Ой. Добрый вечер, Гарри. — Привет, Луна. Наслаждаешься видом? Она серьёзно кивает.  — Я надеялась мельком увидеть вонючку или даже фурплейнца. Кайен поднял бровь:  — У какого-нибудь существа, которого ты видишь, есть белые маски? — О да, большинство из них такие. Я стараюсь держаться от них на расстоянии, потому что они довольно недружелюбны. (42) Кайен привязывает ещё одно тщательно написанное письмо к ноге Хедвиг. — Я не знаю, как далеко это будет, моя дорогая, поэтому обязательно отдохни и поешь в пути, если нужно. Она бросает на него надменный взгляд, который он хорошо знает. — Да, я знаю, что ты профессионал своего дела. Но беспокоиться о таких вещах — это моя обязанность.