Дорога в никуда

      Стоило нам вступить на территорию монастыря, как я потеряла дар речи. Этот монастырь и вправду обладал внушительной архитектурой, высокие стены, крепкие колонны и, конечно же, много монахов, которые направлялись в разные стороны. Внутри монастырь был темным, даже немного мрачным, как архитектура средневековья. Нет, это здание не напоминало монастырь, из которого сбежал Мцыри. В отличие от него, для которого монастырь был тюрьмой, в котором он чувствовал себя одиноким, не видя окружающий мир, как заложник, этот монастырь станет нашим спасением, нашим домом, нашим убежищем.       Вокруг него было прозрачное озеро, а еще он находился буквально на стыке камней, и если бы здесь произошло землетрясение, то непременно нас бы смыло в это самое озеро. Не самая лучшая перспектива. Не знаю, что меня пугает больше, ощущение приближающихся холодных объятий, словно окоченелый труп протягивает к тебе свои руки или, может быть, возможность разбиться о камни с такой высоты.       Тем не менее, это была прекрасная возможность отказаться от шумного города с бесконечными машинами, ядовитым воздухом и непрекращающимся гулом голосов в голове, в пользу умиротворения, спокойствия и тишины. И именно это нам и было нужно, чтобы добиться успеха, а еще хороший алкоголь. Думаю, с этим разберутся мои спутники.       По мере того, как мы продвигались, я отмечала вокруг себя новые детали. Например, ворота монастыря производили на тебя неизгладимое впечатление, они величественно и грозно стояли, оставляя нужный эффект, на вступившем на территорию монастыря живом существе. Это были не просто ворота, которые открывали вид на само здание, нет, это дорога в наше ограбление. Именно здесь произойдут все знаменательные события, постоянные споры, неожиданные разговоры. Стены этого монастыря скрывают очень много тайн, и наш план станет еще одним невыносимым секретом из этого могущественного здания.       Дойдя до нужной комнаты, Берлин открыл дверь, пропуская меня вперед. Я стояла, чувствуя, как мурашки распространяются по всему телу: передо мной стоял мужчина лет сорока с темно-коричневыми волосами, в полосатой рубашке и бежевых брюках. Он, частично наклонив голову, делал какие-то заметки на бумаге. Когда он повернулся, я заметила, что улыбка медленно сползла с его лица, и он поднял руку, чтобы нервно поправить и так идеально сидящие очки. Видимо, это и есть профессор, и видимо, он не очень-то рад видеть меня, как и предупреждал Берлин. Мужчина повернул голову к моему «покровителю» (я решила нарекать его у себя в мыслях так, уж не просто так он мне под руку попался, когда мне опять нужна была помощь) и посмотрел на него вопросительно. Да, это определенно профессор, весь его внешний вид кричит об этом. Он уже собирался раскрыть рот, как его перебил Берлин:       — Профессор, ты говорил, что тебе нужен опытный взломщик, вот и она. Чернобыль любезно согласилась вступить в нашу группу, — как ни в чем не бывало, сказал Берлин, игноря хмурый вид мужчины перед ним. Профессор заново поправил свои очки, видимо, у него привычка так делать, когда он недоволен или зол и сказал, сделав ударение на имя:       — Палермо, будь любезен отведи гостью в комнату отдыха и предложи чего-нибудь выпить, чтобы согреться, — вежливо проговорил он, — а нам, — повернув голову в сторону Берлина, — нам нужно поговорить.       Палермо мягко похлопал меня по плечу, и направил в сторону не гостиной, а кухни, оставляя мужчин наедине. Что ж, поесть я была бы не прочь, ну или выпить горячий кофе. Пока мы шли в направлении кухни, успели раза три поздороваться с монахами. Я теперь понимаю, почему мои так называемые друзья выбрали это место как убежище. Здесь никто не сможет отследить нас, никому в голову не придет, что здесь могут оставаться будущие грабители и самое главное — никто не вынесет информацию из этого места.       Многие из этих монахов дали обет молчания, а остальная часть сочла бы грехом подслушивать чужие разговоры, нарушая покой. По мере того, как я приближалась к пункту назначения, я заметила темный уголок, ведущий в подвал, а также лестницу, поднимающуюся на верхние этажи. Она была сделана из дерева, и было заметно, что этой лестнице, как и помещению уже много лет. На ней не было никаких узоров, но она была сделана очень аккуратно. Подняв голову наверх, я обратила внимание на потолок, который сошел в некоторых местах и я уверена, что он протекает, но, тем не менее, здание от этого не казалось непрочным.       Палермо был спереди и направлял меня. Он шел уверенными шагами, гордо выпрямив спину, при необходимости оборачиваясь ко мне, чтобы приподнять уголки губ, образуя незаметную улыбку и удостовериться, что мне комфортно тут.

***

      Вскоре мы сидели на кухне и ели бутерброды, которые любезно приготовил Палермо, запивая горячим кофе. На первый взгляд казалось, что стены здесь не только величественные, но и плотные, однако реальность была такова, что я могла отчасти слышать разговор Профессора и Берлина, соблюдая тишину.       — Берлин, ты совсем меня не слушал прошлым вечером или решил благополучно забыть о нашем разговоре? — тон профессора был недовольным, могу себе представить, что он дергает плечом периодически, как сделал в нашу встречу.       — Профессор, неужели ты считаешь меня настолько некомпетентным, думая, что я бы привел сюда кого-то неопытного. Ее прошлые дела говорят за себя, она выходила сухой из многих дел, таких людей взламывала, а ведь делала это чисто из любопытства. У нее нужный нам потенциал, к тому же она будет держать все в секрете, нам только нужно ее немного эмоционально протестировать. Но это того стоит, поверь мне, — Берлин говорил все это с такой уверенностью, что я сама была готова довериться ему, но откуда, черт подери, он узнал про мои прошлые увлечения?! Достать такую информацию можно было только у одного человека, но его даже не было в день нашего знакомства во Флоренции. Что за чертовщина?       — Послушай, не знаю, что ты задумал, но она не будет участвовать в деле, она может нас подставить, если ее раскроют, она сдаст нас, — уверена, что он еще и руками размахивает для пущей убедительности. Профессор был непоколебим, кажется, если ничего не предпринять, я потеряю то, что даже не успела получить.       — Профессор, как часто я обращаюсь к тебе с просьбой? Хм? Я говорю тебе, что проверил ее и, что она подходит нам. Ты ведь знаешь насколько этот план дорог всем нам, мне, она выполнит свою работу, доверься мне.       — Как часто? Мне стоит напомнить про все твои предыдущие браки? — Профессор снизил голос до шепота и практически шипел, пока говорил все это Берлину. Могу поспорить, что в этот момент Берлин закатил глаза, а еще наш водитель, видимо, тот еще любитель слабого пола.       — Зачем ты вообще так рьяно хочешь ее в группу? Она что, тв…— он не успел докончить предложение, как Берлин перебил его, раздраженно что-то говоря. Остального разговора я не слышала, так как Палермо начал говорить о своей любимой гитаре, я усмехнулась на его попытку переменить разговор в другое русло. Он заметил мою усмешку и смотрел на меня с вздернутыми бровями. У Палермо было очень открытое лицо. Понять о чем он думает было не сложно, кроме тех ситуаций, когда он скрывал это лично. И теперь смотря на его лицо, я могу прочитать, что он уверен в умении своего друга заставить кого-либо согласиться с ним. А еще его лицо буквально самодовольно кричало: «Я знаю, что ты думаешь, детка, и я знаю, что тебе хочется выбежать из комнаты и направиться к ним, а еще я знаю, что ты этого не сделаешь, потому что я не дам тебе совершить глупость». Да, дружок, в этом я нисколько не сомневаюсь.       Мы уже решили с ним пойти за гитарой, когда к нам подошли недавние участники спора. Профессор встал напротив меня, опять нервно поправляя очки:       — Сеньорита Чернобыль, мы с Берлином обговорили твое дальнейшее участие в нашем ограблении и пришли к общему заключению, — он строго взглянул на Берлина, который самодовольно кивнул и скрестил руки на груди, — что ты можешь принять участие в нем, соблюдая несколько условий, — ухмылка не сползала с лица моего наставника. Они явно что-то задумали и меня не особо привлекают их самодовольные позы. Повернув голову в сторону Палермо, я заметила, что тот тоже улыбается.       — Через семь месяцев, приступим к основным тренировкам, а пока твоим эмоциональным багажом займемся мы. — Я периодически проводила взглядом каждого из присутствующих, пытаясь понять, что они имели в виду под последним замечанием. И когда я остановила вопросительный взгляд на Профессоре, он пояснил мне.       — Я имею в виду не твои профессиональные навыки взломщика, мы поработаем над тем, чтобы ты не выдавала себя эмоционально, в случае, если окажешься на людях, хотя работа у тебя в основном будет скрытная, но рисковать мы не можем.       Думаю, они не подозревали, что я все же изменилась за эти два года, нет, я не ледяная леди, как вы заметили по моим отношениям с Палермо, но и не прежняя. В любом случае, уроки по «избавлению эмоционального богажа» не будут лишними, заодно узнаю поближе моих будущих напарников по ограблению.       — Итак, правило номер один, Чернобыль — никаких личных отношений. Добро пожаловать в Испанию, сеньорита, — так, в окружении трех мужчин, один из которых станет для меня тем, с кем не просто быть в отношениях, но вас закручивает в такой омут страсти и болезненных, разрушительных отношений, я согласилась на одно из самых опасных приключений в моей жизни.