Take me home

Питер был разбит. Он не мог понять одного — почему отцу настолько наплевать? Нет, конечно, он тоже пытался сделать вид, что его это совершенно не волнует. Но… Его волновало. Он не мог спать по ночам, забросил патрули и пропустил последние несколько дней в школе, потому что регенерация до сих пор не справлялась с пулевым ранением, и он хреново себя чувствовал. И всё это время он думал о том вечере в Башне. Так много думал, что голова, не переставая, болела всю эту неделю. Даже после их разговора с отцом будто бы ничего не изменилось. Как будто бы мог измениться давно подтверждённый факт: Тони Старк самовлюбленный, эгоистичный придурок, который бросил своего ребенка. И то, что он присматривал за ним, пока он носился по городу в костюме Человека-Паука, ничего не меняло. И спаси он сына ещё хоть сотню раз, это бы не изменило того, что он вычеркнул его из своей жизни. Каким-то отдалённым уголком своего сознания Питер понимал, что Тони имеет полное право вести себя именно так. Игнорировал же он существование сына на протяжение всех этих лет, так что должно измениться сейчас? Это у Питера весь мир перевернулся в тот момент, когда он увидел детскую комнату и узнал, что отец всё это время был в курсе, кто прячется под маской Паука, а для Тони всё осталось, как было. Он всё также мелькал в новостях, касающихся Stark Industries, посещал светские мероприятия и появлялся на страницах желтой прессы, которая обсуждала их помолвку с Пеппер Поттс. Питеру казалось, что всю эту неделю из всех дыр только и трубили, что о Тони Старке, а, может, это просто он стал обращать на него внимание. Раньше он игнорировал всё, что было связано с отцом — переключал каналы, избегал новостей и выкидывал газеты, где он упоминался, считая, что так облегчает свою боль. Хотелось бы сказать, что и сейчас Питера мало заботил Тони, но это было не так. Он с жадностью ловил каждое слово журналистов из вечерних новостей и вчитывался в газеты, немало удивляя этим Мэй и Бена, которые раньше не замечали за ним любви к прессе. Он пытался отшучиваться, но его взгляд снова и снова возвращался к статьям и экрану телевизора. И парень злился из-за этого. Достаточно было и того, что слова отца набатом стучали в его голове: «Все хорошо, Пит.» Только вот ничего не было хорошо, и оба это понимали. — Как ты себя чувствуешь? — дверь в его комнату приоткрылась, и в проёме показалась Мэй. Женщина уверенно прошла внутрь и остановилась у его кровати, на которой Питер лежал, чуть ли не с головой укрывшись одеялом. — Лучше, — тётя недоверчиво поджала губы и приложила ладонь к его лбу, тут же укоризненно качая головой. — Ты горячий. Уверен, что не нужно вызвать врача? — Уверен, — слабо улыбнулся Питер, пытаясь успокоить взволнованную его состоянием женщину. Он и сам не понимал, что происходило с его организмом. По идее, всё уже давно должно было зажить, но вместо этого он с каждым днём чувствовал себя хуже. К боли в плече прибавились ещё температура и головные боли, которые не давали ему нормально думать. — Ты будешь ужинать? — заботливо спросила Мэй, поправляя его одеяло. — Да, — согласился парень, решив, что так он точно убедит тётю в том, что он уже поправляется, иначе она действительно может вызвать врача. И он вряд ли сможет объяснить ему, а заодно и Мэй с Беном, что вообще-то он не должен болеть из-за того, что его укусил радиоактивный паук, а его плохое состояние связано только с тем, что регенерация, видимо, решила взять отпуск и не хотела справляться с огнестрельным ранением. — Пойдем, я уже накрыла на стол, — улыбнулась женщина, довольная тем, что у него наконец-то проснулся аппетит. Она вышла из комнаты племянника, и он, откинув одеяло, со стоном поднялся на ноги, стараясь не двигать корпусом, чтобы не потревожить больное плечо. Питер натянул на тело самую теплую толстовку и взглянул в зеркало, сталкиваясь со своими потухшим взглядом. Теперь было понятно, почему тётя смотрела на него, будто бы он был на грани смерти. Его лицо было бледным, под глазами залегли темные круги, а губы были потрескавшимися и покусанными из-за того, что во время своих переживаний, он постоянно жевал их. Питер несколько раз хлопнул себя по щекам, чтобы появился румянец и его вид стал более здоровым, и вышел из комнаты. Мэй и Бен уже сидели за столом, и, когда он подошёл к ним, они бросили на него обеспокоенные взгляды. Парень, решив, что лучшим решением будет игнорировать их переживания, сел за стол и принялся за еду, понимая, что давно уже не различал во рту различных вкусов. — Я рада, что у тебя проснулся аппетит. — Я тоже, — Питер улыбнулся тёте, не желая расстраивать её тем, что его стало тошнить, как только он съел первую ложку пасты, которую она приготовила, — Все очень вкусно, спасибо. — Может, я завтра все-таки отвезу тебя в больницу? — спросил Бен, окидывая ковыряющего в тарелке племянника странным взглядом. — Не стоит. Мне уже лучше. — А как насчет школы? — уже строже спросил мужчина, — У тебя и так много пропусков, и, чтобы еще и эти дни не засчитали за прогулы, нужно подтверждения врача. — Я знаю, — вздохнул Питер, понимая, что к тошноте прибавилась ещё и головная боль. Ему хотелось уйти в свою комнату и остаться одному, но если он сделает это, то тётя и дядя точно настоят на том, что ему нужно пойти в больницу, поэтому ему пришлось, игнорируя плохое самочувствие, и дальше сидеть за столом. — В чем дело, милый? Почему ты не хочешь показаться врачу? — Мэй протянула руку и сжала его ладошку в попытке поддержать, но от этого Питеру стало лишь хуже. Они столько всего сделали для него, и вместо того, что принять их, как свою семью, он продолжал верить в Тони, который предал и бросил его. Он хотел полюбить Мэй и Бена. И хотел возненавидеть отца. Но у него не получалось. Чтобы тётя с дядей не делали, Питер сравнивал их с Тони. И они выигрывали по всем параметрам. Они давали мальчику всю любовь и заботу, которую должен получать ребёнок — проявляли интерес к его жизни и увлечениям, следили за выполнением домашнего задания, старались проводить с ним всё своё свободное время и много чего другого, что должен делать любой родитель. Но они проигрывали в одном, самом главном — его родителями они не были. Чтобы они не делали, Питер не мог выкинуть из головы тот факт, что они были вынуждены присматривать за ним, потому что его собственный отец не мог этого делать. Его навязали им, и он не заслуживал их тёплых чувств. Он столько лет отталкивал их, а теперь лгал им в лицо, за их спиной борясь с преступностью и встречаясь с отцом. Как после этого он вообще мог смотреть им в глаза? — Простите меня, — обнимая себя руками, проговорил Питер, уже забыв о вопросе тёти и сосредоточившись только на том, что ему было страшно разочаровать этих людей. — За что? — спросила Мэй, испуганно переглянувшись с мужем и, наверное, ожидая чего-то ужасного. — Я… — Питер замер, не зная, что он собирался рассказать. Про то, что он Человек-Паук? Про последнюю встречу с Тони? Про пулевое ранение? Пожалуй, из всего — последнее было самым легким. Если пулю он еще как-то мог объяснить, то встречи с отцом и геройская деятельность, граничившая с самоубийством, были непонятны ему самому. — Простите, — еще раз повторил Питер, прокашлявшись, — Я не хочу есть. Парень встал из-за стола, намереваясь быстро проскочить в спальню и избежать допроса, но дядя поднялся на ноги вслед за ним и поймал его за больную руку. Питер не смог сдержать стон из-за острой боли, пронзившей плечо, заставив дядю испуганно отпустить его, делая шаг назад. — Что с твоей рукой? — спросил он, останавливая Мэй, которая хотела подойти ближе к племяннику. — Ничего, — соврал Питер, прекрасно понимая, что выражение боли на его лице выдает его, но надеясь, что ему все-таки удастся избежать раскрытия правды. — Мы же видим, как тебе больно, — произнесла женщина, всё-таки подходя к племяннику и кладя ладонь на его плечо. — Ты подрался в школе? — спросил Бен. — Нет, — качнул головой Питер, озираясь по сторонам, чтобы найти путь отступления. — Тебя обижают какие-то хулиганы? — продолжал настаивать на своём дядя, и от его строгого взгляда парень весь сжался, опуская взгляд на свои ноги. — Питер, позволь посмотреть твою рану, — осторожно произнесла Мэй, которую, видимо, мало волновали причины, по которым он получил травму, и она просто хотела помочь ему. — Нет, — Питер скинул её руку, отступая назад, — Пожалуйста, не надо давить на меня. — Мы не давим на тебя, — мягко возразила женщина, давая мужу знак, чтобы он молчал, — Мы просто хотим, чтобы тебе не было больно. Пожалуйста, скажи нам правду. — Я не могу, — качнул головой парень, делая шаг к входной двери, которая была за его спиной. Он не хотел уходить — ему некуда было уходить — но и оставаться здесь он не мог. Мэй и Бен так просто не отстанут от него, не добившись всей правды. Но эта правда причинит им боль, и Питер не мог так поступить с ними. Им достаточно тревог и переживаний за него, и если к этому добавится ещё и страх за то, что он является супергероем, они не выдержат этого. Разве смогут они принять тот факт, что их племянник летает на паутине на огромной высоте и каждый день сталкивается с опасностью? Даже его отец не смог взять на себя такую ответственность, притворяясь, что не знает, кто прячется за маской Человека-Паука, так почему чужие ему люди должны терзать себя тем, что из-за того, что они не уследили, Питер мог пострадать или даже погибнуть? Никто не готов брать на себя такую ношу. И в лучшем случае, его просто навечно посадят под домашний арест, а в худшем — откажутся от него так же, как это однажды уже сделал Тони. — Питер, клянусь Богом, если ты сейчас же не расскажешь правду, мы… Питер резко вскинул голову, во все глаза смотря на дядю, который, кажется, тут же пожалел о своих словах. — Что вы сделаете? Позвоните моему отцу? — с надрывом спросил парень, припоминая, что у них уже был похожий разговор, — Должен вас расстроить, он знает. — Ты снова говорил с Тони? — с нотками возмущения произнесла Мэй, складывая руки на груди, — Я думала, ты понял, что не нужен ему. Он отказался от тебя, Питер, и отдал нам. Мы твоя семья, и мы любим тебя, а его заботят только его корпорация и Мстители. — Это не правда. Ему не плевать на меня, он просто… Питер качнул головой, осознавая, что не сможет объяснить тёте и дяди то, чего и сам не понимал до конца. Но одно он знал точно — все эти годы Тони думал о нём и не решался прийти к нему, потому что считал, что не нужен сыну. Забавно получается, каждый из них думал, что другому лучше без него. Но это было ложью, в которую поверить было проще, чем в то, что они просто-напросто боялись посмотреть друг другу в глаза. Осознание этого ударило Питера, и он вскинул голову, с решимостью смотря на тётю и дядю. — Я не могу нагружать вас своими проблемами. — Питер… — Простите, но это правда, — передернул плечами парень и сделал еще несколько шагов назад, нащупывая ручку от двери, — Я не могу рассказать вам всего, вы просто не поймете этого. — А Старк поймет? — Бен предупредительно выставил руку, чтобы Питер не совершал необдуманных действий, но было уже поздно. Тон мужчины, его раздраженный взгляд и плотно сжатые губа — все говорило о том, что он зол на Пита. И этого хватило, чтобы парень, мельком взглянув на Мэй, которая тоже была очень расстроена словами племянника, открыл входную дверь и выскочил в коридор. Спустя несколько лестничных пролетов он понял, что его никто не догоняет, и от этого глаза неприятно защипали. Рано или поздно это должно было случиться, и Питер считал, что лучше он сам уйдет от них, чем опять окажется брошенным. Было больно. Грудь будто бы раздирали сомнения. Он знал, что поступил ужасно с людьми, которые столько лет заботились о нем, но проще было сбежать, чем сказать правду и всю жизнь ждать, когда их терпение закончится. А правда была в том, что сколько бы они не говорили, что не Тони, а они были его семьёй, Питер не мог этого принять. Головой понимал, да, но сердце не могло согласиться с этим. Сколько бы он не пытался, не мог почувствовать себя частью семьи Паркеров. Может, причина была в том, что он был Старком, а, может, в том, что все эти годы он противился тому, чтобы стать Паркером. Но что бы это не было, факт оставался фактом — он был один. Не там и не здесь. Где-то посередине между Башней Старка и маленькой квартиркой в Квинсе. Он будто бы вышел из дома давным-давно, но потерялся где-то по пути, но самое ужасное — он и не помнил, куда шел. Он потерял себя на этой дороге. В погоне за миражом, он упустил то, что давно не знал, чего хотел именно он. Он был тем, кем его хотели видеть Мэй, Бен, друзья и даже папа, но за всем эти он забыл про свои желания. И сейчас, стоя на улице под моросящим дождем, он понял, что всё это время он просто хотел быть счастливым, и, чтобы приблизиться к этому, сначала он должен пойти в единственное место, где он хоть на несколько минут ощутил себя в спокойствии и безопасности. В башню Старка, которая издалека манила своими огнями. Костюм Человека-Паука Питер не успел взять с собой, в порыве эмоций выскочив на улицу, поэтому до центра Манхеттена пришлось добираться непривычным способом — на такси, благо в толстовке, которую он нацепил на себя, завалялась наличка. Был уже поздний вечер, парень весь промок под дождем, поэтому он был рад оказаться в теплом салоне автомобиля, где водитель приветливо спросил его, куда необходимо ехать. — Башня Старка, — робко ответил Питер, и через зеркало заднего вида поймал заинтересованный взгляд мужчины, который разглядывал промокшего ребенка в домашней одежде, который по какой-то странной причине хотел попасть в самое технологичное и дорогое здание Нью-Йорка. Парень был благодарен ему за то, что, даже если у него и появились вопросы, он не стал их озвучивать, сосредоточившись на дороге. Питер не строил никаких иллюзий насчет встречи с отцом. Ещё ни разу его надежды не оправдались, так какой смысл был представлять себе их разговор, если понять, что творится в голове Тони всё равно вряд ли получится. Он просто после всей этой ужасной недели и сегодняшнего вечера хотел увидеть его. И снять, наконец, все маски — как настоящие, так и фигуральные. Он устал притворяться. Устал делать вид, что не скучает по отцу. И устал от той стены отчуждения, которую Тони построил вокруг себя, отгородившись от него. Они ведь не чужие люди, и могут просто честно посмотреть друг другу в глаза, да? Зачем вся эта игра, построенная на лжи и обмане, когда можно просто поговорить? Питер не просил о большем — просто разговор, во время которого он, наконец-то, сможет понять, что с ним было не так. Он был сломлен и одинок, хотя никогда не был один. Он улыбался, хорошо учился и проводил свободное время, как все его знакомые подростки, но где-то глубоко внутри него всегда сидела мысль, что это всё — не его. Эта со стороны кажущаяся счастливой жизнь принадлежала какому-то другому человеку, а он так и остался тем мальчиком, который в заднее окно автомобиля смотрел на отдаляющийся силуэт отца. — Приехали, — водитель обернулся к нему с переднего сидения, и Питер вздрогнул, поняв, что не заметил, как они оказались на месте. Он чуть нагнулся, через стекло смотря на верхушку здания, где яркими светом горела его фамилия и, на секунду прикрыв глаза, чтобы собраться с силами, вышел из машины, предварительно оплатив поездку. Он первый раз был у подножия Башни, которая сейчас возвышалась над ним на десятки метров. От осознания, какой он маленький по сравнению с ней, закружилась голова, и Питер только сейчас понял, что дрожит, кутаясь в промокшую толстовку. Нужно было спрятаться от холода и дождя в помещение, если он не хотел, чтобы его состояние ухудшилось, но сил двинуться с места не было. Уверенность в себе куда-то испарилась, и Питер снова погряз в сомнениях, ругая себя за то, что приперся ночью в центр города, совершенно не продумав, что делать дальше. В теории все казалось простым — зайти внутрь, сказать Пятнице, чтобы она доставила его к мистеру Старку и поговорить. Только кто даст ему зайти в Башню? Разве она не являлась самым охраняемым объектом в городе? Служба безопасности вряд ли пропустит к самому влиятельному человеку в стране какого-то подростка, который, признаться честно, сейчас выглядел как побитый щенок, а даже если он и убедит их с помощью Пятницы, что у него есть доступ в пентхаус Тони, то что ему делать дальше? Как объяснить отцу, зачем он пришел, если он и сам толком не понимает этого? Питер от злости на самого себя ударил носком кроссовка по луже и от нее полетели брызги. Кто он такой, чтобы заявляться к великому Тони Старку, когда ему вздумается? Глупый мальчишка, возомнивший, что достоин чего-то большего. У него уже есть эта иллюзия счастливой жизни, так разве он вправе просить большего? Хотелось кричать, но голоса не было. Горло будто бы сдавила чья-то невидимая рука, не давая сделать вдох, и Питер сел на холодный бордюр. Хорошо, что уже была ночь и машин было не много, иначе бы его тут же окатило из лужи, а так он мог сидеть здесь, через рябь лужи смотря на отражение Башни Старка, возвышающейся над ним. Питер не сразу понял, что дождь, продолжавший капать на дорогу, пропал над ним, и резко обернулся. Над ним с зонтиком в руках стоял Хэппи, смотря на него с нежной улыбкой. — Поднимайся, пацан, — Пит, не в силах оторвать взгляд от мужчины, выполнил его приказ. Хэппи почти не изменился, разве что немного поправился за эти годы, и смотрел на него так же, как и в их последнюю встречу. Как бы он не прятал свою любовь и привязанность к сыну босса за вечным ворчанием и упреками, мальчик с самого детства знал, что Хэппи относился к нему ничуть не хуже, чем относился бы к родному сыну. Поэтому было вдвойне обидно, что именно он оставил его у Мэй и Бена и уехал, сдерживая слезы и не говоря ничего на прощание. Питер чуть улыбнулся. Вспоминать о том дне, который он провел в рыданиях и просьбах, чтобы кто-нибудь отвез его обратно к папе, не хотелось. Он ни капельки не злился на Хэппи и был счастлив увидеть его, даже несмотря на обстоятельства их встречи. — Ты совсем рехнулся сидеть на улице в такую погоду? — начал ворчать мужчина, вызывая на лице Питера широкую улыбку, которую он тут же спрятал, поймав строгий взгляд Хэппи, — Что отец, что сын — совершенно не заботитесь о себе. — Простите, мистер Хоган, — парень опустил глаза, понимая, что радость от неожиданной встречи отпускает, и на смену снова приходит чувство потерянности. — Мистер Хоган? Я тебе чужой, что ли? — возмутился мужчина, сверля Питера взглядом, — Ты всегда звал меня Хэппи, давай не будем этого менять? Питер вздрогнул. В том-то и была главная проблема. Всё слишком изменилось, чтобы быть как раньше. Как бы ему не хотелось, но он уже не сможет быть тем Питером, который с восторгом носился по дому и мог часами болтать со всеми, надоедая своими рассказами и вопросами. Он вырос, пережил предательство и закрылся от людей, боясь снова быть отвергнутым. Но, несмотря на это, он кивнул Хэппи, который тут же потрепал его по лохматой макушке. — А теперь пойдем внутрь. — Я не могу, — Питер покачал головой и сделал шаг назад, выходя из-под зонтика. — Ещё как можешь, — пресёк его возражение мужчина и, взяв под руку — благо под здоровую — повёл его ко входу в Башню, — Отец ждёт тебя. Если Питер и хотел вырваться из железной хватки Хэппи, то после его последних слов это желание улетучилось. Отец ждал его. Сердце забилось, как сумасшедшее. И он резко почувствовал, как тело пронзает озноб. Сил сдерживать дрожь не было, поэтому Питер лишь обхватил себя руками, надеясь, что Хэппи спишет это на то, что он продрог под дождём. Казалось, что поездка на лифте в пентхаус заняла целую вечность, а по факту прошло меньше минуты прежде, чем двери открылись и Питер вышел в уже знакомую гостиную. — Было приятно увидеться, Пит, — произнес Хэппи, и не успел парень что-то ответить, лифт закрылся, и он остался в комнате один. Перед глазами все расплывалось. Питер пытался взять себя в руки, но мысли упорно убегали от него, и он не мог сконцентрировать свое внимание. Слабость окутала его тело, и он понял, что зря торчал под дождем, когда организм и так не хотел запускать регенерацию. Но сейчас уже было поздно сожалеть об этом. Как и о том, что он вообще пришёл сюда. — Ты сбежал из дома, — Питер вздрогнул и обернулся на голос. Позади него стоял Тони, скрестив руки на груди и чуть сощурив глаза, наблюдая за сыном, который тут же пристыженно опустил взгляд. — Я не хотел. — Не хотел, но сбежал? — уточнил Тони, не двигаясь с места и продолжая сверлить сына взглядом. Он был зол. Очень зол на этого ребёнка, который, кажется, за последние месяцы сделал целью своей жизни истрепать последние нервы Тони. Он не злился так даже на капитана Америку и правительство, которые указывали ему, что делать. Питер со своей глупостью обошёл их по всем пунктам, заставив мужчину вздрагивать от каждого сообщения Пятницы, боясь, что она сообщит, что с парнем снова что-то произошло. Когда сегодня ИИ сообщила ему, что Пит сидит прямо на дороге перед Башней, он сначала не поверил ей, но, когда она вывела изображение и он увидел сгорбленную фигуру сына, по его телу пробежали мурашки. Хотелось оставить мальчишку там, чтобы он сам решил заходить ему внутрь или нет, но Пятница, просканировавшая его и сообщившая, что у Питера температура, вынудила его оставить воспитательный процесс на потом и послать Хэппи за этим ребёнком, который, видимо, взял за привычку появляться в башне в полуобморочном состоянии. И сейчас он стоял перед Тони, весь сжавшийся и дрожавший, и мужчина испытал укол совести. Неужели он довёл сына до того, что тот боится даже посмотреть на него? Он уж молчал про то, что Питер сидел под дождём вместо того, чтобы подняться к нему в пентхаус. Было бы слишком оптимистично надеяться, что ребёнок так быстро простит его и сможет найти в себе силы сделать первый шаг. Эта роль досталась Тони. В конце концов, это он родитель, который совершил целую кучу ошибок и который должен доказать, что делал это из-за любви к сыну. — Что случилось, малыш? — Мы поссорились с Мэй и Беном. Они хотели, чтобы меня осмотрел врач, а я не мог этого позволить. Как бы я объяснил пулевое ранение? А ты так и не пришёл. Неужели после всего я не заслужил простого разговора? Мэй сказала, что я не нужен тебе, но я… Мысли Питера путались, и Тони едва понимал то, что он бормотал. Он смотрел на ребёнка, думая лишь о том, что снова облажался. Он хотел сделать, как лучше. Хотел дать сыну время, чтобы он обдумал всё и успокоился, а потом уже прийти и поговорить. Но вместо этого Пит всю неделю мучался и думал, что не нужен ему. А, может, это было не только в эту неделю? Может, так было всегда? Неужели парень действительно думал, что Тони избавился от сына словно от надоевшего котёнка и никогда не вспоминал? Какой же он идиот. Они оба, если честно. Тони большими шагами пересёк гостиную и остановился в шаге от парня, заставляя его резко поднять глаза. — Пит, с тобой всё нормально? — обеспокоенно спросил мужчина, смотря на бледное, осунувшееся лицо сына. — Почему все только это и спрашивают у меня? — повысил голос Пит, недовольно сморщиваясь. — Может потому, что ты весь дрожишь? — Со мной все в порядке, мистер Старк, — обращение Питера, теперь, когда он всё знал, резануло слух, но Тони сдержал себя, наблюдая, как сын резко разворачивается и отходит от него, через пару шагов замирая на месте и хватаясь за спинку дивана. — Пит? — Тони быстро обогнул парня и заглянул в его прикрытые глаза. Он смотрел на отца сквозь опущенные ресницы и, кажется, не мог сфокусировать на нем взгляд. — Голова кружится, — Питер чуть поддался вперед, цепляясь за пиджак мужчины, и тот тут же поймал его, заставляя опереться на себя. — Эй, малыш, ты пугаешь меня, — Тони провел ладонью по лицу сына, убирая прядь волос с его лба. — Прости, — парень поднял взгляд, смотря на отца, на лице которого читались забота и волнение. И это было последним, что он увидел перед тем, как провалиться в сон.