юность

Кагами поплотнее завернулась в одеяло и скучающе огляделась. Сон не шёл. Обычно после битв или добровольных патрулей она валилась с ног, а мягкая кровать казалась истинным раем или хотя бы самым восхитительным местом во всей вселенной; но последние дни прошли мирно что для Кагами, что для Рюко — ни изнуряющих тренировок с матерью, ни новых акум. Однако одна вещь даже в столь безмятежное время оставалась неизменной. Скрипнул водоотлив. Кагами всмотрелась в сумрак окна — появившаяся тень приложила свою когтистую ладонь к стеклу и помахала. Кагами улыбнулась и помахала ей в ответ. Тень показалась ненадолго: как и обычно, она, удовлетворенная увиденным, безмолвно скрылась. Немного подумав, Кагами выскользнула из постели, распахнула окно и с наслаждением вдохнула ночной воздух. На улице было тихо и темно. Не так темно, как, к примеру, в щёлке под кроватью или в библиотеке после девяти — темнота на улице была единственной в своём роде. От обычной темноты всегда можно избавиться, всегда есть какая-нибудь лазейка; уличную темноту побороть нельзя: не помогут ни филигранные фонари, ни блёклое сияние полумесяца, ни настенный ночник. Уличная темнота прятала в себе опасность и неизвестность. Уличная темнота прятала в себе тень, скользящую по карнизу, дышащую в стекло, сливающуюся со мглой. Тень вовсе не хотела быть жуткой, но такова уж сущность всех теней — они безликие, и потому никто не может знать, что у них на уме. Излишняя доверчивость может и сгубить, а осторожность излишней не бывает. Тень, в свою очередь, была очень осторожной. Кагами не догадалась бы о её существовании, если бы осенней ночью не сбежала из дома, трансформировавшись в Рюко. Пустяки — после тяжёлого дня захотелось подышать отрезвляющим воздухом и беспечно поглядеть на звёзды, думая о завтрашнем выходном дне, но эти минуты решили многое. Вернувшись домой, она увидела, как за шторами что-то мелькнуло. Сперва она решила, что ей показалось из-за нервов и недосыпа. Следующей ночью пришлось увериться в существовании тени. Затем — раз за разом пытаться выцепить черты лица в бледном свете ночника. Если бы тень узнала, что её обнаружили, она тотчас бы объяснилась или хотя бы прекратила попусту пугать Кагами, но, к сожалению, тень и не подозревала об этом. Один на один с неизвестностью, Кагами оставалось лишь строить догадки. Может, у неё появился свой личный сталкер, может, кто-то раскрыл личность Рюко, может, она сошла с ума — просторы для воображения были безграничными. Она слабо верила в большую часть из своих предположений и прежде сочла бы их попросту невозможными, но теперь, когда в её коробке из-под обуви живёт могущественное древнее существо, а сама Кагами регулярно перевоплощается в драконоподобную супергероиню, даже самые сумасшедшие идеи сложно отвергнуть. Предпочтение она отдавала варианту с бездомной кошкой. У тени даже ушки были кошачьи. Как бы удобно всё сложилось!.. К сожалению, «кошка» продолжала раз за разом возвращаться и размерами казалась покрупнее. Не выдержав, в один день Кагами плотно задёрнула шторы. — Как думаешь, я не зря не доверяю ей? — спросила она тогда у Лонгга. — Пока ты её не знаешь, она будет нейтральной, Кагами-сан, — сдержанно ответил квами. Кагами размытым ответом не удовлетворилась. В то время его ответ был попросту нелогичным: он как никто должен был понимать, что под угрозой стоит личность Рюко. Вспоминая этот разговор сейчас, Кагами понимала — Лонгг знал немного больше, чем показывал. В ноябре темнело рано. В ту ночь тень, по обыкновению, сливалась со мглой, и тогда она делала это особенно чудесно, порой пугая случайных прохожих своим появлением в свете фонаря. Было поздно: время давно перевалило за полночь. Вскоре тень остановилась у окна. Она подышала на стекло, протёрла его кистью руки и вгляделась в комнату, обставленную в традиционном японском стиле. Тускло горел ночник. Обычно Кагами уже мирно лежала в кровати, свернувшись в одеяло от холода, но тогда её постель пустовала. Более того, выглядела нетронутой. Тень удивилась и прильнула к окну, чтобы оглядеть каждый уголок. Кагами подкараулила её этой ясной ночью, старинные часы мерно тикали, отсчитывая секунды неизведанного, за окном свистел ветер, вдалеке раздражённо гудел автомобиль — она не раздумывая толкнула тень в грудь кончиком сабли, но в кусты, переломав ветки, упал всё-таки Кот Нуар. Кагами испуганно перевесилась через подоконник и уставилась вниз, лицо обдало холодным ветром до покрасневших кончиков ушей и разметавшихся волос. Она хоть и была морально готова увидеть даже Кота Нуара, — а такая мысль у нее действительно разок проскочила, пока она ждала тень — но выдавить из себя ничего не смогла. Пару раз открывала рот и даже пыталась начать осмысленное предложение, но после пары тщетных попыток наконец замолкла. Кот Нуар поднялся, неспешно отряхнулся от несуществующей пыли и посмотрел вверх. Может, ждал, что она в довесок сбросит на него цветочный горшок или что-то в этом роде. Кагами посудой не кидалась, но выглядела грозной ровно настолько, насколько это было возможно, будучи одетой в красную полосатую пижаму. Кот Нуар сник под её взглядом. У него моральной готовности к такой встрече не было. Не мог же он сказать ей, что она его близкая подруга, что он знает, как ей одиноко, что он знает, какая строгая её мать, что он волнуется за неё и что он проверяет, спит ли она и всё ли с ней в порядке. Такое сложно объяснить, не раскрывая свою личность, потому что кроме двух с половиной человек о невесёлых подробностях жизни Кагами никто не знал. Откуда Коту Нуару было знать, что приглядывает он за Рюко. Откуда Кагами было знать, что он не пытается вычислить напарницу. Они так и замерли, разглядывая друг друга, их беспокойные рваные мысли, казалось, метались в воздухе, сталкиваясь друг с другом, и так хотелось надеяться, что кто-то из них сможет сгладить эту встречу, но липкое молчание продолжалось, сгущая напряжённость момента. Кот Нуар подумал, что неплохо бы отсалютовать ей и загадочно исчезнуть. Кагами подумала, что неплохо бы лечь спать и постараться вычеркнуть этот эпизод из своей жизни. Вместо этого она, сделав глубокий вдох, предприняла первый шаг: — Ты чего тут делаешь? Кот Нуар, сделав глубокий вдох, на шесте поднялся к её окну. — А ты не рада видеть меня? — он многозначительно пострелял глазками. — Не каждый день можно увидеть самого Кота Нуара в окне, знаешь ли. А Кагами видела, пусть и не была счастлива оказанной ей чести. После они долго говорили и упорно не могли сойтись во мнениях. Кот Нуар бессовестно врал, она не верила, но когда по коридору прошлась чуткая Томоэ, пришлось быстро согласиться на вариант с «Я решил приглядывать за тобой после акуманизации твоей матери» и разойтись во избежание куда более неприятного разговора с матерью. На следующий день он вернулся с извинениями и чуть более продуманным оправданием. Кагами не стала устраивать допрос: если он не может сказать правду, значит, настаивать бессмысленно. Он не пытался выяснить её тайную личность – и на том спасибо. Кот Нуар продолжал возвращаться: может, просто привык, может, действительно беспокоился о ней. Иногда он оставался случайно мелькнувшей тенью, а порой — совсем редко — стучался в окно, и тогда они подолгу разговаривали о всякой ерунде. Кагами так и не смогла понять, чем именно она привлекла его – молчаливость, строгость, порой упрямство. И когда Кот смеялся над собственным каламбуром, сидя на её подоконнике и свесив ноги вниз, он казался ей ужасно одиноким, словно этими ночами ему было больше некуда податься. Он не признавался в этом, он же герой, он же сильный, он же должен быть защитником Парижа, но Кагами видела. Какая ирония – пристанище на ночь он нашёл в комнате, где никогда не было тепла: ни родительской любви, ни дружеской поддержки. Кагами каждый раз была рада видеть его, даже если ради глупых разговоров ей приходилось жертвовать своим сном. В конце концов, не каждый может увидеть в своём окне самого Кота Нуара.