Гитары в Англии

      Ты как обычно утопаешь в мягком кресле, погрузившись в яркий экран телефона. Слушаешь его песни, тихонько проговаривая каждое слово из трогательных, таких близких душе текстов. Открываешь очередное видео и бесцеремонно пялишься на парня, рассматривая мельчайшие детали его внешности. Так сильно хочется прикоснуться. Расшевелить бы беспорядочные кудряшки на его голове, а он тогда весело улыбнулся бы, показав очаровательные ямочки на щеках. Тебе хочется этого настолько, что начинаешь невольно плакать. Эмоции наполняют тебя изнутри. Да, ты плачешь от безысходности и этой обидной недосягаемости. Жалеешь, что вообще познакомилась с его творчеством, а потом резко прерываешь саму себя и вырываешь эту глупую мысль с корнем из головы, ведь эта музыка и этот парень — части тебя, твоего мирка, такого, который есть у каждого из нас где-то внутри. Затем ты ещё долго мечтательно перебираешь десятки вариантов, как случайно встретишь его и притворишься вовсе не одержимой фанаткой, а таинственной незнакомкой, как в лучших фильмах современности, и тогда точно не упустишь свой шанс. — Я бы оставила ему номер в записке, а может… Может просто подсела к нему за столик, если бы увидела в кафе, — обдумываешь, будто это вовсе не картинки воображения, а план действий по захвату сердца. Конечно, это было именно так, но только внутри твоей головы, и достать это оттуда уже, увы, невозможно.

***

      Это случалось с ней постоянно и особенно часто последние два месяца. Гарри Стайлс был не просто исполнителем хороших песен, он был другом, самым лучшим, потому что всегда оказывался рядом, когда нужно было развеяться или, напротив, погрустить. И пускай он был рядом только лишь через музыку, пускай он был знакомым голосом, картинкой — она верила, что влюбилась, и чем больше об этом думала, тем сильнее это казалось ей правдой. — Но как можно влюбиться в кого-то, ни разу в жизни не увидев его ближе, чем на экране? — это был тот самый вопрос, ответ на который все никак не находился, а уверенности в том, что он вообще существует — этот ответ — с каждым разом все убавлялось и убавлялось.       Девушка лениво перевернулась с одного бока на другой, одновременно перелистывая галерею из обложек видеороликов хостинга YouTube. — Гарри Стайлс чихает в течение 4 минут, нарезка, — она прочла надпись под картинкой ролика, посмеиваясь с абсурдности увиденного, — Кто эти люди, делающие подобные заголовки? И они правда отбирают часами материал для таких клипов, где человек просто берет и… чихает? — думает она и, какой глупостью ей бы не казалась эта идея, все равно нажимает на кнопку «плей», ведь кому не интересно поглядеть, как чихает Гарри? Умиляясь с того, как мило он прикрывает нос своей рукой, девушка листала дальше, в поисках очередного клипа или, может, выступления, которое она еще не успела посмотреть. И нескончаемый поток кадров обожаемого ею певца отражался вновь и вновь светом экрана телефона в зрачках ее голубых глаз…       Сейчас пять часов утра. Это стало понятно по бледно-голубому свету, так отчаянно пытающемуся достать до девушки сквозь неплотно закрытые тюль и шторы — ей всегда было лень спрятать выглядывающую полоску света. Она подняла голову, чтобы окончательно осознать, что провела очередную ночь без сна. В основном она была занята Гарри, конечно. Продолжать смотреть на то, как на BBC1 его пригласили исполнить свои чудесные песни тогда еще из нового и, к сожалению, единственного альбома, она больше не могла попросту потому, что боялась уронить глаза на экран — так сильно они горели от усталости. Приняв решение, что эти оставшиеся до будильника четыре часа она посвятит подушке, девушка принялась расстилать кровать, небрежно бросив тройку декоративных подушек на пол и откинув одеяла, которых у неё было два. — Надеюсь ты приснишься мне, — прошептала она, улегшись в холодную просторную постель.

***

      В общем и целом, подобные вечера, переходящие в бессонные ночи, случались в жизни Мари довольно часто. Она не жаловалась, так как сама доводила простой тихий вечер с музыкой (а слушала она только злополучного Стайлса) в полное погружение в самого исполнителя — иначе назвать это было нельзя. Но как она радовалась, когда видела улыбку Гарри, смотрящего на нее с экрана ее смартфона. Лучезарное, счастливое выражение лица этого очаровательного британца буквально сбивало с ног и заставляло дыхание прерваться на секундочку.       Мари испытывала точно такое же чувство, играя на гитаре, бегло перебирая тонкими пальцами по струнам и гитарным ладам, выбирая нужные аккорды или рассматривая причудливые рисунки на ней. Именно эти голые ветки и черные птицы, выведенные вдоль грифа и корпуса, были почти единственным штрихом, делающим эту гитару особенной. Хотя она и не была брендовой, дорогой и новой, зато была, несомненно, любимой, а другой гитары Мари никогда не хотелось. Все равно той, о которой она иногда и мечтала, мало того, что было не достать в их небольшом городке, так к тому же и денег в нужном количестве не находилось.       Будто это было вчера, девушка помнила, как папа купил этот инструмент в подарок на ее четырнадцатый день рождения. С тех пор уже два года ни дня не прошло без того, что в скромном доме семейства Кювильé-Флери́ не разносилась благозвучная музыка: известные гитарные аранжировки популярных песен и, хоть и незначительные, зато свои мелодии, созданные порывом одномоментного вдохновения Мари.       Гитара стала замечательным способом отвлечься, если хотелось отдохнуть от изнуряющей учебы, если доставало все вокруг или, когда из-за постоянно выступающих слез при виде Гарри, больше невозможно было, хоть и временно, слушать его музыку — тогда Мари полностью пропадала в звуках: в ярком и звучном дребезжании железных струн.

***

      Утро настало внезапно и не вовремя. Разъяренный будильник, безжалостно и требовательно звеня, оповещал Мари о наступающем новом дне, о том, что снова ей придется раздражительно натягивать школьную форму, что пора снова встретиться с Жанет, которая как никто другой разделяла безграничную любовь Мари к круассанам, к музыке, к Гарри и ко всему, что можно назвать ее увлечением, ведь Жанет — ее главный партнер и лучшая подруга вот уже десять лет. Все было им на руку: вместе пошли в школу, ходили на одни и те же уроки, жили, в конце концов, в соседних домах. Жанет была здравым смыслом Мари, эдакой отрезвляющей пощечиной. Но подруге не обязательно было постоянно напоминать ей о том, что она выходит за рамки и отношение к их любимому певцу становится ненормальной одержимостью — Мари сама это знала.       Самое главное, что должно было произойти этим утром, папа обещал дочери уже третий день подряд. Кажется, он хотел представить свою новую «милую знакомую» или эта «знакомая» должна была подвезти девушку в школу, чтобы им лучше познакомиться. Они обсуждали это за ужином, но, очевидно, Мари не придала значения словам отца. По итогу — эта женщина провела бы свое утро в их доме.       Зря в тот день, три года назад, Мари так скептически отнеслась к этому введенному в ее жизнь «новшеству».