Жаркое лето 2008-го

Разлад в семье Поттеров быстро стал достоянием общественности. "Ежедневный пророк" и "Ведьмин досуг" как могли подогревали интерес своих читателей к этой теме. Когда Джинни не вышла в стартовом составе "Гарпий" в их очередном матче Кубка Англии, все английские издания тут же написали об этом, связав такое необычное обстоятельство с семейными проблемами. Больше всего шуму наделала статья Риты Скиттер "Поттеровский раздор: подаст ли на развод Гарри Поттер?", в которой автор в свойственной ей эксцентричной манере высказала предположение о скором бракоразводном процессе. Ни Гарри, ни Джинни не были готовы к тому, что их семейный конфликт будет обсуждать вся магическая Британия. Не проходила ни дня, чтобы Гарри не получил несколько десятков писем поддержки от поклонников, которые клеймили его жену последними словами и призывали окончательно порвать с ней. Некоторые из авторов писем, юные и не очень девушки, даже предлагали главному аврору Британии свою руку и сердце. Гарри взял за правило не читать письма от неизвестных ему людей, отправляя их сразу в пламя камина. Ему и так хватало постоянных взглядов коллег и тихого шёпота за спиной. Джинни, окончательно обосновавшаяся с детьми в Норе, получала сотни писем от недоброжелательниц, обвинявших её во всех смертных грехах. "Корыстная, агрессивная, расчётливая обманщица" — это далеко не все эпитеты, которыми её удостаивали взбешённые читательницы британской магической прессы. Миссис Уизли, чтобы поддержать дочь, отказалась от подписок "Пророка" и "Ведьминого досуга", а также взяла за правило первой проверять почту, чтобы избавить дочь от неприятных сюрпризов. Тяжелее всего для Джинни было отвечать на вопросы Джеймса и Альбуса, когда они с непонимающим видом спрашивали её, где папа и почему они его давно не видели. Ей оставалось только отвечать, что папа уехал по работе и скоро вернётся. Джинни никогда не любила врать, от рождения у неё было обострённое чувство справедливости, оттого, каждый раз говоря неправду, она испытывала страшные угрызения совести. За те три недели, что прошли с момента первой сенсационной публикации "Пророка", Джинни окончательно утратила все душевные силы. Она похудела и ослабла, веки казались тяжёлыми, глаза всегда были красными от слёз, огненно-рыжие волосы потускнели и сбились в колтун. Миссис Уизли всячески старалась помочь дочери, заставляла её хоть изредка есть и гуляла с ней в саду у дома. Она решила не приставать к дочери с лишними вопросами и посчитала, что Джинни должна сама разобраться в сложившейся ситуации. Миссис Уизли сильно переживала по поводу случившегося и поначалу даже собиралась сама написать Гарри, взывая к его милосердию и доброте, но муж помешал ей. Артур Уизли проявил несвойственную ему настойчивость и убедил жену в том, что этот конфликт должны разрешить только Гарри и Джинни, и никому не следует в него вмешиваться. Тем не менее Молли постаралась узнать как можно больше о неожиданном романе своей дочери со старым приятелем. В конце-концов материнские чувства перевесили любые доводы мужа, и она решилась написать. Но не Гарри. Дождавшись, пока Артур уйдёт на прогулку с внуками, она села за стол, взяла пергамент, чернила и стала писать. Слова сами вылетали из пера, словно невидимая сила говорила им, что следует писать. Когда муж и внуки вернулись с прогулки, она уже отправила домашнюю сову Афину с привязанным к лапе посланием. В свою очередь, Гермиона и Рон, старались по мере сил помочь Гарри. Рон теперь часто наведывался в Нору, чтобы проведать сестру и родителей. Для него вся произошедшая ситуация тоже стала большим ударом, ведь в данном случае перед ним неожиданно возник сложнейший выбор: между лучшим другом и младшей сестрой. Каждого из них он любил по-своему и совершенно не хотел выбирать. И всё же он больше склонялся на сторону Гарри, понимая его чувства относительно неожиданной измены жены. Он согласился с другом, что это выглядело как самое настоящее предательство, чем очень сильно разозлил Гермиону. Она, по всей видимости, из женской солидарности, всячески защищала и оправдывала Джинни, споря и с Роном, и с Гарри. В итоге Гарри перестал общаться и с ней, с головой уйдя в работу по поимке чёрных магов. Впервые за долгое время он вызвался лично участвовать в операциях, намереваясь, скорее всего, заглушить свою боль текущими делами. В один из дней Гарри, как обычно, сидел у себя в кабинете, изучая рапорт о поимке подозрительного волшебника, торговавшего древними тёмными артефактами на юге Шотландии. Когда он дочитал его и собрался было переходить к следующему отчёту, раздался стук в дверь. — Войдите, — тихим, но уверенным голосом ответил Гарри. Сосредоточившись на работе, Гарри старался не вспоминать о своих семейных проблемах. За эти три недели он научился вести себя сдержанно в присутствии посторонних. Дверь отворилась и вошёл Уорни Кобинхилл, секретарь Гарри. — Мистер Поттер, — обратился он к своему начальнику, — к вам посетитель. Он очень сильно желает поговорить с вами. — По какому вопросу? — спросил Гарри, — он был записан заранее? — Боюсь, что нет, — ответил Уорни, нервно поигрывая костяшками рук, — однако он сильно настаивает. Уверяет, что пришёл по личному вопросу и требует говорить только с вами. — Вот как? — вскинул брови Гарри. Он старался держаться спокойно, но нервное поведение Уорни ему не понравилось, — он назвал своё имя? — Да, сэр, — ответил секретарь и облизнул верхнюю губу. Гарри знал, что он всегда так делал, когда сильно волновался, — он говорит, что его зовут мистер Дин Томас. — Томас?! — удивлению Гарри не было предела. Не в силах больше сдерживаться, Гарри вскочил с кресла и вышел из-за стола. Уорни боязливо попятился назад. — Прикажете выставить его? — спросил он, держа дверную ручку. — Нет, отчего же? — возразил Гарри, — наоборот, пусть проходит. Я с удовольствием поговорю с мистером Томасом. Не каждый день к нам заходят столь известные журналисты. Уорни Кобинхилл нервно покрутил головой, но сразу же открыл дверь и вышел из кабинета. "Томас", — пронеслось в голове у Гарри, — "что он забыл здесь? Зачем пришёл? Что надо Дину?! Неужели он считает, что я смогу обсуждать с ним то, что произошло"... Скрипнула дверь, и в кабинет вошёл Дин. Если бы Гарри не знал, что это он, то никогда бы его не узнал: высокий и статный, с развитой мускулатурой и в длинной чёрной мантии он смотрелся немного зловеще. Дин был очень серьёзен, но Гарри не почувствовал в нём нервозности. Когда он посмотрел ему в глаза, Томас не отвёл взгляд. — Зачем ты пришёл? — спросил Гарри. Странно, но бушевавшие в нём эмоции почему-то куда-то исчезли, голос звучал спокойно и твёрдо, хотя секунду назад внутри всё клокотало и горело, словно самое жаркое пламя. — Я думаю, мы оба знаем, зачем, — ответил Дин. Он стоял всего в шаге от Гарри, держа одну руку под мантией, и у того на секунду мелькнула шальная мысль: а вдруг Дин пришёл, чтобы его убить?! Тогда бы уже ничто не помешало ему завладеть Джинни. Гарри уже потянулся за палочкой, но Дин вытащил пустую руку наружу и продолжил, — я хочу, чтобы ты всё правильно понял. Гарри вскинул бровь и притворно удивился: — Мне казалось, что я понял всё правильно. Разве "Пророк" не сообщил мне информацию во всех подробностях и ракурсах?! Хотя нет, ты прав, они не сказали о самом главном: скажи, приятно было трахать её? Гарри рассчитывал этими словами вызвать гнев Дина. Он бы с удовольствием вступил с ним в схватку, словесную или даже настоящую. Неожиданно исчезнувшие эмоции обиды и злости вновь заполнили его сердце, больно обжигаясь. К удивлению Гарри, Дин не стал ни кричать, ни лезть в драку. — Не скрою, это было приятно, — спокойно ответил он, — но я пришёл говорить не об этом. Меня удивило, что ты так слепо поверил всему, что написал "Пророк". На самом деле всё было иначе. — Иначе?! — переспросил Гарри, всё ещё пожираемый гневом, — как иначе? Ты же не будешь отрицать, что Джинни спала с тобой? — Не буду, — ответил Дин, — но она в этом не виновата. Я опоил её приворотным зельем. — Что?! Не может быть! — у Гарри не хватало слов, чтобы передать всё, что он чувствовал... — Да, — признался Дин, — я не мог простить того, что она ушла от меня к тебе. Долгие годы я убегал от Джинни и от нехороших мыслей, что лезли мне в голову. Но это было сильнее меня. Воспользовавшись поводом с интервью, я подлил ей приворотное зелье в напиток. В остальном дело было за малым. Не мне тебе, верховному аврору, объяснять. — Это же незаконно! — возмутился Гарри, — как ты мог! Ты мерзавец, Дин! Самый настоящий мерзавец. — Да, ты прав. Я мерзавец, — признал Дин, — я думаю, что ты напишешь рапорт главе отдела магического правопорядка. Я готов ответить за свои действия. Он говорил спокойно, его голос не дрогнул. В нём не было ни сожаления, ни боли, ни отчаяния. Но Гарри, обуреваемый эмоциями, не заметил этого. — То есть ты хочешь сказать, — начал он, — что Джинни пошла на измену только из-за зелья? Что в этом не было её вины, её желания? — Абсолютно верно, — опять совершенно спокойно сказал Дин. — Тогда я должен арестовать тебя! — Я понимаю. Делай, что должен. Я безоружен. Оставил палочку на работе... *** На следующий день Гарри собрался с силами и решил отправиться в Нору, чтобы поговорить с Джинни. Он был уверен, что теперь всё наладится. Преступник разоблачён, Джинни невиновна, а у него в душе всё ожило, всё запело. И всё же он немного боялся этой встречи, поэтому и протянул до самого вечера. Когда часы пробили восемь, он услышал громкий шум за дверью. — Миссис, я прошу вас, сюда нельзя без разрешения, — говорил Уорни, пытаясь остановить кого-то. — У меня нет времени на формальности, — ответил ему звонкий женский голос, и Гарри с удивлением узнал в нём Джинни. — Но миссис, я должен доложить... Дверь распахнулась и в кабинет влетела Джинни. Волосы растрёпаны, под глазами мешки, серая мантия перепачкана в саже: — Ты арестовал Дина! — сразу же воскликнула она, глядя на Гарри и отталкивая от себя Уорни. — Мистер Кобинхилл, — сказал Гарри, — Уорни, подождите за дверью. Всё в порядке. Уорни поклонился и поспешил покинуть кабинет, предварительно плотно закрыв дверь. — Да, я арестовал его, — ответил Гарри, — у меня были все основания, Джинни. Он во всём сознался. Я очень этому рад! — Ты рад?! — на лице её вновь проступили слёзы. — Да, ведь теперь я понял, что ты ни в чём... — Это ложь! — Джинни разрыдалась и упала в кресло, стоящее в шаге от неё. — Что? — не понял Гарри, подходя к ней и обнимая за плечи. — Это всё ложь! — повторила Джинни, стараясь подавить истерику. Она всхлипывала, слёзы текли рекой. Гарри не мог видеть её такой. Сейчас в нём полностью испарились те злоба и гнев, что он испытывал в её отношении, когда впервые увидел статью в "Пророке", — он сказал не правду! — Не понимаю тебя, — вновь покачал головой Гарри, — о чём ты? Дин пришёл с повинной. Успокойся, всё позади. Наверняка это побочное действие зелья, не переживай... — Да не было никакого зелья! — Джинни с трудом остановила истерику и выпрямилась в кресле. Она вся дрожала, лицо было бордовым, губы с трудом шевелились, — он сказал это, чтобы помирить нас. Чтобы ты не думал, что я была с ним по собственной воле. Но, Гарри, всё было не так. Я стыдилась об этом сказать, боялась тебе признаться, но это была моя ошибка. Я совершила это осознанно, понимаешь?! Его вины в этом не было. — Не может быть, — недоверчиво сказал Гарри, — да неет. Нет. Должно быть, зелье всё ещё действует... Дин сам мне сказал. Он говорил очень уверенно... — Гарри, я говорю правду. Не было никакого зелья, — сказала Джинни. Она перестала всхлипывать, и сейчас её голос звучал уже более уверенно, — это было неожиданное увлечение. Я оступилась, признаю. Я знала, что совершаю ошибку, но я решилась на неё, потому что была очень зла на тебя. Меня тогда просто пожирала обида, я не могла понять, почему ты был так жесток со мной, почему стал меня избегать, игнорировать. Мне было очень одиноко, очень страшно. И тут появился Дин. Я не должна была давать ему поводов ухаживать за мной. Но я дала. Поначалу я думала, что всё это будет невинным увлечением, лишь флиртом... но потом я не смогла остановиться. Я знаю, что я совершила большую ошибку, Гарри. Я три недели каждую ночь думала об этом. Ты вправе считать меня недостойной твоей любви. Но я больше не могу это всё сдерживать внутри. Сейчас я это сказала, и на душе стало легче, спокойнее. Потому что ты, наконец, узнал правду, — она встала и, не глядя на Гарри, направилась к выходу, — я не прошу меня прощать. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но, прошу, не губи невиновных. То, что произошло — моя вина, Дин тут не причём. — Постой! — крикнул Гарри, но дверь уже хлопнула. Он бросился за ней следом, сбивая проходящих по коридору авроров, — стой! Не уходи! Стой! — Наконец, ему удалось догнать Джинни у самого входа в лифт, — не уходи! Я не хочу. — Не хочешь чего? — спросила Джинни, в этот раз посмотрев ему прямо в глаза. Её взгляд был неуверенным, в нём читались страх и сомнение. — Не хочу, чтобы ты уходила, — тихо произнёс Гарри. — Но я... — начала Джинни, но Гарри не дал ей закончить. Он обнял её за плечи и поцеловал. Ему было неважно, смотрит ли на них кто-то в этот момент. Ему было неважно, что подумают другие о нём и его жене. Ему было важно, что Джинни, наконец, была с ним. Удивительная вещь, любовь. Ещё два дня назад Гарри злился на Джинни и был уверен, что никогда не сможет простить её предательства. Но, когда он увидел её, выбегающую из кабинета, он понял, что не может отпустить её, не может представить себе жизнь без Джинни. Один миг, одно секундное мгновение изменило всё. Простить Джинни оказалось так просто, что он и понять не мог, почему не сделал этого раньше. Возможно, всё дело было в том, что он не видел её всё это время, не разговаривал с ней, не чувствовал её. Сейчас, прижимая Джинни к груди, он ощутил то, что не ощущал очень давно, — счастье.