***
Бездумно смотрю на осколки чашки, пока густой запах разлитого кофе заполоняет все вокруг. Не помню, чтобы ронял ее или вообще трогал, но тепло еще не ушло из рук. Прошу у подбежавшего официанта включить стоимость разбитой посуды в счет и заодно принести две новых чашки. — Вы кого-то ждете? — улыбается он, ничуть не проявляя недовольства. — Скорее, ждут меня. Но можно сказать и так. Запах обволакивает покоем, уютом и воспоминаниями, и я добровольно погружаюсь в его объятия. Греюсь им изнутри и позволяю дымке, поднимающейся из поставленной напротив чашки, сложиться в образ сестры. Позволяю себе поверить, что она и впрямь сидит напротив — совсем как в те редкие моменты, когда нам удавалось встретиться в ее любимом кафе. Этом кафе. Странно, но раньше я не был сильно привязан к Вивиан. Я с удовольствием проводил с ней время, но особо не тосковал, когда приходилось надолго расставаться. Слишком большой была у нас разница в возрасте, и хотя мы оба давно выросли, меня не покидало чувство, что она по-прежнему считала меня ребенком, которому меняла пеленки, кормила с ложки и за руку водила в школу. Я не скучал по ней, когда мы разъехались и стали меньше видеться, но почему ее смерть меня потрясла? Почему я готов отдать все, только бы увидеть ее, коснуться и убедиться в том, что она до сих пор со мной — держит за руку, отводит в школу и оберегает от невзгод? Почему, не огорчаясь долгим расставаниям раньше, сейчас, когда мы расстались навеки, я чувствую себя таким одиноким, что хочу умереть — хотя бы чуть-чуть, хотя бы на краткий миг, достаточный для того, чтобы выдернуть сестру из потустороннего мира? Но удивительным образом, несмотря на пустоту, глухую тоску и ноющее одиночество, я не осознаю, что по-настоящему утратил ее и остался один. Будто бы Вивиан и не умирала вовсе. Будто она где-то рядом. Следует за мной по пятам и гадает, когда я расколю ее обидный розыгрыш, и едва сдерживает задорный смех, силясь себя не выдать. Отхлебнув противный горький кофе — никогда не любил такой, но подражал сестре, не желая казаться ей малышом, — я покидаю кафе. Его стены дышат присутствием человека, которого больше нет, и это действительно скверная шутка. Вставая из-за стола, я замечаю, что чашка на месте Вивиан наполовину опустела, но не придаю этому особого значения. Мало ли, что может померещиться, когда всем сердцем жаждешь миражей?***
Под ногами, подобно стеклу, хрустят листья, а воздух пахнет увяданием и влажной землей, но мне все равно чудится запах кофе, въевшийся в меня — в одежду, в кожу, в душу. В ее душу — и отчего-то в мою; в пустоту, на месте которой когда-то была душа. Вивиан преследует меня даже в таких мелочах, но и это не позволяет мне до нее добраться. Сколько бы я ни ощущал, что сестра где-то рядом, сама она мне так и не явилась — всякий раз ее дух растворяется, как кофейный дым, оставляющий после себя яркий, но неуловимый запах, и от бессилия хочется выть. И сдохнуть. Кладбище — отличное место, чтобы предаться подобным мыслям. Могила Вивиан — еще лучше. Снимаю перчатки и провожу пальцами по холодному камню, выдыхая пар, напоминающий о вездесущем дыме, а где-то у уха слышится сдавленный смешок, рассеивающийся вместе с паром. Мрамор обжигает льдом, но ребристые буквы отчего-то теплые. Когда-то ты сказала, что весна — зеркальное отражение осени, и жизнь точно так же отражает смерть; еще, смеясь, ты сказала, что подобная фраза отлично бы смотрелась на твоем надгробии. И вот, спустя полгода, когда весна твоей смерти развернулась в осени, у тебя появилась подходящая эпитафия. Словно и время смерти ты подгадала так, чтобы оно совпало с твоими рассуждениями, которые я никогда не понимал. Но одно я понимаю точно: ты никуда не ушла. Каждый день ты обнимаешь меня теплом и запахом кофе, каждую ночь укрываешь одеялом, выключаешь свет и поешь колыбельную, но хоть со светом, хоть без — мне так и не удалось тебя поймать. Уловить краем глаза и выдернуть с того света. Снова какой-то ребус? Намек? Или же таки розыгрыш? Почему, осознавая утрату, я не чувствую ее до конца? Почему, чувствуя душу мертвого рядом, я все равно осознаю утрату? И страдаю от того, чего не в силах ощутить и принять. «Тебе известен ответ», — шепчет мертвая листва, срываясь с веток, и я вздрагиваю на промозглом ветре, проникающем в разум голосом сестры. Вивиан рядом — вот и весь ответ. Она оставила тело, я же утратил душу — это и мешает нам соприкоснуться. Когда кто-то из нас еще немного умрет, другой оживет. И моя осень обратится ее весной.