***
Так на неделе пока Микаэла сражался в тренировочном бою с Хинатой на нижней тренировочной площадке, со второй площадки за ними наблюдало аж две команды серокрылых. Датэко и Шираторизава. А с ними староста Танджи Вашиджо. — Они сюда из-за Хинаты пришли. — спокойно, безэмоционально проговорил Юичиро, не смотря на верх. — Да. — сказал Танака, стоящий рядом с Хинатой. — Они все еще проверяют его. Они все еще не доверяют ему. Танджи на самом деле попросил меня, чтобы мы сегодня сюда пришли, когда у них тренировка, чтобы посмотреть, как Хината со всеми общается. Я не стал Шоё ничего говорить, и тебе не советую. Чтобы не нервничал, будем надеяться он не заметит, этих коршунов. Я попросил Иноку постоянно отвлекать Хинату. Ты тоже ему отдыхать сегодня не давай, пусть постоянно занят будет. — Ладно, я понял. Реально коршуны. Что же ему сделать то надо, чтобы они его простили. — Черт их знает. Они меньше всех контактируют с Хинатой, и потому больше всех ему не доверяют. При этом староста постоянно просит у Сугавары и Иваидзуми Ханджиме отчет. — Жесть. — Да. Кстати что вы решили. В какие команды решили пойти? — Да я же уже давно ходил к брату Шиноа. Глену. Ну, он конечно такой, слишком серьеезный. И команда у них така, знаешь, не веселая. Но он предложил нам с Микой, чего нам отказываться. — Вы спокойно можете пойти к нам. — Да, я знаю, но я все таки надеюсь что браться Шиноа хотя бы если увидят меня вживую, перестанут меня ненавидеть. Тут ведь знаешь что произошло. Их семья после фестиваля пригласила меня к себе, и они даже поздравили меня с победой на фестивале. И общаться стали так дружелюбно. Вроде даже не плохие ребята. — Ну ладно. Хорошо-хорошо. Но если что, подумайте и о нашей команде. — Ладно, ладно.***
Но тут было не безразличие, а именно хорошее отношение. Родители Танаки и Киеко реагировали на Хинату. И реагировали положительно. Не боялись попросить того что-нибудь сделать:почистить, порезать, перенести, подержать. Так, в итоге за ночь все вместе дружной командой приготовили несколько огромных тазов салатов, закусок. И в шесть утра ребята без сил разошлись по домам. А уже днём начали таскать всю эту кучу приготовленной за ночь еды. Салаты, фрукты, сладкое из пекарни родителей Йоичи. Потом вместе с друзьями Танаки и Киеко ребята всё раскладывали на места. В последние разы пересчитывали количество каждого атрибута: стаканы, палочки, тарелки, подушки, салфетки. Потом жарили много картошки. А двое готовили сразу два больших казана плова. К вечеру все очень устали. Оно и понятно почему. Но мотивируя себя тем, что они сделали все для предстоящего праздника, они опять набирались энергией. Потом на несколько часов все разошлись, чтобы привести себя в порядок. Девчонки пошли крутить волосы и наряжаться. Парни завалились на часок один-другой спать. А потом, уже как полагается вечером, вместе со всеми гостями они прилетели на радужные болота. Когда все подсвечивалось только светом от болот и дикими кувшинками, что светились на воде, как звезды на ночном небе. Было много гостей, помимо родителей и семей Танаки и Киеко. Были все друзья и знакомые. В сборе были принаряженные команды Карасуно, Некома, Фукуродани. Все, у кого были девушки или жены, пришли со своими парами. И тут же ребята, кому Танака пытался помочь приготовиться к фестивалю. С ними Хината как раз таки и сидел во время всего мероприятия. Сугавара сел со своей командой, спросив перед этим не против ли Хината. Но уже спрашивал чисто для галочки, потому что знал ответ. — Нет. Я сяду с друзьями. Ладно? — и улыбка до ушей. Конечно ладно. Даже не ладно. Наконец-то! Коуши очень хорошо запомнил, каким был Шоё в самом начале их знакомства. Забитый, несчастный, недоверчивый, злой. С таким Хинатой Сугавара познакомился. Такого мальчика с неустойчивой психикой он пустил к себе в дом. Такую тяжелую проблему на себя взвалил. Уже как два месяца Хината стал другим. Он стал более открытым, менее закомплексованным. Он реже грустил и чаще улыбался. Он лучше шёл на контакт, реже отказывался от возможности заговорить. Он на два месяца полностью ушёл в познание мира серокрылых. По утрам и до полудня сидел с Сугаварой в лечебнице. Продолжал учить разновидности лекарственных трав и тонкости приготовления лекарств из них. Весело здоровался с больными, что приходили в лечебницу поправить здоровье. Иногда разносил заказы лекарств за Сугавару. Потом часто гулял или с компанией Юичи и Мики, или с Инокой. Ходил по улицам их деревушки. Ходил с друзьями в их местные кафе. Тренировался вместе со своими ровесниками. Тренировался с Инокой. Уставал. Но не изматывался. Читал, бегал, летал на скорость. Купался в озере рядом с их деревней. Ходил босиком по-прохладному песку. Встречал рассвет на берегу озера. Дружил. Получал о Иноки тумаки. Поправлялся. Окончательно снял все бинты со всех частей своего тела. Начал нормально питаться. Есть сладкое. Есть сладкое без причины, потому что вкусно. Есть сладкое на ночь, потому что за компанию. Пить, чтобы выговориться. И выговариваться. Он стал честнее. Он перестал бояться быть честным. Да, иногда грустил. Каждый вечер, перед сном. Корил себя за то, что живет такой жизнью, пока его семья возможно сражается. Участвует в военных действиях. Грустил, что не дали разрешения участвовать в фестивале. Нервничал. Нервничал. Нервничал из-за этого. Ложился спать. И начинал заново учиться строить нормальную жизнь и познавать новый мир. И он познал. Влился в этот их мир. Стал его частью. Не всецело. Но на каком-то уровне он уже ощущал — здесь его дом. Любимый, ценный, теплый. Сугавара чувствовал, кирпичик за кирпичиком, их дом — Хинатин дом. Сугавара ещё раз ненадолго взглянул в сторону Шоё. Хината же не смотрел на него, хотя первый месяц хвостом за Сугаварой бегал и ни шагу без него не ступал. Сейчас он сидел в окружении тех, что когда-то были ему ненавистны и лыбился с ними за компанию. Он очень громко над чем-то смеялся, и кажется Инока не был доволен тем, над чем его друг смеётся. Младший Иваидзуми оттянул воротник Хинатиной майки и закинул туда виноградину. Шоё ещё сильнее засмеялся, схватил две ягоды и захотел сделать так же, но Инока проявил силу, забрал у Шоё ягоды, и повторил ранее действие уже с двумя ягодами. Хината был повержен, показательно обиделся и отвернулся от друга, продолжая смеяться. Шоё научился дурачится. Шоё научился шутить. Шоё нашел своих людей. Шоё научился их ценить. Койши отвернулся. Коуши был спокоен. Наконец-то он был спокоен. Он пытался убедить себя в том, что ему уже пора быть спокойным. Уже пора. Почти. Был один неприятный момент. Причина, по которой начались все эти изменения. Желание спасти семью — вот что. Для этого требовалось разрешение на участие в фестивале. Чтобы получить разрешение, Хинате надо было доказать, что он готов защищать эту деревню и готов работать вместе с серокрылыми. Доказать это можно было только через показательные, очень хорошие отношения с кем-либо. И Хината это сделал. Получил эти самые отношения. И очень хорошие. Это была настоящая удача. Но он так и не получил своего разрешения. Пусть он получал истинное и настоящее удовольствие от всего этого. По-настоящему проникался серокрылыми. Получал положительные эмоции. Получал внимание. Получал заботу. Его проблема никуда от этого не исчезала и исчезнуть не могла. Развлечения всё ровно оставались развлечениями. Они временно только отвлекали от проблемы. Но не решали её. Его психика от этого страдала. Ему нужно было бежать, спасать, укрывать свою семью. Ему хотелось действовать иначе. А он развлекался. Он был зависим от помощи серокрылых. Ему нужна была их помощь. Ему нужно было место, которое стало бы их новым домом. Он не мог увести семью в пустоту. Они не приучены выживать в дикой среде самостоятельно. Да и Хината этого не хотел. И потому ему было необходимо сейчас это общение, принимаемое мозгом за развлечение. Но что необходимо, не значит что воспринимается нашими мозгами, как самое правильное. У всего есть предел. У Хинаты есть предел. И когда его терпение закончится, он может легко вернуться в свое прежнее состояние. А староста не говорил, когда остановит эту головную боль и скажет Хинате да. Только об этом Сугавара сейчас беспокоился. Только об этом. — Поскорей бы.. — Что-что? — переспросил Савамура. Сугавара даже не заметил, что проговорил это вслух и удивленными глазами уставился на друга. — Ничего, ничего. — кротко улыбнулся. Друг покачал головой и отвернулся дальше разговаривать с остальной командой. Он примерно догадывался, о чём его товарищ там задумался. Но сейчас не хотелось об этом думать. В другой момент всегда пожалуйста, сейчас можно было расслабиться. Ведь тут такое событие! Все болтали. До поры до времени. Но, конечно, когда был главный момент — клятва двух влюбленных в вечной любви и верности друг-другу, все затихли. И только сверчки были слышны в этой тиши. Вот поцелуй и танец двоих счастливых молодых людей в нежно-голубом-фиолетовом свете. Танец, такой красивой, искренне любящей друг-друга пары. Хината чувствовал, знал — это пара, в которой царит настоящая любовь. Когда он стоял с ними рядом, не верил, что такое вообще может быть. Ещё раз убеждался — серокрылые обычные люди, с простыми запросами и желаниями. Когда Хината стоял с ними рядом ночью на кухне, когда они оба были такими уставшими, вымотанными, чумазыми, в рубашках испачканных мукой, их сердца продолжали биться так часто, будто они летели далеко-далеко, быстро-быстро. Когда их руки соприкасались в миске, в которой они вместе замешивали тесто, они отвлекались друг на друга, долго улыбались и не могли отвести глаз. Часто наклонялись в сторону друг друга, желали прикосновений, желали больше внимания. Они сами готовили свадебный хлеб и забывали, что они его готовят. Они такие обнаженные, когда рядом. Такие честные, невинные, искренние. Такие счастливые. — Вечной, сильной, нерушимой любви вам, вашему дому, вашей семье. Будьте счастливы. А потом началось уже всеобщее громкое веселье. Все, каждый в своей компании, пели песни. Пили. Ели. Кричали поздравления и тосты. И так по кругу несколько десятков раз. Хината и его друзья делали так же. Им даже разрешили пить сегодня — официально! Прямым текстом сказали, что немного можно. Но Юи, Мика, Мицуба и Шиноа впоследствии забыли о слове «немного». А Йоичи, Инока и Шоё долго с этого смеялись. Потом они стали петь песни. Было громко, весело. Хината к такому ещё не привык. Совсем не привык. И в середине праздника решил отойти — проветриться, у него разболелась голова. Юи не хотел его отпускать, хватал его за плечи, когда он хотел отойти, подышать. Шиноа отвелепила Юи от Хинаты и кивнула Шоё, когда тот благодарно на неё посмотрел. Хината до сих пор не разгадал секрет, почему при том, что Шиноа пила больше Юи, она оставалась трезвее Юи. Чудеса. Хината прошел между веселых людей. Прошел всех и скрылся за деревьями. Пришел туда, где от громких голосов и песен перестала болеть голова. Пришел в свою любимую атмосферу. В ночной лес, что подсвечивался болотами. В одиночество. Туда, где хорошо. Где никто не трогает. Ему правда нравилась его новая жизнь. Нравились люди. Нравились действия. Нравилось все новое. Но было тяжело. Из-за того,что раньше все было совсем иначе. Меньше свободы. Меньше вопросов, чем заняться. Обязанности. Глобальные проблемы. Походы. Война за войной. Защита короля и королевства. Отдых. Награждение и благодарность. Деньги. Жизнь в замке. Дорогая жизнь в золотой клетке. Меньше общения. Друзья и родные — одни и те же люди. Раньше всё было совсем по-другому. И Хината уже был на свадьбе. Дочь короля выходила замуж, и Хината наблюдал за сием действием напрямую — наблюдал с друзьями из окошка. Это была шикарная, дорогая свадьба. Больше гостей, изысканнее блюда. Праздник в стенах замка, тоже на улице, но совершенно по-другому. И признаться честно, Хинате свадьба Киёко и Танаки понравилась куда больше. Еще бы только пять близких людей были рядышком и все было бы совсем хорошо. Хината скучал по ним, не описать как сильно. Постоянно хотелось увидеть их. Обнять. Поговорить. Поплакать. Рассказать обо всем, что с ним произошло. Но он не мог увидеть их. Не мог обнять. Не мог поплакать им в плечо и рассказать обо всем, что с ним произошло. И боль от этого разрывала сердце. Разрушала его на мелкие частички. Парализовала тело. До трясучки. До припадка. До истерики. До паники. Он так хотел опять петь песни с Мори около костра. Летать наперегонки с Кавасимой. Бесить Кэйджи своей сентиментальностью и ранимостью. Попасть в самые крепкие объятия Изуми. Получить наставления и советы от Коджи. Он так хотел опять почувствовать любовь. Он так хотел опять почувствовать тепло. Но он не мог. И от того бесился до срыва. Давился до тошноты. Ломался до трясучки. Раздражался до ненависти к новому. Бился об стену. Кусал ногти. Расчесывал шрамы. Но держался. Страдал. Орал. Ревел. Держался. Продолжал. Он все решил! Он знает, что так будет лучше. Он знает правду. Он знает, как спасти. Он все решил! Он вытащит их, переубедит, докажет, что прав и приведет их сюда. Он так решил! — Я обязательно покажу вам это место. Вам тут понравится. Я точно знаю. — сказал Хината вслух, думая, что сейчас он один. Но это было не так. — С кем ты разговариваешь? Хината вздрогнул и повернул голову. Он сидел на узенькой, каменистой дорожке между болот, болтыхал по воде ногами, а ещё летал в своих мыслях, потому и не заметил, как к нему подошли. Над ним возвысился человек, серокрылый. Кого-то он Шоё напомнил, но Хината не смог понять, кого именно. Хинату смутило, что человек не побоялся подойти, хотя рядом больше никого не было. В большинстве своем серокрылые обходили Хинату стороной. А не подходили к нему. Этот порядок вещей был уже настолько понятен и привычен, что обратное действие сейчас казалось очень подозрительным. Возможно, теперь порядок был другим. И после фестиваля Шоё мог бы начать привыкать и к такому отношению и доверию к себе. Но Шоё что-то слабо верил в новый порядок. Всё таки не проходить мимо в толпе, когда Шоё окружён своими друзьями — это одно. А когда он сам по себе, и в такой обстановке — это другое. От этого понимания морозило спину. Но Хината не спешил уходить. Он всё ещё пытался стать своим в этом месте. Всё ещё пытался научиться терпеть серокрылых рядом, чтобы получить их доверие. Чтобы спасти семью. Так что он не бежал раньше времени. А терпел этот момент, так же, как другие не очень приятные, которых было за эти два месяца много. Не всегда новые попытки сосуществования с серокрылыми рядом заканчивались положительно. Например, как пару минут назад. Все на празднике было хорошо. Но всё таки от громкой музыки и большого количества болтовни у Хинаты разболелась голова. Но не крушить же всё вокруг из-за этого. Он ведь от этого события получил много положительных моментов. Общение с друзьями. Игры. Новые шутки. Это было здорово. У всего есть свои плюсы и минусы. Так что не всякий процесс, пусть и идущий к одной желанной цели, будет приятным. Так и сейчас было неприятно. Страшно. И некомфортно. Но Хината решил, что это то, что он опять должен просто пережить. Одну такую встречу на болоте. Это даст опыт. Это что-то то даст. Шоё опять докажет серокрылым, что они могут ему доверять. Шоё станет еще ближе к серокрылым. Он станет ближе к семье. И Шоё, пересиливая себя, улыбнулся. — Нет. Вам показалось. — сказал и отвернул голову. Но расслабиться уже не получилось. И он решил хотя бы сохранить спокойный вид. Авось и отстанут от него поскорее. Но серокрылый всё не отходил. Продолжал стоять рядом и глядеть искоса прямо на Хинату. У Шоё, конечно, нет глаз на затылке, но в тот момент, он на сто процентов был уверен в этом. — Хината Шоё? Хината хоть и не расслаблялся, всё ровно вздрогнул и испуганно повернулся. А ещё не понял, вопрос ему задали или утверждение. — Да!? — Не пугайся так. Я просто решил посмотреть на того, с кем общается моя младшая сестра. — Младшая сестра? — Хината задумчиво чуть опустил голову и посмотрел серокрылому под ноги. Среди его друзей было только две девушки. Это были Мицуба и Шиноа. Хината знал, у Мицубы не было братьев, только старшая сестра. А у Шиноа было целых три брата. Три брата на службе в основном отряде. И каждому из них Хината не нравился. Точно, он им всем не нравится. Хината резко посмотрел в лицо мужчины и конкретно занервничал, уже не пытаясь себя успокоить. Руками он вцепился в камни, на которых сидел, готовясь в случае чего отбиваться хоть ими. Курэто Хиираги, старший сын семьи Хиираги и капитан одного из отрядов этой деревни с усмешкой на него посмотрел. Зашатался на месте, потом медленно стал подходить к Хинате ближе. Шоё держался, чтобы в этот же момент не бросить в его лицо камень. Он всё успокаивал себя. Повторял — «Мне кажется. Мне кажется.» Ведь понимал, что если он действительно ошибается, и это всё его паранноя. Хинату не послушают. Размажут по стенке. И дело с концами. Так что Шоё только и оставалось, что внимательно и напряженно глядеть перед собой на Курэто и отслеживать каждое минимальное изменение в его позе. Это читалось в напряженных мальчишечьих руках. Курэто от этого приятно заводился. — Ты стал лучше, по слухам. Добрее, общительнее. Красота. Завёл друзей. Помог паре глупых мальчишек пройти фестиваль. Втёрся в доверие тому лекарю. Даже в семью Иваидзуми и Ойкавы проник. Молодец. Таких умных людей обдурил. — с каждым сказанным словом лицо Хинаты искажалось всё сильнее и сильнее. И он всё сильнее сомневался в том, что он больной параноик. Курэто способствовал тому, чтобы Хината в этом точно не сомневался. Продолжал наступать словами. — И претендуешь на место в основном отряде, чтобы спасти свою семью. Точнее, привести своих друзей сюда. Таких же опасных, отравленных людьми, как ты. Чтобы покончить с нашей деревней также, как с деревней Мияги. — в последних выговоренных предложениях чётко слышалась чужая раздражительность. Страшная раздражительность. До ненависти. Которая могла сподвигнуть человека на что угодно. — Я не.. — Даже если это не так, я не могу быть точно в этом уверен. Ты оказался не в том месте, не в то время. А моя сестра дура, нашла с кем общаться. Не позволю тебе этого. Извини. — тут Шоё окончательно убедился, что ему чужая агрессия не почудилась. Но слишком поздно. И всё. Хината захотел вскочить, оттолкнуть Курэто и убежать. Но за спиной был ещё один серокрылый, Сэйширо, средний брат Шиноа. Он резко и больно толкнул Хинату в спину. Шоё упал в воду, в которой до этого болтыхал ногами, и больно ударился коленями, приземлившись на камни. Но не успел подумать о боли, зато успел выставить руки вперёд, глубина как раз была небольшая. Попытался поднять голову. Но ему не позволили. Сверху на него навалились и стали давить. Слабые руки согнулись под давлением. Сил сопротивляться не было. Да ещё и камни упирались в ладони, а колени будто резало стекло. После даже такого непродолжительного воздействия стало очень больно и тело ослабло. Голова спокойно ушла под воду. У Хинаты началась паника. И хотя в первые несколько секунд он хотел как-то переставить свои конечности так, чтобы было не больно, сразу додумался, что жалеть сейчас руки и ноги нет смысла. Лучше быть живым с разрезанными коленями, чем мертвым и целым. Хината упёрся руками в дно, постарался пересилить давление. Попытался поднять голову, тело. Попытался встать на колени. Выпрямиться. Не получилось. Под водой ярко. Глаза заболели от яркого света вырывающегося из глубины и сразу закрылись, стоило Хинате их открыть. Потому совсем стало страшно. Мокро. Неизведанно. Больно. Очень больно. Хината даже вдохнуть нормально не успел. Позвать на помощь уже не мог. От безысходности он начал кричать под водой. В воду. В глубину. И от этого он заглотнул воду в первый раз, немного. Но в любом случае неприятно. Хината закашлялся. Захотел избавиться от воды. Перестал упираться руками в дно, поднял руки выше, подумал, может берег рядом. Но берег не рядом, далеко. Хината громко зашлёпал руками по воде. Создал брызги. И на руки тоже начали давить. На них встали ногами. На крылья тоже. Больно. Больнее. Ужасно. Ужаснее. Нестерпимо. Нестерпимее. Хината закричал от боли, дальше заглотил воду. Больше воды. Ему стало совсем больно в груди. Тяжело. А потом паника вдруг отступила. И уже не так страшно. Уже не хочется открыть глаза. Уже не хочется звать не помощь. Уже не хочется сопротивляться. Хината не против уйти на дно. Кислородное голодание делало своё дело. А ведь правда — «Зачем это всё?» — Шоё задумался. Он мог уйти. Он мог воспользоваться своей силой. Он мог спасти свою жизнь. Но он не хотел терять возможность расположить к себе ещё одного человека, и не хотел разочаровывать в себе. Сугавара ведь так долго старался убедить Хинату, что никто не сделает ему в этой деревне ничего плохого. И не только он. Савамура. Староста. Инока. Танака. Нишиноя. Да много кто. И так и было. За три месяца ни один серокрылый не сделал Хинате ничего плохого. И потому Хината им доверял. Слишком сильно доверял. Слишком привык доверять. Даже в данной ситуации, когда ему было с самого начала не по себе, он думал, что ничего плохого не произойдёт и это лишь его паранойя. Сугавара же говорил, что они будут поступать с ним так, как он будет относиться к ним. Вот, он и поступал по совести. И никому-ничего плохого старался не делать. Так почему, сейчас его за это топят? Втаптывают в камни. С силой топчат крылья. Дробят кости. Кто в этом виноват? Сугавара? Сугавара же говорил. Он обещал.. Было бы сейчас время и возможность, Хината бы расплакался от этого обмана. Но разве Сугавара божество? Разве все его слова могут быть истинной? А если фразу чуть переделать? Они будут относиться к нему так, как он однажды поступил с ними. И этот вариант на самом деле справедливей. И тоже может быть. Что же это? Справедливость? Кажется да. Инока же говорил, не надо всех судить по-одному. Не надо считать, что все серокрылые бросают своих детей, если родители Хинаты от него отказались. Не надо ждать, что все тебя простят, если тебя простил один. Не надо ждать от очередного прохожего добра, даже если все до этого ничего плохого не делали. Но. Хината так не хотел никого разочаровывать. Ему так нравилось доверять и верить. И. Он сам во всем виноват. Он сам виноват в своей смерти. Жаль, что от этого осознания собственная смерть легче не воспринимается. «Инока говорил. Инока говорил. Инока говорил. Староста предупреждал, предупреждал, предупреждал.» Хината скривился прямо в воде. Сильно зажмурился. Было так обидно. Тяжело. Невыносимо. Надо было сражаться за свою жизнь. Бить. Кричать. Сжигать. Но было поздно. Его погубило доверие. Его погубила его тупизна. Его глупость. «Как же так?» В легких Хинаты была вода. Глаза больше не стремились открыться. Руки не упирались в дно. «Помогите. Кто-нибудь, прошу. Помогите. Я умоляю. Я прошу. Спасите.» Спасите его. Ему же только шестнадцать. И тут Хинату подняли. Вырвали из воды. Вырвали из чужих рук. Вытащили на берег. Хината кашляет. Его тошнит. Хочет избавится от воды, попавшей в легкие и желудок. Его организм тоже. Хинате помогают, придерживают и наклоняют, Хинату вырывает. Он вырывает кажется все вместе с легкими. Вода продолжает стекать с волос, с макушки на лицо. Течет по глазам. Не дает открыть глаза. Не дает увидеть тех, кто сейчас рядом. Хината резко стирает воду с лица. Резко и испуганно озирается по сторонам. В своем личном бреду натыкается на лицо Савамуры. Секунду, не веря своему счастью, смотрит на него и начинает хлюпать носом. Савамура прижимает к себе. Хината охватывает себя руками, больно, сильно цепляется пальцами в кожу. И начинает реветь. Громко. Настойчиво. От испуга. От ужаса. Утыкается носом в рубашку Савамуры. Тот от этого сильнее прижимает к себе рыжую макушку. При этом он смотрит на своего товарища и мотает головой. За спиной у Савамуры стоит Асахи. За Асахи Кагеяма. А напротив три брата Хиираги. И все трое серьёзно и недовольно смотрят на карасуновцев. — Мы разберемся с этим завтра. От старосты я этот эпизод скрывать не буду. — сказал Савамура очень серьезно. Курэто Хиираги с ненавистью посмотрел на Савамуру. — Ты ещё пожалеешь, что спас этого мальчика. Вы все ещё пожалеете, что оставили его у нас. Савамура рукой приказал говорящему заткнуться и всем уходить. Хиираги недовольно замолкнул. Потом, когда он и его братья ушли, Савамура отстранился от Хинаты и посмотрел в его лицо. Ноги Хинаты сразу чуть согнулись от усталости, принимая на себя вес собственного тела. Савамура приподнял Хинату и сел вместе с ним на край злосчастного берега. Асахи присел рядом. Кагеяма просто подошёл поближе. Хината дрожал. Его взгляд был пустым. Грустным. Несчастным. Он подолгу не моргал, а его глаза наполнялись слезами. Из раздраженного носа текли сопли, и Шоё то и дело хлюпал ими или подтирал руками. Щека краснела. На ней вырисовывалась ссадина и проявлялся синяк. Руки были исколоты камнями. Савамура опять прижал Хинату к себе. — Кагеяма, позови Сугавару. Кагеяма сделал, как попросили. И достаточно быстро вернулся с Сугаварой. Лицо друга было мёртвенно-бледным. А глаза с ужасом смотрели на Хинату. Он думал, что сделал промах. И потому Хината пострадал. Сугавара осторожно, медленно, подошел к Савамуре с Хинатой на коленях и присел на берег, рядом, опустив ноги в воду. Хината краем глаз завидел движение, но продолжил смотреть в неопределенную точку. Он продолжал держаться и верить, что сейчас тоже надо помолчать. Проблем нет. Сейчас тоже надо перетерпеть. Но при этом, почему-то даже сидеть на одном месте было тяжело. Его голова лежала на груди у Савамуры. Сугавара чуть наклонился, вытянул руку к Хинатиному лицу, аккуратно убрал с глаз мокрые волосы, что прилипли ко лбу. И когда проводил рукой по мальчишечьей коже, Сё медленно посмотрел на него, продолжая головой опираться на грудь Савамуры. Он молча посмотрел на Сугавару. Его лицо не дрогнуло. Глаза были пустыми, безжизненными. Руки продолжали охватывать свое тело. Хината не выглядел живым. Он казался мертвым. Он продолжал держаться. Продолжал терпеть и пытался подавить свои чувства. Но делал это из последних сил, и уже не понимал, надо ли продолжать держаться. Можно ли сейчас плакать. Можно ли сейчас сказать, что ему плохо. Страшно. Эти сомнения ломали стойкость и терпение. И вдруг Хината один раз шмыгнул носом. Второй, третий раз. Поджал губы. Его лицо скривилось. Сугавара раскрыл руки. — Иди ко мне. — спокойно, тихо сказал он. Хината сполз с Савамуры и сел близко к Сугаваре. Приклонил свою голову уже к нему. И заревел. Сел пореветь. Слезы хлынули опять. Сугавара обхватил Хинату одной рукой. Второй поглаживал по голове, по волосам, гладил по лицу. Савамура продолжал сидеть рядом. — Я-я, Я больше так не могу. Простите. Но я больше так не могу. Я-я, — Хината запнулся. Потом попытался сказать что-то опять и опять запнулся. Сугавара и Савамура терпеливо ждали, что он скажет. Коуши продолжал прижимать мальчика ближе к себе. — Я хочу к Изуми. — Хината выдал эту фразу и сильно, от накопившейся внутри боли и обиды сжал глаза. Слезы потекли из глаз с новой силой. Всхлипы стали громче. — Я хочу к Изуми. Я хочу домой. — Савамура и Сугавара спокойно переглянулись. Сугавара стал ещё печальнее. — Я хочу к нему. Я хочу к Коджи. — Хината одной рукой, которой продолжал охватывать себя, нащупал рубашку Сугавары и сжал ее. — Простите. Но я так больше не могу. — Хината икнул, запнулся еще, закашлялся. Сугавара вместе с ним наклонился к берегу, что бы Хината сплюнул остатки воды из желудка и легких. Асахи дернул рукав Кагеямы. Тот обратил на него свое внимание. Асахи после этого один раз повернул голову в сторону. И они ушли. Савамура и Сугавара остались с Хинатой. Хината долго плакал. Потом, успокоился, но не торопился радосно кричать, что теперь все хорошо. Напротив, он стал ещё тише, чем был до этого. Он склонил голову и дальше сидел так, смотря в воду, через полуприкрытые глаза. И больше ни на что не реагировал. Ни на поглаживания Сугавары. Ни на сменяющие друг-друга разные цвета света, которым подсвечивалось дно болота, возле которого троица сидела. Сугавара тоже сидел тихо и грустно, разочарованно смотрел в воду. Он думал о том, как он мог допустить такую ситуацию. И о том, что он очень очень устал. Он постоянно возился с Хинатой. Да, в последние два месяца он реже находился с ним рядом. Но он всегда знал где Хината и с кем. Он контролировал все перемещения Шоё. Часто проверял, уточнял, спрашивал — где он. Если долго не знал, где Хината — сильно нервничал. Да и «в последние два месяца он находился реже с ним рядом», он проводил с Хинатой в среднем минимум пол дня каждый день. Это было уже не по целому дню каждый день, но это все ровно было достаточно и это выматывало. Он понимал, что сам взял такую ответственность. Сам лично согласился на это и сказал старосте, что никогда не пожалеет о своем решении. И потому сейчас разочаровывался в себе, потому что разочаровывался в своём решении. Хинату пытались решить жизни, и Сугавара считал, что это он не должен был допустить такого. А ещё, он разочаровывался в себе, потому что не знал, что сказать. Фразы в духе «Ты чего? Ничего страшного же не случилось.» и «Все хорошо.» — сейчас были максимально не к месту. «Успокойся, тебе показалось.» и «Это не то, что ты подумал.» — вообще не сюда. И при этом, именно Сугаваре надо было решить эту проблему. И решить ее так, чтобы Хината пришел в себя и при этом, не пошел потом крушить все вокруг. Савамуре казалось, что теперь он отвечает за двоих, что сидят рядом. И за того, за кого надо отвечать. И за того, кто за него отвечает. Он представлял настроение Сугавары и представлял о чем он думает. «Как решить эту проблему?» и «Что сказать?». И ему было нелегко признать, но он не знал ответа, ни на один из вопросов. А ещё он тоже считал, что виноват. Он считал, что не должен был допустить эту ситуацию. Он считал, что он был обязан присеч эту ситуацию. Он должен был помогать. Продолжать контролировать Хинатины перемещения. А он этого уже давно не делал. Только задавал контрольные вопросы «Как у Хинаты дела?» и «С ним все хорошо?» и на этом весь контроль заканчивался. А ведь он обещал Сугаваре, что будет помогать. Обещал Коуши, и думал что делает достаточно. Оказалось, что нет. Они так долго сидели. Сидели до того момента, пока Сугавара четко не ощутил, что уже очень сильно хочет спать. Уже была глубокая ночь. Конечно, усталость, накопившаяся за день, давала о себе знать. Но и ещё появившаяся проблема, ее существование, давила, высасывала дополнительные силы, от этого спать хотелось сильнее. — Пошлите домой. Хината не отреагировал. Оно и было понятно почему. Сугавара зашевелился и заставил мальчишку отлепить свою голову от себя. Савамура встал первый. Протянул руку Хинате. Шоё принял помощь и поднялся. Они собрались идти в деревню. Сугавара жестом показал Савамуре, что его помощь больше не нужна и он может остаться. Но Савамура сделал наоборот. Опять нашел Асахи. Тот уже все ровно особо не веселился. Попросил объяснить все своей жене и побыть с ней до конца. А сам окончательно покинул праздник. Настроение уже было не то. И мысли тоже. Дома у Сугавары Коуши отвел Хинату сразу наверх. Дальше Хината сам вышел на террасу на втором этаже и сел на футон. Рухнул на подушки и уставился в темноту. Сугавара принес легкое покрывало, укутал мальчика, потом принес с первого этажа кристаллы. Теплый свет окрасил балкон. Савамура внизу грел воду. Потом принес двоим чайник и кружки. Чай — это решение всех проблем. Сугавара, уже сидевший с Хинатой на футоне, поблагодарил Савамуру за заботу и принял кружки, сразу всунул одну Хинате. — Я не хочу. — Шоё повертел носом. Сугавара продолжил настаивать на своём. Хината сдался, взял в руки горячую кружку и посмотрел в неё, последил, как поднимается пар от горячей воды. Потом отпил немного чая. Потом выпил весь. Он был приятным. Идеальной температуры. Горячеватой. Но не до такой степени, чтобы язык больно обжигало. Приятно сладковатым. Не приторным. Очень вкусным. С мятой. Сугавара сильнее завернул Хинату в покрывало. Сам просто продолжил сидеть рядом. Они больше не разговаривали. Ни Хината с Сугаварой. Ни Сугавара с Савамурой. Хината только изредка всхлипывал. И это были единственные звуки, которые разносились по дому. Потом Шоё прилег. Голову положил на колени Сугавары. И сжался: согнул ноги, ссутулился, крыльями охватил себя — прикрыл себя одним крылом, на другом лежал — принял своеобразную позу эмбриона. И так пытался заснуть, не давал заснуть Сугаваре. Тот измучено сидел и смотрел в одно точку. Его ноги затекли, глаза во всю закрывались, но он терпеливо продолжал сидеть — ждал, пока пройдет достаточно времени, и Шоё заснет глубоким сном. Савамура понимал, что это то что Хинате сейчас необходимо. Сон и его маленькая охрана. Но и Сугаваре надо было поспать. Савамура подошел к Сугаваре, схватил за руку и с силой потянул на себя, вынуждая подняться, параллельно подкладывая под голову Хинаты подушку. Сугавара устало посмотрел на Савамуру, тот мягко направил его к выходу с террасы — призывал Коуши не мучиться и идти спать. Сугавара чуть противился. Он остановился у выхода с террасы и повернулся в сторону Хинаты, опираясь боком на стену — он был слишком уставшим, потом посмотрел на Савамуру. Тот тихо сказал: — Я с ним посижу. Сугавара ещё немного задумчиво постоял, потом сказал тихое «спасибо» и поплелся спать. Савамура остался в доме Коуши на всю ночь. Он будто был хранителем чужого сна — и не одного. Хината лежал рядом, под боком, Савамура его гладил. Сугавара лежал в комнате, что вела на террасу, где были Дайчи и Шое. Дайчи видел немного его очертания через проход. Ушел к себе домой он очень поздно. Когда оба уже точно погрузились в глубокий сон.