Долг Короля

      Торин спал на второй половине кровати, не раздеваясь, лишь стянув с себя сапоги. Он не мог и не хотел оставлять Аниэ одну. Одно дело, когда она спала днем – они могли в любую минуту зайти к ней и проверить как она, не проснулась ли, и не испугалась, ничего не видя. Но ночью он не решился оставлять ее одну.       Аниэ проснулась среди ночи от мучившей ее жажды. Проснувшись, она немного полежала без движения, пытаясь понять, где находится. Боль в груди все расставила по местам. Она в домике Кили и Тауриэль.       Она ничего не видит. За ней ухаживает Тауриэль.       И Торин…       Она глубоко втянула в себя воздух. И отчетливо услышала его запах. Она даже не могла понять, из каких компонентов он складывается, не только пыль прошедших дорог, но просто запах гнома.       – Аниэ? – он проснулся, почувствовав, что она не спит и зажег свечу.       – Я хотела пить… а где Тауриэль?       Торин поднялся на ноги и подал ей стакан воды.       – Вы ведь понимаете, что не можете ухаживать за мной? – спросила она, выпив воды. – Вы – мужчина, а я женщина. И я прошу вас…       – Хорошо,– легко согласился Торин. – Просто здесь кровать мягче, и мне удобнее спать здесь, нежели в повозке. Но если ты настаиваешь, то я поменяюсь с Тауриэль. Тебе еще что-нибудь нужно? Позвать Тауриэль?       – Нет, благодарю вас,– растерянно отозвалась Аниэ. Она не думала, что Торин так легко согласится. – Почему вы не вернетесь в Эребор? – спросила она, собравшись с мыслями. Торин сел на кровать рядом с ней.       – Ты чувствуешь, какой здесь воздух? – вместо ответа спросил Торин. Аниэ прислушалась. Окно было раскрыто настежь, и она услышала ночное дыхание древнего леса. А вместе с тем до нее донеслась и свежесть этого воздуха, наполненная запахом цветущей липы и недавно прошедшего дождя. – После того, как чай Даина меня едва в могилу не загнал, и хорошо так подорвал мое здоровье, мне нужен небольшой отдых: свежий воздух, чистая вода, совершенный покой и никаких государственных дел. Так что я решил пока пожить здесь и как следует отдохнуть. Не переживай, в Эребор я послал Бофура. Он предупредит там всех, что я не сгинул на тропах Лихолесья, а благополучно остался жить в доме Кили до конца лета.       Аниэ растерялась еще больше. Он ни слова не сказал о ней. Она думала, что он начнет говорить что-то немыслимое: вроде того, что он не может ее бросить. И она уже знала, что скажет ему в ответ. Но он говорил только о себе и ответа на эти слова, у нее не было.       – Вы сказали, вам нужен покой, значит, я вам мешаю.       – О, напротив. Отдых, наполненный состраданием и заботой о больном, обретает еще более значимый смысл. Смотрю на тебя и думаю, что не так уж плохо мне самому.              На следующую ночь Торин поменялся местами с Тауриэль. И теперь он проводил рядом с Аниэ лишь несколько часов в день. В основном это были утренние часы после завтрака и до обеда. Как он уже сказал Аниэ – в план его отдыха входила забота о больном и страждущем, и раз уж больше вокруг никого не было, то он будет заботиться о ней. Он развлекал ее ни к чему не обязывающими разговорами, рассказывал ей древние сказки и легенды, что когда-то маленьким рассказывал Фили и Кили. После обеда он уходил в лес. Охотился или просто гулял, собирая хворост и дрова для печи. Он знал, что Аниэ будет пытаться отослать его в Эребор, начнет еще угрожать его королевским положением и долгом – он должен быть там, работать на благо своего Королевства, решать государственные дела и все такое, поэтому он и придумал для нее этот ответ. И ответ ему самому понравился. Король, переживший за последний год две серьезные болезни, дважды чуть не отправившийся в каменную могилу, заслужил немного отдыха по предписанию (даже если и без предписания) лекарей. Бофуру, которого он отослал пешком идти в Эребор, когда сами они отправились в этот лесной домик на повозке, он так и наказал сказать гномам. Что лесные эльфы настоятельно советовали ему немного отдохнуть после всех пережитых болезней.       О Ведьме он запретил говорить. Он запретил говорить и что они не в Лесном королевстве сейчас. Пусть гномы думают, что он гостит у Трандуила, отдыхает и набирается сил для новых благих свершений.       Этот план был изумителен. С каждым днем Торин чувствовал себя все лучше и лучше. Он хотя и выздоровел после чая, а все же как оказалось не до конца. Теперь сама его душа исцелялась от отсутствия забот и тревог.       Аниэ быстро шла на поправку и о ее состоянии он больше не тревожился. А глаза… глаза восстановятся. Он в этом не сомневался.       Здесь в этом уединении и тишине, его душа воскресала из пепла.       Тауриэль безусловно хотела побыстрее вернуться к Кили, но теперь и она не торопилась. В Горе шли приготовления к свадьбе. Ее назначили на первую неделю осени. До того времени она спокойно могла побыть здесь.       В конце концов, она должна была Торину – за спасение ее ног. И ухаживая за Ведьмой, она пыталась этот долг отплатить.       Так они и прожили следующие несколько недель.       Аниэ стала потихоньку вставать на ноги и ходить. Раны ее затянулись и почти зажили. Глаза, правда, до сих пор ничего не видели. Но она старалась мириться с этим.       Однажды после обеда, Торин взялся прогуляться с ней до небольших водных каскадов, - здесь недалеко из-за природного рельефа, река падала вниз словно водопад. Небольшой, но красивый.       Торин нашел это место, когда гулял, и ему очень хотелось показать теперь эту красоту Аниэ. Помимо красоты водопада здесь росли цветы, которые пахли так тонко, так сладко и вкусно, что Торин не сомневался, взяв Аниэ с собой. Да – она не могла еще увидеть этого, но почувствовать ведь сможет.       Весь путь до полянки они проделали молча. Аниэ, одетая в чудесное эльфийское платье Тауриэль, пришедшее ей не совсем в пору, но все равно красиво облегающее ее фигуру (длинные полы платья были безжалостно отрезаны), выглядела слишком хорошо. Половина лица ее была плотно забинтована, и от этого не было видно ее старого уродливого шрама. Вторая половина лица не была завешана волосами, как обычно. Волосы были убраны в простую косу назад.       – Ты не устала? – спросил Торин неожиданно.       – Немного.       – Мы почти пришли.       Они действительно уже прошли на поляну. Аниэ услышала мелодичный звук падающей воды и улыбнулась, но стоило ей расслышать запах цветов, как она мгновенно переменилась в лице.       Она побледнела и задрожала.       – Уйдемте, прошу вас, уйдемте отсюда! – она схватила Торина за руку и с такой силой сжала его ладонь, что он даже поморщился от боли.       Спорить он не стал – слишком очевидно было ее состояние. И он поспешно повернул с ней обратно.       Но она была еще слаба, чтобы так долго ходить без передышки, и он просто взял ее на руки.       Аниэ приникла головой к его груди, и он почувствовал, как стучит его сердце – словно колется в груди. Какое-то чувство искало и не находило выход.       – А я говорила, что еще рано уходить так далеко,– проговорила Тауриэль, встречая их у домика. – Как водопад?       – Падает,– пробормотал Торин, все еще не понимая, что случилось, и отнес Аниэ в дом. Усадил на кровать.       – И далась я вам – носитесь со мной словно с писанной торбой,– проговорила Аниэ холодно. – Вон и нести вам меня пришлось, нехорошо для вашего отдыха.       Торин вспомнил чувство, сдавливающее его грудь. Как странно, ощущения не были приятными, но вместе с тем, он мучительно хотел почувствовать это снова. А для этого ему нужно было прижать к своей груди эту гордую и упрямую гномку.       Не так просто.       И совсем нелегко.       – А ты предпочла бы, чтобы я бросил тебя в лесу, на той поляне? Что это за цветы? Ты их запах узнала?       – Нет,– слишком поспешно сказала Аниэ. – Нет. Мне просто стало плохо. Голова закружилась. Я устала.       Торин сделал вид, что поверил ей, вернее сказал что-то такое, что могло ей в этом убедить и, сдав ее на попечение Тауриэль, вернулся на поляну и срезал пару бутонов. Цветы были бледно-сиреневые, почти белые. Как только он срезал их, они тут же словно потеряли свой цвет и пожухли быстрее, чем этого от них можно было ожидать.       Вечером он показал их Тауриэль. Она этих цветов не знала. И того, что они лечат или калечат тоже.       А наутро словно ничего не было. Аниэ и Торин. снова разговаривали ни о чем. Но что-то изменилось. И Торин просто невыносимо хотел прижать ее к своей груди. Он держался из каких-то последних сил.       Он смотрел на мягкие черты ее лица – половины лица, не обезображенной шрамами, на темные волосы с широкой проседью, теперь убранные в незатейливую прическу, на теплые глаза и он терялся.       Он чувствовал даже, что краснеет. Ему хотелось не просто смотреть на нее, ему хотелось касаться ее. Прикоснуться губами к ее губам. Как тогда, когда она привела его к Кили и уходила. Но на этот раз не отпустить ее, а поцеловать по-настоящему…       – О чем вы задумались? – внезапно спросила его Аниэ, и Торин даже закашлял, чтобы не говорить сразу, чтобы не выдавать своих чувств голосом.       – Я хотел спросить тебя. Почему ты искала смерти?       – Что?       – Ты искала смерти, не спорь. И нашла ее в лице волка, от которого даже не пыталась сбежать… и если бы не эльфы… Я только не понимаю, почему?       – Так уж и не понимаете? – горько усмехнулась Аниэ. – Я жила свою жизнь, как умела,– она неожиданно решила все же сказать ему, что думала по этому поводу. – Я не была честной, не было чистой… меня шарахались, проклинали в глаза и за глаза. Я смотрела на гномье горе и меня не трогала жалость. Если нет денег, если нет информации… я не давала лекарств. Меня нельзя было разжалобить, уговорить… и не стоило пытаться обокрасть… никогда нельзя было знать, что в склянке, подписанной «лекарство», не находится яд. Меня боялись. Я была Ведьмой… а потом появились вы со своим «Аниэ мэн» - словно вас о том просили. О как я ненавижу вас, Торин, за то, что вы дали мне это имя. Вы ведь набекрень мою жизнь свернули… Все боялись Ведьмы, кто испугается Аниэ…       – Расскажи мне. Расскажи, что случилось с тобой! Кто распял твою душу и украл твое настоящее имя?       – И что бы вы сделали с ним? Молчите! Ничего не говорите!... скоро там обед? Я голодна как волк,– она рассмеялась неудачному сравнению. – А впрочем, знаете, тот волк не был голодным, только злым…       – Ты могла договориться с ним.       – Вы слишком многое обо мне думаете. Я – Ведьма, а не колдунья. Все, что я знаю, мне рассказала одна женщина, а ей ее мать, а той ее мать… Это просто знания, Торин. Просто знания… просто расчет.       – А хочешь, я расскажу тебе твою историю. Останови меня, если я ошибусь… ты жила в Синих горах простую жизнь, у тебя была мать и не было отца… и ты была красивой, очень красивой… такой, что на тебя взглянуть нельзя было, чтобы не залюбоваться… ты была солнцем, теплым, ярким… была жизнью. Любой гном бы хотел взять тебя в жены, но ты была молода, прекрасна и невинна… ты не хотела замуж… и ты слишком долго не соглашалась ни на чье предложение…       Ведьма тяжело сглотнула, но не остановила Торина. Ей было интересно, что он знает о ней. Что он успел понять о ее жизни.       – А потом какой-то человек захотел тебя. Он выкрал тебя из дому… а твоя мать…       – Он убил мою мать.       – И забрал тебя к себе…       – В подпол. В доме, где жила его жена дети… у него была дочь, и сын… у него был сын… но жена его, наверное, была страшной, а может недотрогой… а может после рождения двух детей, ей лекари запретили рожать третьего… я не знаю… я никогда не пыталась это узнать… Когда я вернулась Ведьмой… спустя несколько лет, его уже не было в городе. Он уехал. Может, пытался сбежать от своего греха…       Торин тяжело выдохнул воздух. Он не знал, что должен сказать. Что можно вообще тут сказать?       – Он заковал меня в кандалы,– она неосознанно потерла свои запястья, на которых так никогда и не зажили от них шрамы. – Он распустил слух, что я и мама уехали в Железные холмы… нас бы никто не искал…       – Как долго?.. – едва слышно проговорил Торин.       – Вы не захотите это знать. Вам незачем это знать… вам и того знать не нужно, что я уже сказала! Что вы вынудили меня сказать! Но теперь я договорю! Теперь я договорю! Вашему Махалу не было до меня дела! Так, с чего вам до меня какое-то дело?! Он приходил ко мне почти каждый день… много дней забылось в моей памяти, но первый раз я никогда не забуду. Он хотел, чтобы я не противилась ему… подумайте только, он убил мою маму, чуть ли не на моих глазах, и он хотел, чтобы я добровольно легла с ним?! Вы тут еще, не сбежали в ужасе? Да только чего вам в ужасе быть… вы – чистый, невинный гном… я даже не удивлюсь, если узнаю, что вы ни с одной гномкой за жизнь не были близки. Вы потеряли свою любовь слишком юный… а потом слишком занятый своим бременем и долгом… вы потому ведь не смогли только с Лим переспать, хотя и хотели этого…       – Тебе про Лим Мия рассказала?       – Мия. Да только и я сама выводы умею делать… и что ж, продолжать мне? Погрести вас чистого под этой скверной?       Торин не успел ничего ответить.       – Я ни о чем не жалею, Торин. Мне все равно. Это всего лишь тело. Он не сломил мой дух… нет, не тогда… после… Представьте себе, что в этой самой скверне, в этой грязи и пошлости… ваш Махал вдруг послал мне ребенка… Да разве я могу поверить в то, что он есть после этого? В эту грязь и мерзость – чистое и невинное дитя – от него?! Я рассказала ему о том сразу, как поняла… а он посмеялся… я надеялась, что и у людей, это время священно… я умоляла ему дать мне время, не трогать меня… я говорила, что после сделаю все, что угодно… Но ему уже не нужно было что угодно. И он не перестал.       Торин тихонько опустил свою руку поверх ее руки, но она даже не почувствовала это. Ее словно не было здесь.       Он не понимал, зачем начал этот разговор, зачем ему так нужно было знать правду о ней. Чего он хотел добиться, и чего он добился в итоге?       Рассказала она ему правду и что? Что это изменило, если он и без этой правды, знал, что с ней случилось страшное… зачем тревожить ее раны?! Зачем заставлять ее вспоминать! О бесчувственное ничтожество!       – Аниэ,- прошептал он, она вздрогнула и почувствовала его прикосновение, но не убрала руки. – Прошу тебя, не рассказывай больше. Прости мне, что я начал этот разговор… прости меня!       – Нет уж.. начали так слушайте. Вам ведь так интересно, что было дальше. Как родился мой ребенок и куда он делся… Как ваш бог допустил это?! Как, Торин! Как вы можете верить в него после этого?! Он надеялся, что я скину. А я не скинула… а на шестом месяце, его уж сильно стал напрягать мой большой живот… и он связал меня, взял нож, разрезал и вытащил мое дитя. Он не обеспокоился, чтобы усыпить меня, чтобы мне не было больно или, чтобы я не сопротивлялась хотя бы… я сопротивлялась, я… он ударил меня ножом по лицу,– она сощурилась, поморщилась, словно снова почувствовала всю эту боль. – Он показал мне моего сына… он был слишком мал, чтобы выжить… он не сделал и единого вдоха… он просто не родился… он просто перестал быть…       Аниэ закрыла глаза, ее било крупной дрожью, с которой она не могла справиться. По лицу ее вдруг катились слезы. Как давно она уже не вспоминала и не плакала… как давно запретила себе вспоминать.       И зачем она вспоминала об этом теперь?       Чтобы Торин понял, почему она не верит? Чтобы он разрешил ей не веровать?! А может, чтобы оставил ее, наконец, в покое.       Но она не могла отнять у него руки. Ей нужно было чувствовать, что она не одна. И рука Торина на ее руке давала ей это чувство.       – Это последнее, что я видела. И я потеряла сознание, а когда очнулась… я лежала в какой-то яме, засыпанная старой листвой. Он думал, что я умру. Но я не умерла… я не знаю, как я выжила, и не знаю зачем я выжила… только ходила по лесу и собирала травы. Я пыталась найти такие, которые бы заживили мои порезы… я нашла королевский лист, им я залечила порез на животе, но рану на лице, я не лечила совсем. То есть время от времени, я прикладывала и к ней королевский лист, но стоило воспалению спасть, как я убирала его, и расковыривала ее по новой. Я не хотела, чтобы этот шрам исчез, словно без него я могла забыть, что со мной было. Словно это можно забыть… там в лесу, я и встретила Ведьму. Она умерла у меня на руках несколько месяцев спустя, прежде научив всему, что знала. Вот такая сказка… Вы сами просили ее рассказать… Еще тогда – в самом начале. Ну вот и узнали вы все о Ведьме… что вам теперь до нее?! Бегите прочь! Бегите, чтобы не испачкаться! Бегите, чтобы не перестать верить! Ведь вам так нужно верить! А мне не нужно ничего! Ни вас, ни жалости вашей…       Она открыла глаза. И неожиданно, она вдруг видела. Словно в белесой пелене перед ней вдруг очутился Торин. И она посмотрела в его глаза.       И она увидела их. Не очень четко, но увидела их выражение, и застывшую в них боль за нее…       О зачем она ему это все рассказала?! Зачем?!       Она резко вскочила на ноги и выбежала из дома.       Она бежала, не разбирая дороги, бежала прочь, как можно дальше – прочь, прочь… она задыхалась, сердце заходилось у нее в груди. Она даже почувствовала, что на груди разошлись какие-то почти зажившие порезы от волка.       Она запнулась за корень и полетела на землю, больно ударившись ладонями. Встать она не смогла, и просто ползла. Прочь…       А потом она словно очнулась. Она была на той поляне, которую ей так хотел показать Торин. Мелодично стучала вода, падая на камни. И вокруг цвели бледно-сиреневые цветы.       Она закрыла нос рукой, чтобы не вдыхать их аромат. Но он уже проник внутрь. И она не могла от него отделаться.       Она задыхалась.       А потом она потеряла сознание.