Долг Короля

      Торин осторожно перенес Аниэ в дом и уложил на кровать, что быстро приготовила для нее Тауриэль. Эльфийка тут же принялась за дело, не оставив прохлаждаться и Торина – велела ему растопить печь, чтобы вскипятить воду.       Она заварила чай, сильно пахнущий мятой и другими травами и, отставила его остывать. Прежде чем разбудить Аниэ, она заново перевязала ее раны, Торин заметил, что за время их путешествия бинты насквозь напитались кровью. Да, если бы она была в сознании, боль была бы невыносимая. Но Аниэ крепко спала.       Закончив, Тауриэль напоила Аниэ чаем.       – Она проснется через несколько минут. Ей будет холодно и больно. Но иначе было нельзя. Путешествие по этим лесным тропам слишком утомительное дело. Вы и сами видели, сколько крови она потеряла.       Торин сел на табуреточку возле кровати. Странное чувство кольнуло его в груди – долгие месяцы здесь – вот так же, на этой же табуретке сидела, надеялась и ждала, что он очнется… сидела Тауриэль.       Он поспешил судить Кили. И подавно он поспешил судить Тауриэль.       Да великий же Махал! Он простил Даина за то, что тот пытался его убить. Простил Дис за все проклятья, что она обрушила на его голову. Он даже Мии простил все, что она сделала. Он простил всех… так неужели ему не простить гнома, которого он любил больше всех в этой жизни?..       Торин понял, что и Кили он уже простил.       Душа его успокоилась. Все, чего он хотел сейчас – оказаться в Эреборе, и чтобы Ведьма была здорова, и чтобы Кили бросился ему навстречу и он, наконец, бы крепко его обнял. А потом соединил бы руки Кили и Тауриэль. Потому что это была настоящая любовь, и кто он такой, чтобы с ней бороться?       Аниэ слабо пошевелилась, а потом дернулась сильнее. Торин вскочил на ноги и опустил руки на ее плечи, не давая ей подняться.       – Тише! Тише! Аниэ! Все хорошо! Это сейчас пройдет… тебе сейчас станет легче! Потерпи!       Но она словно не слышала и не видела его, она рвалась из его рук, силясь вскочить с кровати, хотела убежать…       Тауриэль напоила ее еще какой-то травой. Аниэ больше не пыталась вскочить на ноги, но из глаз ее скользили слезы.       – Все пройдет, милая… все пройдет,– шептал Торин, осторожно гладя ее по волосам.       Она ничего не ответила, закрыла глаза и кажется, заснула.       – Это ничего,– проговорила Тауриэль. – Все прошло лучше, чем я рассчитывала.       – Лучше?       – Да,– коротко бросила Тауриэль. – Уже ночь. До утра она теперь не проснется. Вы можете лечь спать в повозке на улице. Я послежу за Ведьмой.       – Нет,– резко выдавил из себя Торин. – Прошу тебя, не называй ее больше Ведьмой. Ее имя – Аниэ.       – Душа?       – Я бы не хотел, чтобы… – он замолчал. – Та эльфийка, что целила ее у Трандуила, она сказала, что шрам на ее лице можно вылечить полностью. Это правда?       – Думаю да. Я смогу это сделать. Я и тогда так подумала, когда увидела ее в первый раз… этой ране специально не давали зажить, чтобы остался уродливый шрам, который никогда не исчезнет. Но я не буду это делать, если она не согласится. В конце концов, это ее лицо и ее жизнь.       Торин выдохнул и кивнул.       – Когда очнется, я поговорю с ней.       Они ненадолго замолчали. Тауриэль неловко посмотрела на дверь. Торин поймал ее взгляд и качнул головой.       – Я останусь с ней.       – Хорошо,– Тауриэль легко согласилась. Впрочем, после всего, что она уже видела, она ожидала чего-то подобного. – Тогда в повозке посплю я. Если она проснется до утра, дайте ей это травы, – она налила в стакан траву и поставила на стол. – Если ей будет сильно больно… впрочем, тогда лучше разбудите меня.       Торин кивнул. И Тауриэль вышла на улицу.       Он еще немного постоял, смотря на спящую гномку, а потом аккуратно положил подушки на второй половине кровати, чтобы было удобнее сидеть и сел.       – Душа моя… – тихо прошептал он.       Знал ли он тогда, когда давал ей это имя, что оно станет пророческим. Что все нити жизни вдруг сплетутся вокруг нее одной?       Разумеется, не знал. Может, только предчувствовал. Да и это – вряд ли.       Тогда эта гномка была лишь Ведьмой, что что-то знала и не говорила о его племяннике. Тогда это была лишь несчастная душа, которая болела настолько сильно, что он не мог пройти мимо. И он утешил ее.       Как получилось, что он полюбил ее?       Когда?       Торин нахмурился, пытаясь это понять, разобраться… Он узнал, что она не может иметь детей почти сразу. Но теперь это знание ничего не стоило. Во весь этот год, что он раздумывал над словами то Даина, то Двалина о женитьбе… ему бы стоило каленным железом в мозгу своем выжечь, что ему нужна гномка для продолжения рода, и не смотреть на таких как Аниэ.       Но он не мог. Ему нужна была Аниэ.       И этого он тоже не мог понять.       Она – своенравная, гордая, много потерявшая и много страдавшая в своей жизни… Торин ухмыльнулся, понимая, что только что описал этими словами самого себя. Это он был таким – гордым и упрямым. Может поэтому, его так непреодолимо к ней тянуло?       Долг короля – родить Эребору наследника сейчас не стоил ровным счетом для него ничего. Как сказала Аниэ – делайте, что можете, а если не можете – то уходите.       Разумеется, Кили теперь не сможет быть наследником. Ни он, ни его дети – если смилуется Махал над Тауриэлью и пошлет им детей. Но ведь Дис еще молода – она моложе Торина, и у нее есть жених. Здоровый и славный гном. Торин был уверен, что у кого дети точно будут, так это у них.       Ну так и довольно. Дис – эреборская принцесса, это и ее долг тоже. А если бы Торин попросту погиб?! Народу бы пришлось признать в ней свою королеву…       А в чем-то Кили был прав – Торин всегда мечтал вернуть Эребор, но никогда не стремился им править. Может, когда был молод, когда еще жил здесь, и смотрел, как это все устроено, когда смотрел на деда… ему это нравилось. Но столько воды утекло с тех пор. Долг и бремя поглотили его, они лишили всю его жизнь радости. Он не женился поэтому. Не родил себе детей поэтому.       И что теперь?       Оставить Аниэ потому что она не даст ему наследника?       Если бы на то была воля Махала, он бы не нашел ее сейчас у Трандуила, приехал бы к эльфам раньше или позже… если бы была на то воля Махала – Аниэ бы умерла от укусов и когтей волка.       Но вот она и вот он. Делят одну кровать на двоих.       Много что ли нужно времени, чтобы полюбить?              Аниэ тяжело проснулась. У нее болело все тело, словно его скалкой отбили вместо теста, болело лицо и грудь. Она вспомнила, что с ней случилось. Еще она вспомнила, что Тауриэль сказала, что они усыпят ее. Там был и Торин. Она не помнила, чтобы ее будили.       И где она теперь? Они уже доехали до Эребора?       Она попыталась оглядеться по сторонам. Но в комнате было совершенно темно, хоть глаз выколи – ничего не увидишь. Она пошарила руками вокруг себя – кровать довольно большая. Ну и что с того?.. кровати где угодно могут быть. Но вряд ли она еще у Трандуила. Да и темно так бывает только в Эреборе, если заткнуть все световые колодцы и плотно закрыть дверь.       Но здесь не было холодно, как бывает в каменных комнатах Горы. Теплый, свежий воздух окутывал ее вокруг. И пели птицы. И пахло какими-то цветами. Вдалеке раздавались какие-то приглушенные голоса.       – Торин… – прошептала Аниэ и замерла. – Тауриэль! – позвала она чуть громче. – Кто-нибудь! – крикнула она, и тут же схватилась рукой за горло. Было больно. Ах да, Торин ведь сказал ей говорить только шепотом.       Но крик помог – по крайней мере, она услышала шум приближающихся шагов и слышала, как открылась дверь. Но светлее ни стало ни на йоту.       – Аниэ! Как ты?       Она узнала голос Торина.       – Что случилось? – и следом обеспокоенный голос Тауриэль. – Куда ты смотришь?       – Куда можно смотреть в темной комнате? – злобно отозвалась Аниэ, не понимая, почему они не зажгут свет.       – Но здесь светло. Тауриэль, что это значит?       Аниэ почувствовала, как теплые руки эльфийки легли ей на плечи, а следом повернули ее голову, чтобы… что?       – Ты не видишь меня?       Аниэ качнула головой.       – Что это значит? Почему?! Она ведь видела!       – Это не страшно... – начала говорить Тауриэль. В душе Аниэ все перевернулось. Как это не страшно?! Как будто она пальца на левой ноге лишилась, а не глаз. Она хотела тут же об этом сказать, но больное горло не дало ей такой возможности.       – Оно восстановится? – спросил Торин.       – Да, я более чем уверена в этом. Это последствие глубокого сна. Сейчас заживут раны, ты успокоишься, и зрение вернется. Тебе просто нужен покой.       Тауриэль легонько погладила ее по плечу, вселяя уверенность и спокойствие.       – А теперь, Торин, оставьте нас, мне нужно обработать и перевязать раны.       – Я…– начал было говорить Торин, но быстро вышел, оставив их одних.       – Это правда, зрение вернется? – спросила Аниэ.       – Правда. Это не от травы… это от нервного перенапряжения. Трава лишь усугубила его. Сейчас ты придешь в себя, раны заживут, перестанут болеть… ведь никаких травм головы и глаз не было, чтобы это было необратимо… ты пережила нападение дикого зверя и то, что ты осталась жива уже чудо.       – Почему мы не смогли остаться…       – Трандуил узнал обо мне и Кили…       – Он объявил войну? – попыталась пошутить Аниэ, чтобы хоть как-то отвлечься от боли и не думать о глазах.       – Нет. Просто прогнал всех абсолютно гномов. Я положу тебе прохладный компресс на глаза. И… еще одно. Целительница в Лесном королевстве уже начала это делать, но мне нужно твое разрешение.       – На что?       Прежде чем спросить Тауриэль напоила ее какой-то травой, она как целебная шубка укутала ее горло, и боль в горле совершенно прошла.       – У тебя пострадало и лицо. И сейчас вместе с новыми ранами, я могу залечить твои прежние… я могу убрать шрам.       Аниэ отрицательно качнула головой.       – Почему ты так держишься за него? Он – символ твоей прошлой жизни, не будущей. Чего ты боишься? Что станешь красивой? Что все увидят, что тебе не две сотни лет, а одна? Что на тебя начнут смотреть без содрогания и презрения?       – Мне это не нужно.       – А Торину?       Аниэ даже вздрогнула от этого вопроса.       – А при чем здесь Торин? – она пыталась говорить спокойно, но даже шепот ее голоса дрожал.       – Он думает, я ничего не поняла. И ты тоже думаешь, что я не вижу, как он смотрит на тебя? Как он держал тебя за руку? Как, сидя рядом с тобой в повозке, он держал твою голову и плечи, чтобы тебе меньше трясло на ухабах. Я знаю любовь, Аниэ… я вижу любовь.       – Я простая гномка – Ведьма. А он – король.       – Я эльфийка – а он гном. Выдохни. И позволь своей жизни просто идти. Просто живи свою жизнь!       – Я не могу… у него есть обязательства. Он король. Он должен дать Эребору наследника… а я не могу иметь детей.       – С этим сложнее… но ты не решай за него. Его сестра выходит замуж, род Дурина не прервется. Послушай меня, милая… я прожила жизнь гораздо более долгую, чем ты. Я знала мало страданий – это правда. Все, что выпало мне горевать и страдать – это все пришлось на последний год. Но я всегда видела любовь. И я видела, что происходит с теми, кто отрекается от любви. Она посылается нам свыше и не нам решать любить или нет. Если ты сейчас уйдешь, если ты пойдешь и _сгинешь_... ты не подвигнешь Торина выбрать себе детородную красавицу и жить дальше. Скорее, он просто уйдет за тобой.       Может, говоря это, Тауриэль несколько и преувеличивала. В конце концов, долг короля держал крепко. И он, скрепя сердце, все же женился бы без любви. Но в чем Тауриэль не ошибалась – он бы не был счастлив. Так думала Аниэ.       Тауриэль накормила ее и оставила отдыхать. Спокойствие и только спокойствие. Больше сна, меньше напряжения и мыслей.       Эльфийка даже Торина к ней сейчас не пустила, чтобы Аниэ могла спокойно отдохнуть.       Но она не могла отдыхать. Мысли ворошились у нее в голове, ровно муравьи в муравейнике. Как получилось, что Торин пришел ровно тогда, когда ее привезли к Трандуилу? Почему эльфы появились на той тропе ровно в ту минуту, как на нее напал волк?       Как все так получилось?       Почему она так не хочет верить, что это предопределение свыше? Потому что не верует?       А сама ведь сказала Торину, что уверует, если один из двоих жив… ну так, когда она говорила это, она уже знала, что Кили живой. Это было так сказано, чтобы раздразнить Торина…       Аниэ знала, что если бы она ничего не сказала, Торин все равно узнал бы правду – рано или поздно пришедший в себя Кили не смог бы больше бегать. Не от Торина, так от матери… да и если бы Тауриэль забеременела – он бы больше не боялся того, что Торин их разлучит и вернулся бы…       Она мучила Торина только, чтобы он, наконец, сам себя перестал мучить… и что ж – из-за этого он вдруг полюбил ее?       Когда и зачем он полюбил ее? Как вообще приходит любовь?       Когда он держал ее за плечи, давая ей новое имя, когда сражался за ее душу с самой тьмой, что заполонила все ее существо?       Он выиграл эту битву. А ведь он выиграл.       И оттого она так отчаянно хотела умереть, не находя в себе сил жить, как жила.       Он дал ей имя и забрал всю ее прежнюю жизнь.       – Я – Ведьма, – прошептала она со злостью и сама не поверила своим словам. – Я – Ведьма.