Elit

POV Nare

Сколько раз мне разбивали сердце? Сколько раз это было по-настоящему? Ни разу. Все ещё живая, сердце целое, бьется в груди. А всё равно что-то не так. Мои чувства делают его раненным. И они же его лечат. Уже в который раз я замечаю, что мои желания заканчиваются провалом. Я всегда ожидаю чего-нибудь радостного, а взамен получаю горстку пепла. И боюсь в этом ежедневнике страниц не хватит, чтобы всё перечислить. Знаешь, ведь больно бывает не только от любви к парню. Нельзя вообще в принципе любовь приравнивать только к чувству, возникающему между людьми и приводящему к семье. Страдают люди и от любви материнской, а если точнее от ее недостатка. Страдают от любви дружеской, когда ранят друга, а больно тебе. Страдают от любви к братьям, сёстрам, потому что они – все равно что ты. А представь, что творится с сердцем, когда понимаешь, что косвенно являешься причиной боли родного человека? Прошло столько лет с того дня, а я до сих пор не могу простить себя за то, что сделала. Мои благие намерения превратили и так далеко не сладкую жизнь друга в ещё больший ад. И я не раз буду просить прощения. А он не раз прощать. Но как бы он не говорил, что я не причем, внутри меня всегда будет гореть пламя вины и не прощения самой себя. Не зря следователь использовал ресторан «Flamme» для допроса. Она знала какие эмоции он во мне вызовет. Возможно, она хотела таким образом подкинуть первые дрова в мой костёр и напомнить мне это тягучее чувство вины. Напомнить мне, что я виновата. Но я никогда не забывала об этом чувстве. Никогда. Неделя перед моим семнадцатилетием тянулась мучительно долго. Каждое утро я просыпалась с мыслью о том, что скорее хочу пережить этот день и благополучно забыть о нем на год. Особенно меня раздражало, что Вильдан без спроса вечно дергала меня то для выбора платья, то для выбора украшений зала, то для составления списка и приглашений для её высокопоставленных друзей. Ей хотелось навести шумиху из моего праздника, так как скоро должен был выходить второй сезон ее сериала. Простой способ привлечь внимание к своей персоне, пригласить ребят из своего каста и фотографов. Я даже слышала как они говорили о том, чтобы главная пара сериала весь вечер старалась не отходить друг от друга, создавая около себя чарующую иллюзию зарождающейся любви для поклонников. Кто же знал семнадцать лет назад, что мое рождение будет использоваться для пиара и рейтингов? Уж точно не я. В школе уже не так яро обсуждался мой инцидент с Менекше, которая в свою очередь выглядела не лучше бледной поганки. И сейчас я это говорю не из ненависти или желания оскорбить ее. Она действительно выглядела неважно. Вскоре я узнала, что Локи бросил её и тогда в моей голове потихоньку начинал складываться пазл из череды событий, но мне так хотелось тогда убежать от всего, что я просто закрывала на все глаза. Я не могла позволить гнусным интригам сводного брата разрушить мою и так держащуюся на последних соплях семью. Я не хотела быть той, кто подставит свою мать, как бы пренебрежительно я к ней не относилась. Подле Менекше всегда возилась энергичная Эльван, постоянно поглядывающая в мою сторону с неким отвращением. Испугалась ли я ее слов, когда она поклялась испортить мой праздник? Нет. Я просто не представляла, что кто-то в этом мире был способен переплюнуть фантазию Вильдан. Кстати, и новое кафе Йылмаз она выбрала не спроста. Вильдан, конечно, всегда была странной, но далеко не глупой женщиной. Фотографы и журналисты устроили бы прекрасную рекламу для их заведения, а взамен бы наши семьи дружно забыли о том, что произошло между мной и Менекше. Удобно, не так ли? Для взрослых – да, для нас – нет. Так как никакая раскрутка кафе не закрывала собой этот вопрос, стоящий между нами. Я помню как шла быстро по коридору на французский язык, и кто-то толкнул меня, пробежав мимо. Это было двое парней, и я особой обиды не держала. Мальчики любили резвиться на переменах в коридоре. Но не могу не согласиться с тем, что это было крайне невоспитанно с их стороны тогда даже не извиниться передо мной и помочь собрать разбросанные из-за них по светлому кафелю мои тетради. Знаешь, кто мне тогда все-таки помог? Гедиз. С каждым прожитым днём я понимала все больше и больше, что начинаю видеть в этом парне огромный потенциал. Он был смешным, когда шутил с парнями в классе. Он был простым по отношению ко всем. В нем не было высокомерия или вычурного пафоса, которые вполне могли бы быть основными чертами, присущими сыну мэра. В принципе, его старшая сестра Мюге тоже никогда не отличалась задиранием носа или чрезмерной болтовней. Гедиз так просто мог начать разговор из ничего или подойти ко мне на перемене в коридоре, чтобы показать какое-то заинтересовавшее его видео в YouTube. Он постоянно что-то спрашивал и с таким интересом слушал мои ответы, будто перед ним стояла не иначе как лауреатка Нобелевской премии, рассказывающая о новом открытии, способном перевернуть мир. И что самое главное это никогда не выглядело навязчиво. Тогда мне уже не хотелось отмахнуться от него, как от назойливой мухи. Но и быть до конца откровенной с ним я тоже не могла. Я старалась держать между нами дистанцию и физическую, и психологическую. Я до сих пор вспоминаю с особым теплом тот момент, когда мы сидели на лестнице и впервые держались за руки. Знаешь почему? Потому что в тот момент я забылась и почувствовала себя Наре, с которой не случалось насилия. Которой не домогались и которая не боится. Я понимала в глубине души, что мне хочется сделать так, как говорила мама – забыть уже все, отпустить и идти дальше. Но стоило мне сделать шаг вперёд, как страх довериться возвращал меня на два шага назад. Мое тело не принимало чужого прикосновения, потому что я всегда думала о том дне. И вначале я винила себя, что оказалась в такой ситуации. Что это я как-то не так посмотрела, что-то не то сказала, пробудив в безобидном на первый взгляд парне зверя. И когда Гедиз все ещё ненароком приближался ко мне на занятиях, чтобы что-то сказать, я машинально отодвигала голову или пряталась за плечом, съёжившись будто боялась удара. Внутри я уговаривала себя, успокаивала, говорила, что не все такие как Локи. Но боль все равно просыпалась во мне. А уж когда я узнала, что меня использовал он для своих гнусных целей в качестве предлога выгнать Вильдан из дома Сезин, я почувствовала себя ещё хуже. Ведь это получается я не имею никакой ценности? И мое тело всего лишь игрушка в руках непослушного ребёнка? Мне казалось, что я испачкана. И никогда не избавлюсь от этой грязи. Нам с Гедизом пришлось пройти длинный путь, чтобы понять друг друга. Но куда нам было тогда торопиться? Он собрал мои тетради и вызвался помочь донести их до кабинета. Я, конечно же, по классике жанра отказалась, но как оказалось меня никто не спрашивал. Я чуть было оскорбилась, потому что это тут же напомнило мне отголоски маминых закидонов. Но потом я же себе и сказала, что так и надо. Когда парень что-то хочет сделать для тебя приятное, нельзя от этого отказываться. Ты же девочка в конце концов. – Наре, нам нужно поговорить. Я насторожилась, ибо обычно разговоры с таким началом ничем хорошим не заканчивались. Например, именно так начался разговор моих родителей об их разводе. – Да-да? – Почему ты не пригласила Дуду на свой день рождение? – Моя мама всем разослала смс из моего класса, – ответила я, думая о том, почему события вечно складывались так, что около меня и Гедиза всегда проскакивала личность Чандар. Не подумай, что я злилась на неё или недолюбливала. Разве можно так относиться к человеку, который всегда был добр ко мне? Но нас не связывали дружеские отношения. По крайней мере на тот момент. – Яхъе и Дуду не отправила, – у Гедиза был очень серьезный голос. – Я бы на твоём месте подсуетился, потому что это неправильно пригласить всех тех, кто перемывает тебе кости каждый день, и забыть про ту, кто проявила заботу. – Как будто этот праздник был моей идеей, – вдруг вспылила я. – Как будто от меня зависело, что всех этих людей из класса позовут. Как будто я лично раздавала эти приглашения, помахала ими перед лицом Дуду и ушла, а не узнала о них даже позже вас! Подсуетился бы он видите ли. – Я не кидаю тебе это в упрёк. – Нет, ты упрекаешь меня, – я остановилась и посмотрела на Гедиза. – Я не знала, что ее не пригласили, понятно? И не надо мне говорить, что правильно, а что неправильно. Весь мой день рождение неправильный, но я же молчу. – Мне видно тоже стоит заткнуться. Гедиз протянул мне тетради. По его лицу невозможно было ничего прочесть, но я понимала, что перегнула палку, позволив вырваться своей злости на Вильдан на совершенно невинного человека. Я взяла свои тетради, но без особого энтузиазма. У меня опустились плечи и я потеряла былой напор. – Гедиз, я не это имела ввиду, – я проскулила эту фразу словно щенок. Но парень уже закинул свой дипломат на плечо и ушёл. Мне захотелось что-то или кого-то ударить со всей силы так, чтобы выплеснуть наружу все то, что накопилось у меня внутри, и начать спокойно дышать. Ведь я понимала, что больше всего на свете меня душит то, что я ни с кем не могу разделить свои переживания. Я держу их в себе, а люди вокруг только подкармливают их, не давая избавиться. Мне было больно, потому что меня никто не защищал. На меня только нападали. И я уже ненавидела быть дочерью Посла, дочерью известной актрисы, падчерицей крупнейшего бизнесмена. Я ненавидела быть Наре. Уже не только Эльван, но и мне самой становилось тошно от самой себя. К тому же Локи тогда всеми силами пытался подловить меня то в столовой, то в коридоре. И он всегда это делал когда по близости были сёстры Йылмаз. Он нагло лез в лицо, поговаривая, что скоро я сдамся как миленькая. Один раз схватил меня за локоть, но быстро отпустил когда к нам подошёл всё такой же веселый Гедиз с очередной темой для разговора. И Локи, чтобы сделать вид, что мы любящая семья, поставил свою руку мне на плечо и хотел приобнять, но я, не помня уже что пробормотала, просто рванула вперёд и спряталась в женской уборной. Я даже подумывала о переводе в другую школу, но в мыслях сразу всплывали слова Гедиза, что если я убегу или спрячусь значит я трусиха. А мне и правда хотелось верить в то, что я смелая. На следующий день я подловила Дуду в раздевалке, где мы оставляли свою верхнюю одежду. В Стамбуле потихоньку начинала просыпаться осень. Признаюсь честно, мне всегда нравился образ Дуду. Эти яркие ленточки в ее волосах, ухоженный вид, улыбка не сходящая с её лица и та самая женская привлекательность, мимо которой не могли пройти парни и которой лишена была я. Она всегда была открытой с высоко поднятой головой, а я всегда пыталась закрыться в себе. Я словила себя на мысли, что Дуду куда больше подходила на мою роль, чем я. – Дуду, произошёл какой-то сбой в рассылке сообщений. К сожалению я узнала об этом только вчера, поэтому спешу все исправить. Я жду тебя на своём дне рождении. И пожалуйста не отказывайся. – Тебе сказал Гедиз? – Дуду свела брови на переносице. – Да. Знаешь, он о тебе много думает, – я выдавила из себя улыбку. Я пыталась тогда доказать себе, что не ревную к Гедизу, как к парню. Но внутри меня все же было какое-то странное чувство. Мы с Дуду вроде и не сражались за его внимание. Он сам одаривал нас обеих им. Не знаю как у неё, но у меня, как и у любой девочки в шестнадцать лет, зарождалось чувство собственности. Оно было крошечным как песчинка, но все же было. То что Гедиз подбадривал меня, разговаривал со мной, смеялся, делало в моих глазах меня особенной. Но когда я видела его отношения с Дуду, где они были ещё более веселые и расслабленные, понимала, что никакая я не особенная. Он со всеми такой. А сам факт того, что Дуду поделилась с ним своими переживаниями о приглашении, лишний раз доказывало мне то, что они были куда уж больше близки, чем я с ним. – Не говори глупости, – ответила брюнетка, покачав головой. Но я заметила как она с трудом сдержала улыбку. – Задумайся, – сказала я, а сама про себя мечтала, чтобы она думала о чем угодно только не об этом. – В общем, я правда буду рада тебя видеть. Вечеринка будет в масках, так что это отличный повод перенести твою яркую личность на неё. Сделай так, чтобы я узнала тебя из тысячи, – я улыбнулась ей уже действительно искренне. Учитывая, сколько раз она была ко мне добра, я не могла держать на неё какие-то обиды или злиться. – Постараюсь, – Дуду энергично закивала. Но знаешь, что меня повергло в шок? Она обняла меня. Я опешила от происходящего, стояла первые пару секунд с опущенными руками, а затем медленно подняла их и по-дружески похлопала её по спине. Я была приятно удивлена. Это были мои первые дружеские объятия, которые я никогда не забуду. В тот же день я пришла на первое занятие и увидела, что Гедиз все ещё сидел на своём месте в телефоне. Наверно, во что-то играл. Меня тогда обрадовал тот факт, что он демонстративно не пересел за другую парту, чтобы не общаться со мной. Я набрала как можно больше воздуха в легкие и пересекла кабинет. Дойдя до парня, я протянула ему маленькую плюшевую панду размером с ладошку. Он абсолютно непонимающим взглядом прошёлся по ней, а затем также поражено уставился на меня. Мне было тяжело словами или действиями передать свои чувства к кому-либо, поэтому я решила сделать это как можно быстрее и на выдохе: – В 1972 году президент США Никсон с супругой прибыли в КНР с визитом. Премьер Госсовета Чжоу Эньлай преподнес от имени китайского народа американскому народу очень ценный подарок - двух панд, по кличке "Лин Лин" и "Син Син". Когда оба медведя прибыли в государственный зоопарк в Вашингтоне, 8 тысяч американцев встречали их, стоя под дождем. Только за первый месяц зоопарк посетило более миллиона человек, приехавших туда за тем, чтобы взглянуть на панд. Это так называемая «пандовая дипломатия», когда китайский народ дарил панд странам, с которыми происходило «потепление отношений», – протараторила я. Гедиз уже было раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но не стал. Он также быстро прикрыл его и почесал затылок. Я же перевела взгляд в потолок, предполагая, что это был все-таки не лучший способ помириться. Ещё бы энциклопедию про панд ему принесла, чтобы уж добить окончательно потоком несвязной болтовни. Почему нельзя было просто попросить прощения и всё? Вечно я всё усложняла. Но от мыслей меня отвлёк Гедиз, который взял панду из моих рук и с интересом начал рассматривать её. Он ухмыльнулся и мне стало ещё больше не по себе, потому что я подумала, что он смеётся надо мной. Но Гедиз поднял пандочку около своего лица так, что они теперь вместе уставились на меня своими темными глазами, и спросил: – Син-Син или Лин-Лин? Я тут же облегченно выдохнула и так заулыбалась, что у меня аж разболелись щеки. – Син-Син, – ответила я, а он кивнул мне и также улыбнулся. Ты, наверно, уже порядком устал от моей предыстории, но я не могу обойтись без неё. В том учебном году я уже не так вела дневник как хотелось бы. И я до конца даже с ним не была честной. И тебе к сожалению с самого начала я поведала лишь часть правды. Но я чувствую, что должна наконец-то освободить себя от воспоминаний и посмотреть на них по новому, не закрывая глаза на ранящие меня моменты. Обещаю, что расскажу тебе о своей настоящей жизни в Лондоне и тех событиях, произошедших незадолго до моего отъезда. Но я не могу упустить свою историю, связанную с рестораном «Flamme». *** Я даже не выбирала сама себе платье, каждый наш поход в магазин заканчивался ничем. Его под конец уже купила для меня Вильдан, основываясь на своём вкусе. И было бы неправильно с моей стороны сейчас сказать, что оно мне не шло. Моя мама всегда разбиралась в тканях, в фасонах, в моде. Не даром она прошлась по стольким красным дрожкам и красовалась в качестве телеведущей на крупных премиях. «Flamme» оставил у меня изначально приятное впечатление. Согласно легкому и озорному стилю рококо ресторан позволял нам окунуться с головой во Францию 18 века. Все было таким светлым, воздушным, розово-голубым с большим количеством белоснежных орнаментальных деталей. И образ мой был не менее интересным. Мои непослушные кудри уложили в аккуратные голивудские волны. Мой наряд небесно-голубого цвета делился на две части. Верхняя представляла собой топ с коротким рукавом, обшитый кристаллами сваровски и японским бисером. Юбка же была однотонной, струящейся водопадом в пол. Весь акцент изначально был поставлен только на топ с ажурным шитьём, который слегка приоткрывал взору окружающих мою тонкую талию. Я всегда была достаточно худенькой девочкой, и чаще всего мне эта худоба казалась какой-то грубой, острой, вызывающей жалость и желание меня покормить. Но тогда я впервые почувствовала себя легкой, а своё тело женственным. В глубине души появилось одновременно странное и пылкое желание, чтобы меня в этом наряде увидел Гедиз, потому что это совсем не было похоже на то, какой он видел меня каждый день. Я чувствовала себя настоящей нереидой – нимфой кристально-чистого моря, а уж бирюзовая маска чем-то напоминающая форму бабочки лишний раз подчёркивала необычность образа. Я встречала вместе с мамой и папой, который отлучился от своих дел ради меня, гостей, прибывающих нескончаемым потоком. Но высматривала в толпе я только троих, заставляющих меня томно ожидать встречи. Акын стоял подле меня, одетый в классический костюм, напоминающий чем-то Эдвардианскую эпоху в Англии. А почему бы и нет? Мой день рождение вполне бы мог сойти за бал-маскарад. И Акын чудесным образом в него вписывался: сюртук, белая накрахмаленная рубашка, галстук, двубортный жилет, карманные часы, белый нагрудный платок. А его белая маска, на которой были нарисованы монокль и усы, в отличие от моей закрывала полностью все лицо. Как только прибыли все те, кто были интересны Вильдан, она тут же подтолкнула меня и Акына в центр зала, чтобы мы занимали гостей. Как вы поняли на остальной список ещё не прибывших ей было откровенно наплевать. Эльван я сразу узнала в толпе. Её платье винного цвета было каким-то грузным и тяжелым, а о прическе вообще молчу. Ее маску сверху украшали веером длинные перья. И если она хотела приравнять себя таким образом ко льву с пышной гривой, то вышел как всегда пафосный павлин. А может все было не так уж и плохо, просто мое отношение к ней отражалось в искаженном восприятии? Менекше же выглядела менее вычурно, чем сестра. У неё было атласное ярко-синее платье с запахом в пол. Серебряная маска прикрывала только глаза. Волосы были собраны в элегантную прическу на бок. И мне понравился ее образ. Она выглядела куда красивее и аристократичнее своей двойняшки. И да кошка, пробежавшая между нами, была злее и бешенее той, что придумала себе Эльван. Значит мой конфликт с Менекше не закрывал мне глаза на ее красоту, а что же было с другой сестрой? Она на самом деле выглядела не очень, вот и все. Локи все бродил из угла в угол с очередным бокалом шампанского в руках. Торжество ещё не началось, а он уже был пьян в стельку. Я бы не удивилась, если бы он делал это специально для фотографов и журналистов, чтобы все вокруг говорили о возможных проблемах сына бизнесмена Керема Сезина. Менекше все в роли матери бегала за ним и пыталась отбирать бокалы, но он то толкал ее, то что-то невнятное говорил. Я не понимала, почему после расставания она все ещё так пеклась о нем. И почему после его отношения не отступала и хотела его спасти от самого себя. Где-то через полчаса я должна была танцевать с братом медленный танец в честь моего семнадцатилетия. Это по мнению Вильдан должно было выглядеть невыразимо мило и трепетно со стороны, ведь люди любят смотреть за тёплыми отношениями брата и сестры. Но я боялась, что пьяный Локи мог подхватить меня за руку и вытащить танцевать с ним – ведь он тоже по сути был мне названным братом. Поэтому я старалась держаться либо близко к Акыну, либо подальше от Локи. Я безумно нервничала в тот день, но держалась стойко и радовалась, что маска скрывает мое волнение. Я все искала глазами Каврука, но не находила. Повсюду играла музыка, заглушающая часть из того, что мне говорили гости, поэтому я просто улыбалась и кивала им головой. Я думала о Дуду и пыталась увидеть в масках ее почерк, но ничего даже близкого к ее натуре не смогла рассмотреть. Я уже начала заламывать пальцы один за другим от нервов, пока не обернулась и не увидела в дверях его. Семья мэра считалась также одной из главных приглашённых. Вильдан тут же побежала их встречать, по дороге показывая мне последовать ее примеру, но какие-то неведомые мне силы не давали мне сдвинуться с места. Мои руки будто сами по себе потянулись к маске и сбросили ее с моего лица, а затем тут же начали поправлять волосы, заводя пряди за уши, убирая излишнюю лохматость и раскладывая каштановые волны на хрупких плечах. Могу ли я сейчас расценивать это как то, что я боялась, что Гедиз не узнаёт меня в маске? Да. На нем был одет чёрный атласный костюм с такой же чёрной рубашкой поверх которой красовалась золотая цепочка. На запястье были надеты серебряные часы с лимонным циферблатом, в руках он держал маску, а глаза его скрывались за его любимыми очками с лимонными линзами. Он выглядел и небрежно, и элегантно одновременно. Гедиз снял очки и осмотрел меня восхищенным взглядом, от чего я почувствовала как мои щеки начали гореть. Но я не отворачивалась, не смотря на смущение. Уголки его губ вздрогнули в загадочной ухмылке сродни Чеширскому коту, он медленно кивнул мне в знак приветствия, а затем надел маску, на которой были изображены в шахматном порядке золотые и чёрные ромбы. И больше в этот день я не видела его лица. Кто-то из гостей отвлёк меня со своими поздравлениями. Другие начали просить сделать фото на память. Я закружилась в водовороте гостей и застряла в нем, словно в Бермудском треугольнике. Госпожа Йылмаз вечно подходила ко мне с официантом и блюдами, смех у неё был такой же звонкий и режущий слух, как у Эльван. Она зазывала фотографов и просила меня сказать своё мнение о кухни в ресторане. Я думала за вечер у меня язык отсохнет столько болтать. И я надеялась, что одним из тех, кто захочет поговорить со мной будет Гедиз, но на него я так ни разу и не наткнулась. Вырвала меня из омута Вильдан, которая схватила меня за руку чуть сильнее обычного и повела за собой. Я думала, что мне снова нужно с кем-то поговорить или сделать очередное фото, но мои ожидания оказались ложными. Мы вышли с ней за пределы торжества и оказались в небольшой пристроенной к залу комнате, где обычно переодевались или готовились к выступлению музыканты. Я непонимающе посмотрела на Вильдан. В груди у меня закралось чувство страха, что я что-то сделала не так, и она злится на меня. Но вместо гнева я рассмотрела на ее лице тревогу. Она не злилась, а была чем-то удручена. – Что случилось? – спросила я. – Я даже не знаю с чего начать, – я впервые в жизни видела, чтобы Вильдан подбирала слова, разговаривая со мной. – Пока до тебя не дошли эти слухи от других, лучше тебе обо всем расскажу я. Я насторожилась, услышав ее слова. Неужели что-то связанное с Кавруком? – Гедиз сбежал с твоего праздника из-за Дуду, которая не пришла. Его родители просто в бешенстве от его легкомыслия, а все кругом только и говорят о новоиспечённой золушке, – Вильдан фыркнула на последних словах. – Я, конечно, попытаюсь сделать все возможное, чтобы новость не попала в прессу, но ничего не обещаю. Я видела, как ты смотрела на этого парня. Мы правда давно с тобой не говорили по душам, но мне показалось, что он тебе нравится. – Тебе показалось, – резко перебила ее я. – Не парься по этому поводу. С одной стороны я понимала, что на меня нахлынула жгучая обида на Гедиза. А может в тот момент я начинала ревновать его к Дуду, как парня, который мог бы быть симпатичен мне. И тут он у всех перед носом сбегает с моего дня рождения ради другой. Но и сердце внутри меня трепетало от того, что мама впервые отнеслась ко мне с пониманием и захотела помочь, а не оскорбить. Однако это чувство было недолгим. – Слушай, я парюсь из-за многих событий к чему может привести этот необдуманный побег, но в первую очередь меня волнует твоя неадекватная реакция, поэтому если хочешь покричать или поплакать, то сделай это сейчас пока мы не на глазах у фотографов, – Вильдан взяла одну из сигарет на тумбочке и подожгла ее. Едкий дым ворвался в мои легкие, словно разочарование, и я закашлялась. – А этот случай пусть послужит тебе уроком, милая. Он все это время использовал тебя, чтобы подобраться к другой девчонке, а ты уже разинула рот да влюблёнными глазами осмотрела его с ног до головы. Думаешь, мне не было семнадцать? Я как раз тогда встретила твоего отца. И как видишь он оказался далеко не последним моим мужем, не смотря на то что я родила тебя ему в восемнадцать. Вильдан делала затяжку одну за другой, а я как могла отмахивалась от дыма, представляя, что таким образом отмахиваюсь от ее слов. – Я ещё когда увидела эту Дуду с Гедизом в больнице сразу поняла, что что-то тут не чисто и не прогадала. Да и чему тут удивляться, что он побежал за ней вместо тебя? Даже это платье, которое на тебе, не сделает из гадкого утёнка лебедя. – Гадкого утёнка? – ошеломлённо переспросила я. – А ты считала себя феей? – Вильдан выпустила клубок дыма. – Дуду яркая, красивая, с харизмой. И все это не смотря на отсутствие богатства. А тебе что мешает быть такой же? Вечно эти лохматые волосы. Ты даже макияж не делаешь, чтобы лишний раз скрыть свои бездонные мешки под глазами. Ты думаешь мальчикам нравятся девочки с таким болезненным видом, будто проснулись под мостом и забыли умыться? Сколько бы я не пыталась тебя перекроить, ты всегда была страшненькой. Скажи спасибо своим родителям, что он вообще общался с тобой. Ты была отличным прикрытием, чтобы отвлечь внимание окружающих от его интрижки с девчонкой из неблагополучного района. Вы когда-нибудь ощущали на себе удары, которые не были на самом деле сделаны? Мне казалось, что после услышанного я стояла вся в синяках. Изломанная никому ненужная кукла, место которой на самой высокой полке в компании с пылью и пауками. Меня словно отхлестали со всех сторон и выбросили в мусорку. Что для всех означает слово мама? То что никогда не означало для меня. Она высасывала из меня самооценку, высказывала свое недовольство, не была опорой, не ловила меня, когда я падала. Её ни капли не коробил тот факт домогательства со стороны Локи в мою сторону. Она в первую очередь выставила во всем виноватой меня. И даже сейчас когда она по сути должна была сказать мне ободряющую речь, что ни один парень не стоит моих страданий, она опустила меня ниже плинтуса, снова выставив в случившемся собственным палачом. Я почувствовала как по щеке скатилась горячая слеза и я медленно, неуверенно стёрла её. У меня дрожали колени. – Ну все успокойся, – холодно бросила Вильдан и потушила сигарету. – Время вашего танца с Акыном. Она подхватила меня за локоть и открыла дверь. Я успела только сделать глубокий вдох, чтобы потушить в себе рвавшиеся наружу всхлипы, прежде чем на меня снова обрушились гости со своими поздравлениями и неинтересными вопросами. Вильдан следовала намеченному сценарию и отвела меня в середину зала. Гости разошлись по сторонам, образовав круг. А я стояла и размышляла о сказанном Вильдан. Гедиз использовал меня, чтобы отвлечь внимание от Дуду. Он пришёл ко мне в больницу вместе с ней и вместе с ней ушёл, он болтал с ней в коридорах, провожал её до дома. И даже тогда на уличном рынке он очень быстро и без лишних вопросов посадил меня в такси. Неужели это все потому что где-то поблизости была Дуду, и он хотел от меня избавиться? А эта история с приглашением. Он скорее побежал заступаться за неё и просить пригласить ее тоже. Значит ли это, что он хотел провести с ней под шумок время в ресторане? Насладиться ее красотой и креативом. И вот же ж совпадение, не увидев её здесь, он просто напросто сбежал, потому что ему без неё здесь делать было нечего. Моя маска в форме бабочки скрывала лишь часть лица, открывая взору гостей мои подрагивающие губы. Мне хотелось закричать, заплакать, сбросить с себя эту маску и попросить хоть кого-нибудь меня понять. Понять мою боль, пожирающую меня изнутри. Сказать всем, что я больше не хочу играть. Я хочу быть настоящей. По залу пронеслась чарующая мелодия предстоящего медленного танца брата и сестры. Я подняла голову и не увидела Акына перед собой. Я стояла совершенно одна на глазах у гиен, готовых наброситься на меня в любую минуту. А больше всего я боялась, что откуда не возьмись из толпы вылезет пьяный Локи и полезет ко мне при всех обниматься или ещё чего хуже, чтобы доказать всем факт домогательства таким манером. Я стала оборачиваться по сторонам и часто дышать от нехватки воздуха в легких. В глазах помутнело от подбирающегося страха. У меня закружилась голова. Я прекрасно понимала, что во мне тогда просыпалась паническая атака. И в тот самый момент когда я пошатнулась и уже готова была упасть, всегда сильные и надежные руки брата подхватили меня, и я, увидев эту смешную маску с моноклем и усами как у Эркюля Пуаро, спокойно выдохнула. Одну руку он расположил у меня на спине, другой взял мою холодную ладонь в свою горячую. Какое-то время мы качались в танце очень медленно, думаю не только я, но и он боялся, что у меня может ещё сильнее закружиться голова. Я смотрела нам под ноги и наблюдала за тем, как развевалась ткань моего нежно-голубого платья. «Даже это платье, которое на тебе, не сделает из гадкого утёнка лебедя» Я зажмурила глаза. «Вечно эти лохматые волосы. Ты даже макияж не делаешь, чтобы лишний раз скрыть свои бездонные мешки под глазами» Я едва заметно начала качать головой, надеясь, что эти мысли исчезнут, а не начнут угнетать меня ещё сильнее. «Ты была отличным прикрытием, чтобы отвлечь внимание окружающих от его интрижки с девчонкой из неблагополучного района» Я подняла подбородок и посмотрела на Акына. Я и не замечала раньше, что у него в этой маске практически не видно было глаз за тонкой сеткой. Неужели он вообще хоть что-то видел через неё? – Ты знал, что Гедиз сбежал из-за Дуду? – внезапно для самой себя заговорила я. – Сбежал, понимаешь? Он даже не подошёл за это время ко мне на пять минут для простого поздравления. Быть собой уже недостаточно, так ведь? От того что мне тяжело быть открытой, это ведь не значит, что внутри меня ничего нет. Ты тоже считаешь, что я не достойна внимания? Акын покачал головой в знак протеста. – Зачем я у тебя спрашиваю? Ты же мой брат и не можешь ответить иначе. Зато моя мама не скупиться в выражениях. Помнишь, три года назад я была с ней летом неделю в Пхукете? Я тогда вернулась и сказала тебе, что все прошло прекрасно, но ты остановил меня и ответил: «Когда будешь готова рассказать правду, мы поговорим. А врать не надо», – я прикусила губы, чтобы усмирить дрожь в них. – Акын, мне здесь нравилось только по одной причине. Я даже на секундочку, понимаешь? Буквально на секунду вообразила себе, что Гедиз пришёл сюда из-за меня. Я так боялась сглазить эту мысль. Я защищала её даже от самой себя, но не помогло. Я – никто. И Вильдан всегда была права, говоря, что от меня никакого толку не выйдет. Знаешь, мне кажется я никогда не оправдаю ее ожиданий. Я помню, что тогда я сокрушенно положила голову Акыну на плечо и тихо заплакала. Я обхватила его руками и слегка сжала пальцами ткань от сюртука. Он в ответ обнял меня и опустил подбородок так, что наши лица стали очень близки друг к другу и если бы не маски, мы бы танцевали буквально щека к щеке. И мне было так хорошо в объятиях брата, что не хотелось выходить из них. – Только не говори Гедизу об этом, ладно? – попросила я. – Я не хочу, чтобы он знал об этом. Мне будет очень стыдно, если это всплывёт. Как он демонстративно сбежал, так и я сбегу пока у меня не появились к нему чувства. Но Акын снова не произнёс ни слова. Меня это насторожило, но после я предположила, что здесь просто не на что было отвечать. Будь я на его месте у меня бы тоже пропал дар речи. Мы медленно вальсировали, а фотографы снимали нас со всевозможных ракурсов. Кто-то вроде потом выставлял видео с нашего танца в инстаграм с подписью «сестра заплакала во время медленного танца с братом», а кто-то предполагал, что нас связывают уже далеко не «родственные» отношения. Но мне было на этот счёт все равно. Я понимала, что никто кроме Акына не поймёт меня и не защитит. Кому я ещё могла сказать о случае с Локи? Правду о Вильдан и наших, мягко говоря, натянутых отношениях? Но с другой стороны какое я имела право взваливать на его плечи свою беду? И именно эта неопределённость сыграет ещё ни раз со мною злую шутку. Мне всегда легче было молчать, чем говорить. Я уже не помню сколько ещё мы так вальсировали, но помню до сих пор тот звук бьющегося стекла от некогда хрустального фужера и крик Эльван. Как с неким скрежетом прервалась музыка, а все вокруг попятились в разные стороны от неё и худого бледного парня напротив, с которого она сорвала маску. Мы тут же с Акыном оторвались друг от друга. Все взгляды были направлены в одну точку. Меня словно облили холодной водой, когда Йылмаз иступлено завизжала: – У него же ВИЧ! Каврук моментально съежился от слов Эльван, будто надеялся, что станет невидимым. На секунду мой мозг словно отключился, выражая протест услышанному и увиденному. Но после я, не задумываясь, бросилась с места, чтобы скорее закрыть его собой, спрятать и высказать все, что я думала об этой стерве, готовой оклеветать человека, который ничего плохого ей не сделал. Но меня тут же схватила за локоть Вильдан и потянула назад. – Отпусти меня! – закричала я, но она упорно продолжала делать своё, не обращая никакого внимания на мои просьбы. – Я сказала отпусти меня сейчас же! Эльван врет! Врет! Она клеветница, – не переставая, твердила я в толпу. Но все вокруг повторяли только одну и туже фразу: «у него ВИЧ?», «что здесь забыл человек с ВИЧ?», «мы же могли заразиться случайно, о чем вы думали, когда впускали его?». – Уведите его немедленно, – скомандовал мой отец, и охранники тут же схватили бедного Каврука, побледневшего ещё сильнее, чтобы вытолкать его как последнюю дворнягу. Вильдан так сильно впилась в мою руку, что после у меня даже остались следы от ее ногтей. Она что-то постоянно говорила мне, но я не слушала её. Я столько кричала в тот момент, чтобы Каврука не трогали, что у меня аж сел голос. Я видела, как отец Эльван так же схватил её за локоть и что-то недовольно прошипел ей. Неожиданно для всех Акын достал из-под сюртука чёрный пистолет и указал им на охрану. Все тут же затихли, и я в том числе. Папа сделал шаг вперёд, но передумал дальше что-либо предпринимать, когда Байдар направил пистолет на него. Кто-то из гостей ахнул, а кто-то скорее старался запечатлеть это зрелище на камеру. Вспышки фотоаппаратов в какой-то момент испортили мне видимость. Но то, что все стояли, затаив дыхание, я не сомневалась. Акын стремительно бросился в тот угол, где охрана держала Каврука, и показал им жестами, чтобы они отошли от него. Я не сразу полюбила Байдара, когда он вошёл в наш дом новым жителем. Но я с уверенностью могу сказать, что в тот момент я любила его так сильно, как никогда раньше. Охрана покорно отпустила Каврука, Акын же ни на секунду не опускал свой пистолет, который я искренне не знаю откуда он взял, и, схватив Омера за локоть, повёл того к выходу. Хоть о чем-то тогда от части мое сердце не болело. Я знала, что Акын не сделает ему больно. А в голове все проносилось: «Что я натворила?». – Ты наглая врунья, Эльван! – осипшим голосом, взревела я. – Идиотка, – по-моему что-то в этом роде ответила мне Йылмаз, а затем посмотрела на своего отца. – Скажи всем почему Каврука отчислили из нашей школы. Пусть все знают, что бедным среди нас не место! Они переносчики этой заразы! – Лгунья! – крикнула я. – Она не врет, – господин Йылмаз прожег Эльван испепеляющим взглядом и громко на весь зал произнёс: – Каврука Омера действительно исключили из школы «Yildiz» в связи с тем, что он является ВИЧ-инфицированным. Я не могу тебе поведать, что было дальше, потому что, услышав эту фразу, я вспомнила как Каврук был одет на рынке, чтобы ни в коем случае не контактировать с продуктами, и то, как он боялся находиться со мной рядом. Перед глазами одна за другой проносились чёрные мушки. Колени непроизвольно подогнулись. И я потеряла сознание. Тьма поглотила меня, а вместе с ней вина, словно липкая смола, заполонила мое тело. Из-за меня жизнь Каврука должна была превратиться в сущий ад. Я понимала, что если раньше из-за незнания людей он имел хоть какую-то работу, то сейчас из-за страха никто не захочет давать ему возможность зарабатывать на хлеб. А ведь он жил совсем один со старым дедушкой, который не ходил уже и не разговаривал. И если работа заставляла его чувствовать себя хотя бы близко похожим на обычных людей, то я лишила его даже этой возможности. Я до сих пор ненавижу себя за это. Я до сих пор не могу этот кусочек приклеить к своему сердцу, чтобы оно стало целым. Я не заслуживаю этого. Очнулась я уже лёжа на своей кровати. Да-да, прямо здесь, где я сейчас пишу об этой истории. Сколько же эти стены повидали за тот год. Сколько же выдержали и не рухнули под гнетом воспоминаний. Я словно заново переживаю ту самую сцену, когда Вильдан с психом открыла дверь, за которую недавно держался Акын, чтобы не упасть. Я тогда резко поднялась с постели и тут же пожалела о своём решении, так как у меня моментально закружилась голова. – Мы с твоим отцом целое состояние отдали журналистам, чтобы они не публиковали этот инцидент с Кавруком, – пригрозила пальцем Вильдан. – Но знай, что всем закрыть рот мы все равно не сможем, – она схватилась за волосы, несколько раз прошлась по комнате из стороны в сторону. – Какой придурок вообще провёл его в ресторан? Я всю шкуру содру с того, кто испортил этот вечер, дав моему сериалу такой грязный пиар. – Это была я. Вильдан так круто повернулась на месте, что часть её уже не таких густых светлых волос попала ей на лицо. Я ещё никогда не видела столько ненависти в ее глазах по отношению ко мне. – Повтори. – Это была я, – уже более громко и с вызовом ответила я. Вильдан с такой молниеносной скоростью подошла ко мне и схватила за плечи, что я аж почувствовала непреодолимый страх от возможного исхода событий, зависящего от того, что она способна была сделать. Но где-то в глубине души я надеялась, что материнское нутро пересилит всякое недовольство. – Ты вообще головой своей не соображаешь? Что ты за разочарование такое? Ты не могла хотя бы один день подумать о своей матери?! Гадкое ты создание! Ты хоть понимаешь, что на нас могут подать в суд за неосмотрительность, если кто-то заболеет? Дура неотесанная! – с каждым словом она все сильнее трясла меня. Я с трудом вырвалась из её цепкой хватки и закричала: – Хоть раз? Хоть раз?! Да я все время думаю только о тебе. Я могла столько раз перейти тебе дорогу так, что ты стерлась бы в порошок, но я подставляю вместо тебя себя! Я с ума схожу, понимаешь? Схожу с ума, потому что ты холодная эгоистка, пляшущая около своего мужа и готовая ради него пол облизать, лишь бы остаться жить в его особняке! Ты поверишь мне, если я скажу, что прямо сейчас я снова ощутила ту жгучую боль от пощёчины, которую мне со всей дури влепила Вильдан? Кожа вспыхнула от удара с былой силой, а я все такая же огорченная и опустошенная нахожусь в этой комнате, с горечью вспоминая о том, сколько раз я получала от неё ни за что. Какие бы слова я ей тогда не сказала, все это было правдой. И её абсолютно лишённая адекватности реакция подтверждала это. Подумала ли я в тот момент, что ненавижу её? Совру, если скажу, что нет. Но в моей голове настолько сильно засела мысль о том, что мать есть мать какой бы она не была, что я готова была саму себя отругать за такие скверные мысли в ее сторону. В глазах защипало от соленых слёз, когда перед ними снова пронеслась та сцена с изорванным в клочья платьем и сломленной маленькой девочкой, сходившей потихоньку с ума от несправедливости по отношению к ней. Но, знаешь, она не только сломалась в ту ночь. В ту ночь она возродилась вновь с пылающим желанием в груди доказать всем, что она не так проста кажется. Она собиралась отрастить собственные крылья, вне зависимости от кого-либо, и взлететь, покорив себе облака. А вот получилось у неё или нет я не знаю до сих пор. Потому что сколько бы раз она не взлетела, столько же раз ее крылья безжалостно обрубали.

Конец октября, 2014

Акын буквально тащил за собой Каврука, постоянно оборачивающегося назад на крики Наре. Он шёл не так быстро, как Байдар, но не сопротивлялся, потому что прекрасно понимал какая удача даже в такой сложный момент свалилась на него в качестве сводного брата подруги. Ведь охрана бы с ним вообще не церемонилась. Она бы не задумываясь выкинула его из парадных дверей, и ей бы было плевать на крутую лестницу, по которой он мог скатиться и обо что-то удариться. А он не мог позволить себе болеть даже обычной простудой, не то что получить серьезную рану, вряд ли закончившуюся не его скоропостижной кончиной. Он мало, что понимал в ВИЧ, но знал, что из-за отсутствия денег на лечение ему осталось недолго. Акын уверенно продолжал держать пистолет, чтобы к ним никто не посмел подойти. Но если углубляться в чувства охраны, то можно было бы без сомнения найти в них страх, который был больше перед Кавруком и его болезнью, нежели перед пистолетом в руках восемнадцатилетнего мальчишки. Каврук на ватных ногах спускался по лестнице, несколько раз чуть не споткнувшись, но его крепко держал Акын за руку. – Она не виновата, – уже уставшим и запыхавшимся голосом, произнёс Омер. – Она хотела как лучше. Акын безмолвно кивнул парню. На улице уже вовсю царила глубокая ночь, что играло на руку неожиданному спасителю нуждающегося в помощи. Они пересекли высокую и изящную калитку, а затем продолжили свой путь дальше по освещённой фонарями улице. По дороге все ещё проносились машины одна за другой. Стамбул никогда не спал. Каврук же не понимал, куда ведёт его Акын, и поэтому слегка занервничал. Пройдя один квартал, они завернули за угол, где уже никто не мог их найти или увидеть. – Акын, пожалуйста, вернись назад, я боюсь за Наре, – взмолил Каврук, но затем сразу замолк от удивления, когда его спаситель снял маску и под ней оказался совершенно незнакомый ему человек. – Кто ты такой? – Твой ангел-хранитель, – усмехнувшись, ответил парень. Он резким движением сорвал с себя галстук и расстегнул первые две пуговицы рубашки. – Аллах-Аллах, я думал, что ещё чуть-чуть и задохнусь. Ну и модник, конечно, Акын. Теперь пришла очередь играть в молчанку со стороны Каврука, который не переставая рассматривал с неприкрытым интересом своего спасителя. А ведь он действительно по комплекции очень был похож на Акына: высокий, стройный, с безупречной осанкой. Да и цвет их волос если и отличался друг от друга, то только по оттенку, который мог бы различить человек с художественным взглядом, но не простой смертный, которому на такие нюансы все равно. Но а закрывающая полностью все лицо маска только ещё сильнее путала и вводила в заблуждение. – Лучше скажи мне, как ты? – спросил незнакомец. – Прости, если сильно схватил за локоть. Это нужно было для правдоподобности. Но как бы он не старался разговорить собеседника, тот молчал, прокручивая в голове варианты, как такая подмена смогла сойти за истину? И почему этот на редкость веселый парень, вышедший из сливок общества, защитил его – бедного парня, загрязнённого не только своим социальным положением, но и страшной болезнью? А уж когда он непринужденно протянул Кавруку руку для пожатия, тот совсем оторопел от удивления. Он и не брезгует? – Гедиз, – только и произнёс шатен. Каврук неуверенно протянул трясущуюся от слабости и усталости кисть и, даже не смотря на тусклое освещение, смог рассмотреть руки этого парня – чистые, аккуратные, аристократичные. Не то что его с многолетними мозолями от нескончаемой работы за копейки, чтобы прокормить хотя бы булкой хлеба себя и дедушку. Гедиз пожал руку Кавруку и дружелюбно улыбнулся, излучая своими глазами искренние доброту и сострадание. – А где Акын? – вполголоса спросил Каврук. Гедиз почесал затылок и осмотрелся по сторонам. – Знаешь, где живет Дуду Чандар? Конечно же, Каврук знал, потому что они с Дуду были бывшими одноклассниками и частенько возвращались вместе домой со школы. Он считал её невероятно яркой и амбициозной девушкой, живущей совсем в неподходящем для неё месте. А кому вообще подходила бедность? Гедиз похлопал Каврука по руке, а затем завалился ему на плечо в стиле лучших друзей и взмахнул пистолетом в воздухе, о котором Омер уже успел забыть. При виде него парень испуганно вздрогнул. – Эй, ты чего? – засмеялся Ишиклы. – Смотри, сейчас покажу как работает. – Не надо, я верю, – поспешно ответил Каврук, а когда увидел как его уже сомнительный спаситель нажал на курок, зажмурился в ожидании оглушающего звука от выстрела. Но вместо этого Каврук ощутил на своей щеке и шее влагу и, открыв глаза, понял, что это лопались один за другим мыльные пузыри, а Гедиз, словно маленький ребёнок, продолжал их выпускать из казалось бы машины для убийств. – Но... но я видел настоящие пистолеты у полицейских. Твой точь-в-точь такой же, – усиленно моргая, подрагивающим голосом произнёс Каврук. По довольно-таки дёрганной мимике парня Гедиз предположил, что тот давно уже ни с кем нормально не разговаривал и настолько сильно закрылся в себе, что даже не мог спокойно смотреть в глаза собеседнику. – Это качественная подделка, которую мы купили с Акыном по приколу. И да теперь я даю тебе возможность высказаться, что богатым некуда девать деньги, поэтому они маются всякой белибердой. – Будь я не бедным, я бы тоже купил, – Каврук пытался сказать это как можно радостнее, но бедность, словно тяжкое бремя, постоянно угнетала его, а уж его болезнь забирала всякую возможность когда-либо стать богатым и делать все, что вздумается. Вся его жизнь это сплошной переезд из одной клетки в другую. – Нет, не купил бы, – возразил Гедиз, – ты бы как любой другой умный человек за эти деньги купил бы себе семинар для начинающих айтишников. – С чего ты взял, что я умный? Но Гедизу не пришлось отвечать на этот вопрос, потому что Каврук и по его горящим глазам все понял. Наре. Милая, добрая, сострадающая Наре, с которой он два года просидел за одной партой. Каврук ещё никогда не видел, чтобы ребёнок из такой крутой семьи так сильно изматывал себя учёбой. А вроде бы зачем ей это делать? Её блат, доставшийся от звездных родителей, мог бы обеспечить ещё её правнукам сладкую жизнь. Но она всегда старалась добиваться всего сама. Стремилась доказать всем, что она не глупая папина дочка, которой все купили. – Давай обсудим все по дороге. А сейчас закажем такси и поедем к Дуду, – открывая в телефоне приложение для вызова машины, сказал Гедиз. – Но я ведь спросил об Акыне. Гедизу снова не пришлось отвечать на вопрос, потому что Каврук быстро собрал пазл в своей голове и покорно кивнул.

20-ю минутами ранее

Акын вышел из такси и направился вглубь домов. Он совсем не привык к подобной картине. В их районе каждый дом и двор перед ним напоминали собой отдельное произведение искусства, а здесь холодные стены вызывали вместо восхищения отторжение. На каких-то домах уже слезла штукатурка, на других растекались неровные пятна неизвестной природы. Акын хоть и был одет во все чёрное, но чувствовал себя гирляндой в глухом районе из-за сверкающих под лунным светом цепочки и часов. Парень, так и не увидев Дуду на празднике, сразу же придумал план добраться незаметно до неё, переодевшись с Гедизом. И ему понравился образ друга, но он бы предпочёл что-то более строгое. Акын знал, где живет девушка, потому что однажды уже провожал её до дома ночью после неоновой дискотеки в школе. Это было окончание учебного года и в честь него всегда проводилась вечеринка без света. Тот самый день когда ученики могли делать все, что только душа пожелает. Дуду никогда не была заядлой тусовщицей, и помнится пришла она тогда чисто из интереса, но мало кто мог устоять перед чарующей таинственностью того вечера. Она всегда ему нравилась, ещё с того дня как он узнал, что у Наре есть такая классная одноклассница. Целеустремлённая, колкая на язык, страстно жаждущая знаний. Её энергия будоражила спокойствие, присущее Акыну. Зажигала уже давно потухшую кучку никчемного пепла. Но тот вечер был единственным, когда они нормально разговаривали и даже вели себя как друзья. Дуду после него снова стала холодной и неприступной, чтобы Акын потом не предпринимал в ее сторону. Парень постучался в деревянную дверь с потрескавшейся краской. Он чувствовал как волнение росло в нем все сильнее от предстоящей встречи. Он увидел в окне как в прихожей загорелся слабый свет, напоминающий тусклый жёлтый свет от зажженной свечи. В замке с треском повернулись ключи, а затем звякнула дверная цепочка. Акын надел маску Гедиза и приготовился к встрече. Он надеялся, что маскарад её развеселит, но вместо этого Дуду, увидев в дверях человека в маске, иступлено закричала и резко закрыла дверь, скорее задёрнув цепочку. – Дуду, это я, Акын, – поняв свою глупость, воскликнул парень и дернул за ручку. Дверь полностью не открылась из-за вдетой в запорную коробку цепочки. Он почувствовал как девушка с обратной стороны тянула дверь на себя, но он не собирался сдаваться. – Отпусти сейчас же! – завизжала Дуду. – Давай просто поговорим, – не давая девушке окончательно закрыть преграду между ними, попросил Акын. Тетя Айше, услышав крики, вышла из своей комнаты вся потрепанная в старом халате и съехавшими бигуди, сделанными из верёвочек изорванной простыни. У них не было денег на нормальные из магазина. – Что случилось, дочка? – тетя Айше своей пухленькой ручкой схватилась за сердце. Дуду махнула ей рукой, чтобы та уходила, но тете было слишком любопытно, поэтому она осталась стоять на месте и наблюдать за происходящем. – Поговорим, если отпустишь, – настырно продолжая тянуть за ручку, грубо ответила Чандар. – Если отпущу, ты закроешь дверь. Я что тебя не знаю? – Откуда тебе меня знать, а? Знал бы не пришёл бы ночным гостем! Всех соседей сейчас распугаешь. – Мне плевать на соседей. Я к тебе пришёл, – Акын стал нервничать ещё сильнее. – Не кричи на меня! – вдруг послышался недовольный голос Дуду. – Я не кричу на тебя. – Нет кричишь, я все слышала. – Плохо слышала значит. – Ты меня сейчас глухой назвал? – Аллах, дай мне терпения! – очередной раз взмолил Акын. – Ладно, я отпущу, но ты обещаешь не закрывать дверь. Мне и этой щелочки достаточно. – Хорошо. Услышав так быстро положительный ответ, Акын аж потерял дар речи. Он отпустил ручку двери и подошёл ближе к преграде, отделяющий их. – Почему ты не пришла сегодня? С обратной стороны послышался смех. – Ты устроил спектакль из-за этого? С тобой все нормально? – На самом деле нет, – на выдохе произнёс Акын. – Я правда ждал тебя там. Дуду поджала губы. Она скользнула взглядом в сторону тёти Айше. Та ей показывала жестами какую-то несуразицу, поэтому девушка тут же отвернулась. Ее мысли и без того были запутаны. – Мне там нечего делать, – после минуты молчания ответила Дуду. – А тебе нечего делать здесь, поэтому уходи. – Не уйду, пока не ответишь на вопрос, – Акын набрал воздуха в легкие. – Неужели у меня совсем нет шансов? Тетя Айше встала напротив Дуду и разинула рот, девушке же стало неловко от происходящего. – Тебе нравится Гедиз? – внезапно спросил Акын, которому с трудом далось спросить о чувствах девушки к другому, когда она была небезразлична ему. – Боже мой, – Дуду закатила глаза, а тётя Айше своей челюстью готова была подмести пол. – Если он тебе нравится, то я клянусь больше не подойду к тебе. – Это что ж за чувства у тебя такие сильные ко мне, что ты так легко отступаешь? – съязвила брюнетка. – Потому что твои чувства для меня важнее моих, – тихо произнёс Акын, упершись лбом в дверь. Плечи Дуду опустились. Она прислонилась виском к холодной преграде и закрыла глаза. Сердце в груди сжалось от несправедливости по отношению к парню с ее стороны. Тётя Айше же начала питать надежды, что раз за ее девочкой бегает такой богатый парень, то и ее жизнь может наладиться рядом с таким человеком. – Акын, если все, что ты сказал правда, то своим уходом ты сбережешь мои чувства в будущем, – осипшим голосом произнесла Дуду. – Сказка о золушке всего лишь сказка, ты знаешь об этом? Ей никогда не претворится в жизнь. Мы слишком разные, и однажды ты поймёшь это. Только пожалуйста, когда ты поймёшь, то пусть меня не будет рядом. Иначе мне будет больно услышать это от тебя. И с этими словами девушка закрыла дверь и заперла ее на ключ.

20 минут спустя

Гедиз и Каврук ехали в такси молча. Они договорились, что не будут обсуждать при свободных ушах события, касающиеся сегодняшнего вечера. Вместо этого они передавали телефон Ишиклы из рук в руки с написанными вопросами и ответами в заметках. К: Я слышал, как в зале все говорили, что ты сбежал с вечера из-за Дуду. Твои родители очень разозлились. Г: Поверь, я и не такое вытворял. Это они ещё не злились. К: Но почему ты пошёл на это? Г: Акын сказал, что Наре должна танцевать с одним из своих братьев, а он не мог ее оставить одну. С его слов она не очень любила Локи. К тому же тот напился как последний алкаш. Нечего ему было подходить к Наре, да ещё и танцевать с ней. К: Значит Акын доверил тебе сестру? Г: Я бы никогда в жизни не сделал плохого Наре. К: Обман это тоже плохо. Г: Не в этом случае. Я не в угоду себе воспользовался моментом. Это была лишь помощь другу. К: То есть Наре здесь совсем не причём, и ты сделал это только из-за просьбы Акына? Но на этот вопрос Гедиз уже не ответил. Он протер уставшие за сегодняшний день глаза и вздохнул. В ушах все ещё раздавались слова Наре о его безразличии в ее сторону. Как же ему хотелось тогда сказать, что все не так, как она думает, но его порыв прервала её просьба. «Только не говори Гедизу об этом, ладно? Я не хочу, чтобы он знал об этом. Мне будет очень стыдно, если это всплывёт» Он понимал, что что-то произошло прежде чем настало время их танца. И он даже был уверен, что причиной опустошенного состояния дочери стала Вильдан. Гедиз решил, что не может сейчас вот так эгоистично раскрыть ей свою личность, иначе Наре бы почувствовала себя ещё хуже, ещё более незащищенной, глупой, смущенной. Ему легче было принять, что она злиться на него, чем то, что она, поняв, кто слушал ее откровения все это время, начнёт прятаться в себе и испытывать тянущую ко дну неловкость. Его никогда ещё так сильно не заботили чьи-либо чувства, не считая членов своей семьи. Ко всему раньше он относился намного проще, но здесь в Стамбуле люди были другие. Менталитет все-таки призывал их быть воспитанными, честными, думающими друг о друге. Не все, конечно, вписывались в эти рамки. Но он знал, что в эти рамки вписывалась она, и из-за этого ему хотелось ей соответствовать. Любая мысль о поцелуях, близости или присущей мальчишкам его возраста озорства и наглости, казалась неправильной по отношению к ней. Наре была настолько чиста и особенна в его глазах, что ему хотелось думать о ней, оберегать, заботиться и просто быть рядом. Потому что быть рядом с ней уже расценивалось как настоящая удача, которая выпадала далеко не каждому. И дело не в том, что она дочь Посла. Он вспомнил слова Дуду. «Сегодня её заинтересовали твои детские выходки, а завтра ей захочется встречаться с человеком, который бы серьезно относился к учёбе, к жизни, к семье. Ты разгильдяй, а она словно принцесса Англии, которой нужен такой же идеальный принц» Он не был идеальным, но и плохим тоже себя не считал. Однако суть ее слов так резко врезалась ему в память. Наре была слишком хорошей девочкой для него. Чтобы быть достойным её одного статуса в обществе было недостаточно. Но он тоже не мог переступить через себя. Да и откуда Дуду может знать, что подходит Наре? Этой девочке с нескрываемым давлением ото всюду нужна была в жизни легкость, которую бы ей мог дать Гедиз, если бы она позволила. Но после сегодняшнего навряд ли она примет его с распростертыми объятиями, потому что для всех он человек, который наплевал на её день рождения и сбежал к другой. Он знал, кто рассказал всем про Дуду. Конечно же, это была Эльван. Никто кроме неё не мог опуститься до уровня таких гнусных сплетен. Возможно, если бы не ее длинный язык, все бы думали, что Гедиз просто ушёл, но нет. Теперь все в школе будут обсуждать его интрижку с Дуду, а это вообще вышка идиотизма. Он не мог позволить, чтобы о ней из-за него говорили плохо. Бедная, наверно, даже и не знает, как ей все перемывают кости. Гедиз не захотел откровенничать с Кавруком насчёт Наре, потому что они были мало знакомы. Он не любил говорить о таких громких вещах, как чувства, наперёд. Ему нужно было время убедиться в себе и серьезности своих намерений. К тому же Кавруку и так было не сладко после сегодняшнего. На самом деле в голове Гедиза крутилось столько вопросов насчёт отношений этого парня с Наре, как он вообще оказался на ее дне рождении и насколько слова Эльван были правдивы о ВИЧ. Но ничего из этого спрашивать не стал. Увидев идущую им навстречу знакомую фигуру, Гедиз попросил водителя остановиться. Он протянул ему больше лир, чем требовалось и сказал: – Отвезите ещё этого парня домой, ладно? – Я пешком дойду, – воспротивился Каврук, но Гедиз его перебил: – Никаких пешком. Бывай, брат, ещё увидимся. И пожав крепко руку Кавруку, вышел из машины. Акын шёл с опущенной головой, поэтому не увидел подбегающего к нему друга. Он обратил на него внимание, когда они чуть было не врезались на ровном месте. Гедиз взял Байдара за плечи и слегка потряс его. – Только не говори, что все плохо закончилось. – А если скажу, что очень плохо, сойдёт? – абсолютно безэмоционально спросил Акын. – Брат, боюсь тогда расстраивать тебя ещё сильнее, но у нас большие проблемы.