***
Явившись на зов ведьмы, Румпельштильцхен огляделся и понял, что он все еще в лесу. — Прогулялся? — с уродливой гримасой на лице спросила Зелена. Она вертела в руках кинжал и, подняв бровь, смотрела на него. — По своей прялке не соскучился? — Нет, как и по тебе, Зелена, — поджав губы, ответил Румпельштильцхен. Ведьма подняла удивленно брови и повнимательнее его оглядела. — Да ты никак пришел в себя? — изумленно спросила она, уже привыкнув, что Темный, находящийся в ее власти, разума лишился. — Не уж то мне нужно тебя поздравить с обретением здравомыслия?.. Тут она восторженно распахнула глаза и ехидно добавила: — …Или… мне нужно принести тебе соболезнование? Румпельштильцхен отвел взгляд и сжал челюсти. Будь его воля, он бы вырвал глотку этой дряни за одно только далекое напоминание о сыне… — Оуу, сочувствую, — с притворной жалостью протянула Зелена, еще шире улыбнувшись. — Пусть земля твоему бесценному сыночку будет пухом. Мужчина не выдержал и глухо рыкнув, сделал в ее сторону выпад, с намерением ее придушить. — А нет, — сказала она, отшатнувшись и выставив перед собой кинжал. — Не стоит этого делать или ты забыл кто тут главный? Румпельштильцхен оскалился и ехидно сказал: — Но как надолго?.. Все теперь знают кто ты и тебе, рано или поздно, придет конец… — Ну и плевать, у меня уже есть почти все, что мне нужно, — весело сказала Зелена, игриво пожав плечами. — Осталось потерпеть совсем чуть-чуть… Потом ее лицо посерьезнело, и презрительно изогнув губы, она добавила: — Пошли-ка домой, учитель. Я приготовила тебе подарочек, который скрасит тебе ближайшие пару дней. И взмахнув рукой, она перенесла их во двор дома, где она обитала, прямо к ведущим в ненавистный подвал дверям. — Давай, спускайся, — хмуро сказала она и ткнула в его сторону кинжалом. — У меня еще и другие дела есть. Румпельштильцхен стиснул зубы и пошел вниз. Но в самом низу лестницы он так и застыл. Пока его не было, подвал потерпел изменения, а точнее в нем появилась еще одна клетка. Куда более комфортабельная, чем его, но все же клетка. Но не это его поразило. Клетка уже была занята. Женщиной, которая терзала его измученный разум все это время. Эмма Свон. Она лежала на небольшой койке, свернувшись калачиком лицом к нему. Блондинка была без сознания, скорее всего под заклятием сна или еще чем-то подобным. Но… это была Эмма. Даже когда безумие оставило его разум, мысли об это женщине его не оставляли. — Пошевеливайся, — прошипел голос Зелены и он послушно, не способный сопротивляться приказу, сделал еще шаг вперед. Ведьма спустилась следом за ним и как радушная хозяйка сказала: — А вот и мой подарочек. Эмма Свон, твоя новая «соседка», хотя, я думаю, ты и так ее знаешь. На мгновение он замер, испугавшись, что ведьма может знать, насколько близко он знает блондинку, но почти сразу избавился от этой мысли. — Ведите себя хорошо и не волнуй ее слишком сильно, ей… вредно, — с ехидной гримасой сказала Зелена и заперев его в клетке, ушла. Он, если честно, почти внимания на это не обратил, лишь подошел еще ближе и вцепившись в общую стенку из прутьев между их клетками, не отрываясь смотрел на бессознательную женщину, от которой он, с тех пор, как увидел ее, еще не разу не отвел взгляда. Уходя, в этот раз, Зелена забыла выключить единственную лампу в подвале, и он мог частично разглядеть в тусклом свете спящую блондинку. Теперь, когда их разделяла всего пара метров, он мог видеть, что за последние месяцы ее золотистая грива стала длиннее, немного острые черты лица стали нежнее, а под покровительственно, даже во сне, сложенной рукой, был отчетливо виден изгиб округлой утробы. «Это правда, все правда…» Нет, он верил сыну и так, но слышать это и видеть разные вещи. У него вдруг нестерпимо зачесались руки, так сильно было его желание прикоснутся, почувствовать, что хотя бы один его ребенок и впрямь здесь, живой!.. И вновь его мысли вернулись к Бейю, отчего у него на глазах навернулись слезы, которые, как он думал, будут отныне его частым спутником. Румпельштильцхен рвано вздохнул и прислонившись к прутьям головой, прикрыл глаза и беззвучно заплакал, утопая в волнах горя по своему сыну.***
Эмма проснулась от звука чьих-то судорожных вдохов и выдохов. Она медленно открыла глаза и поняла, что находится в каком-то… подвале? Который она могла видеть сквозь металлическую сетку. Странно, но ей показалась, будто она уже где-то этот подвал видела… Еще один рваный вздох отвлек ее от разглядывания ее нового места обитания. Она приподнялась на локте и посмотрела в сторону, откуда доносился звук. Эмма шокировано застыла, когда увидела прислонившегося лбом к решетке между двумя клетками… Румпельштильцхена. Живого. Теперь она поняла, почему подвал был так знаком. Именно его она видела в своем сне. Но мысль об этом быстро промелькнула и исчезла в глубине ее сознания, когда Эмма поняла, что он плакал. Едва слышно, лишь изредка делая рваные вдохи и выдохи. Она не могла толком рассмотреть его лица, во-первых, из-за тусклого света, а во-вторых, из-за частично упавших ему на лицо волос, которые теперь спускались чуть ниже плеч. Он был одет в один из своих дорогих черных костюмов, вот только он был потрепан и в пыли, расстегнутые манжеты шелковой рубашки торчали из рукавов пиджака, а галстука на нем и вовсе не было. Он кажется все еще не заметил, что она пришла в себя, полностью поглощенный своими горестными слезами. Ее сердце против воли сжалось от сочувствия. Колдун выглядел таким… таким сломленным. Эмма вдруг ощутила сильнейший порыв его утешить и сама не заметила, как успела встать. Она тихо подошла к Голду и ненадолго неловко замерла, а потом неуверенно положила руку на его побелевшие пальцы, которыми он изо всех сил сжимал решетку. — Голд?.. — прошептала Эмма, все еще не до конца веря, что это и впрямь он. Ведь она, как и почти весь город, видела, как он исчез вместе с Пэном. Но нет, его пальцы были тверды и очень даже реальны под ее ладонью, а его неровное дыхание опаляло ее лицо. Он застыл, а потом медленно поднял голову и открыл свои почерневшие глаза. — Эмма…