Молодожёны

(Резвлюсь с мушкетёрами дальше. Супруги возвращаются в Париж и обосновываются в её особняке на Королевской площади). «Завтра вечером. Ваш граф де Вард». Четыре слова и заветное имя. Да она целовать была готова эту записку, как влюблённая монашенка. Какая уверенная рука, какой благородный почерк. Не то что эти ужасные каракули негодяя гасконца. И даже мысли о нём не омрачали её нежного растомчивого настроения. Завтра вечером… Шум внизу отвлёк её. — Мадам, — почтительно позвал старый Вильямс. — Что там? — Там этот… ваш… граф. Муж ваш. — Покоя нет от этих мужей, — пропела миледи и выплыла мимо него к лестнице, ведущей вниз. Перед входными дверями развернулась живописная картина: Атос поддерживал за плечи бледного Арамиса, их загораживал собой этот великан в перевязи — а напротив щетинились шпагами гвардейцы во главе с Бернажу. — Что это у вас тут, господа, — дуэль? — благодушно осведомилась хозяйка дома сверху. — Прошу прощения, мадам, — сорвал с головы шляпу галантный капитан. — Дорогая, я дома, — мрачно сообщил Атос и выразительно взглянул на неё. «Ну-ну», — приподняла бровь. — Вижу, — отозвалась. — Сражение с анжуйским проиграно вчистую. Как это вас господин Арамис дотащил. Портос изумлённо уставился на неё. — Никакого сладу, — весело пожаловалась лейтенанту, спускаясь вниз облаком шуршащих юбок и духов, — как вернулся из-под Ла-Рошели — так каждый день по кабакам. А вы были под Ла-Рошелью? — Мадам, эти господа… была схватка, и мы ищем… он точно ваш муж? — насторожённо спросил Бернажу. — Он? — обернулась миледи. Атос и бровью не повёл, мёртвой хваткой вцепившись в приятеля, с которого, кажется, уже капала кровь. На её прекрасные ковры. — Сама себя спрашиваю о том же, — вздохнула, — каждый вечер, вы не поверите. Господин Портос, проводите графа до спальни, он сам вряд ли дойдёт. А вы женаты, сударь? — Но вы же… это же дом леди Винтер! — в отчаянии сказал Бернажу, глядя, как добыча ускользает. — Леди Кларик, баронесса Шеффилд. Это я по второму мужу, покойному. А это мой первый муж. Или теперь уже третий? Наш брак благословил сам его высокопреосвященство. Гвардейцы завздыхали. Лейтенант тоже понял, что ловить нечего. — Желаете пропустить стаканчик? — кивнула сочувственно. — Кабачок за углом. Если, конечно, после графа там что-то осталось. Вильямс выпроводил солдат и распорядился, чтоб затёрли ковры. По дому уже забегали горничные с горячей водой и бинтами. Миледи направилась к себе — дальше наслаждаться запиской и предвкушением завтрашнего вечера. — Сударыня? — полчаса спустя её разнеженные мечтания прервал Атос. Стоял на пороге её розового будуара — такой же мрачный и потрёпанный, только без камзола. — Они ещё не ушли? — Мои друзья останутся тут на ночь. …И, возможно, не на одну. — И речи быть не может. К утру чтоб тут никого не было. Надеюсь, он не умрёт к рассвету. — Арамису немного лучше, спасибо, что побеспокоились, — вошёл, устроился в кресле напротив неё. — Я шёл вас поблагодарить за то, что дали приют, но, кажется, это излишне. Она выпрямилась, подобрала ножки с расшитой подушки: — Завтра вечером у меня свидание. И я рассчитываю, что нас никто не побеспокоит, — с нажимом. — Вот как? Граф Рошфор? Или кто-то ещё из свиты Красного герцога? — Я не собираюсь вас представлять ему, и не надейтесь. — Мне следует ревновать? — Вам следует покинуть этот дом. Или запереться в своих комнатах и не издавать ни звука! — Пока вы будете наставлять мне рога? — Какие ещё рога, — в нетерпении, — граф, я страшна в гневе, д’Артаньян подтвердит, да и вы знаете — я исчадие ада и всё такое. Не вздумайте мешать мне! — Как я могу мешать счастью своей обожаемой жены, — пожал плечами. — Доброй ночи, сударыня, — с насмешливым поклоном он исчез.

* * *

(Но свидание с де Вардом не задалось: опять лилия подвела) Арамис вёл с Портосом страстный диспут об исцеляющих свойствах шамбертена, когда в комнатах хозяйки дома послышался шум. Раздавались крики и грохот падавшей мебели. — Что это? — подобрался Арамис, на правах раненого полулежавший в постели. — Боюсь, это бесславно окончилось свидание моей дражайшей половины, — небрежно ответил Атос. — А что вы скажете о шабли, Портос? — Какое свидание? — Горячее шабли с перцем превосходно выгоняет простуду, — Портос посмотрел на потолок: — Это там шкаф упал? — Свидание с каким-нибудь молодым красавчиком, который непростительно её разочаровал. Говорят, шабли хорош и при лихорадке. Вас не мучает лихорадка, Арамис? Что-то вы раскраснелись. — Атос, вы не думаете, что ей нужна помощь? — Помощь? — переспросил граф. — Внимание, — нервно сказал Арамис, — дружеское участие и поддержка. А не то она перебьёт всю посуду и доберётся до вашего испанского вина. — И выпьет? — встревожился Портос. — Не волнуйтесь, мой тонкий ценитель южных виноградников. Миледи вообще не пьёт. — Никогда? — ужаснулся тот, разливая ещё одну бутылку по бокалам. — Никогда. Боится утратить самообладание. — О, — озарился Арамис, — но это же прекрасная мысль! Надо пойти и предложить ей выпить. — Дерзко, — оценил супруг разбушевавшейся дамы. Этажом выше, судя по грохоту, крушили туалетные столики и швыряли из окна банкетки. — Не уступает по безумию завтраку на бастионе Сен-Жерве. — Так вы пойдёте? — Заменять сбежавшего любовника я не намерен, возвращать его — тем более. А пить я предпочитаю с друзьями, а не с разъярённой тигрицей. Ваше здоровье, дорогой мой аббат. — Фи, Атос. В такой деликатный момент даме необходимо выговориться. Нужен тонкий, понимающий собеседник... А у вас один сарказм. — Неужели вы решитесь? — прищурился. — Укротить вашу тигрицу? — Мою? — Если она не ваша — тем более. — Надеетесь подпоить её и вызнать о делах кардинала? — Чёрт побери, Атос! Я хочу просто успокоить эту женщину! — А лучшее успокоительное — это анжу, — провозгласил Портос. — Как-то раз я проиграл свою перевязь — пятнадцать пистолей! — выпил две-три бутылки — и сразу успокоился. Так что к миледи, друзья мои, пойду я. Те воззрились на его внушительную фигуру, пока он рассовывал бутылки с успокоительным по карманам и за пазуху. Переглянулись. — Ну, с богом! — напутствовал его Арамис. Атос молча отсалютовал бокалом.

***

Переступая через разгромленную мебель, Портос добрался до будуара хозяйки. — Мадам? — деликатно постучал. Приглушённые рыдания были ему ответом. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. Миледи горестно всхлипывала на разорённой постели. Придерживая позвякивающие бутылки, он вошёл, поднял перевёрнутый столик, выставил на него свой ценный груз, отыскал на полу чудом не разбившиеся бокалы, ловко протёр рукавом и разлил в них вино. — Мадам! — торжественно вручил ей один. — Как говорит наш общий знакомый, жизнь представляется в розовом свете, когда смотришь на неё сквозь бокал шамбертена. Выпьем! Заплаканные голубые глаза с подозрением смотрели, как он подтащил к её кровати её кресло и устроился в нём с удобством истинного гедониста. Потом залпом осушил свой бокал, с наслаждением прижмурился: — Южные виноградники Бургундии! Она вздохнула и последовала его примеру. — Нет у нас с вами общих знакомых, — пробормотала. — Я имею в виду Атоса, мадам. А теперь — шабли, настоятельно рекомендую. — Ах Атоса?! — сразу вскипела. — Какой букет! Мы внизу только что обсуждали его прекрасные целительные свойства, — налил ей, — незаменим при простудах и сердечных ранах. Ваше здоровье! — Все мои сердечные раны — от вашего Атоса! — обличительно ткнула пальчиком в могучую грудь собутыльника. И выпила. — Да, мадам, любовь жестока и коварна, — долил ещё ей и себе. — Что вы знаете о коварстве! Отправилась я как-то на охоту с обожаемым супругом в медовый месяц — пришла в себя с верёвкой на шее! — О таком — только под херес, — сочувственно поцокал языком Портос и извлёк заветную бутыль из-за пазухи. Она запротестовала было, но махнула рукой. — Где-то тут был сыр… и виноград, — рассеянно оглянулась, — впрочем, я их кажется выбросила в окно вместе с блюдом. — Пить херес с закуской — только портить, — проникновенно поведал сомелье и отцепил мешавшуюся шпагу. — Он течёт по языку горячим золотом, согревает кровь, радует сердце! Она зачарованно протянула ему свой бокал. — И вот с тех пор — никакой личной жизни, — жаловалась миледи полчаса спустя, раскрасневшаяся и растрёпанная. На сбившийся пеньюар был накинут кафтан Портоса. Сам он закатал рукава рубахи и священнодействовал над бокалами, смешивая, но не взбалтывая причудливую смесь из розового, красного и золотого. — Мужчинам нельзя верить, мадам, — покачал головой. — Ну подумаешь лилия. Ну вот что — лилия? Скажите мне, вы любите цветы? — Я люблю анжу, мадам. А вот это — моё собственное изобретение. Звезда Парижа! — с гордостью подал ей. — Чтобы я вам всё рассказала? — прищурилась шпионка кардинала, принимая искрящийся фужер. — Вы и так мне всё рассказали. Выговориться в хорошей компании с хорошей выпивкой — лучшее средство от душевной тоски. Вот почему Атос такой бледный? Потому что пить-то он пьёт, но молчит! — Молчит? — удивилась любящая супруга. — Как катафалк. А вы разговорились — и вон как зарумянились сразу. Как булочка. — Кто булочка? — потрогала ладонью горящие щёки. — Ну, за мушкетёров! — За Ришелье, — возразила. — За Францию! Звезда Парижа пошла хорошо, даже слишком. — Ох, — сказала миледи и закрыла глаза. — У вас тоже звёздочки? — Брррррр, — потряс головой автор изобретения. — Мне кажется, господа, вам уже достаточно, — сказал от двери голос Атоса. Но открывать глаза ей не хотелось. В комнате слышались шаги, под её щекой оказалась прохладная подушка, тёплый кафтан исчез с плеч, сменившись мягкостью одеяла. — Что-то вы увлеклись, Портос. — Атос! Друг мой! Вы должны попробовать Звезду Парижа! — Да пробовал я, идёмте. Осторожно, косяк… Дверь затворилась, всё стихло. Миледи уже спала.