Море внутри меня

      Гедиз и Нарэ сидят за столом в его кабинете и смотрят на адвоката. Разговор с господином Салихом был очень долгим и тяжелым. Он приехал со всеми необходимыми документами. А потом стал задавать вопросы. Много вопросов. В основном вопросы касались причин, по которым Нарэ решила развестись. Гедиз молчал, позволяя Нарэ говорить. Она отвечала нехотя, разговор давался ей тяжело. Гедиз видел это по ее сцепленным в мертвой хватке пальцам, по тому, как она закусывала губу и хмурила брови. Видел и ничем не мог ей помочь. Но в Нарэ была сила. Эта сила не дала ей умереть после падения со скалы, эта сила поддерживала её, когда она жила столько лет рядом со своим насильником и предателем-отцом. Эта сила сейчас не давала ей расплакаться и пойти на попятную. Гедиз просто был рядом, успокаивающе притрагиваясь к её плечу или разбавляя гнетущую атмосферу нелепой шуткой. В эти моменты Нарэ благодарно улыбалась ему и с новыми силами продолжала отвечать на, казалось бы, бесконечные вопросы Салиха. Наконец, адвокат перестает спрашивать. Он задумчиво перебирает документы. — Не молчи, господин Салих, я сейчас дырку в ковре протру своим ботинком, — просит Гедиз, не в силах терпеть молчание. — Если бы я мог сказать что-то хорошее, то я сказал бы, господин Гедиз, — отзывается мужчина. — Всё очень плохо? — спрашивает Нарэ. — Не очень. Но зато очень сложно. — Салих снимает очки и устало трет глаза. — Вы ведь понимаете, что велика вероятность того, что после развода опеку отдадут господину Санджару? У него есть работа, большой дом и все условия для того, чтобы обеспечить вашей дочери достойную жизнь. У вас же нет ни работы, ни дома, ни каких-либо гарантий того, что ребёнок ни в чём не будет нуждаться. — Но ведь при разводе учитывается мнение ребёнка, так ведь? — с надеждой спрашивает Нарэ. — Мелек захочет жить со мной. Она не станет жить в одном доме с госпожой Халисе. — Увы, если во всем остальном преимущество будет на стороне господина Санджара, то мнение ребёнка не будет решающим, — обреченным тоном произносит адвокат. — Должно же быть решение этой проблемы!       Гедиз вскакивает со стула и начинает расхаживать по кабинету туда-сюда. Он все больше склоняется к идее Дениз по-тихому избавиться от Санджара и разом решить все проблемы. Но в глубине души он понимает, что не сделает этого. Он не варвар, не дикарь. Так поступил бы Санджар. Но не он. Поэтому он напрягает мозги, пытаясь найти хоть какой-то способ выбраться из этой передряги с наименьшими потерями. — Салих, если мы найдем Нарэ работу и хороший дом, а Мелек скажет, что хочет жить с матерью, насколько увеличится возможность того, что опеку отдадут Нарэ? — спрашивает Гедиз, вставая посреди кабинета. — Она повысится. Но не забывай, Гедиз, специфика судебной системы в глубинках, подобной нашей, такова, что при прочих равных условиях опеку отдадут тому родителю, у которого есть куча родственников под боком, готовых присматривать за ребёнком. У Санджара есть младшие брат и сестра, а также мать и невестка. Куча женщин в доме, заботящихся о ребёнке. А госпожа Нарэ одна. Кто будет смотреть за ребёнком, когда она будет на работе? Няня?       Слова Салиха правдивы, но от этого не становится легче. Нарэ понимает, что шанс того, что она получит опеку над Мелек, стремились к нулю. И это сводило с ума. Она крепче сцепляет пальцы, так сильно, что они белеют от напряжения. Гедиз обреченно взъерошивает волосы. Морщинка между бровями становится глубже. В его голове появляется идея, но он уже знает, что и Салих, и Нарэ отметут её. И он всё равно пытается. — А если мы не будем паиньками, которые всегда действуют по закону? — предлагает он, глядя в окно на то, как солнце опускается к горизонту. — Что ты имеешь в виду, Гедиз? — с подозрением в голосе спрашивает Салих. — На каждого судью найдется свой судья, не так ли, Салих? — Гедиз позволяет себе крошечную улыбку. — Никто из нас не безгрешен. Особенно грешны люди закона, которые взвалили на себя такую тяжелую ношу, как вынесение приговоров другим людям. Неужели мы не найдем по маленькому, но очень грязному секретику каждого из судей, адвокатов, прокуроров? Меня хоть и давно здесь не было, но в Стамбуле я обзавелся кое-какими связями. Да и здесь еще не забыли, кто такой Гедиз Ишиклы. — Гедиз поворачивается к Нарэ, с изумлением разглядывающей его. — Мы сможем похоронить все попытки Санджара забрать у тебя Мелек еще на самом корню. Вырвать эту заразу до того, как она прорастет и даст плоды. Что скажешь, господин Салих?       Салих тяжело вздыхает. Он столько раз проходил через это. Отчаянные попытки людей, загнанных в угол, найти выход из ловушки. Иногда получалось. Иногда удача улыбалась этим потерявшим надежду людям, и история заканчивалась счастливым концом. Салих хоть и был адвокатом, но в своей работе придерживался собственной линии поведения. Если он был уверен в том, что его клиенты находятся на верной стороне, он помогал им. Даже если эта помощь потом могла привести к катастрофическим последствиям. И сейчас он сделал бы то же самое. Потому что он верил в то, что опеку над ребёнком должна получить Нарэ. Не столько из-за самой Нарэ, сколько из-за веры Гедиза в неё. Салих давно знал Гедиза. Он вёл многие дела их с Санджаром фирмы, помогал Гедизу и с делами, не связанными с портом. За эти годы он узнал Гедиза как одного из самых порядочных людей, с которыми ему приходилось работать. Только из-за хороших отношений с Гедизом он терпел порой хамское, грубое поведение Санджара, к которому Гедиз относился со странной привязанностью. Салих надевает очки. — Думаю, это сработает, господин Гедиз, — начинает он, — Остается только… — Нет!       Одно-единственное слово, сказанное Нарэ, мгновенно меняет атмосферу, царящую в комнате. Улыбка исчезает с лица Гедиза, словно художник передумал и стёр её с холста. Нарэ встает со стула. Её лицо мрачное, спина неестественно прямая. — Почему нет, Нарэ? — спрашивает Гедиз. — Если Салих поможет нам, то мы сможем надавить на судью и заставить его передать опеку над Мелек тебе. Ты ведь хочешь этого? — Хочу, — подтверждает Нарэ. — Но не такой ценой. — Какой ценой? — удивляется мужчина. — Ценой твоей совести, Гедиз! — восклицает Нарэ, всплескивая руками. — Как ты сможешь спокойно спать, если будешь знать, что тебе пришлось искать такие грязные способы для победы? Как я смогу спать, зная, что ты переступил через себя ради того, чтобы склонить суд на мою сторону? Нет. Ни за что. Нельзя. — Не так уж высока цена. Моя совесть за вашу с Мелек свободу. Думаю, результат того стоит.       Нарэ смотрит на Гедиза и словно впервые по-настоящему видит его. Его глаза наполнены такой искренностью, что ей становится сложно смотреть в них. Он действительно готов совершить все эти страшные поступки ради того, чтобы её не разлучали с Мелек. Ради того, чтобы они с дочкой стали свободны. «Пускай только не попробуют принять вас. Я камня на камне не оставлю».       В голове всплывают слова Гедиза, которые он сказал ей, когда она спустилась с той злосчастной скалы. Еще тогда он пообещал ей, что эта земля станет для неё и Мелек новой родиной. А что сделала Нарэ? Снова наступила на те же самые грабли. Добровольно вошла в золотую клетку, заведя с собой в этот раз еще и свою дочь. И теперь так много людей пытаются спасти их. Разве она заслуживает этого? Разве законы жизни не таковы, что совершив ту же самую ошибку дважды, ты остаешься до конца жизни наедине с последствиями этой ошибки? Разве справедливость госпожи Судьбы работает не так? Почему же она в этот раз отправила ей помощь? Несмотря на все ужасные, подлые, мерзкие слова, что она позволяла себе в его адрес каждый раз, когда он пытался помочь ей, он все равно не отвернулся. Не оставил одну в этом кошмаре. Не бросил пташку на растерзание злобному стервятнику.       Гедиз смотрит на неё слишком пристально. Его взгляд открыт и честен. И это становится для Нарэ невыносимым. Чистота души этого мужчины давила на неё слишком сильно. Грязное затхлое болотце внутри вскипает от этого взгляда. Слишком много в ней яда, который так старательно в неё вливал Санджар. Отрава в воде кипит от той силы, что исходила от Гедиза. Это больно. Как и любое исцеление — это больно. Нарэ отвыкла от такой боли. Боль, с которой она жила эти долгие годы, уже стала родной. Это была боль от бесконечных ударов, которые так щедро отсыпала ей жизнь. А это была боль от того, как самое темное, самое страшное и грязное, что было в ней, встречалось с самым светлым, чистым и добрым, что она когда-либо видела и чувствовала. — Твоя совесть на нашу свободу? Больше похоже на сделку с дьяволом, чем на равноценный обмен, — произносит девушка.       Нарэ тяжело выдыхает и выбегает из комнаты. Она не сможет ни секунды больше простоять рядом с Гедизом. Таким открытым, честным, искренним. Добровольно приносящим эту огромную жертву, которую она не заслуживает. Она быстро поднимается по лестнице в их с Мелек комнату. Она хочет убежать. Спрятаться. Она не привыкла к этому. Она давно забыла, что такое доброта и участие. Она столько лет не принимала этих чувств от других людей. Только предательства, боль и наказания. Нарэ заходит в комнату, желая запереться в ванной и выплакаться, но в комнате она находит Айсу, Мелек и Дениз, сидящих на кровати и весело смеющихся. Длинные черные волосы Дениз были распущены, а девочки с обеих сторон пытались заплести их в косы. Что Айсу, что Мелек сосредоточенно, с серьезными выражениями на лицах, переплетали между собой пряди, стараясь привести их в похожий на косу вид. — Ох, я сдаюсь, — Мелек оставляет волосы Дениз в покое и обиженно складывает руки на груди, — И как только у мамы получаются такие красивые косички? — Просто мама не сдавалась после первой неудачной попытки, — говорит Нарэ, удивляя всех троих своим появлением. — Мама!       Мелек спрыгивает с кровати и обнимает мать. Нарэ крепко прижимает её к себе и целует в лоб. — Вы с Гедизом очень долго разговаривали с этим дядей-адвокатом. Все хорошо? — спрашивает Мелек. — Пока всё не очень хорошо, — честно признается Нарэ, но тут же исправляется, увидев расстроенный взгляд дочери, — Но все обязательно будет хорошо, мой цветочек.       Мелек долго рассматривает лицо матери и, наконец, кивает. Она берет мать за руку и ведет к кровати, на которой так и сидели Дениз с Айсу. — Мы с Айсу пытались заплести косу Дениз, но у нас ничего не получилось, — жалуется девочка, залезая на кровать и показывая на спутанные пряди Дениз, которые должны были стать красивой косой. — Ничего страшного. Я вот до сих пор красивые косы плести не умею. Только самую обычную из трех прядей, — успокаивает её Дениз, — И мама моя тоже не очень хорошо косы плетет. Каждая мама хороша в чём-то своём. — А что же я буду делать, когда у меня самой будет дочка? Разве я не буду плести ей косы? — огорченно спрашивает Мелек. — А может Нарэ нам покажет, как плести косы? Дениз, ты же дашь Нарэ заплести себе косу, чтобы мы посмотрели? — просит Айсу девушку, невинно хлопая ресницами. — Конечно же дам. Только вы смотрите внимательно, чтобы в следующий раз меня заплетали уже вы, а не Нарэ, хорошо? — шутливо грозит им пальцем девушка.       Девочки радостно кивают. Мелек передает матери расческу и кучу резинок. Нарэ садится на кровать позади Дениз. — Если что, мама иногда может сильно потянуть за волосы. А еще у неё всегда пальцы холодные, — предупреждает Дениз Мелек. — Спасибо за предупреждение, госпожа Мелек, — улыбается Дениз, — В следующий раз попросим твою маму заплетать меня в варежках, а то я холода боюсь.       Комната наполняется смехом. Нарэ немного расслабляется. Она берет в руку расческу и резинки и начинает плести косу. Она терпеливо объясняет, на сколько прядей поделить волосы, как их между собой перекрестить, как сделать так, чтобы рисунок косы был красивым и симметричным, а пряди не расходились, портя прическу. Дениз послушно крутит головой вправо-влево, позволяя девочкам как следует рассмотреть результаты работы Нарэ. В конце концов, ответив на сотню-другую вопросов, которыми её забросали девочки, она закрепляет косу резинкой под аплодисменты детей. — Ну, вот и все, — сообщает она детям. — Красиво, — с унисон тянут они, глядя на получившийся результат. — Сделаете в следующий раз такую же? — с улыбкой поворачивается к ним Дениз. — Мы попробуем, — отвечает Айсу и тут же предупредительно поднимает палец, — Но ничего не обещаем! Чтобы никаких обид потом! — Ах ты маленькая, хитрая лисичка, — смеется Дениз и тянется к её щеке, чтобы ущипнуть.       Айсу с радостным смехом спрыгивает с кровати, уворачиваясь от рук Дениз. — Мелек, побежали к маме, она уже должна была доделать долму. Надо поесть, пока папа не пришёл и не съел все сам, — Айсу открывает дверь и зовет к себе Мелек.       Мелек целует мать в щёку и бежит к подружке. Они обе выходят из комнаты. Несколько секунд слышится топот ног по лестнице, а после — лишь приглушенные голоса обоих на первом этаже. Дениз с Нарэ остаются одни. Нарэ неловко. Дениз встает с кровати и подходит к зеркалу. Она крутит головой туда-сюда, рассматривая результат работы Нарэ. Коса получилась действительно красивой. Объемная, со сложным плетением. — У меня отродясь таких красивых кос не было, Нарэ, — говорит она, поворачиваясь к девушке, — Мелек повезло с тобой. Не каждая мама умеет так красиво заплетать волосы. — Лучше бы Мелек повезло с матерью, умеющей делать выводы из прошлых ошибок. Или же матерью, умеющей выбирать нормальных мужчин, — неожиданно мрачно отвечает Нарэ.       Дениз медленно подходит к кровати и садится рядом с Нарэ. Та все еще сжимает расческу в руке. Дениз жаль эту женщину. Да, она не понимала её мотивов, не одобряла её действий, даже пыталась ненавидеть её за всю боль, что она причинила Гедизу. Но только пыталась. И у неё не получалось. Она не могла ненавидеть женщину, которая столько страдала. Ведь и она страдала от любви. Как и Гедиз. Просто любовь Гедиза была безответной. А любовь Нарэ была взаимной. Но любовь Гедиза к Нарэ отличалась от любви Нарэ и Санджара тем, что была здоровой. Любовь Гедиза не была взращена на ревности или поисках чувства, позволившему заполнить пустоту внутри. Любовь Нарэ к Санджару была именно такой. Любовью к этому мужчине она заполняла ту дыру, которую в ней оставляло безразличие отца. Дениз мало что знала об отце Нарэ, только то, что рассказал ей Гедиз. Она не знала, каково это — быть дочерью, выросшей без отцовской любви при живом отце. Дениз знала только, каково это — быть самой большой драгоценностью для отца. Она знала огрубевшие от бесконечной работы, но вместе с тем безумно мягкие руки отца, гладящие по волосам. Она знала теплый голос, рассказывающий сказки на ночь. Она знала безграничную любовь, что плескалась в глазах отца, когда он смотрел на неё или Эбру. Она знала силу отцовской любви. Жертвенность отцовской любви. Важность отцовской любви. И поэтому в ней никогда не было этой пустоты, которую можно было бы заткнуть другим мужчиной. Место самого главного мужчины в её жизни было занято навсегда.       У Нарэ это место пустовало. В её сердце не осталось воспоминаний об отцовских объятьях, улыбках и смехе. Только об отцовском безразличии, пренебрежении и страшном предательстве. Поэтому Санджар так легко пробрался в её израненное, покрытое трещинами сердце. Он просочился в её раны под видом целительного лекарства, которое на самом деле оказалось ядом, медленно отравляющим её изнутри. Все, что Нарэ не смогла найти в отце, она искала в Санджаре. Любовь, защиту, ощущение нужности. И всё, что давал ей Санджар, она подстраивала под эти понятия, даже если это казалось невозможным. Ревнует до одури? Так ведь боится потерять. Ругается из-за неподобающей одежды? Хочет защитить от жестокости других людей. Контролирует каждый твой шаг? Пытается не дать тебе совершить новые ошибки. Нарэ находила оправдание каждому недостатку Санджара. Это позволяло её хрупкому выдуманному розовому мирку не разрушиться. Но невозможно вечно сдерживать шторм, норовящий всё снести на своём пути. Вот и Нарэ не смогла сдержать это. Ураган накрыл её, завертел в своих ледяных ветрах, содрал с её глаз розовые очки, оцарапал везде битым стеклом и выплюнул как ненужный мусор. Измученную, истощенную и слабую.       Такую Нарэ нельзя было ненавидеть. Дениз понимала, почему Гедиз продолжал сражаться за Нарэ даже тогда, когда она сама опускала руки. Слишком сильным было в нём чувство справедливости. Дениз понимает, что Гедиз поступал бы точно так же, даже если не любил бы Нарэ. Его совесть не позволила бы ему спокойно наблюдать за тем, как стая гиен терзала беззащитных женщину и ребёнка. Поэтому Дениз аккуратно накрывает руку Нарэ, сжимавшую расческу, и осторожно разжимает одеревеневшие пальцы. — Мелек повезло с матерью, которая готова была поступиться своими гордостью и счастьем ради того, чтобы она росла в полной семье. Чтобы её дочь не знала безотцовщины. Мелек повезло с матерью намного больше, чем повезло с отцом, — Дениз позволяет себе небольшую ухмылку. — Будем честны, Нарэ. С отцом Мелек совсем не повезло.       Раньше Нарэ возразила бы. Сказала бы, что их с Санджаром отношения никак не сказываются на любви Санджара к дочери. Но сейчас она молчит. Потому что в голове так вовремя всплывает воспоминание о том, что Санджар принял Мелек только после того, как ДНК-тест подтвердил его отцовство. Возможно, она преувеличивала отцовство Санджара. — Хотя матери Мелек с отцом не повезло еще больше, не так ли, Нарэ? — продолжает Дениз. — Поэтому тебе и казалось, что Санджар — не самый худший вариант. Ведь есть отцы еще ужаснее. Так ведь? — К чему ты клонишь? — спрашивает Нарэ, хмуря брови. — К тому, что все мы родом из детства, Нарэ. И все мы так или иначе сломаны нашими родителями. У кого-то был деспотичный отец, растивший детей по своим идеалам и не прощающий никаких отступлений от образа совершенного ребёнка, — Дениз вспоминает рассказы Гедиза о его отце. — У кого-то мать без зазрения совести на глазах у дочери изменяла своему мужу с другим мужчиной, разрушая веру ребёнка в святость семьи и семейных уз, — девушка грустно усмехается, вспоминая свою мать, — У кого-то отец ценил своё положение в обществе и деньги больше, чем честь и счастье родной дочери. А у Мелек отец стал причиной того, что её мама теперь настолько разбита, что уже и сама не знает, сможет ли снова собрать себя воедино. Какой из этих родителей хуже, Нарэ? Кто из них причинил больше всего боли своим детям? — Дениз сжимает руку шокированной Нарэ, уперевшей невидящий взгляд в стену напротив. — Каждый из них ранил нас по-разному. Но боль одинакова у всех. И мы все несем эту боль в себе. Или же делим её с дорогими нам людьми. А иногда эта боль так прорастает в нас, что мы, сами того не понимая, позволяем ей прорасти в наших любимых людях. Друзьях, родителях, возлюбленных, детях. Подумай об этом Нарэ. Пожалуйста. Гедиз не скажет тебе этого. Потому что он другой. Он сильный. Он не позволил боли от отцовской жестокости прорасти в себе и причинить вред другим. Но я скажу. Потому что я знаю, как действует этот яд. Не так много, как знаешь об этом ты. Но достаточно, чтобы понять тебя. Не позволяй этому испортить жизнь твоей дочери.       Дениз оставляет Нарэ в комнате. Она не понимает, зачем она это сказала ей. Дениз лишь знала, что Нарэ должна была понять всю неправильность той любви, что она испытывала к Санджару. Она должна была понять, что этой «любовью» она пыталась заполнить пустоту внутри себя, которую не смог заполнить её отец. Только тогда она сможет понять ценность истинной любви.       «И может статься так, что она посмотрит на Гедиза другими глазами. И поймет, какой должна быть настоящая любовь. А тебе останется лишь наблюдать за всем этим со стороны», — шепчет в голове ядовитый голос.       «Ну и пусть. Счастья Гедиза будет достаточно», — уверяет себя Дениз.       Нарэ остается сидеть на кровати, переваривая слова Дениз. Её мир в сотый раз за эти несколько дней несется в пропасть и разбивается на куски на самом её дне. Она откидывается на подушки и закрывает глаза. В голове снова звучат слова Дениз. В висках начинает пульсировать тупая боль.